Честно и без инцидентов отбыв останки практики, мы все вернулись обратно. Домой. Как говорят подводники: «На материк». Вернулись, правда, уже не столь радостными, какими были до отъезда. Фактически радость подзатухла и уже не выпирала наружу. Причиной сему факту мог стать полный пролёт по части продажи секретной документации и иных важных сведений за кордон. А может, и за Державу стало обидно. Не в смысле, что нам с Державы продавать нечего, а в смысле, что всё уже давно продано. Куда ни глянь — пустота, мрак и недостача. Крадут всё. Причём у себя. Асфальт положили — половина улетучилась. Построили дом, а в кирпичах, как в швейцарском сыре, — одни дырки. У народа добыли газ и тут же его загнали обратно, но уже за деньги. Сделали автомобиль, а там… хотя нет. То, что у нас железки на четырёх колёсах выпускают, машинами тяжело назвать.

Ну и как итог. Своровавший асфальт убивает своё дорогущее авто на ямах. Построивший дом замерзает в нём. А газ… Ну, вот эти как-то не страдают. Хотя жить среди нищего и озлобленного населения вряд ли язык повернётся счастьем назвать.

Вот нам и стало обидно за Державу. Хотя, в любом случае, из практики мы извлекли очевидную выгоду. А крылась она в том факте, что драгоценный преподаватель предупредил нас на счёт незаконного выноса всякого имущества Сооружённых Сил. Если бы не он, то мы так и после выпуска шлялись бы по Флоту и искали вчерашний день. Свободные секреты. Или ещё чего. А на нас бы смотрели строго-строго и, разводя в стороны омозолевшие руки (попробуй столько подними!), наивно говорили: «Да что вы, офицеры. Родина не продаётся. Это же честь мундира» и всё такое прочее.

Кстати, о предупреждениях, раз уж речь зашла. Очень полезная вещь, хочу я тебе сказать, о уважаемый читатель. Куда ж без них? Ведь испокон веков человек человека старался упредить и вешал какие-нибудь таблички вроде:

НЕ ВЛЕЗАЙ — УБЬЁТ

ПО ГАЗОНАМ НЕ ХОДИТЬ

ОСТРОЖНО, КРУТОЙ ПОВОРОТ

Но человек лицезрел табличку и, как ребёнок, озарялся, ага:

— можно влезть,

— можно пройти,

— щас проверим!

Тем не менее практически все академики к предупреждениям относились с почтением и если видели знак «Опасность», то явно не стремились идти и проверять.

Правда, в нашем мире в последнее время стал действовать иной закон. Закон джунглей. А закон данный гласит: «Каждый сам за себя». Какие там предупреждения? Я вас умоляю! Порой идёшь по улице, а впереди притаился открытый люк. Ну и тебя вместо: «Гражданин, осторожно, колодец» отвлекают всякой ерундой, лишь бы ты туда обязательно свалился. Правда, правда. Сам видел (но не делал, как многим тут подумалось). Как-то потерялось в обществе чувство взаимопомощи. Однако нашу медицинскую улицу везение пока не покинуло. Смело можно сказать, что осталась среди моих коллег ещё какая-никакая людская взаимопомощь. Предупреждают ещё иногда по мере возможностей. И сему есть показательный пример.

Жила-была одинокая-преодинокая старушка. Совсем преодинокая. Круглая сирота, только наоборот. Ни детей, ни внуков. В своё время ушами прохлопала, и всё. А потом никак не хотелось обременения. Пугали пелёнки. Страшили бутылочки и прикормы. «Поживу для себя!» Вот и пожила. Ну а в семьдесят шесть какие могут быть дети? Как итог, скучала бабулька. Скучала в одиночестве, разумеется, и круглосуточно. Приступы тоски особенно брали её, как положено, по вечерам. Схватит за сердце и ткнёт в почки. И на это бабуля реагировала просто. Она вызывала себе, видать для развлечения, почти каждый вечер «скорую помощь». Наберёт «03» и пищит жалобным голосом:

— Ах, — слышит в трубке усталый диспетчер, — приезжайте, милы люди. Сердце болит, аж спасу нет. Помоги, родная медицина, помираю.

Кардиологический вызов нельзя не принять. Да и разговоры с пациентами на плёночку записываются. И диспетчер, несмотря на избитый адрес, шлёт к бабуле автотранспорт с медиками. Извиняется, конечно, но шлёт. Ничего не попишешь. Уже почти все бригады в окрестности у неё побывали. И не раз. И не два. А тут мы на практику пришли. Цикл у нас трёхнедельный, скоронемощной. Можно, в общем, любые дырки затыкать. Вот нас и послали к ней. К скучавшей.

Выехали мы с напарником на вызов. Заходим к старушке и наблюдаем картину: лежит клиентка на топчане, охает, грудь свою левую жмёт и причитает. Ну, я, недолго думая, приказываю клиентке: «Давайте, дорогуша, снимайте штаны. Сейчас укольчик вам сделаем, и все пройдёт». А сам уже грешным делом думаю, как бы за дефибриллятором бежать не пришлось. Бабулька, заслышав про укол, с готовностью вскакивает, разворачивается и спускает штаны-труселя. Я и мой юный фельдшер чуть на пол не сели от дикого приступа шока. У старушки, извините, на заднем месте зеленкой написано предупреждение: «Не верьте ей, бабка врёт!»

Другими глазами посмотрел я на бабульку. После осмотра набрал физраствора (это вода такая, стерильная) и укол сделал.

— Ой, спасибо, милок, — залепетала захворавшая. — Сразу легче стало.

— Эффект плацебо, — тихо ответил я и уже громче добавил: — На здоровье, бабуля.

С тем и уехали.

Через пару дней дают похожий вызов. Вечер, сигнал от диспетчера.

— Снова истерики беспокоят, — поясняет она. — Вам, как молодым, и карты в руки.

Мы садимся, едем, трясёмся. По прибытии наблюдаем клиентку. Женщина в климактерическом периоде с аналогичным позавчерашней бабке синдромом. Крайне капризная. Достает три ближайшие подстанции уже вторую неделю. Вызывает неотлогу по три-четыре раз за день. Причина, как правило, проста — померить давление, а вдруг высокое. Приезжает очередная бригада, то бишь мы. Измерив артериальное давление, выясняю, что оно и в самом деле оказалось повышенным. Но, учитывая анамнез, я остаюсь при своей запланированной тактике. Разобрав на столе склад пустых ампул из-под снотворных, магнезии и седуксена, накопившиеся за прошедшие дни (столько лекарств даже медицинский шкаф не выдержит, не то что человек), начинаю набирать любимую магнезию. Ну, плюс витаминчиков прибавил, чтобы лечение чувствовалось.

— Доктор, — раздеваясь, обращается ко мне обколотая. — Только вы мне сделайте спиртойодовую сеточку на укол. Мне вчера сделали, так хорошо стало.

Вздохнув и толком не поняв, что ещё за сеточка, покорный судьбе доктор-интерн подходит к внушительному полупопию и прицеливается иглой, будто метатель копья. Уже готовый заколоть, он тормозит и видит ту самую сеточку, о которой лепетала пациентка. Врач теряет речь и роняет шприц. И лишь глаза бегают по ничем не прикрытой полупопице. В верхнем наружном квадранте правой ягодицы жёлто-бледными йодовыми разводами написано: «СВОЛОЧЬ».

Ну что тут сказать?