Вещество белого цвета, рождённое под открытым небом, придающее горизонту волнообразность. Концентрация росы вплоть до оформленья её двусмысленной сути. Световые холмы. Пенный мрамор. В воздухе — ничто. Но на земле — покрывало гор и целых стран. Если порошит слегка, то это снег влюблённый, с поцелуями вручающий посланья от зимы, дорог и расстоянья.

Бездна терпенья у снега: чертит и чертит диагонали. Я устал от его бесконечной быстроты за окном. Белизна бледна и безвкусна, вся в болезненных пятнах сумерек. Свет сдаёт окоп за окопом, на месте сбежавших предметов остаётся один голый звук. У меня уже голоса нет, только эхо. Я уже не веду разговоров с другими, только с собой. Захочу снова жить — придётся вспоминать, какой была жизнь. Так и слепнут?

Сельская ночь, гулкая тишина. Снег пошёл. Глядь —              перед нами зимняя сказка. Пропали прямые. Торжествуют круги и шары. Нас обступает окружность. Зачарована ритмом, навязанным белизной, уползает, струясь, мистерия ночи. Снег и луна поглядели в глаза друг другу —                                                   ночь бледнеет и чахнет.

— Жара убивает пустыню или дарит ей жизнь? — Жизнь, смерть, снова жизнь для пустыни — как две сложенные ладони                                дня и ночи. — Когда же она жива? — Её жизнь — договор             между жизнью и смертью,                        скреплённый печатью песков. — Есть у неё надежда? — Она до сих пор вспоминает ледниковый период. — Ей ночью хватает тени? — Одна краткая ночь для неё ничто. Только снег способен напоить её звёздами вдоволь, и раскинуть бескрайнюю ночь, в которой она спокойно и гордо будет ждать вожделенных льдов.

Будто огромный созревший плод, сорвавшись с гигантского каменного дерева, шарообразная совокупность снега устремляется по неровной наклонной плоскости с постоянным ускорением всё решительней и решительней вниз, под воздействием собственного веса, служа ярким примером самоубийства.

Снег живёт и как-то справляется молча. А ведь это нелёгкий труд — падать каждый день на огромные ломти мира, одушевлять тени, освещать всё вплоть до сомнения, маячащего на горизонте. А потом умереть в кулаке, не оставив по себе памяти, только всхлипнув, как срезанный стебель. Или зачахнуть под солнцем с неповторимой в каждом отдельном случае медлительностью агонии.

Снег смерти приносят коварные ветры. Снежные плети, извиваясь, хлещут деревья,                                 мчатся по лесу туда и обратно,                                               гонясь за забвеньем. Раствором влаги и воя полируют щербатые горы, и словно больная кровь, снег оседает везде, где случится несчастье. Снег сеется и вырастает                              в гигантский медленный гриб… А ветер уносится прочь, прыгает за горизонт — и только его и видели, оставляя снег позади                                  вместе с виной и смертью.

Большая гора страдает в унылую непогоду под мертвенным снегопадом. Длинный гладкий гигант постепенно теряющий память обо всех своих гребнях и впадинах, ведь снег полирует, упорядочивает, ровняет, так что уже не найти шершавого нежного склона. Гора, одетая снегом, так и будет стоять, как конус в броне молчания.

Лес глубоко уснул                  опустив снежные веки. Дрожат, ни на что не решаясь,                  хрупкие бриллианты ночи. Холод и неподвижность                  холодно любят друг друга. Неслышные отзвуки кружат                  в изысканном танце. Ночь силится охватить                  снег своей темнотой Но тень не ложится на тень,                  потому что снег и во сне                                 не смыкает глаз.