Нервные потрясения, которые зам испытывал при общении с легко травмируемым доктором, были воистину тяжёлы, словно чугунные оковы. Внутренняя система товарища Хамченко, с каждыми прожитыми земными сутками, раскачивалась всё сильней и сильней. Она шаталась из стороны в сторону, словно одинокая шлюпка в девятибалльный шторм. Пассажиров, находящихся в шлюпке, рвало.

В связи с этим его налегание на успокоительные жидкости (не рекомендованные Минздравом, разумеется) усиливалось ото дня к ночи. Даже во втором ящике замовского рабочего стола всегда лежала дежурная бутылка двойного бурбона и коробка кубинских сигар. В бутылке, вместо бурбона, бессовестно таился неизвестного производства самогон. В коробке же с сигарами нагло лежали местные фильтрованные папиросы. Таким способом, зам пытался обмануть самого себя.

Ещё одним стрессопротектором выступал настольный календарь с девушками, которые составляли одно малоизвестное бедное сословие, поскольку на картинках они были одеты исключительно в бикини. Но, несмотря ни на какие расслабляющие ухищрения, нервная система моего вышеописываемого начальника и через месяц оставляла бы желать лучшего.

Поскольку от предложенной неотложной психиатрической помощи зам добровольно отказался, то поделать с ним что-нибудь я уже никак не мог. Однако, сожалеть о том, что я ничего не мог поделать с замом, у меня так до конца и не получилось: товарищ Хавченко, спустя пару дней после «Дня донора», всё-таки прибежал ко мне за врачебным советом.

Как Вы уже понимаете, у заместителя моего командира, любителя поиграть в «дурку», имелись и другие, не менее увлекательные занятия: Хамченко любил покуролесить. Покуролесить, не в смысле пустить кур к лисам, а в смысле наоборот, пустить своё хитрое лисье тело в самый что ни на есть курятник (как выяснилось позже, петухами зам тоже не брезговал).

Не вдаваясь в подробности с кем куролесил зам, расскажу про другое — про последствия. Итак, в результате своих беспорядочных похождений и разного рода некрепких связей, капитан второго ранга Хавченко намотал «на винт» очень много болячек, изложенных на пёстрых страницах учебников по кожным болезням. Из всех заболеваний, кои можно было встретить на его ослабленном алкоголем теле, больше других зама беспокоил нестерпимый кожный зуд на ногах. Ступни неприлично чесались.

Помня про моё стрессовое состояние, Хамченко сразу же сунулся в дивизионную флотскую поликлинику, располагавшуюся на холме. В поликлинике жила Пустота. Какой там дерматолог, хирурга-то он никак найти не смог. Сухопутного врача-терапевта тоже не было: Юрас где-то отсутствовал. Плюхнув свой зад на ступеньки, Хавченко судорожно зачесал пятки. Мысли о медицинской помощи усилились. Поликлиника же молчала, словно кладбищенская усыпальня. Тишину нарушал лишь звук трения замовских ногтей о собственный загрубевший кожный покров. Кое-как справившись с зудом, «грибковый» помчался в городок: там тоже стояло медучреждение.

На том, что в городке стояло медучреждение, собственно говоря, всё и кончалось. В этом лечебном заведении аналогично, как и предыдущем, не нашлось специалиста, готового помочь целому капитану второго ранга: одни медики располагались в отпуске, а другие не предназначались по штату. Затошная поликлиника «работала» в летнем режиме.

Бесперспективно помыкавшись в поисках необходимого медика, товарищу Хамченко не осталось иного выбора. Собравшись с духом, он пришёл к врачу части, то бишь ко мне.

Я сидел у себя в лаборатории и изучал двойную репликацию мутированного экзогенного РНК-вируса в симбиозе с инертной палочкой Коха (жутко интересно), подсаженной методом двойного скрещивания к особям искусственно ослабленных вторичным иммунодефицитом с присутствием продромальных явлений, когда распахнулась дверь и в проёме, проигнорировав давно повешенную табличку

СВОИМ ВИЗИТОМ ТЫ МЕШАЕШЬ РАБОЧЕМУ КЛАССУ

показалась другая особь — мой заклятый заместитель командира.

— Док, у меня ноги зудят, сил нет, — начал зам с порога. — Пропиши недорогую мазь какую-нибудь, — по-свойски попросил он, будто своего старого приятеля.

— Снимайте обувь, ставьте носки к стенке, — сострил я.

Остроту зам не понял: болезнь стояла превыше всего. Он быстро и молча разулся.

Здесь следует заметить, что шутка по поводу носков вылетела не случайно. Дело в том, что у зама носки носили первую категорию свежести. Если Вы не знаете, то таких категорий всего три:

первая — это когда носки стоят у стенки;

вторая — когда они прилипают к стенке;

третья — когда втыкаются в стенку…

Нулевая — у всех нормальных людей.

Бегло осмотрев ноги больного на голову зама, я ужаснулся, насколько они запущены. Не беря во внимание горбушки на пятках, зловонный природный запах от кожи и чёрные разводы от носков, я «восхитился» удивительной длиной и формой ногтевых пластин. Пластины эти были будто северное море: такие же волнистые и шибко зелёные. Кроме того, когда хозяин таких ногтей ходил босиком по полу, то они издавали некое мелодичное звучание «шварк-шварк».

«Интересно, а он их стричь пробовал», подумал я, но вслух пришлось озвучить другое:

— У Вас грибок, товарищ капитан второго ранга. Мицелий уже глубоко пустил свои корни и сильно въелся в толщу кожи, говоря простым языком, — поставил я свой диагноз.

— А вылечить можно? — испуганно прослюнявил зам.

— Вам повезло, — поспешил обрадовать я оппонента. — Есть чудесное средство. Волшебная мазь. Только это не просто волшебная мазь, а оригинальная разработка эзотерических учёных: содержит дополнительный компонент — мочевину. Она так и называется — «ТЕРЕБИНАХФИН с мочевиной», — блеснул я знаниями, записывая на листок сказанное. Про имеющуюся волшебную мазь без мочевины моя светлая персона скромно умолчала. — Таблетки же Вам не положены, поскольку с алкоголем не совместимы, — внёс я некоторые уточнения.

— Спасибо док, — зам засобирался, наспех натягивая носки, точно валенки.

— Только, товарищ капитан второго ранга, мазь мажьте два раза в день, две недели подряд, чтобы мицелий этот изгнать вовсе, — убедительно окончил я.

Хавченко придержался курса терапии, как и положено, в течение двух недель. Для полного истребления грибка, надо отдать ему должное, он мазал не только ноги, и не только два раза в день. Мазь наносилась всюду, где имелся хоть малейший намёк на зуд. Мочевина настолько сильно въелась в его тело, что присутствие замовского духа можно было учуять за версту. За целую настоящую морскую версту.

Медленно, но достаточно уверенно товарища Хамченко стали сторониться все: жена, соседи, коллеги, и даже командир и тот воротил носом, когда волей случай оказывался плотно к заму. Капдва же ничего не чувствовал: его больной организм переполняла радость. Такая светлая, всеобъемлющая радость, что ноги, свои родные ноги наконец-то больше никто не сверлит: ни грибок, ни его трипроклятый мицелий, никто.