У бензола необычный запах; пары его удушливы и даже канцерогенны; он горит, испуская внушительный черный дым; его формула, как нам твердят учебники, C6H6, где шесть атомов углерода образуют кольцо, или «цикл». Среди прочих замечательных свойств (как то: быть основой для множества красителей, инсектицидов, взрывчатых веществ и пластмасс) он обладает такой же прозрачностью, как и вода, поэтому стеклянный предмет, погруженный в бензол, становится совершенно невидимым! Но это еще не все: у этой немного магической жидкости совсем не банальная история. Разъяснение ее структуры заполонило хроники в середине XIX века и продолжает удивлять до сих пор. Подумать только: она была открыта во сне!

Я подвинул свое кресло поближе к огню и погрузился в дремоту. Снова перед моими глазами закружились атомы. <...> Длинные цепи, часто тесно сплетенные, непрерывно двигались, свиваясь и развиваясь, словно змеи. Но что это? Одна из змей ухватила себя за хвост и закружилась перед моими глазами, будто дразня. От пронзившей меня догадки я проснулся...

 Человека, «увидевшего» во сне формулу бензола, которую на протяжении многих лет искали все его коллеги, звали Фридрих Август Кекуле. В ту эпоху (1865), когда химики ломали копья по поводу атомов, которые одни считали существующими реально, а другие — лишь удобной научной абстракцией, Кекуле сделал свой выбор: он не просто признавал их реальность, но и не переставая видел их во сне, внутренним взором. И в самом деле, такое с ним приключилось не в первый раз. Семью годами раньше атомы уже скакали у него перед глазами, когда он ехал в омнибусе по улицам Лондона. Тогда он заключил, что атомы углерода могут соединяться в длинные цепочки, тем самым заложив основы (при учете четырех связей, которыми углерод может сцепляться со своими соседями) органической химии. Эта наука добилась неслыханного успеха в конце XIX века, поскольку позволила синтезировать наконец органические вещества и показала, что живые существа живы совсем не потому, что в них, как прежде верили, «вдохнули жизнь».

Можно удивляться тому, что химики проделали путь от цепи к циклу в то же самое время, когда люди учились крутить педали велосипеда: первая цепная передача была изобретена в 1869 году... Менее удивительно выглядит идиллическая картина, объединяющая змею с яблоком Ньютона. А если говорить серьезно, то нетрудно себе представить возмущение тех, кто в Бога верил больше, чем в атомы, изрядно отдающими серой заявлениями химиков, из которых прямо следовала избыточность Божественного вмешательства в создание жизни. К тому же сон творца органической химии был вполне эзотерическим. Змея, кусающая свой хвост, — это же Уроборос, символ единства материи и Вселенной, священного кругооборота творения, в котором чередуется порождение с пожиранием. Проще говоря, это образ, тесно связанный со знаменитым «все во всем», а также, если угодно, с «и наоборот», вносящим необходимое уточнение.

Но, как ни странно, наиболее яростно против сна Кекуле выступили вовсе не теологи, а сами химики. Не могло быть речи о том, чтобы строить новую науку, только что с большим трудом очищенную от алхимического наследства, на основании приснившейся змеи, кусающей свой хвост. Сам того не подозревая, Кекуле задел деликатную струну... которая продолжает звучать до сих пор. Год спустя в немецком специализированном журнале Chemische Berichte появился рисунок, изображающий два бензольных цикла, каждый из которых состоял из шести держащих друг друга за хвост макак. После этого сновидение не раз подвергалось подобным атакам со стороны честных химиков: последняя датируется 1985 годом, когда Американская химическая ассоциация посвятила вопросу о бензоле одно из ежегодных заседаний. На нем выступили два американских химика, доказывавшие, что Кекуле не мог увидеть свою знаменитую формулу во сне.

Обилие пролитых чернил и изведенной бумаги ради какого-то сна невозможно объяснить ни неприятием алхимии, которая была, хотим мы того или нет, предком химии, ни какой-то теологической строгостью, так что приходится искать другую причину. Как и на Ньютона, проводившего, кстати, долгие месяцы, раздувая свои алхимические печи, Галилея или Эйнштейна, на Кекуле снизошла благодать — более того, благодать в том самом смысле, который ей придавали адепты древних эзотерических учений. Книга «Ля Фонтэн о любви к науке» — классика алхимической литературы, она написана в 1413 году валансьенцем Жеаном де Ля Фонтэном, и в ней по пунктам расписано, как знание нисходит на посвященных. Можно биться об заклад, что популярный миф о «низошедшем знании» именно здесь берет свое начало. В самом деле, за четыре с половиной века до Кекуле Жеан обладал не меньшей склонностью к вещим снам и за два с половиной века до Ньютона ценил прелести фруктовых садов:

Во сне Жеан встречается с «двумя прекрасными ясноокими дамами», а именно — с Мудростью и Познанием. Они-то ему и открыли, что:

В этих цветистых виршах заключено нечто неприемлемое для вчерашних и сегодняшних химиков. Несправедливость того, что кому-то удается найти решение во сне («Почему именно их выбрали ангелы Спасителя?» — спрашивал Инфельд), тогда как другие вкалывают до кровавого пота, но не могут достичь обетованных земель; сам факт, что истина отдается бесплатно, тогда как ее надлежит обретать только в результате скрупулезного труда по сведению вместе разнообразных противоречивых данных, отыскивая скрытый в них смысл. Наука строится исключительно на опыте и разуме, даже если допустить — в конце концов, ничто не совершенно, — что какие-то ее корни скрываются в реторте алхимика.

Змея Кекуле прославилась оттого, что заползла в эту (мифическую) расщелину, которая отделяет научное от ненаучного. Напрочь отрицая возможность узнать основополагающую истину из сна, химики заняли позицию столь же догматическую, как и народная мудрость, ни минуты не сомневающаяся в Божественном откровении. Неутомимый труженик и убежденный рационалист, Кекуле, видимо, сумел воспользоваться тем благоприятным состоянием ума, которое возникает в полусне, когда сознание медленно угасает, когда научная строгость, обволакиваемая дремотой, постепенно смягчается, когда привычные доводы непривычно меняют порядок, вставая на место, как части головоломки. Конечно же факт, что некоторое количество задач — химических, математических и прочих — было решено в состоянии полусна, представляет больший интерес с точки зрения физиологии, чем откровения. И если вокруг пресловутой змеи Кекуле разгорелись страсти, то только потому, что граница между сознанием и телом или между наукой и народной мудростью столь же неуловима, как едва задремавший уж.