Вот так кончается мир,

Вот так кончается мир,

Вот так кончается мир -

Не взрывом, а всхлипом...

Полые люди / Т.С.Элиот

- Хуже всего, что это дети. Они даже не понимают, что с ними происходит, не могут нести ответственность. Хуже не придумаешь – когда видишь ребёнка и должен пристрелить его.

Харли отхлебнул пива – никакого разливного, только из бутылок. Даже представить страшно, что там, в разливном, может теперь плавать. Он откинул голову назад, словно собрался разразиться хохотом, но лицо так и осталось бесстрастным. Его ковбойская шляпа сбилась на одну сторону, но это получилось случайно. Она просто так съехала.

- Да они ж все разложенцы, - произнесла барменша, вытирая полотенцем рюмку. – Чё ты их жалеешь-то, Харли?

Он пожал плечами с каким-то гадливым выражением на лице.

- Вот такие мысли и позволяют мне сохранять остатки разума. Но это нелегко – они ведь такие молодые. Всё равно жалеешь их, разложенцы они или нет.

Он глотнул из бутылки.

- У тебя ведь никогда не было детей, да?

Он подумал о своём собственном сыне – уже мёртвом. И подумал, что смерть мальчика в итоге оказалась благом, учитывая происходящее. Нет, конечно, он не это имел

в виду, не совсем то, совсем не то, но он был благодарен, что его мальчику не пришлось проходить через такое. Он тут же стал казнить себя за то, что допустил такую мысль.

Теперь уже пожала плечами барменша.

- Нет, никаких детей.

Она снова вернулась в предыдущей теме.

- Они больше не люди, Харли.

Он расплатился по счёту, оставив щедрые чаевые, и вышел на солнечный свет. Иногда он просто забывал, что выпивает так рано, и день заставал его врасплох. Это как сходить на утренний сеанс в кино – некоторые вещи больше подходят для ночи.

Из его заднего кармана торчал листок, и он вытянул его - раз сотый за день. В основном описания и возможные местонахождения. Имена тоже были, но для поиска толку в них не было – они уже не откликались на свои имена.

Он искал для тех родителей, которые хотели вернуть своих детей, неважно, в каком состоянии те могли быть. Неважно, в какое состояние мог привести их Харли. К этому всё и сводилось, подумал он с горечью. Долбанный школьный контролёр с пистолетом.

Он не связывался с мотоциклами, хотя многие считали, что он на них ездит. Чёрт, Харли всё же было его именем, а не выбранным видом транспорта. Он забрался в свой пикап «Форд» и направился в сторону трущоб. Тима Гормана последний раз видели в районе Хайленд Вудз.

Он взвалил на плечи свой рюкзак, запер грузовичок и двинулся в заросший лес, известный как Хайлендский. Длинные штаны и тяжёлые рабочие ботинки защищали его от различных сил природы, в особенности от гремучих змей. Он успел прошагать около полумили, отмечая свой путь крестиками на стволах деревьев с помощью аэрозольной краски, когда вышел на след мальчика.

Он посчитал, что это след мальчика. Доказательством, что молодой человек, конкретно этот молодой человек, был здесь, служили клочья его футболки «Мегадет», украшавшие кустарники. Он определённо прятался. Все разложенцы обладали сверхъестественным чутьём, пониманием, что они в опасности. Даже с их теперешними ограниченными умственными способностями они понимали, что нужно прятаться. Пока безумный голод не выгонял их обратно, на открытые места.

- Давай, пацан, - тихо произнёс он, осторожно переступая ветки и мусор, а подсыхающая грязь чавкала под его ботинками.

Он остановился лишь для того, чтобы вытереть свой вспотевший лоб банданой. Поиск ребенка Горманов занял у Харли большую часть утра. Наконец, он засек мальчика – правда этот термин не очень подходил, потому что Тимми был почти мужчиной – большим и неповоротливым - при жизни и похожим на великана-людоеда – после смерти. Тимми что-то жевал. Что-то толстое, тёмное; длинное и толстое, как ветка, но несомненно более заросшее и с особенностями, которыми не обладали ветви.

Тимми лакомился человеческой рукой, отрывая гнилыми зубами куски плоти, а гной сочился из нарывов на лице и пропитывал его пищу. Но он явно не возражал.

