#doc2fb_image_0200001F.jpg
#doc2fb_image_03000020.png
Дома для Педро было чистым наказанием вставать рано. Обычно Дамиан успевал вымести три четверти двора, а Педро уже все остальное. И совсем не потому, что Велосипед начинал раньше. Просто Педро еле волочил ноги, и метла вываливалась у него из рук. Только за завтраком ему удавалось окончательно проснуться.
Но сегодня... Прежде чем вернуться к нашей истории, поясним, почему в это утро Педро вскочил ни свет ни заря. Еще солнце не взошло, а он уже успел облазать весь дом.
Читатель, наверно, помнит, что Педро с доверием относился ко всяким рассказам о чудесах и колдовстве. Но мы, пожалуй, поторопились, когда назвали это предрассудками. Не совсем так. Педро любил сказки. И искал их везде, и сам выдумывал, и на Турецкую гору, честно говоря, полез за сказкой. Так что, поговорив с ребятами-беглецами, он даже немного расстроился. Зато теперь, в доме доньи Леоноры, воображение у Педро заработало с новой силой и разбудило его в немыслимую рань. Тайны, вот они, тайны! Объясните, к примеру, тот факт, что дом доньи Леоноры, казавшийся ночью настоящим замком, наутро выглядел как симпатичный деревенский домик, а двор, такой огромный в ночной темноте, вдруг оказался совсем небольшим, крепостная стена превратилась в невысокую ограду, а мальчишка-хулиган — в хорошенькую девочку. Скажете, ничего особенного? Может быть. Но только не для Педро. И вряд ли стоит его переубеждать.
Итак, какой смысл валяться в теплой постельке и мечтать о чудесах, если они тут, под рукой? Накануне он был в таком смятении, что ничего вокруг себя толком не рассмотрел. А посмотреть было на что.
Глиняные индейские фигурки, старинная фаянсовая посуда, китайские лаковые изделия стояли в застекленных шкафах рядом с колбами, ретортами, горелками и непонятными, но явно очень древними приборами. Ну точно. Если эта тетка не ведьма, то уж алхимик — наверняка. Рядом на стене висели две картины. На одной, написанной масляными красками, было изображено зубчатое колесо, от другой Педро пришел в полный восторг. Это была легкая, удивительно прозрачная акварель: целое море облаков, а над ними бумажный змей. Педро сразу вспомнил свою любимую книжку, роман Жюля Верна, в котором ему больше всего нравилось то место, где ребята запускают огромного бумажного змея.
Вдруг он заметил, что на первой картине зубчатое колесо поворачивается. Или показалось? Педро подошел и потрогал пальцем масляную краску. Странно. Картина как картина. Он снова взглянул на акварель и ахнул: облака на ней медленно рассеивались, расползались, так что внизу стала проглядывать земля и какие-то темные точки, в которых Педро вскоре различил детей — точь-в-точь иллюстрация к его любимой книжке.
— Так-так, все ясно, — прошептал Педро, хотя все было совершенно неясно. Потом он зачем-то вытащил нож и потрогал картину рукояткой.
— Это кинетическая живопись, — пропел у него за спиной нежный голосок. — Краски составлены из биомолекулярных частиц. Они приходят в движение по программе, и картина оживает. Тебе нравится?
Педро повернулся. На Урганде была расшитая индейская рубаха, в которой даже такой болван, как он, не смог бы принять ее за мальчика. Уши у него запылали, нож выпал из рук и — трах! — разбил чашку, стоявшую на столике.
— Ой! — Педро совсем растерялся, наклонился над столом и, ничего не соображая, стал прилаживать один к другому осколки чашки.
— Ничего не выйдет, — сказала девочка. — Давай я выброшу. Чашка — это ерунда. А вот посмотри, какой след от ножа!
Действительно, на изящном лакированном столике виднелась глубокая царапина.
— Если донья Леонора увидит это, она очень огорчится. Она очень любит этот столик. У нее с ним связаны какие-то воспоминания... Знаешь что, беги на улицу Марте. Это очень просто: выйдешь из дому, пойдешь налево, и через две улицы, в угловом доме, живет дон Гарси Фортиньо. Попроси у него восстановитель для дерева и немного лака Страдивариуса. Вот увидишь, поправим так, что ничего не будет заметно. Давай быстрее, пока донья Леонора готовит завтрак. Ну иди же, иди!
Вообще Педро терпеть не мог, когда им командовали девчонки, но в последнее время все выходило шиворот-навыворот. Он даже сказал «спасибо». Потом взял злополучный нож и вышел из дому.
