Чувствуя себя слабой и вялой, словно тряпичная кукла, Эллисон лежала, молча рассматривая Скотта. Глаза его были закрыты, что позволило ей без помех разглядывать его. Да, поистине жизнь полна неожиданностей, думала она. Всего три дня назад она твердила себе, что ей суждено до конца дней жить как монашке. Ну и что плохого, убеждала она себя, в конце концов, у нее есть гостиница, магазинчик, семья и друзья. Вполне достаточно для того, чтобы смириться с долгими ночами, которые она проводит одна. И вот пожалуйста, полюбуйтесь на нее — лежит в постели с потрясающим мужчиной, который к тому же доставил ей такое наслаждение, перед которым меркнут все сокровища мира. Одна только мысль об этом заставила Элли улыбнуться.

— И к чему относится эта твоя улыбка? — лениво пробормотал Скотт, и только тут Эллисон заметила наконец, что его глаза открыты.

— Думаю, что жизнь иногда поворачивается к нам совсем неожиданной стороной!

— Неужели? — саркастически бросил он, приподняв бровь.

Когда он так делает, то становится совершенно неотразимым, подумала Эллисон, хотя сильно подозревала, что эта его ирония не более чем притворство. Со вздохом откинув голову на согнутую руку, Элли осторожно провела пальцами по курчавым завиткам черных волос, покрывавших грудь Скотта.

— Когда я была совсем молоденькой, я мечтала обо всей этой чепухе — о свиданиях, замужестве, детях. Словом, обо всем, о чем ты говорил.

Приподнявшись на локте, он с любопытством посмотрел на нее:

— А что же случилось потом? Элли равнодушно пожала плечами.

— Ну так в чем же дело? — не отставал Скотт.

— Понимаешь, если любишь кого-то, это делает тебя уязвимой. И чем больше любишь, тем больнее, когда ты теряешь его. Конечно, у меня есть Рори и Эйдриан, есть еще тетушка Вив, но тут уж ничего не поделаешь — я все равно их люблю. Но я не позволю допустить в их число кого-то еще.

— А как же твои родители? По-моему, ты никогда не упоминала о них.

Думая о чем-то своем, Эллисон продолжала рассеянно водить пальцем по груди Скотта.

— Они умерли, когда мне было всего пять лет. Мама и папа были актерами, работали в Коннектикуте. Как-то раз мы с ними вечером возвращались домой после спектакля, в котором они играли, и попали в аварию.

— Ты была с ними?

Палец Эллисон снова принялся описывать круги, с каждым разом становившиеся все меньше.

— Эйдриан и я спали на заднем сиденье. А Рори мама устроила постель на полу. А потом… Это был лобовой удар.

— О Боже… мне так жаль, Элли! Наверное, это было ужасно. — Скотт попытался притянуть ее к себе, но она воспротивилась и осталась лежать как лежала, словно не хотела давать волю чувствам.

— Знаешь, почему-то многие считают, что дети ничего не помнят… или что они быстро забывают и способны потом как ни в чем не бывало жить дальше. Но некоторые вещи не так-то легко забыть. — Эллисон тяжело вздохнула. — Ну… а как насчет тебя? — спохватилась она, заставив себя очнуться. — Может, расскажешь, почему ты сам до сих пор не обзавелся женой и детишками?

Скотт нетерпеливо передернул плечами.

— Может быть, все дело в том, что я просто не тот человек…

Элли бросила на него недоумевающий взгляд.

— С точки зрения генетики, — объяснил он. — Наверное, мне не стоит рисковать. Насколько я знаю историю своих предков, все они — естественно, по мужской линии — стали своего рода легендами благодаря двум вещам: своей дьявольской алчности и бессердечному отношению к женщинам. А о равнодушии и постоянных изменах я уж и не говорю — в этом отношении моему отцу просто-таки не было равных.

Опустив глаза, Элли впилась взглядом в лицо Скотта.

— Надеюсь, ты не думаешь, что такие вещи передаются генетически?

— Спроси об этом мою мать, — с горечью усмехнулся он. — Она будет только счастлива поведать тебе, до чего я похож на своего отца… что я люблю только самого себя, что я эгоист, беспечный, самовлюбленный и так далее — словом, ужасный сын!

