– Шифон, Джолин! Я же просила ши-фон!

Был День благодарения, и Ба Уиппл грозно стояла на балкончике, выходящем в холл. Она была одета в изящный шёлковый халат, украшенный пышным бантом, а белоснежные волосы накрутила на бигуди. Она кричала, перегнувшись через перила, лицо у неё перекосилось – Гретхен прекрасно знала это его выражение. А ещё прекрасно знала, что, когда оно появляется, от бабушки лучше держаться подальше.

Весь шквал гнева Ба обрушился на Джолин, нового организатора мероприятий из мэрии, которая заказала украшения на перила не из шифона, а из тюля. Гретхен сочувствовала Джолин, но совсем немного: в конце концов, она в пять часов уйдёт домой, а ей, Гретхен, ещё по меньшей мере час терпеть бабушкино ворчание, которое она едва ли сдержит за ужином. Ба и так была в отвратительном расположении духа после погрома, который накануне устроил в доме таинственный сенбернар. Пёс ухитрился разбить две вазы, перевернуть антикварный шкафчик и даже посбивать со стен семейные портреты, в том числе и портрет самой Ба, написанный, когда она была ещё юной светской львицей, щедро украшавшей себя бриллиантами.

– Это саботаж! – вопила она накануне вечером, меряя шагами гостиную, пока мэр Уиппл разговаривал по телефону с шерифом Мозером. – Какой‐то негодяй проник к нам в дом и впустил это огромное чудовище!

Никто не понимал, как же так получилось, что собака пропала из чулана, где её запер мэр Уиппл. Она будто сквозь землю провалилась.

Никто, кроме Гретхен. И, разумеется, Эйсы. Она почувствовала его взгляд, когда они сидели вместе в гостиной, вынужденные выслушивать бабушкины тирады. Эйса знал, что это за сенбернар и как ему удалось бесследно исчезнуть, а ещё понимал, что его появление зачем‐то было нужно Гретхен, но зачем – не знал. Весь вечер она не решалась посмотреть ему в глаза. Когда Ба наконец разрешила им разойтись по своим комнатам, Гретхен ему так ничего и не сказала – впрочем, как и он ей.

Девочку мучило чувство вины – довольно странное чувство, сказать по правде. Она редко его испытывала, даже когда её ругала бабушка или школьный психолог. И уж точно ни разу не чувствовала себя виноватой перед Эйсой. Это он был причиной всех бед. Главным злодеем, жестоким и бездушным.

Но теперь Гретхен не знала, что и думать. В последние дни Эйса вёл себя как добрый, почти заботливый брат, она едва его узнавала. Голова у неё гудела от узнанной накануне новости о том, что Эйса был знаком с Эсси Хастинг. Что они вместе что‐то затеяли. Возможно, Эйса даже сам был в Гикори-парке, когда погибла Эсси.

Как Гретхен ни пыталась собрать все эти факты воедино, у неё ничего не получалось. Она понимала лишь то, что брат поделился с ней крайне важными сведениями. Раскрыл огромную тайну, поступил с ней по‐доброму, насколько он это вообще умел. А она не взяла в расчёт его предупреждение. От мыслей об этом в груди ещё со вчерашнего дня вспыхивало обжигающее чувство вины. Впрочем, и лодыжку болезненно жгло, и Гретхен торопливо напомнила себе, что именно Эйса виноват в этой боли, как будто это оправдывало то, что она всё же использовала Камень Желаний.