Он шагал с твердым намерением сделать все в лучшем виде. Пусть Урганда знает, что не такой уж он идиот. Было прохладно, густые облака закрывали полнеба и... Педро остановился. Красный велосипед катался кругами по двору. Сам по себе. Похоже было, что он занимается утренней гимнастикой, разминается или, скажем, репетирует, как цирковая лошадка.
Значит, вот он какой, близнец-науаль. Симпатичный. Встретились наконец.
— Я Педро-Крокодил, — вежливо представился Педро. — Вы меня не узнаете? А мы вроде родственники...
Красный велосипед сделал вид, что не расслышал, и поехал дальше по кругу.
Не очень-то любезный родственник. Педро подбежал поближе, протянул руку к рулю, и — ну что за день сегодня! — велосипед лягнул его педалью в голень.
— Ах, ты лягаться?! — возмутился Педро.
Кто бы мог подумать, что собственная душа-близнец способна вот так обойтись с человеком!
А дальше Педро сделал то, что на его месте сделал бы, пожалуй, любой другой мальчишка. Оседлать и укротить! Что может быть естественнее этого желания? К сожалению, в охватившем его азарте Педро совершенно позабыл, что ему никогда в жизни не приходилось иметь дело даже с обыкновенными, смирными велосипедами.
Он примерился, разбежался, сделал красивый прыжок и... уселся задом наперед. У красного велосипеда оказалась отменная реакция: в самый последний момент, пока Педро был еще в полете, строптивец умудрился развернуться на сто восемьдесят градусов.
— Эй, стой, куда?! — Педро беспомощно махал руками, пытаясь сохранить равновесие, потому что держаться было не за что.
Велосипед был неумолим. Он набрал скорость и выехал в открытую калитку, потом свернул направо, в направлении, прямо противоположном тому, в котором собирался идти Педро, и помчался по дорожке. Оказывается, дом доньи Леоноры не был самым последним на окраине города. Педро молотил воздух руками, и перед глазами у него мелькали разноцветные домики, блестящие металлические конструкции, антенны и странные приборы на крышах, в назначении которых он не разобрался бы даже в нормальном состоянии. Велосипед вынес его на извилистую горную дорогу и принялся карабкаться вверх, подпрыгивая, как козлик. Тут незваный пассажир не удержался, покатился вниз по склону и бухнулся лицом в землю. Нос, конечно, пострадал, но можно считать, что Педро повезло: не затормози он носом, наверняка свалился бы на крышу домика, стоявшего двумя-тремя метрами ниже выступа, на который наш герой приземлился.
— Ну, ты, кондун этот... кидетический! — прогундосил Педро, грозя кулаком ехидному велосипеду, который стоял на холме и косился на него фарой. — Здать тебя бодьше не хочу!
Словом, обиделся. А зря. Пора бы Педро привыкнуть к здешним изобретениям. Вот, скажем, над домиком внизу плавает маленький металлический шар. Это может быть птицезасекатель, или глаз-разведчик, или еще какое-нибудь чудачество изобретателя. Больше ничего примечательного в этом домике не было. Садик, цветочки, садовник с лейкой, мирный такой старичок в очках... В общем, все нормально. Да? Не тут-то было.
Старичок поднял голову, и Педро увидел, как два круглых выпуклых глаза уставились на него и начали выдвигаться вперед на длинных стебельках, как у рака. Педро ослабел, потерял способность управлять своим телом и заковылял вниз по откосу, примагниченный рыбьими гляделками. Откос был очень крутой, почти вертикальный, и Педро показалось, что он преодолел его, переступая ногами по воздуху.
«Сейчас сцапает и...» — Крокодил закрыл глаза и отдался на волю судьбы.
— Мальчик, сойди, пожалуйста, с клумбы!
Педро приоткрыл глаза. Перед ним стоял сухонький старичок и, щурясь, протирал очки с толстыми линзами.
— Здрасте, — сказал Педро и на цыпочках перебрался на дорожку.
— Доброе утро. Что у тебя с носом?
— Упал.
— Вот как? А почему ты так смотришь на мои очки?
— А они... это... Вы гипнотизер?
— Кто? Да ты, видать, здорово ушибся. Спрыгнул прямо на цветы. Голова не болит?
— Нет, ничего. А я-то подумал...
— Что подумал? Кажется, ты нездешний? Что-то я тебя не припомню.
— Понимаете, мы с одним мальчиком, Руем... — Тут Педро прикусил язык: «Вот дурак, проболтался!»