— Не может быть! Не верю, чтобы твоя мать это говорила! Но если это так, то это… это ужасно!

— Да, правда порой бывает жестока. — На губах Скотта появилась саркастическая ухмылка. — Но даже будь я просто сокровищем, а не дьявольским отродьем, я бы и тогда вряд ли захотел бы жениться. Все эти разговоры о том, как «они жили долго и счастливо и умерли в один день», — полный бред! Люди просто делают вид, что счастливы в браке, — а все лишь потому, что не хотят, чтобы кто-то знал о них правду. Они попросту не понимают, что притворяются все — а не только они! Но если бы люди перестали лгать самим себе и другим, если бы набрались смелости честно признаться, что двое не могут долго жить вместе и быть по-прежнему счастливы, ей-богу, было бы куда проще! Знаешь, я рос, видя, что делает с людьми ненависть… брр! Избави меня Боже от этого!

— Неужели брак твоих родителей оказался настолько несчастливым? — спросила Эллисон. Господи, неужто он и впрямь уверен, что все люди несчастливы в браке?!

— А почему, ты думаешь, я стал писателем? — криво усмехнулся Скотт.

— Не знаю.

— Это тоже своего рода способ бежать от действительности. Когда я пишу, то забываю о мире, в котором мне приходится жить… становлюсь частью другого, выдуманного мною самим. Это как будто я стал Богом и создаю свою собственную Вселенную. — Вдруг он хмыкнул и неожиданно комично изогнул бровь. — По моей воле люди живут и умирают. Я казню и милую. Мне решать, что с ними будет и как сложится их жизнь. А если кто-то из них начинает меня бесить, я стараюсь придумать для него особенно мучительную смерть. — С губ Скотта сорвался дьявольский смешок.

Брови Эллисон взлетели вверх.

— Послушай, а ты не пробовал посоветоваться с психологом… ну, по поводу этого твоего комплекса Бога-творца и всего прочего?

— И пустить псу под хвост все, чего я добился? Собственными руками уничтожить свою карьеру? — Скотт с преувеличенным ужасом выпучил глаза. — А что подумают мои читатели?!

— М-да… ты прав. Забудь о том, что я сказала. Как одна из твоих читательниц, могу твердо заверить тебя, что легкая сумасшедшинка тебе не повредит. — Элли быстро поцеловала его в плечо. — А что касается твоих книг, ты сейчас что-нибудь пишешь? Может, расскажешь, о чем? Просто умираю от желания узнать!

На какую-то долю секунды лицо Скотта внезапно стало непроницаемым. Потом вдруг глаза его подозрительно сузились.

— Ага, кажется, я разгадал твой мерзкий замысел, предательница! Решила забраться ко мне в постель, усыпить мою бдительность, заставить забыть обо всем и вытянуть из меня все, что тебе нужно! — В голосе его появился заметный немецкий акцент. — Признавайся, ну! Скажешь правду — останешься жить! Кто подговорил тебя это сделать, а?

Элли испуганно округлила глаза.

— Я ничего не делала, господин офицер! Клянусь! Одним быстрым движением Скотт опрокинул Эллисон на спину и завел ей руки за голову.

— Ну, фрейлейн, за кем вы следили? Сознавайтесь!

— Ни за кем! Клянусь вам!

— У немецкий официр есть свои метод заставить вас говорить. — Обхватив одной рукой хрупкие запястья, Скотт слегка пощекотал Элли под ребрами, и она, взвизгнув от неожиданности, захихикала. — Говорить, кто тот другой писатель, кто захотел похитить блестящий сюжет мой будущий роман?

— Нет, нет! — Эллисон извивалась под Скоттом, хохоча так, что бока ее ходили ходуном.

— Это мой издатель, фрау шпион?

— Никакими пытками вам не удастся вырвать у меня его имя! — Элли замотала головой из стороны в сторону. Она хохотала до слез, до колик.

— А-а-а, теперь мне все понятно! Это был мой агент! Ви вдвоем сговорились провернуть этот грязный дело вместе!