- О-о-о Боже, - простонал Харли, вытирая слюну в уголках губ. Желчь рванула по пищеводу к горлу, и ему пришлось сглотнуть два-три раза, чтобы удержать свой завтрак.

У этого парня никаких шансов не было. Слишком всё запущено, слишком много времени прошло, и Тимми превратился в полноценного разложенца. Харли осторожно прицелился и снес Тимми верхушку черепа. От его лица осталось достаточно, чтобы семья могла по крайней мере утешить себя тем, что получила тело в узнаваемом состоянии. К несчастью, ранение в голову было единственным по-настоящему эффективным способом расправиться с разложенцем, а так как Харли вынес большую часть серого вещества, то был уверен, что работа окончена.

Харли навесил на тело ярлык и добавил его имя в отчет. Вернувшись к грузовичку, он вызвал диспетчера, который потом уведомит эвакуационную бригаду. Хотелось надеяться, что они доберутся сюда раньше, чем животные или стихия (или другие разложенцы) доберутся до мальчишки. Обычно бригада была вовремя, но в последнее время бизнес развернулся, и они едва поспевали.

На сегодня в листе оставались двое. Девочки-близнецы. Он изучил их фотографии.

По пути он размышлял о выживании человеческой расы. Чем бы оно ни было, это заболевание, эта инфекция, обрекая детей, обрекала человечество. Новорожденные разложенцы, прогрызающие и выцарапывающие себе путь из чрева их матерей, или дети, превращающиеся в эти охочие до плоти создания…уходя спать совершенно нормальными, родители с облегчением вздыхали и опускались на колени помолиться, а посреди ночи уже дрались насмерть с прожорливыми чудовищами. Никто не знал, что вызывает болезнь. Или как лечить её, несмотря на то, что детей изучали, исследовали – через вскрытие. Оставлять их в живых было уже небезопасно. Они стали слишком большой угрозой.

Опыт работы в полиции и умение обращаться со своим оружием делали Харли идеальным кандидатом на это задание. Работа, которую он презирал. День и ночь его доставали звонки от отчаявшихся родителей. Угрозы. Мольбы. Он всё это слышал. Предупреждения, что если он убьёт их дитятку, они поймают его и…

Но это всё было частью его работы. Так что он сменил номер телефона и почистил список, и звонки прекратились.

Дети (он никак не мог заставить себя думать о них как о разложенцах) рванули в леса. Они избегали городов. Может, это был какой-то инстинкт, а может там они чувствовали себя в безопасности. В безопасности.

Молли и Мелисса, шесть лет. Родились с разницей в три минуты. Превратились в разложенцев только сегодня утром, и последний раз их видели по пути в лес за их домом. Лес, который, впрочем, растянулся на сотни миль. У разложенцев, правда, была одна особенность – они не слишком быстро передвигались. Когда болезнь прогрессировала, они начинали нападать молниеносно, но вот перемещались медленно, словно растерялись, словно не могли решить, куда они желают пойти. А маленькие, те, которые

ещё не развили навыки общения и преодоления трудностей, которые были неуклюжими при жизни и ещё только привыкали к своим телам, были и того медленней.

Харли понадобилось около часа, чтобы взять их след. Воздух в этой части леса был плотный, вязкий, почти жидкий; полчища комаров и мошек атаковали его, пока он пробирался сквозь густую растительность.

Чуть позднее он их обнаружил - свернувшись калачиком, они вместе отдыхали под плакучей ивой на полянке.

- Вот вы где, девочки, - приближаясь, прошептал Харли. Он тихо пробрался через кусты и приблизился к ним сбоку. Пистолет он оставил в кобуре.

Одна из девочек подняла голову, посмотрела в его направлении, но, кажется, не засекла его. Девочки казались почти нормальными; выдающее их отсутствующее выражение обычно не проявлялось несколько дней после начала изменения. Но все остальные признаки были: сочащиеся нарывы, перекошенные, расплывающиеся черты лица, словно дети были мертвы уже несколько дней и вдруг решили вылезти из-под земли. А звериные манеры: рычание, хрюканье и бездумные хищные инстинкты - явно показывали, что дети уже не человеческие существа.

Их первым позывом на раннем уровне было бежать. Через несколько дней они бы уже превратились в хищников, дикарей. Но пока они убегали. Первая близняшка-разложенец, в конце концов, обнаружила Харли в поросли и скрылась в деревьях, а её опешившая близняшка замерла, наблюдая, как та убегает.