Старик вздрогнул. Потом взял Педро за руку и тихо сказал:
— Пойдем-ка, дружок, в дом.
— Куда? Зачем?..
— Ко мне. Нос подлечим. Да что ты упираешься, не бойся!
— А вы кто?
— Меня зовут Фадрике.
— О-о!
Они вошли в дом. Дон Фадрике дал Педро желтоватую мазь, от которой распухшему носу сразу стало прохладно.
— Так-то лучше. Ну, как тебя зовут?
— Педро... Крокодил. «Эх, опять придется все объяснять!» Но старый учитель нисколько не удивился.
— Очень приятно.
Потом в упор посмотрел на Педро и спросил:
— Где же ты познакомился с Руем-Мечтателем?
— А они, то есть Руй и другие ребята, взяли меня в плен, когда мы с Дамианом...
Дон Фадрике Почтенный слушал не перебивая. Только руки у него немного дрожали и он все повторял шепотом:
— Ах, ребятки, ребятки!..
Вдруг старик встал и потянул носом воздух.
— Пирог! Сгорел наш завтрак! Из кухни валил дым.
Все же они позавтракали, и неплохо: слоеными пирожками с мясом и творогом, выпили по чашке кофе с молоком.
Когда Педро закончил свой рассказ, не забыв при этом и о злоключениях Урганды-Незабудки, дон Фадрике вскочил и заходил по комнате, нервно приглаживая седые волосы.
— Вот что, Педро, мне нужно как можно скорее повидаться с ребятами. Ты меня отведешь. Но придется дождаться вечера: лучше, чтобы никто нас не видел. К тому же, кажется, дождь собирается.
В открытое окно ползла духота. Солнце то исчезало, то снова вспыхивало в прорехах быстро густевших облаков. Педро расстегнул ворот рубашки и тут только вспомнил о восстановителе и лаке. Ой, что подумает о нем Урганда! Решит, что он заблудился в двух шагах от дома, как двухлетний. Теперь он окончательно упадет в ее глазах.
В тот же момент с неба хлынули потоки воды. Настоящий потоп! Теперь даже речи не могло быть о том, чтобы выйти из дому, даже по такому важному делу, как поручение Урганды.
Старик пересел в кресло у окна и заговорил, обращаясь то ли к Педро, то ли к самому себе:
— Что творится в нашем городе! Великие традиции позабыты и попраны. Творческое соревнование превратилось в соперничество честолюбивцев. Появились бессмысленные изобретения, вредные изобретения, изобретения ради изобретений! Я родился здесь, в Городе Садов, ровно восемьдесят лет и двадцать три дня назад. Мои отец, дед и прадед — все были, как и я, учителями Всеведения, и никому из них не довелось увидеть такое... чтобы их ученики, повзрослев, готовы были растерзать друг друга из-за ничтожного первенства в усовершенствовании перочинных ножей и водопроводных кранов! Заперлись в своих кварталах, секретничают, подозревают друг друга, кляузничают, судятся! От собственных детей отказались только потому, что те захотели жить по-человечески и работать дружно. Позор! А ведь какой был чудесный край! Поистине удивительный! Таинственные, еще не изученные нами космические силы ускоряют здесь рост растений, и они постоянно плодоносят. Эти силы удлиняют жизнь людей и дарят им исключительное здоровье. А главное — они влияют на мозг, и люди делаются способными на поразительные открытия...
Тут голос старика зазвучал тише, глуше и монотонней, поскольку от обличений он перешел к воспоминаниям, а Педро — то ли от недосыпа, то ли от сытной еды и убаюкивающего журчания воды по желобам — начал клевать носом. Уже почти засыпая, он вдруг дернулся, приоткрыл глаза и, автоматически засовывая в рот слоеный пирожок, увидел, как дон Фадрике, не переставая говорить, напряженно смотрит куда-то поверх его головы. Очки на носу у старика, так сильно поразившие Педро в начале их знакомства, снова зашевелились, стебельки-стержни стали вытягиваться.
Крокодил глянул назад. Длинный луч, как из кинопроектора, упирался в стену, на которой дрожали и прыгали цветные пятна, приобретая все более отчетливые очертания, и перед затуманившимся взором Крокодила встали фигуры людей в старинных одеждах, почти таких, как на рисунках в учебниках по истории.