— Ладно, ладно, признаюсь. Это действительно был Хью Эштон. Он уговорил меня поехать вместе с ним на Таити, и я не смогла устоять.

— Ага! Я так и знал! — Скотт навалился на Эллисон, его тело вдавило ее в матрас. — А теперь, моя дорогая фрау шпион, вы должны быть наказан за свой предательство! — В следующую минуту губы Скотта жадно впились в ее рот.

К тому времени как он поднял голову и оторвался от Эллисон, перед глазами у нее все плыло.

— Нет, нет, хватит, — слабо запротестовала Элли. И при этом даже не замечала, что сама тянется к нему губами. — Я больше не могу, честно! Имей же совесть, в конце концов!

— Когда речь идет о врагах, моя совесть молчит! — высокопарно объявил Скотт. И снова принялся целовать ее.

Элли задвигалась под ним, наслаждаясь тем, как ему удается заставить ее тело вспыхнуть и загореться желанием. Почувствовав его губы у себя на шее, она повернула голову так, что коснулась его уха.

— Ну так и о чем же будет твоя новая книга? — поинтересовалась она.

Застонав, Скотт перекатился на спину и остановившимся взглядом уставился в потолок.

Элли придвинулась, положив голову ему на плечо, накрутила на палец волосы, которыми густо поросла его грудь, и игриво дернула.

— У меня тоже есть способ заставить вас говорить! — Она дернула еще раз, посильнее, и рука Скотта сжала ее пальцы.

— Нет. — Он повернул к Эллисон голову, и она вдруг с удивлением заметила, что глаза его больше не смеются. — У меня выходной. Никаких разговоров о работе и книгах. И обо всем таком, понятно? Предупреждаю, что я даже слышать обо всем этом не желаю!

— Ладно, договорились. — Игривое настроение пропало, но Элли постаралась спрятать разочарование, хотя ей было жаль, что все так закончилось. — А о чем тогда хочешь?

— Пока не знаю. Это зависит от тебя. — Скотт облокотился на подушку и взглянул на Элли. — Какие у нас на сегодня планы?

— Планы? Честно говоря, я думала, что мы вернемся в гостиницу сразу же после того, как уедем отсюда.

— Тебе нужно возвращаться прямо сейчас? — нахмурился Скотт.

— Придется. — Плечи Эллисон уныло поникли. — Всегда найдутся комнаты, в которых нужно сделать уборку, горы грязных полотенец, которые срочно требуется перестирать, а уж про магазин сувениров я вообще не говорю. Целой жизни не хватит, чтобы вытереть пыль со всех статуэток и расставить все по местам…

— Другими словами, при случае ты все-таки можешь иногда прогулять, если уж очень захочется, я угадал?

— Прогулять? — В глазах Элли вспыхнул интерес.

— Ну да, как в школе.

— Я никогда не прогуливала.

— Шутишь! — Скотт растерянно уставился на нее, решив, что ослышался. — Господи, — присвистнул он, — а я-то считал, что это у меня было ужасное детство! А в «Загадай желание!» ты играла? Неужели нет?

— Ну и как играют в эту игру? — полюбопытствовала Эллисон.

— Для начала ты должна назвать что-то такое, чего тебе очень хочется, но чего ты не делала уже довольно давно.

— Все, что угодно? — прищурилась Элли.

— Ну… что-то такое, чем можно заниматься вдвоем, — с невинным видом объяснил он.

Вспыхнув, Эллисон покосилась на обнаженное тело Скотта.

— Кстати, должен тебе сказать, ты оказалась довольно-таки распутной, моя дорогая! — перехватив ее взгляд, хмыкнул он.

Элли, подняв глаза к потолку, задумалась.

— Не думаю, что тебе доводилось ездить верхом. Скотт презрительно фыркнул.

— Когда моя семья приезжала на побережье, верховая езда котировалась у нас примерно также, как серфинг или соревнование, кто подцепит на крючок больше красоток в бикини.

— Неужели? — Элли села, замотавшись в простыню наподобие римской тоги. — Интересно, в конюшне на Стюарт-роуд дают еще лошадей напрокат?

— Можем съездить и посмотреть, — загорелся Скотт. — Кстати, а подходящая одежда у тебя найдется?