В Дни благодарения Гретхен особенно жалела, что родилась в семье важного человека. Судя по фильмам и телешоу, которые ей доводилось видеть, у обычных людей этот праздник всегда проходил беззаботно и весело. Казалось, они в этот день только и делают, что пиршествуют, играют в карты и в футбол и носятся вокруг куч листвы в золотистом вечернем свете. Но в доме Уипплов празднование проходило совершенно иначе. Никакие родственники в город не приезжали: из представителей старшего поколения в роду никого, кроме Ба, не осталось, тёток и дядей у Гретхен тоже не было, как и, разумеется, кузин и кузенов. Уипплы не играли в карты, не устраивали весёлой беготни по двору. День благодарения отличался от остальных лишь тем, что Гретхен несколько дней не ходила в школу. А ещё вместо праздничного обеда Уипплам приходилось рыскать по кухне в поисках хоть какой‐нибудь еды, потому что Ба начинала готовиться к предстоящей вечеринке. Настоящим праздником в доме Уипплов был вовсе не День благодарения, а рождественский бал, который должен был состояться через два дня.

Ба ежегодно напоминала своему семейству, что нет ничего важнее этого самого бала. На него съезжались все, кто имел хоть какой‐нибудь вес в обществе: начиная с нескольких сенаторов от штата Теннесси и заканчивая губернатором Западной Виргинии и Джессапом Уайтом, местным миллионером. Для такого маленького городка, как Бун-Ридж, это было огромное событие. Каждый новый бал должен был быть безупречным, мало того, непременно превосходить прошлогодний.

Мэр Уиппл не принимал в подготовке этого праздника особого участия. В предшествующие балу дни он допоздна засиживался в мэрии – якобы из‐за большого объёма работы, но Гретхен не раз видела, как он поздним ноябрьским вечером нетрезвой походкой бредёт по дорожке к дому, шумно прощаясь со смеющимися мужчинами в костюмах, которые его подвезли. Гретхен немного завидовала отцу: никому, кроме него, не удавалось спрятаться от дурного настроения Ба – и в то же время думала, как это печально, когда взрослый мужчина по‐прежнему побаивается собственной матери.

Всё утро девочка выполняла бабушкины поручения: начищала серебро, натирала до блеска полы, смахивала пыль в комнатах, которыми семейство вообще не пользовалось: например, в задней гостиной или в гостевых спальнях. Гретхен знала, когда нужно потрудиться, чтобы избежать бабушкиных криков. Если с утра до обеда выполнить все просьбы Ба, она оставит её в покое до конца дня. Вот почему Гретхен выбрала для встречи с Ли именно День благодарения. Вот почему она теперь тайком сбегала из дома.

Эйса лежал на полу у самой верхней ступеньки лестницы, свесив голову вниз. Он слушал музыку. Из наушников доносился оглушительный рёв бас-гитар. Единственной его обязанностью на сегодня было сгрести в кучи листву в саду – с этой задачей он справился меньше чем за час. Казалось, он вообще не обращает внимания на то, что происходит вокруг, и Гретхен даже подумалось, что можно попробовать проскользнуть мимо – велик шанс, что он не заметит. Она поднялась по лестнице, а потом, подойдя к брату вплотную, одной ногой перешагнула через его плечи и коснулась ковра кончиком кроссовки.

Эйса широко распахнул глаза.

Гретхен вскрикнула и от неожиданности соскочила на две ступеньки вниз. Тут же, будто в знак протеста, вновь вспыхнула боль в ноге, и Гретхен тихо ругнулась. Эйса сел. Его густые чёрные кудри, зарядившись электричеством от ковра, торчали дыбом. Он стянул наушники и недобро уставился на сестру.

– Ты чего это? – спросил он.

– Ты мне дорогу загородил.

– И что? – с улыбкой уточнил Эйса.

Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что Гретхен украла Книгу Ритуалов? Стал бы ею гордиться? Или начал бы снова орать и больно схватил бы за плечо, как тогда, в Гикори-парке? Ей вспомнились его цепкие, сильные пальцы и холодные, резкие слова: «Не будет никакого следующего раза».