Седой вождь в расшитом плаще, мудрый Тесумпантекутли, владыка Куитлауака, великий ученый, овладевший шестьюстами десятью науками, говорил со своими учениками. Астрономы и математики, врачи и архитекторы, знатоки минералов и растений — каких только умельцев и мудрецов здесь не было! В глубоком молчании, не сводя глаз с учителя, они слушали его речи. Готовилось новое состязание талантов, которое учитель предлагал провести в уединенном и малодоступном месте в горах.
«Не всякий сможет участвовать в состязании, ибо первое его условие — найти способ проникнуть в этот чудесный и изобильный край. Силы Неба воздвигли незримые и неведомые преграды на пути к нему. Этот путь закрыт для невежд, трусов и корыстолюбцев. Туда не пробьешься с помощью оружия, грубой силы и обмана.
Там мы создадим новое царство для труда, размышлений и счастья. Там не будет войны, а значит, не будет и рабов.
Страшные вести приходят с востока. Белокожие разбойники в одеждах из металла, приплывшие из чужих земель по Великим Водам, грабят и жгут, не щадя никого. Самые смелые бессильны перед ними, потому что пришельцы кидаются огненной смертью и ездят на спинах быстрых, как ветер, животных. Я обращался к богам, но они молчат. Они не помогут мне спасти мой народ. Спасем же от убийц наше главное богатство — мудрость и знания!»
И вот один за другим уходят самые смелые и талантливые к окутанной туманами горе, не беря с собой ничего, кроме невиданных хитроумных приспособлений. И там, в цветущем краю, счастливые победители закладывают город, вознося хвалу животворному Солнцу.
И снова замелькали разноцветные пятна. Это шли дни, годы и века. Приходили новые люди. Они работали не покладая рук, учились и изобретали, а состарившись, многие возвращались во Внешний Мир, унося туда свои открытия, в надежде подарить человечеству хоть немного радости, которую дал им Город Солнечных Садов.
А в центре города стоял дом, который все считали родным. Это была школа, где учились будущие изобретатели. Самый сложный предмет — Всеведение — неизменно преподавали потомки основателя Города Садов, великого Тесумпантекутли.
И опять Педро услыхал строгий голос и не понял, кому он принадлежит — то ли мудрому вождю, то ли дону Фадрике:
«Мы должны спасти наше главное богатство!»
Педро открыл глаза, заморгал и дожевал пирожок. Дон Фадрике сидел все в том же кресле и, щурясь, смотрел в сад. Ливень стих. Мокрые листья блестели. Пахло цветами и послегрозовой свежестью.
Настенные часы пробили полдень, вмиг напомнив Педро о невыполненном обещании. Ну как теперь вернуться к донье Леоноре — с пустыми руками и опозданием на шесть часов? Можно, конечно, что-нибудь соврать, только бы не признаваться, как он опозорился с велосипедом. Но все равно они будут считать его балбесом. Вот если бы пришлось участвовать в штурме крепости, где засел этот гад Дракити Укарики! Тогда он предстанет перед Ургандой как герой.
«Где ты был? — спросит его Урганда. — Неужели заблудился?»
«Да нет, — ответит он небрежно, — я был немного занят, извини. Нужно было помочь нашим друзьям. Вот, кстати, и Аккумулятор Тысячи Молний, в целости и сохранности...»
Эх, скорей бы вечер!.. И тут Педро хлопнул себя по лбу. Как же он забыл?
— Дон Фадрике, а ведь ребят в убежище нет! Они должны были догнать нас с Руем, но почему-то не догнали. Может, заблудились?'
Старик в волнении поднялся с кресла.
— Ах ты, как нехорошо! Что же, раз так, будем их искать. А пока, чтоб без дела не сидеть, бери лопату, окопай вон те яблони. А я соберу кой-какой еды в дорогу. И ребятам гостинец приготовлю. Они уж и не помнят, наверно, какова домашняя еда...
Когда Педро не явился к завтраку, Урганде пришлось показать донье Леоноре поцарапанный столик и объяснить, куда она отправила Крокодила. Решили подождать, но время шло, а он как сквозь землю провалился. Урганда совсем расстроилась.
— Это я виновата! Не надо было его посылать! С ним что-то случилось!
— Ни в чем ты не виновата! Что его, за ручку водить? — сердился Руй. — И ничего с ним не случилось. Сидит где-нибудь, дождик пережидает. Одно плохо: язык у него как помело, — буркнул он, припомнив вчерашний утомительный треп.
— Подожди, Руй, не стоит заранее обвинять человека, — остановила его донья Леонора. — И все-таки нужно его отыскать. Что-то я волнуюсь. Один, в грозу, в незнакомом городе. Давайте я вас запру в доме, сидите тихо, как мышки, а я поезжу поищу.