— Ты имеешь в виду ту, что на мне? Думаю, она вряд ли подойдет.

— Это точно. — Скотт, хмыкнув, выразительным взглядом уставился на грудь Элли.

— Но дома у тетушки наверняка остались мои старые джинсы и сапоги для верховой езды. Кстати, мы все трое жили у нее, пока не переехали в гостиницу. И решили, что не стоит забирать оттуда свои веши, раз уж тетя Вив все равно там не живет.

— Тетя Вив? — Брови Скотта сдвинулись. — Вив — это ведь сокращенно от Вивиан, не так ли? В свое время на Бродвее блистала «Несравненная Вивиан Янг» — случайно, не она?

— Ты о ней слышал?! — просияла Элли.

— Ты видишь перед собой фаната кино, книг и театральных постановок! — напыщенным тоном объявил Скотт. — Но если мне не изменяет память, это не первый случай, когда в твоей семье появляется звезда театральных подмостков. Вспомнить хотя бы о Маргарите.

— Это верно, — кивнула Эллисон. — Вообще-то говоря, Рори, я и Эйдриан — первые в нашей семье, кто изменил сцене.

— Что-то подсказывает мне, что не все так просто, как кажется. За этим наверняка стоит какая-нибудь история.

— Так оно и есть, но не думаю, что это будет тебе интересно.

Скотт бросил на Эллисон ироничный взгляд.

— А мне все интересно! — подмигнул он. — Обожаю слушать разные истории, только должен предупредить тебя сразу — все, что ты скажешь, может быть использовано… в моей новой книге.

Элли улыбнулась:

— Ладно, уговорил. Свози меня покататься верхом и в награду услышишь такую историю, что будешь рыдать как ребенок!

—Договорились! — Отбросив в сторону простыни, Скотт сорвался с постели, великолепный в своей наготе. — Одевайся! А я пока позвоню в конюшни.

Через полчаса, когда Скотт тоже принял душ, Эллисон уже ждала его. Полностью одетая, она держала в руках телефон, и Скотт догадался, куда она звонила.

— Все в порядке? — спросил он.

— Угу. — Она слабо усмехнулась. — Конечно, Эйдриан не в восторге, но он прогуливает куда чаще меня, так что теперь ему просто нечего возразить.

Кивнув, Скотт вытащил из шкафа джинсы и рубашку и принялся одеваться.

— Ты всегда носишь черное? — поинтересовалась Эллисон, копаясь в сумке в поисках босоножек, которые бы лучше всего подошли к желтому топику и юбке с ярким пляжным рисунком.

— Во всяком случае, довольно часто. — Усевшись на край постели, Скотт натянул черные ковбойские сапоги, в которых был накануне. — Но прежде чем ты попытаешься отыскать в этом какой-то намек на мое тяжелое детство или попытку поинтересничать, должен тебя разочаровать. Все куда скучнее, чем ты думаешь. Причина — моя лень, только и всего.

Пару минут спустя они сдали ключи от номера и погрузили сумки в багажник его «ягуара». Скотт, усевшись за руль, поехал к дому, где прошло детство Эллисон. Он оказался всего в паре кварталов к северу от отеля.

Резко затормозив перед коттеджем Бушаров, Скотт с восхищением стал разглядывать одноэтажный белый дом, отмечая своеобразное очарование, которое придавали ему зеленые ставни и ограда, точно составленная из остроконечных пик. Цветам, в которых утопал дом, явно не хватало заботливой хозяйской руки, но само место выглядело просто потрясающе.

Скотту не было нужды читать выгравированную на металлической табличке надпись о том-, что дом является памятником старины, — Скотт и без того помнил, что его в свое время построил не кто иной, как Генри Лерош для дочери своей жены, Николь. Это произошло после того, как он лишил ее прав на «Жемчужину». Скотту достаточно хорошо была известна история Галвестона, поэтому он практически наизусть знал, кто из потомков Маргариты жил в этом доме с тех пор. И хотя Бушар знали в Галвестоне практически все, ни один из них никогда не был вхож в приличное общество. В определенных кругах представителей актерской профессии не жаловали, считая их лишь чуть выше обычной обслуги.

