Мы упали в квартире Люка, и наше появление с грохотом разрушило спокойную темноту. Его рука всё также прижимала меня за талию, его ладонь крепко придерживала мою руку, но он не остановился. Вместо этого он энергично повел меня в кушетке, пока я, спотыкаясь о собственные ноги, пыталась держать его темп. Последний отрывок он подтолкнул меня слегка вперед, и я приземлилась на кушетку с неловким глухим ударом и стоном. Он проигнорировал меня, подошел к буфету, налил бурбон, опрокинул его в себя и налил еще.

Его способность без проблем путешествовать между мирами нервировала меня. Было достаточно плохо от того, что я должна была положиться на него, чтобы он перенес меня, для него это было также чертовски легко, как танцевать, в то время как я, словно идиотка, трепыхалась рядом. Ему всё дается легко. Он знает правила, он знает партнеров, он знает всё о магии. Он родился с ней, как он сказал, а я чувствовала себя, словно смотрю японский фильм со шведскими субтитрами.

Я вытерла влагу со щёк. Когда я посмотрела на кончики пальцев, они оказались в крови.

Это был еще один признак того, насколько мне всё стало поперек горла, что я могу просто смотреть на свои окровавленные руки и чувствовать при этом легкую досаду, вместо того, чтобы кричать от паники.

Люк подошел ко мне с бокалом в одной руке и открытой бутылкой в другой.

— Это было глупо, — произнес он. Его голос был ледяным, а в глазах пылал огонь. Я хотела вжаться в мягкую кожу кушетки, но после перемещения у меня кружилась голова, я я была рассержена из-за заклинания и прежде всего была права, поэтому я вытерла пальцы о юбку и села ровно, повернувшись к нему.

— Это было необходимо, — возразила я. — Ты сказал, что мы должны выяснить, какой союз отдал приказ убить Верити. Теперь мы это знаем.

Он с такой силой поставил бокал на стол, что я подумала, он точно треснет.

— Есть и более подходящие методы. Тихие методы.

— Я уже сыта по горло, быть тихой! Это ты тот, кто хочет, чтобы я спасла твой идиотский мир! Да ты должен быть просто в восторге от того, что я в кои-то веки что-то сделала, вместо того, чтобы только ждать. — Он всё еще стоял, возвышаясь надо мной, и я вскочила с кушетки, чтобы стоять прямо перед ним.

— Ради Бога, женщина! Ты игнорируешь всё, что я тебе с самой встречи говорю, и сегодня ты решила устроить шумиху? Я усадил тебя за эту чертову барную стойку и сказал: «Не двигайся. Не говори ни с кем. Просто жди здесь и не устраивай сцен.» И сразу после этого ты решаешь устроить шоу? — Он с отвращением покачал головой и вновь отпил из бокала.

— Я тебе не какой-то золотой ретривер, — рявкнула я. — чтобы ты погладил меня по головке и сказал «Место!», придурок! Почему ты вообще взял меня с собой, если я ничего не должна была делать? Какого черта я пропустила из-за этого курсы журналистики в школе? И улизнула от Колина? Чтобы торчать в этом сумасшедшем баре? К черту! Мы же должны быть партнерами!

— Это была твоя идея.

— Ты согласился! Теперь ты будешь относиться ко мне как к партнерше. Ниобе сказала, что ты наложил на меня какое-то заклятье, а затем ты просто забыл упомянуть об этом?

Он скрестил руки на груди. — Это всего лишь мелочь. Когда ты принимаешь от кого-то еду или питье, тогда ты оказываешься под защитой его дома, как гость. Это даже не столько заклинание, сколько обычай. Если бы ты не была склонна принимать от чужих напитки, то с тобой ничего бы не случилось.

— Не сваливай всю вину на меня! Я не могу следовать правилам, если ты не говоришь мне, как они звучат! Если мы партнеры, тогда ты должен мне говорить подобное. И ты не должен отталкивать меня в сторону, в то время как ты находишься среди людей, которые сделали это… — Я остановилась, и внезапное осознание озарило меня. — Поэтому ты так злишься. Это я добыла информацию, а не ты. Я выяснила это. Серафимы, кто они такие. Именно этого мы добивались сегодня вечером, так ведь?

Его лицо омрачилось, краснота растеклась по щекам как при лихорадке. — Всё, чего я хотел, так это то, чтобы ты не попала в беду, а не то, чтобы ты рисковала жизнью. Ты хочешь отомстить, и это нормально. Я тоже этого хочу, Мышка. Но давай кое-то проясним, это не стоит твоей жизни. Ты нужна мне живая, даже если тебе на это наплевать.

Мой желудок сжался, от гнева, от стыда, или всего сразу. Я уставилась на свои ладони, сжала их. Я вновь села на кушетку; весь мой боевой дух испарился. Странно, как я, только лишь за одну минуту, прекратила жалеть об отсутствии Верити, когда Люк привел меня в такую ярость. Теперь всё снова обрушилось на меня.