Красный велосипед как ни в чем не бывало стоял под навесом и легкомысленно поблескивал спицами. Очень жаль, что донья Леонора не научила его разговаривать, не пришлось бы ей без толку ездить под проливным дождем по всему городу. Когда она вернулась одна, Урганда чуть не расплакалась. Руй то утешал ее, то ругал на чем свет стоит этого недотепу Крокодила. Стали думать, как действовать дальше, и решили, что все же самое важное сейчас — найти Дамиана и опаловую шкатулку.
А искать его нужно — и в этом донья Леонора почти не сомневалась — только в Черном Замке.
#doc2fb_image_03000021.png
Дождь кончился. На крыше лжебаронской крепости Дра-Дра чистила перья и, перепрыгивая с лапки на лапку, делала зарядку. Из-за грозы птица приступила к ней с большим опозданием. Да и вообще в замке царил полный беспорядок. Вороне никак не удавалось справиться с загадкой: почему нарушилась размеренная жизнь во владениях Дракити. Начиная с того, что Невежа забыл выдать ей обычный завтрак — поджаренные семечки водяной лилии, и кончая тем, что дети, не сделав утренней гимнастики (Дракити мало интересовался их здоровьем, но считал, что зарядка укрепляет дисциплину), в такт которой птица совершала свои упражнения для крыльев и лапок, поспешили включить машины и быстро и не в лад стали на них работать.
— Драк-драк, — вздохнула ворона.
Ей так хотелось слетать в одно местечко во Внешнем мире, никому, кроме нее, неизвестное. Там росли гигантские подсолнухи. Сейчас как раз поспели вкусные семечки. Но хлынул дождь, экспедицию пришлось отменить, и Дра-Дра оставалось только смотреть на все это безобразие, творящееся в замке у хозяина.
Ворона любила детей. Когда она видела, как ребятишки резвятся на улице, в душе у нее все пело от удовольствия, но когда дети суетились возле дребезжащих станков, ее нервная система приходила в расстройство и перья вставали дыбом. Поэтому, как только в замке начиналась работа, Дра-Дра предпочитала улетать подальше и утешаться подсолнухами. Во время таких прогулок ей случалось встретить ребенка, и тогда она летала над его головой, выкрикивая свое приветствие, и старалась понять, заблудился он или нет. В первом случае ворона приглашала его в гости в Черный Замок хозяина, во втором... во втором тоже.
Когда птица открыла глаза, маленькие мастеровые с высунутыми от усердия языками заканчивали работу. И все тот же кавардак. Теперь Невежа не принес ей на обед порцию горького миндаля и вдобавок оповестил детей о том, что занятия в школе на сегодня отменяются, обед откладывается и надо отработать еще одну смену. Дра-Дра совсем загоревала и решила покинуть замок, чтобы отдышаться на воле.
Маленькие работники тоже ничего не поняли в этот суматошный день. Вместо игрушечных автомобилей им было приказано изготовлять какие-то новые детали. Что задумали Лжебарон и Небесный Лучник? Что бы это ни было, думал Дамиан, сражаясь со своим станком, он им не помощник. По правде сказать, если бы Велосипед даже согласился содействовать выполнению их злодейских планов, у него все равно ничего бы не вышло: машина визжала, тряслась, как в лихорадке, и делала что хотела. С этим громоздким агрегатом не так легко было справиться. Требовалось необычайное мастерство, чтобы заставить его подчиняться и производить такие чудесные вещи, какие получались у маленьких пленников Лжебарона. Для Дамиана день тянулся бесконечно, и если остальные ребята к вечеру чувствовали себя полуживыми от усталости, то его можно было назвать мертвым. Отлежавшись на грязной койке, он почувствовал, что голоден как волк, и проглотил свою порцию питательных хлебцев «гав-гав» без всякого отвращения. Тут и дождь прекратился, значит, Рождеру-Кактусу пора было отправляться в путь.
— Ни пуха ни пера, — пожелал ему Дамиан.
— Ни пуха ни пера, — подхватили ребята.
— Дамиан-Велосипед... Дамиан! — ласково ответил попугай. И выпорхнул в окошко.
Летя над лесом, Дра-Дра заметила незнакомую птицу в поношенном золотисто-зеленом оперении, и первым ее желанием было броситься на незваного гостя и ощипать, сорвав на нем свою досаду. Черные предчувствия глодали ее душу. И не зря: назревали ужасающие события.
— Драк-драк-драк! — крикнула Дра-Дра, вкладывая в эти слова самый решительный протест.
