Однажды Григорий вышел продышаться на балкон своей хаты на родной улице Дыбенко. На соседнем балконе маячил коротко стриженный, упитанный парень с круглым, заспанным лицом. Разговорились. Звали его Макс, и был он на десять лет моложе Уральского. (Каторжанину в то время исполнилось тридцать один). Сын соседей-алкоголиков Зинки и Мишки-сапожника. Типичный бесхозный гопник без руля и ветрил. В ответ на лагерные байки Уральского зачем-то рассказывал арестанту про то, как он мучил кошек. Грише это было отвратительно, но с кем-то надо было начинать движение. Кроме того, продуманный каторжанин рассчитывал найти возможных «стремяг» среди каких-то друзей и знакомых своего нового соседа. Сначала Григорий приобщил парня к занятиям спортом. Пробежки, брусья, турник. Потом устроил его своим сменщиком в ФОК. Вот так возле Уральского появился первый бригадник. За дурацкую манеру по любому поводу надевать костюм, галстук и шляпу Макс получил погремуху Дилектор. В таком виде он частенько с важностью разгуливал по площади у «Речного вокзала», вызывая хихиканье аборигенов района.

В дальнейшем расчеты Григория на приятелей Макса не оправдались. Попытались двоих подтянуть, но, не смотря на молодость, оба оказались уже законченными маргиналами. Когда только в двадцать лет успели поспиваться?

Макс в спорте не преуспевал. Тут сказалась наследственность. Про его мозги тем более говорить не приходилось. К тому же Дилектор был лентяем-лежебокой. Без тонуса, без огонька.

Но больше всего Гришу обломало его представление о будущем. Сознание Уральского определяла тюрьма. Свою бригаду он видел, как лагерную семью, где вместе живут, вместе ломают пайку хлеба. Григорий мечтал, что со временем вся братва построит себе дачи по соседству, что будут дружить их жены, дети пойдут в одну школу. А тут Дилектор ему заявил: «Мечтаю денег заработать и в Штаты свалить».

— Не наш человек, — огорчился каторжанин.

Справедливости ради стоит заметить, что дружить с женами рецидивиста было нелегко. Дело в том, что впоследствии он их постоянно менял.

Первый призыв бригады Уральского. 1993 год.

Шпрот, Родня, Дилектор

Через год Дилектора завербовал по случаю хитрый опер из РУОПа Славка Климашев. Макс тихонько подстукивал, стараясь не причинять особого вреда коллективу, но все тайное рано или поздно становиться явным. Сами мусора его и сдали. Рука на стукача в бригаде ни у кого не поднялась. Просто выгнали и быстро забыли этого никчемного персонажа. Ко времени разоблачения Макса в бригаде его давно оттеснили на вторые роли более активные и способные бандюки.

В недалеком будущем больше сотни парней в коллективе Гриши Уральского попытаются проявить себя в движении и заработать на хлеб насущный. Кто-то придет на года, кто-то на недели. Десятки имен авторитет даже не запомнил. Но Макс был первым, и от этого факта никуда не деться.

Около года продолжалась лафа Уральского в ФОКе. Но всему рано или поздно приходит конец. В том числе и его беззаботному существованию в Кунцево. Дело в том, что по ночам в сауне комплекса частенько зависали чехи. Чаще всего приезжал Иса по кличке Таракан. Нормальные московские вайнахи. Абсолютно не религиозные. Пили водку, таскали проституток. Им полюбился лагерный «купчик» каторжанина, Григорий, бывало, играл с ними в футбол. То есть установился некий паритет. Но преступника в присутствии горцев не покидало внутреннее напряжение. Не нравились они Уральскому. Как-то ночью чехи пьяные открыли пальбу по стенам сауны. Гриша не работал в эту смену. Макс, бедолага хапнул горя, Гриша сразу прокабалил: «А если бы в мою? И что бы я смог сделать?».

— Ничего. И такой расклад был для него унизительным.

Короче, чуйка подсказала арестанту: не стоит без нужды искушать Госпожу Фортуну. Гриша счел этот инцидент знаком свыше. К тому же в это время у него уже появились иные более или менее постоянные источники дохода. И Уральский ушел на вольные хлеба, оставив за спиной рыдающих аэробных дам и сожалеющее начальство.