Да, летательный аппарат или, как его зовут в «Аэрофлоте», самолёт, имеет неограниченное количество преимуществ, при достаточной оперативности и комфортности. Взлетает он быстро, летит кратко и падает звонко. Правда, для нашего брата такой сервис немного дороговат. Моряки им пользуются крайне редко, только в случаях, если расстояние до искомого пункта приближается к колоссальным астрономическим цифрам. Обычно же люди в чёрной форме перемещаются по родной земле посредством другого, так сказать, транспорта — железнодорожного. Транспорт этот универсален, работает чётко и по расписанию, но и тут тоже случаются отдельные казусы.

В текущем, календарном году подводным силам Морского Флота Министерства Охраны исполнилось ровно центнер лет. Праздник такой, как Вы сами догадываетесь, появляется раз в жизни, и бравые подводники ждали его с нетерпением. Готовились основательно, как и полагается в таких знаменательных случаях. Они отсчитывали дни, запасали маринады, ставили крестики на календаре и даже три раза чистили кортики, чтобы они светились в любое время дня и суток, хоть и в полярную ночь, при абсолютном мраке.

Так получилось, что четырёх наших флотских майоров отправили в Архангельск, оформив это дело как командировку. Время выбрали, естественно, удачное — за неделю до столетия. Обратный поезд отправлялся в субботу вечером, а праздник — в воскресенье. Учитывая, что профессиональный день придется встречать на железной дороге, майоры, дабы не ощущать присутствия посторонних, взяли купейные билеты, согласно которым они занимали ровнёхонько одну вагонную каюту. Комфортом также ни один из офицеров не брезговал. Гулять, так гулять! Отойдя от касс, морские силы направились на перрон. Время «Ч» приближалось.

День отправления выдался пасмурным и невзрачным. На привокзальном столбе скучно висела мокрая афиша прошлогоднего концерта какого-то второсортного артиста. Цикады, которые, несмотря на февраль, ещё два дня назад гундосили, что есть силы, теперь хранили гробовое молчание, как на поминках. Природа терялась в сумраке. Небо заполонили грузные облака, и сверху сыпались осадки, отдалённо напоминавшие помесь снега с дождём. Со стороны прибрежной линии дул подозрительный ветер. Подозрителен он был тем, что какой стороной ты не повернешься, он всё равно будет дуть тебе прямо в морду твоего лица. А если взять и догадаться спрятать эту самую морду в пальто, то и тут она не будет в полной безопасности. Ударяясь в ноги, ветер как будто набирал ещё силы и скорости и устремлялся параллельно вверх, настигая таким образом тщательно охраняемую физиономию врасплох. Именно этот ветер и насторожил подводников, чуявших неприятности на расстоянии морской мили так, как собака чувствует приближение к её хозяевам некой бабушки по имени Смерть, которая никогда не расстается со своей остро заточенной косой.

Подали железнодорожный состав на перрон. Он, как обычно, являлся сборным: первые три вагона шли до Мурманска, следующие пять — до Котласа, затем — до Вологды, ну и замыкали колонну вагоны на Киров и Плесецк. Точкой разрыва всех этих вагонов в маршрутном листе планировалась некая ж/д станция О-к, о которой автор этой повести, к сожалению, мало что знает.

У наших вышеупомянутых товарищей был вагон под № 20, но по счёту он стоял вторым: нумерация шла с конца. В Российском Царстве всегда всё задом наперёд, даже нумерация. Подводники великолепно знали особенности любимого Отечества, поэтому, дабы не таскаться попусту, сразу зашли спереди. Подходят они к составу, достают билетики. Дверь ещё не успела открыться, а юбиляры уже поняли, что их самые смелые страхи полностью подтвердились. Подошедшие вместе с ними гражданские пассажиры с удивлением для себя обнаружили, что, действительно, страхи подводников подтвердились. Они даже протёрли глаза и посветили внутрь фонариком, но ничего не изменилось. Вагон стоявший перед ними был ПЛАЦКАРТНЫЙ. По билету он купейный, а по факту — плацкартный.

Постольку поскольку в массовый галлюциноз мало кто из пассажиров верил, то они извещают немедленно о столь странном расхождении проводника. Тот, распознав нештатную ситуацию и икнув с перепугу (или с холоду) дважды (чем плохо?), советует: «До отправления ещё полчаса, вы можете сбегать к дежурному по вокзалу»… И повторяет еще раз. Бегут только подводники.

Дежурный, точнее дежурная, милая девушка лет двадцати шести, смотрит на них очаровательными, обескураживающими глазами большой глубины. Милые коленки её скромно выглядывали из-под юбки, а тёмно-рыжие локоны волос невероятно обаятельно струились по коже лица так, что глубокие глаза, идеальный (с точки зрения челюстно-лицевой хирургии) нос и бархатные губы (не большие, как после иньекцирования силиконом, а просто бархатные) оказывались в некой живой рамке, словно фотография. Только, могу Вас заверить, такой фотографии я не видел нигде. Разумеется, опытные фотографы мне могут сказать, что половина успеха хорошего снимка зависит от грамотно поставленного света и правильности его попадания на объект. И я могу им заявить, что данный факт я прекрасно знаю, и учёл его при своём описании.