А Роджер-Кактус, не разбираясь в местных делах и не владея вороньим языком — как, впрочем, и собственным, — уже летел над верхушками деревьев и не слушал расстроенную ворону.
#doc2fb_image_03000023.png
День тянулся невыносимо медленно. Педро уже успел окопать все яблони, прополоть четыре грядки, полить кусты специальным составом против насекомых, приготовленным доном Фадрике по рецепту его прабабушки; старик уже собрал в дорогу съестные припасы, прибрал в доме и даже починил ботинки Крокодила, приделав к ним замечательные подошвы своего изобретения, а вечер все не наступал. Оба нервничали. Старик ходил по дому, переставляя предметы с места на место, и то ворчал, то принимался произносить гневные речи.
Наконец волнение дона Фадрике достигло такого накала, что он с яростью воскликнул, взглянув на часы:
— Все, не могу больше ждать! Выходим. И знаешь что: зайдем по дороге к донье Леоноре, поговорим.
«Вот не везет!»
Да, Педро положительно не везло.
Они вышли из дому. Металлический шарик над крышей сиял, как маленькое солнце.
— Есть разные виды энергии, — заметил Почтенный. — Энергия солнца — самая щедрая и справедливая: ее все получают поровну.
Педро вздохнул. Сейчас самое ласковое солнышко не смогло бы его утешить. Он плелся, то и дело отставая от дона Фадрике, так что тому приходилось останавливаться и поджидать его.
— Что с тобой? Может, ботинки жмут? Может, я не так подошвы приделал?
Крокодил только морщился и отворачивался. Он как мог оттягивал неприятный момент встречи с доньей Леонорой и в двух шагах от ее дома не выдержал и остановился, решив в отчаянии что-нибудь соврать. Он уже открыл было рот, но тут дон Фадрике быстро взглянул куда-то в сторону и, тихонько тронув его руку, прошептал:
— Пройдем мимо. Не оглядывайся.
Краем глаза Педро все же заметил, что из-за угла на них внимательно смотрит какой-то человек.
— Руй, ты готов? Урганда!
— Сейчас.
— Спускайся скорей. Что ты там возишься? Урганда!
— Сейчас.
— Прихорашивается. Нашла время! Донья Леонора, скажите ей!
— Урганда, детка, нам пора. Совсем стемнело.
— Сейчас, только пуговицу пришью.
— Какую пуговицу? Ничего не понимаю. Урганда, я тебя не узнаю! Ну наконец-то...
— Донья Леонора, давайте оставим записку...
— А, вот что! Эта она оболтуса нашего дожидается, время тянет. Да не реви ты, найдется! Донья Леонора, выходим?
— Урганда, никаких записок! Это опасно. Очень жаль, что Педро не вернулся, но больше ждать нельзя. Пошли.
В соседнем ненавистном доме окна не светились. Уже второй день как Лучник куда-то исчез. Ну что же, это к лучшему. Три тени выскользнули за решетчатую калитку и пошли туда, где начинался лабиринт. Впереди, мягко шурша шинами, ехал красный велосипед.
Им предстояла немыслимо трудная задача. Воспользоваться случайным открытием Педро оказалось невозможно: ведь они несли с собой Аккумулятор, и свечение заряженного лезвия или, скажем, иглы объяснялось бы просто его присутствием. Вспомнили самый древний и простой способ: клубок ниток. Пропитали его фосфором. По крайней мере не придется повторять один и тот же путь.
Они шли гуськом вдоль холодных стен лабиринта, держась друг за друга, чтобы не потеряться в кромешной тьме. Три лучика от их карманных фонарей втыкались в нее, как три тонюсенькие иголочки в огромную и пухлую бархатную подушку. Часам к трем ночи тяжелый пятикилометровый клубок ниток превратился в маленький блестящий орешек. Дальше шли наудачу. Но недолго.
— Ой, Руй, я чуть не упала! Почему ты сел?
— Здесь тупик.
— Донья Леонора, что же делать?
— Сядь тоже, отдохни. А я пока займусь велосипедом: он отчего-то завилял.
— Руй, не молчи, пожалуйста! Говори что-нибудь!
— Давай лучше петь. Не хочешь? Тогда я буду свистеть. Вот послушай.
— Красиво. Что это за музыка?
— Моя. Это про тебя.
Руй хотел опять засвистеть, но тут наверху захлопали крылья.
— Драк-драк-драк!
— Опять ты! Тут как тут! А ну, убирайся! Ой, нет, погоди, стой! Не бойся, не трону! Урганда, дай скорей хлебушка!