А что бы он ответил, спроси его Гретхен прямо сейчас об Эсси Хастинг? Стал бы всё отрицать, злиться, кричать на неё? Объяснил бы, почему лгал и говорил, что не знаком с ней? Гретхен вдруг вспомнила, что Эйса никогда не отрицал знакомства с Эсси, а всё потому, что Гретхен вообще его об этом не спрашивала, – она и не думала, что такое возможно. Что же касается другого предположения Ли – о том, что они были влюблены друг в друга… Уж этого точно никак быть не может. Ли наверняка неправильно всё понял.

Гретхен так и подмывало сказать: «Я знаю твою тайну!» – но ей совсем не хотелось нарываться на гнев Эйсы, особенно теперь, когда она и впрямь его заслуживала. Нужно сперва самой разобраться во всех фактах. Погрузиться в третье воспоминание, которое хранится у Ли. А потом уже решать, что делать.

Эйса согнул колени, прижал к груди и кивнул сестре в знак того, что путь свободен. Гретхен решила, что он в очередной раз задумал её разыграть. Она была уверена, что он попытается её напугать или схватит за ногу, которая ещё не успела зажить, и лодыжку закололо от неприятных предчувствий. Но Эйса ничего не сделал. Просто пропустил её – только и всего. Благодарить она его не стала, а просто молча прошла к себе в спальню, высоко подняв голову.

– Ставлю десять баксов, что Джолин уволится ещё до бала.

Гретхен замерла, обернулась, посмотрела на брата. Что такое? Эйсу пробило на шутки?

– Н-н-ну… Да, – выдавила она из себя, стараясь победить замешательство. – Ба в этом году совсем с катушек слетела.

Эйса улыбнулся. Не привычной кривой и жуткой, а совершенно обыкновенной улыбкой.

Гретхен сделала глубокий вдох. А потом вопреки голосу разума вернулась к тому месту, где лежал Эйса, и присела рядом.

– Жаль, мы уволиться не можем, – сказала она. В снятых наушниках Эйсы едва слышно взвыла гитара.

– Угу, – отозвался он. – Жаль. Так и останемся до конца своих дней Уипплами. Никуда от этого не деться.

– Эйса… ты как‐то раз сказал, что мы прокляты. Что из‐за нас погибают люди. Что ты имел в виду?

Эйса прикусил заусенец на большом пальце:

– Да ничего. Просто хотел тебя попугать.

– А вот и нет! Ты говорил серьёзно! – не унималась Гретхен. – Ты лично знал кого‐нибудь, кто умер из‐за заклинателей? Из-за Ритуалов?

– Ой, Грет, да отстань ты от меня со своими дурацкими теориями, – простонал Эйса. – На твоём месте я бы переживал о более насущных проблемах. Например… о диких псах, которые бродят без поводков.

Гретхен залилась краской. Чувство вины вновь опалило грудь.

– Я же тебя предупреждал, – напомнил Эйса. – Камень Желаний творит что хочет. От него одни беды.

– Но мне он помог! – воскликнула Гретхен. – Я хотела, чтобы он устроил бардак в доме. К тому же никто ведь не пострадал!

Эйса внимательно посмотрел на неё и усмехнулся:

– Ну да. Точно. Никто не пострадал.

– Прости, что тебя не послушала, – сказала Гретхен. – Но у меня был на то веский повод!

– Мне плевать. Теперь он исчез?

Гретхен кивнула.

– Хорошо. Это к лучшему.

– Джолин, а где корзинки?! Джолин! ДЖОЛИН! По холлу разнеслось пронзительное бабушкино сопрано, и Гретхен с Эйсой переглянулись.

– Позже обсудим, – сказал Эйса.

– Ладно, – отозвалась сестра.

Закрывшись наконец в спальне, Гретхен задумалась о том, что только что случилось. Эйса поговорил с ней, просто поговорил, без всяких фокусов. Какие ещё чудеса ждут её дальше? Эйса ведёт себя с ней чуть ли не великодушно, Викери к ней благосклонны. Всё в этом мире шиворот-навыворот, одна Ба никогда не меняется!