Разумеется, в предыдущей главе описан довольно редкий случай, когда получается поставить правильный диагноз вот так, почти не глядя. Чаще всё же пациентов смотрят, щупают и допрашивают. Однако вылезают на белый свет моменты, когда даже самая рядовая патология остаётся нераспознанной. Вроде бы и больной адекватно жалобы как по учебнику докладает, и анамнез однозначен, и даже симптомы патогномоничны (то есть характерны лишь для этого заболевания), а разобраться сложно. Вы пациента хоть с ног до головы обсмотрите и ощупайте, а диагноз всё одно затуманен. И приглашение лучшего специалиста клиники, по опыту, ситуацию вряд ли изменит. И даже крайняя мера — поспешно собранный консилиум — не даст вам ни малейшего шанса прийти к общему знаменателю.

Один раз привезли в приёмный покой молодую девушку. Девушка оказалась красива, стройна, фигуриста. На радующем глаз фоне скромным дополнением обнаруживались её молочные железы: седьмой, ещё не висящий, размер. Несмотря на то, что идеальной считается грудь, как у Венеры Милосской (должна помещаться в мужскую ладонь), большие железы всё ещё вызывают тот рефлекторный трепет и повышенное слюноотделение, кои можно наблюдать, когда подобная женщина оказывается вблизи мужчин. Наша же пациентка сидела в смотровой одна, и даже пришедший оформить историю болезни медбрат сделал это настолько быстро, что толком саму девчушку и не видел.

— Вызывай хирургов, — попросил он медрегистратора Иру, положив документы на стол. — Аппендицит под вопросом.

Ирка Крупская, наша бессменная дочь вождя, набрала номер хирургии и вызвала врача. Дежурный эксулап, Александр Константинович Макарена, положил трубку и затянулся мыслью. По говорящему ящику транслировали футбол, и почти все доктора отделения следили за тем, как наши не умеют играть. Среди врачебного состава числился и флеболог Денис Денисович, и второй дежурант Васильич, и пара хирургов, не успевших уйти до начала матча, и даже интерн из Акамедии. Всего шесть штук, если мерять по-военному.

— Мужики, — обратился Макарена к болельщикам. — Аппендикс под вопросом привезли.

— Ну, Константиныч, ты же ответственный. Тебе и смотреть, — даже не повернувшись к собеседнику, высказал свою точку зрения не успевший уйти дневной врач.

— Да? Только позвонили с приёмника в три пятьдесят пять. А моя смена начинается в четыре.

— Ну, раз на распутье выпало, то предлагаю пойти оравой, чтоб никому не было обидно, — вмешался второй хирург, тоже дежуривший до четырёх часов.

— Полно спорить, граждане, — вмешался флеболог Егор Егорович. — Давайте тупо кинем жребий. Точнее, два жребия.

Написали бумажки, размешали в тарелке. Когда Евгений Евгеньевич открыл свою бумажку, он резко произнёс:

— Ну, ладно, уговорили: все так все. Выключайте телевизор.

Консилиум двинулся к приёмнику. Поскольку хирургия не только на последнем этаже, но ещё и в другом крыле относительно приёмника, спускались эскулапы на нашем многострадальном лифте, рассчитанном, как вы помните, на двух, желательно близких друг другу людей. Однако хирурги не планировали затягивать процесс осмотра и вместо трёх ходок (какая растрата энергии и подвижного имущества больницы) решили обойтись одной. Рассудили логически: вниз лифт застрять не может — закон всемирного тяготения. Тот момент, что вниз, ровно как и вверх, кабина движется благодаря электрике, механизмам и противовесу, хирургами рассмотрен не был. Описать вам точно, в подробностях, процесс утрамбовывания последователей Н. И. Пирогова автор, к сожалению, не в силах. Свидетелей или иных очевидцев картины «Шестеро в лодке, не хватает только собаки» мне разыскать не удалось. Все впечатления могу передать лишь изнутри, поскольку позже хирурги всё же поделились полученными эмоциями. Оказалось, что на ногах в лифте стояли только трое. Четверо дышали синхронно: то бишь когда одни вдыхали, другие выдыхали. Ну а худенький интерн и молодой ординатор вообще открыли для себя так долго анонсируемое на кафедрах биохимии и микробиологии анаэробное дыхание. Хотя не исключён вариант, что дышали они тайно, через какое-нибудь необычное (для дыхания) отверстие.

И всё бы ничего, и, может быть, пять лестничных пролётов для шести врачей сгинули бы оперативно, но как назло случилось ожидаемое. Между первым и вторым этажом что-то где-то крякнуло, и лифт, везущий «мяса воз», грубо и бесповоротно встал. Эскулапы, занятые мыслями о скорейшем выходе из тесного лифта, ощутили беду лишь после того, как двери не открылись. «Да ладно!» — выдохнул ехавший у самой стенки флеболог. За всю поездку он позволил себе второй выдох. «Застряли».

Теперь уже зашевелились все. Правда, если движение глаз можно засчитать за шевеления. Что делать? Как выбираться?