— Держи. А зачем он тебе? Это что, Дра-Дра?
— Она самая. Донья Леонора!
— Да-да, я поняла. Это просто удача. Теперь у нас есть проводник.
#doc2fb_image_03000024.png
Дон Исхудалес торопливо семенил по переулкам. Вот оно, вот случай, который нельзя упускать! Едва он увидел дона Фадрике с незнакомым мальчишкой, как его будто кольнуло. Неспроста, неспроста Почтенный, давно уже не выходивший из дому и переставший здороваться с согражданами в знак протеста, быстро шагает по дороге, ведущей из города, с походной сумкой на плече. Успеть бы только. Дон Исхудалес — человек пожилой, и со здоровьишком у него неважно. Ох, одышка... Где же они, ах, вот, в заднем кармане. Две под язык, одну за щеку. Нет, лучше еще одну за щеку. Так, теперь в обход, а то как бы дон Рыжундо не привязался. Сейчас через задний двор, на машину — и вперед. Старый ворчун как раз будет подходить к убежищу дезертиров. Тут-то дон Исхудалес их и застукает! А то что же это? Никто в городе не уважает, считают недотепой, ничтожеством... Наконец-то он им всем утрет нос! Ах, собачка! Извините, проходите, пожалуйста... Даже дворняги дороги не уступают... Ну, слава богу, дошел, вот мы и дома... Где ключи? Тут они, милые, на шее, на шнурочке. Первый замок, второй замок, третий потайной, четвертый сверхсекретный... Ф-фу, пылища! Ты что ж это творишь?
В переднюю навстречу хозяину ковылял робот-слуга с трясущейся металлической башкой.
Он мел пол. Выставив вперед клешни и равномерно размахивая растрепанным веником, он поднимал тучи пыли. К его брюху была привинчена эмалированная емкость, напоминавшая сумку кенгуру. В ней варился суп.
— Я тебе сколько раз говорил, болвану: крышкой накрывай, крышкой! — завопил дон Исхудалес, обдувая изрядно пропылившееся варево. — Ты меня в гроб сведешь!
Робот остановился, сунул передние конечности в кастрюлю и стал выбирать оттуда бумажки и соринки. Потом наклонился, ткнулся повинной головой в грудь хозяина и, плеща ему под ноги кипящим супом, захныкал, требуя утешения.
— С-столько-ко-ко ррабо-бо-ты, ник-ка-кой благгггодарности! — скрипуче рыдал слуга.
Подумать только, что за это чучело дон Исхудалес получил десять лет назад первую премию на Конкурсе гуманных машин. Вроде старательный получился, а толку-то? В доме беспорядок наипечальнейший. Ходить опасно: того и гляди, ногу сломаешь. Пыль по всем углам сугробами, посуда битая, чертежи под кроватью. А окна? Занавесок не надо. Худо, ох худо!.. А зато душевный. Есть с кем поплакать и сердечную тоску избыть. Смазать бы его... А-а, некогда. Что же это я? Торчу тут...
— Ладно, не плачь, я тебе пылесос подарю. — И дон Исхудалес побежал в сарай за машиной.
Вылезай, милая, вылезай! Ох и тяжела! Это при моем-то отложении солей... ничего, ничего, ход у нас замечательный, инерционный! Остроумнейшее по простоте изобретение. Э-э, спина! Таблеточку под язык — нет, не та... ага, вот она!
— Куда вы собрались, любезный?
Тебя тут только не хватало!
Дон Рыжундо топтался у забора, привставал на цыпочки и подпрыгивал, насколько ему позволял его немалый вес.
— Оставьте меня в покое! Что вы здесь высматриваете?
— Я не высматриваю, я рассматриваю вашу чудесную машину. Эта конструкция мне кажется очень знакомой.
— На что вы намекаете?! Это мое изобретение, совершенно оригинальное решение! Инерционный двигатель!
— Да-с, инерционный, только тормоза отсутствуют!
— Ваша тоже не тормозит!
— Не извольте беспокоиться, с моей-то как раз все в порядке!
— Интриган! Злодей! Когда я наконец от вас избавлюсь?! Я больной и одинокий человек!
— Я тоже больной! Я еще тяжелее болен! — И дон Рыжундо потряс увесистыми конопатыми кулаками.
— Я принял сегодня четыре пилюли от сердцебиения, две от изжоги и...
— А я десять! Нет, пятнадцать!
— Прекратите ваши издевательства! Оставьте меня! Уходите, или я вас... я вас... оскорблю!