— Я была не… Ты… Я обещала ей, — сказала я наконец. Теперь влага на моих щеках была не только кровью.

— Я знаю. — Грубость исчезла из его голоса, но осталось сочувствие и еще что-то иное. — Только это ее не вернет. И ты не можешь обменять ее жизнь на свою. Месть не в этом заключается.

Он протянул мне бокал с бурбоном, я сжала пальцы вокруг бокала и ощутила тепло там, где до этого находилась его ладонь. Я осторожно отпила, рассчитывая на то, что будет печь в горле. Тем не менее я не смогла удержаться от кашля и потерла глаза.

— Послушай, Мора. — Он сел рядом со мной, а я замерла от тона в его голосе, когда он произнес мое имя совсем иначе, чем кто-либо произносил его ранее. — Ты дала обещание, это нечто хорошее, даже благородное. В этом есть своя особая магия. Но ты больше не должна так рисковать своей жизнью. Она бы не хотела этого.

Я отпила еще один глоток бурдона, на этот раз больше, и позволила ему обжечь горло. Пристально глядя в бокал, я ответила:

— Я убегала. В переходе, тогда ночью. Она осталась. А я убегала прочь.

Я рассчитывала на то, что он разозлится или проявит отвращение ко мне. А если он окажется в великодушном настроении, то могла бы представить даже его сочувствие. Вместо этого он отреагировал бесцеремонно и практично упомянул:

— Ты была бы мертва. Тогда ты ничем не могла ей помочь. А теперь можешь. Но ты должна быть хитрой. Ты должна мне доверять.

Быть хитрой и доверять Люку не было синонимичными явлениями. Всё, что он сказал или сделал за то время, что мы знакомы, оказывалось только наполовину правдой. Но это было большее, что я могла получить от кого-либо другого, и всё же это не слишком успокаивало.

Нет, доверять Люку это не хитро, но когда я вновь села на кушетку, в гневе, крови и слегка легкомысленная благодаря бурбону, я сделала это. От него пахло соленой водой и корицей, резко и пряно, а его глаза отливали чистым и загадочным зеленым цветом, и я только кивала, пока вдруг не смогла больше дышать.

Он коснулся моих щек там, где меня поранили осколки стекла. — Выглядит так, будто ты получила что-то совершенно прекрасное. Закрой глаза.

— Зачем?

— Чтобы я мог вылечить это. Я же не могу вернуть тебя домой, когда ты выглядишь, словно участвовала в потасовке в баре. Что на это сказал бы Куджо?

У меня было довольно четкое представление, что бы сказал Колин, ничего хорошего, но ответила: — Я имею в виду, почему я должна закрывать глаза.

Он придвинулся.

— Мне кажется, это будет довольно странное ощущение, если ты при этом будешь смотреть на меня.

— Но я с удовольствием посмотрела бы, — ответила я, не подумав. — Кроме того, это не опасно. В конце концов, ты тоже смотришь на меня.

Он подавил самодовольную улыбку; ему удалось это только частично.

— Пожалуйста, если ты так хочешь…

— Хочу.

Он провел пальцами по моим скулам и прошептал что-то, слова, которые я никогда не смогу понять, всё равно, насколько внимательно я буду прислушиваться, и такой знакомый сверкающий поток разлился по моей коже. Я хотела погрузиться в его тепло, позволить, чтобы он растопил то замерзшее место внутри меня, но я сконцентрировалась на глазах Люка, что сейчас стали лучисто зелеными с золотым отливом и словно светились изнутри.

Даже его кожа, казалось, приобрела совершенное легкое сияние, от пота, или от магии, я не знала. даже если и то и другое, мне было абсолютно всё равно, потому что он был так красив. Я подняла руку и провела пальцами по контуру его лица. Он не уклонился, вместо этого он взял меня за подбородок. Большим пальцем очень нежно провел по моей нижней губе.

Я вздрогнула. Его прикосновение казалось таким правильным, что всё остальное развеялось.

Я задержала дыхание и больше не шевелилась, боясь, что это было только магия, которая влияла на всё, и я не хотела ее разрушать. Он наклонился ко мне, его рука скользнула на мой затылок, он требовательно притянул к себе и поцеловал. Его губы были мягкими, мягче, чем я ожидала, даже теплее, чем его кожа, и на них чувствовался вкус бурбона, карамели, и тайн, сладкий и с привкусом горечи, такой как и весь Люк.

Поначалу это был нежный, медленный, легкий поцелуй, но я один раз укусила его за губу, и тогда вся медленность и нежность исчезли, был только его рот настигший мой, губы, язык и зубы, в то время как одна рука растрепала мои волосы, а другая привлекла меня еще ближе, и я забыла, что существует еще какой-то мир кроме Люка, который был здесь со мной.