Вполне возможно, что девушка и не являлась сногсшибательной красоткой, но явный шарм в ней жил однозначно. Пропорции в лице были соблюдены, и именно они создавали ту внеземную красоту, которой она обладала. Красота такая, что получаешь ни с чем не сравнимое удовольствие лишь от одного просмотра, а прикоснуться к такой гармонии страшно: вдруг сломаешь чего своими извилистыми грабилками.

Я бы, конечно, мог Вам сказать, что дежурная была похожа на мою супругу, но толку от этого получилось бы мало, поскольку супругу мою Вы не видели, а если бы даже и увидели когда-нибудь, то это ничего бы не изменило.

Во-первых, человек в разные периоды своей жизни выглядит абсолютно по-разному. Во-вторых, точно такой же постановки света вновь уже будет довольно тяжело добиться. А, в-третьих, у каждого свои вкусы и восприятие окружающего заметно расходится у отличных друг от друга категорий граждан.

Но именно тогда, на вокзале столицы Архангельской области, было поразительное единство взглядов: все четверо представителей подводного мира любовались столь неожиданным в их жизни явлением — дежурной по вокзалу.

С трудом собравшись, оторвавши свои взгляды от удивительных выпуклостей бровей дежурной и вернув себе дар речи, моряки пытаются объяснить, какой у них случился удивительный конфуз, а «бровястая» выслушивает и моргает, тоже с удивлением. Все бегут обратно к вагону. Дежурная, которая привыкла к гармонии во всём, а не только в своём милом лице, с ещё большим удивлением смотрит, что действительно имеется несоответствие напечатанного действительному. Сразу видно — на Флоте не служила. Достав рацию, она спрашивает сборщиков состава, что это ещё за шуточки и на каком таком основании. Последние отвечают, что всё как положено: по накладным и по понятиям, и выключаются.

Тут уже не только подводники, но и купейные пассажиры завозмущались до крайностей. Понимая, что в нашем Царстве из-за одного вагона поезд стоять не станет, они стали задерживать его руками и ногами. И опять, из всей толпы обманутых локомотив удерживали только бравые ребята, представляющие Военно-Морской Флот. Железная дорога, видя потенциальную агрессию подводников и опасаясь за ценное подвижное имущество, пригласила в качестве подмоги правоохранительные Органы, которые шатались без надобности по вокзалу.

Прибежали Органы. Спорят, разбираются, дискутируют. Среди отдельных лиц гражданского населения начинает зреть лёгкая паника, поскольку сразу с поезда они планировали попасть на самолёт в зелёную Норвегию. Только майоры сохраняют хладнокровие и удерживают отправление, пусть даже возможной ценой своих конечностей.

Органы, осознав смысл происходящего (не так уж и легко им это осознание пришло), плавно переходят на сторону подводных сил. Но вагон-то от перехода Органов в купейный не превращается.

Прошёл час, а все упоминаемые персонажи так и стоят на улице. А небо плачет и плачет на их грешные головы. От впитанной в себя воды фуражки моряков стали тяжёлые как камни, а чудесные тёмно-рыжие локоны дежурной по станции превратилась в нечто, похожее на траурную рамку. Вдобавок ко всему, у неё потекла тушь, и её стало особенно жалко, как бедного человека, который просит денежку на Припяти. Подводники, было, потянулись за мелочью, дабы поучаствовать в благотворительности, но в этот самый момент дежурной, славной девушке с большими намокшими ресницами, по рации сообщают, что в конце состава прицеплен их долгожданный вагон. Купейный…

… Все спешат туда.

Да, вагон есть. Только он закрыт наглухо и проводников нет, а в остальном — полный порядок.

Опять подводники бегут обратно, в начало состава. Хватают проводницу ошибочного вагона подмышки и скачками несутся снова в конец. Кто-то, в суматохе, прихватил и дежурную, но после звонкой пощёчины, разлетевшейся по путям эхом, этот кто-то оставил свою затею в покое.

Наконец, размещаются. ЕДУТ. Находясь в состоянии незначительного потрясения, пассажиры находятся в проходе, как бы опасаясь, что вернувшийся вагон может внезапно растаять, и они упадут прямо на рельсы.

Вагоновожатая просит всех разместиться по каютам, в смысле по купе, как бы невзначай замечая, что осталось последнее испытание. На технической станции О-к, которую они проходят глубокой ночью, их могут и не прицепить на Мурманск, поскольку там думают, что в данном направлении только первые три вагона. Вот тут майоры — морепуты, повидавшие всякое, быстро осознали реальность возможности неприкрепления и пожалели, что взяли с собой мало горючего. Приближающийся День Подводника попал под реальную угрозу…

Глубокой ночью всему вагону снился один и тот же сон. Глухая, покрытая мраком станция, на краю которой, окружённый красными семафорами, стоит одинокий вагон. Темнота съела его почти полностью, если не считать фонаря, раскачивающегося из стороны в сторону. Рядом с фонарём, если смотреть внимательно, виднелись смутные очертания проводницы. Вдалеке гремели составы. За оврагом хор кошек кричал свои песни. Холод полз по рельсам… В коридоре слышался храп. Спящие ворочались в муках… Кто-то пускал холодный пот…

В такой звонкий праздник госпожа Удача не посмела обделить юбиляров своим приятным визитом. Поезд прибыл в желаемый пункт вовремя.