Здесь хочется выполнить отступление. Ясно-понятно, что из застрявшего лифта всегда хочется выбраться. Почти. Есть буквально один вариант, когда вы будете молить небеса подержать вас в районе час-полтора. И вариант этот идеален, отчего маловстречаем в натуральной природе. Итак, просторный лифт. Отель не меньше четырёх звёзд. Без камер. Внутри двое. Вы и девушка. Ваша спутница молода, красива и после праздника, то есть в подвыпившем состоянии. К вам, кстати, тоже требования соответствующие. Ведь если вы давно на пенсии (и я не имею в виду раннюю военную пенсию), то вряд ли у вас что-то добровольно получится. Хотя и здесь есть два пути: либо вы — насильник, либо она — геронтофилка. Правда, оное уже не смешно. А повесть юмористическая. И вот, если все условия совпали, и у вас всё получилось точно, как в кино, помните, что первый же позыв в туалет изменит картину до неузнаваемости. И вы начнёте звонить, стучать и даже грызть кабину лифта до опупения, лишь бы не изгадить столь удачно начавшийся роман.

Хирургам повезло меньше. Сильно меньше. Все одного пола. Трезвые. Лифт метр на метр. И Александр Константинович, вошедший последним. Стоявший к выходу спиной, он не оставлял ни единой надежды на попытку хоть как-то разжать двери. Приглаженный к панельной кнопке интерн лишал возможности и вызвать помощь. Становилось понятно, что рокироваться с ним не удастся. Это всё равно, что играть в пятнашки, имея двадцать квадратиков. Ну, вы же знаете старую настольную игру, где шестнадцать квадратов заняты пятнадцатью фишками, которые надо расположить по порядку. Вот одно свободное поле и создаёт простор для манёвров. А если фишек двадцать? Так и хирурги, ох, как я им не завидую!

Однако ловкость пальцев у данных господ на высоте, и вот уже кто-то достал мобильный телефон, и теперь все в регистратуре ржут.

Не верят, но ржут. Подойдя к лифту и осознав, что не розыгрыш, медики из приёмного отделения чуть ли не падают. Однако минут через семь вызвана-таки аварийная служба. Те тоже не верят, но вызов принимают. Хирурги счастливы: скоро наступит свобода. Разумеется, по классике жанра достали эскулапов, лишь когда они захотели в туалет, то бишь через два с половиной часа. Даже боюсь предположить, чем они могли там заниматься. Ошалелые (видели бы вы их глаза), они поблагодарили лифтёров (нет, видели бы вы их глаза) и в шоке умчались на отделение. Часть в туалет, часть покурить, хоть с утра в курильщиках ни один из них не числился, а часть тупо на диван, отойти от близости. Наши в ящике давно и бесповоротно проиграли, и теперь их выход в следующий круг, как обычно, зависел от двух других встреч соперников по группе. В приёмнике над докторами продолжают ржать, но девушка, замаячившая у регистратуры, напомнила, что на этом свете есть место и грустным событиям. Дочь вождя вновь набрала хирургию.

— У нас как бы пациентка, — напомнила она.

— Да щас! — вскрикнули на том конце провода, и стало понятно что: а) хирурги не отошли и б) русский «щас» действительно равен шестидесяти минутам.

В это время в регистратуру вошёл медбрат Денис. В руках он держал плёнку ЭКГ.

— Молодец, что снял кардиограмму, — похвалила его Ирка. — Больная хоть видит, что ей занимаются, а то эти хирурги, я чувствую, ещё не скоро придут. С тобой всё в порядке?

Денис стоял у стола совершенно с потерянным видом. Складывалось ощущение, что его чем-то ослепили. Чем-то большим и очень ценным.

— Эй, с тобой всё в порядке? — повторилась медрегистратор.

— Какая-то некачественная ЭКГ, — отрешённо заключил медбрат. — Пойду повторно сниму.

Точно робот, Дениска развернулся на сто восемьдесят градусов и механически зашагал к смотровой. Ирка, почуяв подвох, решила лично посмотреть, чем же так поразился вверенный ей медбрат. Достигнув смотровой, теперь и она увидела во всей красе раздетую пациентку, на которую дрожащими ручками накладывались электроды аппарата ЭКГ.

Девушка сияла. Большие глаза, правильные черты лица и даже шикарные волосы затмевал тот самый размер, что вызывает рефлекторное слюноотделение. Ну и, конечно, мулатная кожа оказалась тем последним штрихом, довершившим столь идеальный образ. «Взглянуть бы на тебя лет в двадцать пять или после родов», — подумала Ирка и тут же осознала, как она сможет быстро вызвать эскулапов.

Дословный телефонный разговор её с хирургией автор передать не может, но вот несколько ключевых слов он запомнил. Восемнадцать, мулатка и седьмой — именно те три кита, на которых, как оказывается, базируется быстрый вызов любого специалиста (если он мужчина, конечно).

Хирурги бежали табуном. Все шесть человек, сквозь все пять этажей (через первый этаж не пробежишь — бетон). Лифт стоял глубоко в стороне и, кажется, даже скучал по весёлой компании медработников. Последние, примчавшись в приёмный покой, долго и упорно обследовали пациентку, щупали её и даже взяли на душу грешок, воспользовавшись главной штуковиной терапевтов — фонендоскопом. После осмотра дружно убежали обратно. Последним прощался Александр Константинович. Он не спеша подплыл к регистратуре и заключил:

— Кладите девушку на хирургию.

— А аппендицит-то есть? — поинтересовалась любопытная Ирка.

Александр Константинович задумался.

— Да хрен его знает, — пожал он плечами и тихо стал подниматься на отделение.

В одиночестве.

Без техники.

Наслаждаясь ступеньками и перилами.