Прежде чем девочка смогла опомниться и рвануть за своей сестрой, Харли обрушился на неё, опрокинув на спину. Она зарычала на него – по всей видимости, язык исчезал в первую очередь, - и попыталась укусить, впиться когтями ему в лицо. Необычайная сила, которая бы неминуемо пришла, пока ещё не появилась, поэтому с ней можно было справиться.

Он связал её руки и ноги за спиной и заткнул ей рот, прежде чем погнался за её сестрой-близняшкой.

Вторая девочка далеко не ушла – она пыталась спрятаться в кроличьей норе. Харли схватил её за щиколотки, вытянул из земли и заткнул ей рот, как и сестре.

- Я не сделаю тебе больно, малышка, - проговорил он, поднимая её и возвращая туда, где он оставил другую девочку. Там он поднял и вторую – оба ребёнка яростно бились в его руках – и отнёс их в свой грузовичок, аккуратно положив на крытую платформу.

- Харли, ответь.

Харли вернулся в кабину и поднял рацию.

- На связи.

- Ты где был, Харли? Я до тебя битый час пытаюсь достучаться.

- Охочусь, - ответил он. – Что случилось, Гомер?

- Просто хотел выяснить, где ты, Харли. Убедиться, что всё в порядке.

Ага, подумал он. Просто чудесно.

- Всё нормально, Гомер. Я в лесу, третий участок. Ты точно хотел поговорить о моём местоположении?

Несколько секунд шли помехи, потом Гомер, наконец, ответил:

- Капитан хотел тебя видеть, как можно скорее. Хочет, чтобы ты сюда приехал.

- Зачем? Что не так?

Снова помехи. Харли уставился на рацию в руке.

- Просто приезжай, Харли.

С Гомером творилось что-то странное – он был не такой резкий, как обычно.

Харли кивнул рации. Он доложится. Сразу после того, как позаботится о близняшках в кузове.

Его дом находился недалеко от третьего участка. Машина Сары пропала. Странно. Один из них всегда оставался дома – они так решили. Они так договорились.

Харли отпер входную дверь и сунул голову внутрь.

- Сара?

Никакого ответа. Он оставил дверь открытой, вернулся к грузовичку, вытащил близняшек, ухватил их обеими руками и понёс в дом. Входную дверь он распахнул ногой.

Когда он открыл дверь в подвал, едкий запах разложения опалил ему ноздри. Он никак не мог привыкнуть к этому запаху, похожему на смесь серы и гниющей рыбы, похожему на омертвелую плоть, запекающуюся на полуденном солнце.

Он набрал в лёгкие воздуха из коридора, прежде чем погрузиться в зловоние, ожидавшее его несколькими ступенями ниже. В подвале он осторожно положил Молли и Мелиссу на грязный пол и подготовил им места.

Становилось хуже, гораздо хуже. Без сомнения, болезнь прогрессировала.

В дальнем углу комнаты маленький мальчик, которого когда-то знали, как Джейсона Уиллера, превратился во что-то неузнаваемое. Гнойные нарывы стали теперь мокрыми подтёками, сожравшими его конечности, как какая-нибудь Эбола, и сделав его лицо похожим на губку. Нос у него отсутствовал, а хрящ исчез в щеках. Чёрные дыры заполонили его рот, а наросты, бывшие когда-то зубами, скрежетали и щёлкали на Харли. Этот маленький мальчик – ему было всего восемь – теперь стал бесформенной массой, карикатурой на самого себя прежнего.

И по всей комнате то же самое. Дети, которых он привёз домой, чтобы заботиться о них, кормить и любить их, те, которых он не мог заставить себя убить, видоизменялись вокруг него. Быстро превращались в ужасающих тварей без рационального мышления, становились существами, желающими лишь убивать и жрать.

Он каждый день молился, чтобы нашлось лекарство, чтобы он не зря держал всех этих детей. И Сара согласилась с этим с самого начала, несколько месяцев назад, - она волновалась за детей, от которых весь остальной мир, казалось, отказался.

Даже если они действовали противозаконно.

Даже если рисковали собственными жизнями.

Он гадал, где же Сара, почему она оставила дом без присмотра, тогда как они договорились, что никогда так делать не будут, что так рисковать - опасно. И тут же он задался вопросом, почему Гомер говорил так неловко по рации.