— Я всего на минуту, — поспешно пробормотала Эллисон, выскочив из машины. — Может, зайдешь в дом и подождешь, пока я все отыщу?

— С удовольствием. — Скотт не заставил себя долго упрашивать. Сказать по правде, ему самому было до смерти любопытно посмотреть, как выглядит дом внутри.

Свернув на дорожку к дому, Эллисон окинула взглядом запущенные клумбы и нахмурилась.

— Черт… надо все-таки приезжать сюда почаще. А то посмотри, как тут все заросло!

— А твоя тетушка не может нанять садовника? Элли вскинула на Скотта глаза.

— А зачем? Тем более когда мы все трое живем буквально в двух шагах?

— Ну, во-первых, потому, что у тебя и в гостинице хватает дел. — Скотт распахнул перед Эллисон стеклянную наружную дверь и стал терпеливо ждать, пока она отыщет в сумочке ключ.

— Тетя Вив столько сделала для нас, когда мы осиротели. Так что приехать и привести в порядок сад — это самое малое, чем мы можем ее отблагодарить. И потом, я всегда любила этот дом. — Открыв дверь, Элли пригласила Скотта войти. В прихожей было темно. Пахло затхлостью и плесенью — как бывает на берегу залива весной. — Пойду открою окно, — пробормотала она.

Элли рывком раздвинула тяжелые гардины, и солнечный свет потоком хлынул в комнату. Оглядевшись по сторонам, Скотт заметил множество фотографий вперемежку с пожелтевшими от времени театральными афишами и программками. История нескольких поколений семьи словно выплеснулась на стены, заполнив каждый уголок дома.

В крохотном уютном коттедже, с его запущенными цветниками и забитой старинной мебелью гостиной, несмотря на отсутствие жильцов, чувствовалась атмосфера радушия и доброты, которой так недоставало дому, где прошло детство Скотта. Как же Эллисон повезло, с невольной завистью вдруг подумал он.

— Я бы предложила тебе что-нибудь выпить, но в кухне шаром покати. — Эллисон распахнула окно, чтобы впустить в гостиную немного свежего воздуха. Звонкое чириканье воробьев, нахально переругивающихся в кустах, и щебет каких-то неведомых пичужек наполнили комнату.

— Все нормально, — успокоил ее Скотт.

— Тогда подожди тут, пока я переоденусь.

Элли вихрем пронеслась через столовую и юркнула за дверь, ведущую в заднюю часть дома. Скотт спрятал улыбку. После того, что они проделывали в номере отеля, это было даже забавно. Ждать ее тут, внизу, пока она переодевается в спальне… он вдруг почувствовал себя робким старшеклассником, решившимся наконец пригласить на свидание девочку из параллельного класса.

Чтобы как-то убить время, Скотт принялся разглядывать фотографии. Студийные снимки из тех, что обычно посылают актеры во время кастинга, были тут перемешаны с обычными любительскими фото. Лица были ему незнакомы. Однако на каминной доске красовались несколько фотографий Эллисон с сестрой и братом в самом разном возрасте.

Каким же смешным, угловатым подростком она когда-то была, подумал Скотт, взяв в руки снимок, на котором Элли в обнимку с сестрой сидела на ступеньках крыльца. Скотт уже знал, что из двух сестер Аврора младшая, но даже в этом возрасте она была заметно крупнее Элли. Аврора, глядя прямо в камеру, кокетливо улыбалась, и светлые волосы развевались у нее за спиной словно флаг. Элли, выпрямившись возле сестры, с серьезным видом сложила руки на коленях. Худенькая, с изящной длинной шеей, она вдруг напомнила ему газель. На губах — робкая улыбка, в серых глазах какая-то тайна, отчего взгляд одновременно казался печальным и влекущим.

Ей тут, наверное, лет четырнадцать-пятнадцать, прикинул про себя Скотт, а она уже научилась окружать себя покровом тайны — возможно, даже не одним. Так какая же она на самом деле, эта Эллисон Синклер? Что же делает ее такой интригующей? И главное — почему его так влечет к ней?

— Я готова.

