В Международном Военном Праве есть такое понятие как «non combatant». Любой высокоразвитый интеллигентный человек знает, что в дословном переводе с импортного заморского языка это значит: «не воюющая сторона». К этой самой стороне, по этому самому праву, относятся большое количество людей: женщины, дети, инвалиды, те кому за, и прочие. В том числе в данную когорту зачислены и военные медики. Им не только оружие не дают, но ещё и воевать запрещают. И очень правильно, поскольку главный принцип медицины — «Не навреди»! Убивать людей — это архиплохо, не говоря уже, что и грешно крайне.

Кроме того. Военное право, относя медиков к нонкомбатантам, между строк чётко прописывает, что с данной группой товарищей нельзя вообще никак воевать: ни словесно, ни морально. Никак.

Нашим же военным начальникам Международное Право — не указ. Они хотят, чтобы медик служил и воевал. Воевал, кидал гранаты, нырял под танки, пускал торпеды и владел рукопашным боем. А ещё, чтобы сдавал периодически всякие морские зачёты и постоянно, каждую свободную и несвободную минуту, строился. А если не будет строиться, то его можно и пнуть чем-нибудь тяжёлым.

Но, поскольку выпускники академии целых семь лет грызли гранит медицины и учились лечить людей, то и на море планировали заниматься исключительно специальностью. А люди с большими звёздами и круглыми животами видели товарищей в белых халатах не около ложа больного, а наоборот с противогазом и автоматом наперевес, ползающих по окопам и погружающихся в трёхболтовом водолазном снаряжении на дно холодного северного моря.

Однако, к большому сожалению военных, Лёлик наш, с нового формирования, все их солдафонские попытки пресёк на корню. Он им дал понять, что настоящий солдат из него никогда не получится.

Дело в том, что командир ему достался нормальный (такое тоже бывает), и Лёлик служил по своему светскому расписанию. Нет, работу-то, касающуюся его, он делал: проводил освидетельствование, осуществлял профилактику, госпитализировал больных и всё такое. Просто, времени данные процедуры занимали немного, и большую часть дня Лёлик трудоголил дома, на электронно-вычислительной машине, которую в наши дни может себе позволить любой интеллигентный человек. Именно на этой машине и составлял товарищ мой научные статьи, проводя по необъёмному количеству психиатрических тестов статистику, к которой у меня небольшое отвращение имеется. Двумя словами: двигал научно-технический прогресс.

Так и служил Лёлик, чувствуя свою принадлежность к белым воротничкам флота — докторам. Ходил по заснеженным улицам с гордоподнятым видом. Вышестоящему же начальству с дивизии одной этой принадлежности показалось мало, и они решили прикомандировать моего товарища в учебный батальон к молодому пополнению. И прикомандировали.

Стал ходить туда юный психиатр регулярно. И работал до вечера, хотя «работал» — это я громко сказал. Он там просто тупо служил, в смысле сидел до конца смены, поскольку его полезность в этом батальоне оказалась если не нулевая, то точно такая же, как от покойника, которому дали важное поручение. Делать в батальоне было нечего. Совершенно нечего.

Но, как выяснилось, начальникам и этого показалось недостаточно, и они продлили Лёлику рабочий день круглосуточно. Еженедельно. Без права на выходной или нормированный трудовой день. Обычная процедура угнетения без какой-либо претензии на оригинальность. Такого издевательства над личностью тонкая психика юного доктора не выдержала.

Избегая острых депрессивных состояний у себя, но, помня о таковых в целом, он, покопавшись в собственном уме, обнаружил грубое извращение санитарных норм в казарме. Может, случайно обнаружил, а может, и нет — теперь уже служившие в то время на Севере люди вспомнить не могут. Единственное, что известно — это сам факт обнаружения. А Вы представляете, что влечёт за собой грубое нарушение санитарных норм? Это страшное дело, если наверху об этом узнают. Просто у нас самыми различными способами данной информации не дают дойти до того верху, где она может сыграть мало-мальски значимую роковую роль.

Обнаружить нарушение норм легко. По силам каждому здравомыслящему человеку, умеющему читать. Надо только открыть нужную книгу. В этой книге Вы увидите, что на море, да и в пехоте тоже, по Царским Санитарным Указам положено на каждого матроса 12 кв. м жилой площади казарменного помещения. Но Министерство Охраны экономит на всём (а не только на квартирах для офицеров), поэтому в батальоне, куда прикомандировали Лёлика, таких метров оказалось всего шесть. Кроме того, одновременно обнаружилась повышенная заболеваемость, выражавшаяся в госпитализации более трёх десятков матросов в инфекционное отделение, что от общего числа личного состава была как раз половина. Не то, чтобы Лёлик кого-то заражал или вирусы так сговорились, но заболеваемость чётко совпала с попытками начальства сгноить юного начмеда.

И вот Алексей, обеспокоенный в первую очередь общим здоровьем призывников, а во вторую — собственной центральной нервной системой, написал маляву (она же рапорт) в дивизию по данному жилищному безобразию.

Как по заказу, все сразу оживились. Психиатра тут же захотел увидеть начальник штаба, некий Ли-Идина. Но, совсем не для того, чтобы выразить благодарность за хорошую грамотную службу и дать похвальную грамоту. Вовсе нет. Он стал, почему-то, ругать Лёлика, словно отчим ругает нелюбимого пасынка. Зачем, мол, писать о недостатках и физических упущениях. Мы об этом и так знаем, а в эскадре своих проблем хватает, и такая информация им ни к чему. И стал намекать моему товарищу, что не всё так гладко с ним может быть. Но, Лёлик же у нас толковый психиатр, и на испуг его не возьмёшь. Головкой он начштабу молча помахал и не спеша удалился в направлении дома.

В личных пенатах молодой начмед составил другой письменный акт: о том, что жизнь матросов-первогодок никого не интересует. «В то время как вновь прибывшее пополнение загибается от инфекционных болезней, начальство дивизии утешается только личными потребностями» — такой замысловатой фразой заканчивался его рапорт.

Кроме того, он не пожалел собственной краски на принтере и сделал копию на флот. Правда, на следующий день Лёлик собирался сначала идти в эскадру. Но, не дошёл…

Прошу Вас сразу не волноваться: снайпер «возмутителя» не замочил и кирпич ему на голову не упал. Вечером нарушителю командного спокойствия позвонили и сказали, что он снова служит у себя на НФ, как и раньше. И знать его они не знают. И не видели совсем. Прикомандирования никакого не значилось и, вообще, ничего не произошло.

Удалив Лёлика, словно больной зуб в червоточинах, к батальону приставили другого доктора, у которого имелась потребность уехать на учёбу, и его было чем прижать. Соответственно, проблем он им не доставил: не жаловался никуда и про нарушения не писал. Как всегда, вопрос на море был решён самым обычным методом.