- Вот, бля…

Он быстро, но осторожно, приковал Молли и Мелиссу к их новым местам в подвале, а затем развязал и убрал намордники от оторопелых девочек.

По всей комнате другие разложенцы потянулись к Харли и друг к другу, стараясь прогрызть и процарапать заграждения. Он знал, что они успокоятся, как только он уйдёт. Они всегда успокаивались.

- Извините, дети, - произнёс он, вставая на ступеньку. – Покормлю вас, когда вернусь.

Он вернулся к грузовичку.

- Я выехал, - сообщил он по рации. – Гомер? Ты тут?

- Да, Харли. Конечно, тут. Увидимся.

Почему он не спросил Гомера про Сару, спросил сам себя Харли. Он подумал, что, возможно, не хотел этого знать; что если были плохие новости, то он не хотел слышать их по рации. Не из-за Гомера. Из-за проклятой рации. В прошлый раз, когда были плохие новости, их сообщили не по рации, их сообщили три полицейских, которые были Харли как братья и которые могли подхватить его, если бы он в истерике рухнул на пол. Но этого не произошло; Харли сохранил контроль. А затем ударился в работу, чтобы не думать об ужасном несчастном случае. Круглосуточная работа помогала не думать о своей собственной жизни.

Тёплый летний ветерок, обдувавший лицо по дороге, не помог избавиться от тошноты в желудке. Через полчаса он прибыл в полицейский участок. Несмотря на включённую сирену и шестьдесят миль в час по просёлочным дорогам, он жил слишком далеко от города, чтобы добраться быстрее. Затормозив перед участком, он засёк машину Сары.

От облегчения, которое он испытал, ворвавшись внутрь и увидев жену на скамейке, он готов был упасть и разрыдаться, как ребёнок.

Сара встала и бросилась к нему в объятья.

- Слава Богу! - воскликнул он, крепко сжимая её. – Я уж думал, что с тобой что-то случилось!

Она потрясла головой и начала плакать.

- Что такое, детка? Что случилось? Что ты тут делаешь?

- Патрик, - произнесла она, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. – Это Патрик.

- Патрик? Что?

Он яростно моргнул, а сердце забилось, отдаваясь в ушах.

- Что насчёт Патрика?

Рыдая и не в состоянии говорить, она лишь трясла головой и сжимала его рубашку.

Позади Харли возник капитан Меллнер и положил руку ему на плечо.

- Нам нужно поговорить.

- Нет, - ответил Харли, решительно тряхнув головой. – Патрик мёртв. Тут не о чем говорить.

Меллнер взял Харли за плечо и завёл к себе в кабинет. Закрыл дверь.

- Сядь, пожалуйста.

Харли, неуверенный, что подгибающиеся ноги удержат его, сел. Маленькие белые пятнышки замелькали перед его глазами. Он никогда не ощущал обморочное состояние – даже когда Патрик погиб в автокатастрофе, даже когда ему пришлось опознавать мёртвое тело своего малыша. Даже во время похорон при виде четырёхлетнего мальчика в крошечном голубом костюмчике. Даже тогда. Контроль. Вот в чём всё дело. Если бы Харли потерял контроль, если бы Харли пришлось думать обо всех этих событиях, о которых родителю думать невозможно, он бы свихнулся.

Но теперь он каким-то образом знал, что Меллнер собирается ему сказать, и теперь пятнышки подпрыгивали и вспыхивали перед его глазами, словно северное сияние.

- Эта зараза распространяется не только на живых детей. Похоже, что она реанимирует…э…усопших.

Меллнер присел на край стола и подался вперёд, словно готовясь ловить Харли до того, как тот кувыркнётся со стула на пол.

- Смотритель на кладбище звонил недавно…

Копатель, вот как его называют. Разве не всех смотрителей называют копателями?

-…и могила Патрика была разрыта. Его и ещё нескольких детей.

- Гробокопатели, - пробормотал Харли. – Какой-нибудь больной хуило…

- Нет. Он видел, как Патрик выходил из ворот.

- О, Боже, нет! – закричал Харли, закрыв глаза руками. – Этого не может быть. Пожалуйста, скажи, что этого не было!

Меллнер не очень умел утешать – он осторожно похлопал Харли по плечу.

- Мы вызвали Сару. Хотим, чтобы вы оба были тут. На случай, если Патрик…

На случай, если Патрик придёт домой.

Харли резко поднял глаза и уронил руки на колени.