Скотт обернулся — Эллисон, в линялых синих джинсах, заправленных в черные английские сапожки для верховой езды, и белой футболке, стояла на пороге. Этот простой наряд был ей на диво к лицу — узкие джинсы подчеркивали изящные изгибы ее тела, а сапожки способны были пробудить самые невероятные фантазии.

— Ну как, ковбой? — кокетливо подмигнула она. — Готов проехаться верхом?

«Еще как готов, милая!» — пронеслось в голове Скотта.

Элли со смехом запрокинула голову, предоставив свежему ветру играть с ее волосами. Серая кобыла ласточкой перемахнула через огромную груду мокрого песка. Эллисон только рассмеялась и бросила взгляд через плечо — Скотт на своем могучем гнедом жеребце легко догонял ее. Припав к шее кобылы, Эллисон вонзила шпоры в бока и погнала лошадь во весь опор. Они вихрем летели вдоль берега, и сердце ее стучало в такт ударам лошадиных подков. Волны одна задругой пенистыми солеными языками жадно облизывали берег. Стая морских чаек, сбившись в кучку, возмущенно кричала им вслед, а кулики-песочники с жалобным писком прыскали в сторону прямо из-под копыт.

Звуки, запахи — все рождало в памяти Элли столько полузабытых воспоминаний! Девочкой она часто скакала тут верхом, упиваясь чувством свободы, одиночества и полного слияния с природой.

— Нужно было предупредить меня, что собираешься устраивать скачки, — проворчал Скотт, догнав Элли.

— Какие же это скачки? — возразила она. — Просто… свобода. — Элли похлопала кобылу по потной, лоснящейся шее и неспешным шагом двинулась вниз по берегу. — Ох, как же я скучаю по всему этому! — пробормотала Эллисон, подставив лицо соленому ветру, в котором уже чувствовался запах дождя. — С тех пор как мы купили «Жемчужину», у меня совсем не хватает времени поездить верхом.

— Раз нет времени, значит, нужно его найти — предосудительно заявил Скотт, поравнявшись с ней. — Хотелось бы. Но содержать гостиницу — это не го всем обычная работа. Приходится крутиться с утра до вечера все семь дней в неделю.

Он рассмеялся.

— Я не спорю. Но помяни мое слово: если ты не сможешь вырываться сюда хоть изредка, то в один прекрасный день просто сломаешься. Вот увидишь. Даже если считаешь гостиницу своим детищем.

Элли подозрительно покосилась на Скотта.

— Личный опыт?

— Считаешь, я вообще ничего не делаю, только пишу? — возмутился Скотт.

— А разве нет?

Он нахмурился пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но так и не смог.

Тут Элли заметила как далеко они заехали, и резко натянула поводья.

— Нужно возвращаться.

Скотт бросил взгляд на часы.

— Нет, у нас есть еще немного времени. А там впереди, насколько мне помнится, есть чудесная бухточка Мы сможем привязать лошадей и дать им немного остыть.

— Нет. — Элли замотала головой. — Я никогда не заезжаю дальше этого места.

— Но почему?

— Из-за того дома. — Кивком головы она указала в сторону — там, на самой вершине искусственного холма высилось здание в стиле модерн. Стены из стеклобетона, плоская крыша. Здание резко бросалось в глаза поскольку было выстроено на холме, а не на сваях как все остальные дома на берегу. Остатки каменной стены окружавшие его с трех сторон, делали его похожим на какой-то ультрасовременный замок. — Видишь его? Это пляжный домик семейства Лерош, наших родственников.

— Ну и что?

— А то, что мне как-то неловко кататься там верхом. — Элли зябко потерла голые руки. К вечеру слегка похолодало, и кожа у нее покрылась мурашками. — Только представь себе, что кто-то из этой семейки сейчас плавает в бассейне. Обернутся, увидят меня и еще, чего доброго, решат помахать мне рукой! Придется тогда тоже помахать, сделать вид, что оказалась тут случайно, хотя не думаю, что они узнают меня. Да и с чего бы им меня помнить? Такие богачи, как Лероши, обычно стараются держаться подальше от бедных родственников вроде меня.

— Что такое? Мне кажется, я чувствую в твоем голосе нотку враждебности.