Он отвел мои волосы назад, его губы рисовали след по моей шее всё ниже и ниже, я хотела смеяться, но могла лишь задыхаться, потому что меня обжигало словно огнем, это была линия жара, где он прикасался ко мне. А его другая руку заскользила по моему горлу вниз, схватилась за пуговицы моей блузки. Они практически расплавились, а его пальцы замедлились и затем остановились на чем-то висящем…

Кольцо Верити.

Весь жар схлынул, как когда пламя тушат ледяной водой, и мы оба в одно мгновение остановились. Было слышно только наше оглушающее дыхание. Люк отпустил меня, а мне тут же стало его не хватать и из-за этого я почувствовала к себе отвращение.

— Мне жаль, — прошептала я. — Мне так жаль. — Извинялась я перед ним или перед Верити? Он был ее другом. Она менее месяца была мертва, а я бросилась на шею ее парню, вероятно, потому что мое бессилие как лучшей подруги не ограничивалось этим, она оставила меня, так что бугимены смогли убить ее. Нет, я должна еще и украсть парня, который любил ее. Люк стоял неподвижно, как громом пораженный, только руки его сжимались в кулаки и вновь разжимались.

— Не извиняйся. — Его голос был глухим и злым. Он схватился за бутылку бурбона и, не обратив внимания на бокал, сделал глоток с горла. Он так крепко держал горлышко бутылки, что у него побелели костяшки пальцев.

— Я не могу, — ответила я, не глядя на него.

— Это не… — Он запустил пальцы в в волосы и посмотрел на этикетку бутылки, словно там был ответ. — В этом нет ничего неправильного, Мышка.

Опять Мышка. Дистанция — это хорошо, говорила я себе. Нам нужна эта дистанция. Когда он называет меня моим настоящим именем, то случаются плохие вещи. Я вообще не скучаю по звучанию моего имени.

— Мне нужно идти. — Я поднялась, только слегка покачнулась, вцепилась в подлокотник кушетки и сжала пальцы на мягкой черной коже.

Он встал, но не подошел ко мне. Я не знаю, была ли я благодарна ему или разочарована.

— Нет.

— Нет, правда. Это была ошибка. — Моя блузка раскрылась, и я вновь ее застегнула; в спешке я случайно коснулась пальцами кольца.

— Из-за Верити?

Когда мы целовались, его волосы под моими пальцами были такими прохладными и гладкими. Я увидела, что кольцо вновь попало ему на глаза, и потребность вернуть всё как было, оказалась болезненной. Верити делала это? Я могла их представить, как они шушукаются, ее сияющие светлые волосы и его такие темные, что кажется поглощают свет. Они спали вместе? Я мотнула головой, чтобы отогнать так резко возникшую картину.

— Между нами не было ничего такого, — произнес он, тем самым разрушив тишину. — Между Ви и мной.

Теперь он еще и мысли читает? Дурацкая магия. Даже то, что они не спали вместе, не отрицает того, что между ними была какая-то связь. Это можно было прочесть на лице Верити на ее фотографиях; и его голос всегда словно звенит, когда он говорит о ней. Только идиот мог упустить это из виду. Только полный болван мог попытаться сохранить всё так. — Но она всё же что-то значила для тебя.

Медленный осторожный кивок. — Да.

— Тебе ее не хватает. — Это было то же самое, что надавить на синяк, чтобы узнать, как сильно он болит.

— Да. — Ответ: чертовски сильно болит.

— Ты сказал… — Горло сжал спазм. — Ты сказал, ты нуждался в ней.

— Я не единственный, кто так говорил.

Он осторожно сделал шаг в мою сторону, словно боялся, будто я убегу, если он будет двигаться слишком быстро. Стоило признать в Люке одно: он понимал женщин.

— Тебе ведь понравилось. Целовать меня.

Я втянула голову. — Речь не об этом.

— Тебе понравилось, и мне тоже, а это что-то да значит. Этого достаточно.

— Не достаточно, — прошептала я. Слишком много, и одновременно не достаточно, и это разрывало мне сердце, почему всё так нечестно. Я могла почувствовать новую боль, которая оттесняла старую. Люк схватил меня за руку, переплетая наши пальцы.

— Так мы должны бороться с этим? Боже, разве у нас и без того мало проблем? Ты хочешь всё еще больше усложнить?

— Это было ошибкой, — повторила я, трясясь. — Пожалуйста, Люк. Разве мы не можем просто всё вернуть обратно, как было раньше?

— Нет. А даже если бы и могли, Мышка, то я бы всё равно не захотел этого. Подумай об этом позже. — Он смотрел какое-то мгновение с сожалением. — Поцелуи всё меняют. Этого не избежать.

Я отдернула руку, он медленно кивнул. — Я перенесу тебя домой. Но не думай, что мы закончили на этом. Я скажу тебе кое-что еще: нет смысла бороться с судьбой.

— То есть ты хочешь сказать, что это судьба?

Он ухмыльнулся в его манере, как он всегда делает, когда знает больше меня.

— То есть ты хочешь сказать, что это не так?