- Мне нужно домой.

- Нет, Харли. Я пошлю машину к твоему дому.

О Боже. Только этого не хватало! Он только что узнал вторую худшую новость в своей жизни и думал, что хуже-то, уж точно не будет. Но если те полицейские войдут в дом и откроют дверь в подвал…чёрт, да весь дом провонял гниющими детьми. Им даже не нужно будет проходить дальше входной двери, чтобы понять, что внутри что-то серьёзно не так.

- Нет, капитан. Я должен ехать домой.

- Харли, поверь мне, ты никуда не едешь. Ты так же хорошо, как и я, знаешь процедуру. Родители не допускаются близко к своим детям.

Харли сглотнул.

- Давай я тогда поеду с сотрудниками. Я не буду один.

- Нет, Харли, ты…

- Капитан, пожалуйста. Если бы это был Эрон, ты бы разве не настаивал на том, чтобы идти?

Капитан вздрогнул при упоминании имени его сына. Эрон пока что не подхватил эту болезнь.

- Хорошо. Я пошлю Томпкинса. Езжай с ним.

Харли вернулся в фойе. Сара вскинула голову на звук его шагов по кафелю. Сара. Он совершенно забыл про неё.

- Что происходит? – спросила она, стискивая Харли руку, впиваясь ногтями в кожу.

- Всё хорошо, детка. Я еду с Томпкинсом обратно в дом.

- О, Харли, - захлёбываясь, проговорила она. – В дом? О, нет…

- Всё будет хорошо. Я что-нибудь придумаю.

- Я еду с тобой.

- Нет, детка, ты не можешь. Это теперь задача полиции. Почему бы тебе не поехать к маме? Не сама, Сара. Кто-нибудь из этих ребят отвезёт тебя.

- Позвони мне, Харли, - заплакала она, испуганно округлив глаза. – Как только что-нибудь случится, тут же мне звони.

- Конечно, детка.

Он нежно поцеловал её и погладил по щеке, стараясь поддержать её, но понимая, что не преуспел в этом.

Попытки Томпкинса шутить и проявлять сострадание он оценил, но проигнорировал. Харли был знаком с методикой и знал, чего добивается Томпкинс, но ему было всё равно. Сорокапятиминутная поездка до дома (Томпкинс, задрот, соблюдал скоростное ограничение) длилась бесконечно.

- Это ведро выше сорока пяти едет? – вдруг выпалил Харли, прервав молчание.

- Извини, Харли. Скоро приедем.

И Томпкинс разразился очередным монологом на тему того, как ему жаль, как бы он хотел умереть, если бы что-то подобное случилось с маленькой Джинни.

Харли прижался лбом к стеклу и постарался игнорировать голос мужчины.

Наконец, он подъехали к дому. Они сидели в машине на подъездной дорожке и пялились на входную дверь почти с минуту.

- Он мог и внутрь войти, - проговорил Томпкинс.

- Нет, давай здесь подождём. Мы увидим, если он придёт.

- Не увидим, если он подойдёт сзади дома, Харли. Кроме того, в машине ждать слишком жарко.

Томпкинс вылез, хрустя ботинками по гравию. Скрепя сердце, Харли последовал за ним и остановился возле машины.

- Не стоит туда ходить, - сказал он. – Там такой бардак. У Сары удар бы был.

Томпкинс взглянул на Харли, прикрываясь ладонью от солнца.

- Что происходит, Харли?

- А?

- Ты странно себя ведёшь.

- Вспомни, что со мной сегодня произошло, а потом, блядь, подумай, что ты сейчас сказал.

- Нет, мужик, тут ещё что-то. Я не хочу выглядеть бездушным козлом, потому что я понимаю, что с тобой сегодня произошло. Но Харли, мужик, ты ведёшь себя так, словно прячешь что-то. А ты ведь знаешь закон, да? Ты же знаешь, что не можешь делать то, что, по ходу, ты и сделал. Но есть шанс ещё всё исправить. Я никому не скажу, что увижу внутри дома. Хорошо, Харли?

Ослепительное солнце не помогало. Харли ощущал одновременно и жар, и холод; его внутренности моментально скрутило, а яйца с той же скоростью вжались внутрь.

- Томпкинс, - прохрипел он, – ты не понимаешь. Не в этом дело. Патрика внутри нет. Об этом я узнал только в кабинете Меллнера.