Дон Исхудалес швырнул в рот горсть разноцветных таблеток и с грохотом выкатил за ворота.
— Гоп-ля-ля! Гоп-гоп-тру-ля-ля!
Педро скакал, как кузнечик, вспрыгивая на большие валуны, отлетал то вправо, то влево, отталкиваясь от отвесных скал, и мячиком падал на дорогу.
— Вот так ботинки, вот так пружинки!
Что за мальчишка! Пять минут назад плелся, как инвалид, а теперь, того и гляди, сломает себе шею. Дон Фадрике только головой качал. В конце концов Крокодил так разбуянился, что взобрался на скалу и совершил грандиозный прыжок, едва не сбив с Почтенного шляпу. Тут уж старик не выдержал:
— Педро, хватит! Поди сюда. Да уймись ты, говорю! Вот ведь... Смотри лучше на дорогу...
Они уже вышли на тот участок, где дорога раздваивалась. Отсюда действительно не было видно скал, за которыми прятались беглецы. Здорово все-таки ребята выбрали себе убежище!
— Здесь, что ли? А, Педро? Тогда веди.
— Да нет их там! Говорю, ушли они. Лучше сразу спустимся в лабиринт. Тут рядом... Мы с Руем... Ах я олух! Веревку-то мы не взяли! Как же без веревки?
С минуту они молча смотрели друг на друга, не зная, на что решиться. Эта заминка имела неожиданные последствия. Тарахтелка дона Исхудалеса догнала их там, где они беседовали, спутав все его планы. Остановиться он уже не мог и вихрем пронесся мимо. Проехав метров двадцать, он исчез за поворотом, и тут же послышался глухой удар, грохот металлических частей и испуганный крик водителя. Вслед за этим горы огласились победными воплями, свистом и улюлюканьем.
Почтенный всплеснул руками и с юношеской резвостью помчался на крик.
Посреди дороги, из здоровенной ямы — в нее мог бы свалиться и слон, — над которой была натянута сеть из упругих лиан, торчали тощие ноги. Рядом вверх колесами подрагивала искореженная машина. Вокруг ловушки скакали шесть полуголых дикарей с размалеванными рожами и разноцветными перьями в волосах. Дон Фадрике невольно попятился, когда одно из страшилищ обернулось и бросилось ему навстречу.
— Дон Фадрике! Ур-ра!
— Боже мой, Фламман, Лисандро!.. На кого вы похожи? Вы с ума сошли!
— А нам надоело прятаться!
— Что они на нас охотятся?!
— Не желаем быть дичью! Непобедимое племя Тысячи Молний вышло на тропу войны!
— Хулиганы вы, а не племя! Немедленно помогите этому человеку! А если бы он разбился? Так... Осторожно!.. Давайте руку... Ах, это вы, дон Исхудалес! Понятно, понятно...
— Вот они, ваши любимчики, полюбуйтесь! Совсем совесть потеряли! — дрожащим от обиды голосом проговорил дон Исхудалес.
— Вопрос о совести я с вами обсуждать не намерен, — сухо ответил Почтенный. — У вас ссадины на щеке. Педро, дай сеньору йод! Педро, где Педро? О, боже!
Педро уже успел стащить с себя рубашку и разрисовать грудь и лицо боевыми красками, то есть йодом и зеленкой.
— Детский сад. Иди сюда, храбрый воин. А ну, давайте вытаскивайте машину. Ставьте на колеса...
Машина пострадала не так сильно, как казалось на первый взгляд, — толкая, ее можно было докатить до города.
— Скажите спасибо дону Фадрике, что мы вас отпускаем, — Фламман протянул незадачливому охотнику отвалившуюся фару. — А то сидеть бы вам в плену... в кухарках!
Дон Исхудалес задохнулся от возмущения:
— Ну погоди, скажу твоему деду, он тебе покажет!
— Уезжайте отсюда! — крикнул Фламман. — Уезжайте!
Они подождали, пока дон Исхудалес откатит свой драндулет подальше, и поднялись в укрытие.
Здесь дона Фадрике ждал еще один сюрприз: посреди пещеры сидел Аларико — Нет Проблем и прилежно разбирал на части свой любимый скейт.
— Ты-то откуда взялся?
— Поймали. Велели развинтить.
— Зачем? Мальчишки объяснили.
Оружие? Война? Нет, это недопустимо. Аккумулятор в Черном Замке? Скорее туда. А дорогу вот этот молодец покажет.
— Бывал там? Покажешь?
— Почему бы нет? Нет проблем.