— Скажи лучше, ненависти, — буркнула Эллисон. — Если раньше у нас не было особого повода их ненавидеть, зато теперь он точно есть.

Скотт небрежно откинулся в седле.

— Что ты хочешь этим сказать? — с любопытством спросил он.

— Джон Лерош, нынешний глава этой ветви семьи, подал на нас в суд.

— Что?! — ахнул Скотт. — На каком основании?

— Считает, что мы провернули через банк Чанса какую-то грязную махинацию, чтобы заставить его выставить на торги «Жемчужину», — неохотно созналась Эллисон.

— Что значит «банк Чанса»? — опешил Скотт.

— Семья Оливера Чанселлора когда-то основала в Галвестоне Первый городской банк, который в настоящее время именуется «Либерти юнион нэшнл банк». И хотя отец его давно уже продал банк, однако в то время, когда случилась эта злополучная истории с непогашением кредита, Чанс все еще работал в нем. И вот теперь Джон Лерош утверждает, что именно Чанс уговорил руководство банка выставить «Жемчужину» на торги, поскольку, мол, ему было известно, что мы хотим ее заполучить. И что Чанс использовал закрытую информацию, чтобы помочь нам ее купить.

— А это так?

— Нет, конечно! Что за вздор?! — Эллисон откинула с лица прядь волос. — Чанс — один из честнейших людей, которых я знала. Он — сама порядочность. К тому же они с Рори знать друг друга не знали до того, как закончилась история с кредитом и остров был выставлен на торги. Собственно говоря, именно тогда-то они и познакомились. Мы как раз пытались взять в банке ссуду на покупку «Жемчужины».

— Ну, тогда, значит, вам не о чем волноваться.

— На первый взгляд, может, и нет. Поскольку все обвинения фальшивые, у Джона Лероша нет ни малейшего шанса выиграть дело. Но если он все-таки потянет нас в суд, то разбирательство влетит нам в копеечку. Чанс считает, что в этом все дело. Джон Лерош стремится разорить нас, чтобы мы были вынуждены продать гостиницу.

Одна мысль, что после всех трудов, волнений и забот им придется все-таки расстаться с «Жемчужиной», разрывала Эллисон сердце. Не в деньгах дело — черте ними, с деньгами, — просто Элли чувствовала, что между ними и домом есть какая-то связь… ее всегда тянуло туда, еще задолго до того, как остров стал их собственностью.

— Но больше всего меня бесит то, что Лерошу, в сущности, наплевать на Жемчужный остров. Да и всем остальным из их семейства тоже. Это все из-за Маргариты — они убеждены, что, пока остров принадлежал им, семье Лерош сопутствовала удача. Помните легенду о царе Мидасе? Так вот, для них Жемчужный остров что-то вроде этого… этакий талисман на счастье. Они ведь и разбогатели-то только пока владели им. А потом остров был продан и удача отвернулась от них. Думаю, Джон Лерош свято верит, что все его финансовые неудачи — только из-за продажи острова. И готов на все, лишь бы заполучить его обратно.

Страх холодной змеей сдавил сердце Элли.

— Даже не знаю, что мы будем делать, если нас заставят продать его. И дело не только в самом доме… просто гостиница… В общем, не могу объяснить тебе, как много она значит для всех нас. Это наше детище, понимаешь? — Элли покосилась на современное подобие замка у нее за спиной. — Господи, как же я иногда ненавижу всю их семейку! Они-то ведь палец о палец не ударили, чтобы сохранить «Жемчужину»! Годами даже не появлялись там! Видел бы ты, в каком состоянии был дом! Мы работали как проклятые! А когда потратили кучу денег, все привели в порядок, тут же налетели эти стервятники, чтобы отнять у нас дом.

— Ну и что же вы намерены делать? — мягко спросил Скотт.

— Драться, — без малейшего колебания в голосе заявила Эллисон. — И плевать, во что это обойдется. «Жемчужина» наша по праву, и мы не собираемся с ней расставаться.

Скотт бросил взгляд через залив. Лицо у него стало задумчивым.

— Наверное, ты права, нам действительно пора возвращаться. Шторм надвигается быстрее, чем я предполагал.