Томпкинс двинулся в сторону дома.

Что-то двигалось в их сторону из леса возле дома. Что-то маленькое, очень маленькое; что-то напоминающее по форме человека, но не совсем человек; что-то шаталось и пыталось перелезть через валежник и молодые деревца.

- Пресвятая дева Мария, - пробормотал Томпкинс, отстёгивая кнопку на кобуре и вытаскивая пистолет.

Харли встал позади Томпкинса и вжал свой пистолет ему в затылок.

- Ты не представляешь, насколько мне жаль. Но я тебе не могу позволить это сделать. Не могу.

- Не надо, Харли, - взмолился Томпкинс. – Не делай этого. Ты же знаешь, что это значит, мужик.

Харли поднял руку и опустил пистолет на затылок Томпкинса. Томпкинс рухнул на землю, словно мешок с сырым цементом.

Патрик добрался до края леса и был теперь ярдах в пяти от Харли.

Ребёнок находился в земле несколько недель, и разложение было налицо даже с такого расстояния. Харли тряхнул головой, игнорируя зловоние, которое набросилось на него с десяти футов. Большая часть плоти исчезла с лица его сына – словно растаяла. Частично из-за аварии, частично из-за гниения в земле, и, возможно, частично из-за того, что он превратился в разложенца. Стон сорвался с губ Харли, когда мальчик приблизился.

Крошечные пальчики сжимались и разжимались, а пустые глаза пялились на Харли, хотя Харли решил, что ребёнок не знает, что видит перед собой. Разорванные остатки крошечного голубого костюма свисали и отваливались с тела мальчика. Тёмные волосы свалялись от грязи и кишели личинками, прорывшими свои ходы, пока он карабкался вверх сквозь почву из своего гроба, и угнездившимися в теле ребёнка.

Это был его мальчик. Его ребёнок. Его кровь и плоть, свет его жизни.

Патрик пришёл домой.

Мальчика он с лёгкостью усмирил – тренировки в полиции научили его нужным методикам. Несмотря на попытки ребёнка укусить его, сорвать кожу с его лица, Харли контролировал его. Он отнёс Патрика в подвал и приковал его в углу комнаты. Харли тяжело опустился на нижнюю ступеньку короткой лесенки и заплакал. Как он всё исправит? Как он всё это собирался объяснять кому-то?

- Иисусе, Харли…

Томпкинс стоял на верху лестницы. Пистолет, направленный в голову Харли, медленно скользил в пальцах копа, пока дуло не уставилось в пол. Он не смотрел на Харли, он осматривал подвал.

Несколько ступеней разделяли Харли и Томпкинса, и Харли рванул вверх, ухватил полицейского за ногу и стянул его вниз по ступенькам. Томпкинс, совершенно растерявшийся от шока, полетел головой вперёд в центр комнаты.

Он приземлился между несколькими детьми-разложенцами, которые, не теряя времени даром, напали на Томпкинса. Разложенцы двигались быстро: отрывали от него куски плоти, сдирали кожу с головы мужчины, выскребали пригоршнями мозги. Через считанные секунды мужчина был мёртв; ему едва хватило времени начать кричать.

- О Боже, - простонал Харли, судорожно дыша и с трудом сдерживая рвоту. Так не должно было произойти, он не хотел никому причинять боль. Он всего лишь пытался спасти детей – так не должно было произойти!

Он медленно развернулся и пошёл наверх, не желая видеть, что дети делали с беднягой.

Харли доковылял до кухни и прислонился к холодильнику, согнувшись пополам и глубоко дыша. Снова вернулись пятнышки света, и он боролся, чтобы не отключиться.

Он поднял телефонную трубку, набрал номер тёщи и спросил Сару. Когда она подошла к телефону, Харли заплакал.

- Ты в порядке, Харли? Что случилось?

- Сара, приезжай домой.

- Он…он там?

- Да, - произнёс он, борясь со слезами. – Да, он тут. Приезжай домой, Сара. Ты мне нужна. Я не знаю, что делать.

Его пальцы проскребли по гладкой поверхности настенного телефона.

- Я еду, Харли. Мы со всем разберёмся.

- Пожалуйста, Сара, побыстрее, - простонал он, съехал по стене и сел на корточки. Трубка выпала из его рук.

Из подвала доносились крики маленького мальчика, и, казалось, что он зовёт папу.

Перевод Ивана Миронова