Ханагата Риэ поднялась по лестнице станции метро.

Она вышла на площадь Пуэрто дель Соль и оказалась в потоке оживленной вечерней толпы.

Эта площадь, если сравнивать Мадрид с Токио, была похожа на четвертый квартал Гиндзы, а если принять во внимание, что на ней стоит верстовой столб с отметкой 0 м, то ее вполне можно сравнить с улицей Нихомбаси. От этой точки лучами расходились десять дорог, пронизывавших весь Мадрид, да и всю Испанию.

На южной стороне площади, за тротуаром, где был вкопан этот столб с указателями расстояний, высилось старое здание, во времена Франко бывшее символом его строя – объединенное управление всех служб безопасности. Сейчас в нем находилось отделение Мадридского округа. Девушка пошла по улице Херонимо в направлении площади Каналехас. До улицы Принсипе, где находилось ее писо, было несколько минут ходьбы.

Риэ провела день в библиотеке Мадридского университета, в котором она училась, просматривая газеты за последние несколько месяцев.

В Испании газеты на дом не доставляют, и покупать их можно только в киосках. Испанцы любят печатное слово не так сильно, как японцы, и, скажем, увидеть испанца в поезде с газетой или еженедельным журналом в руках доводится не часто.

Не то чтобы Риэ пыталась следовать их примеру, но она тоже покупала прессу изредка и лишь смотрела время от времени новости по телевизору.

Несколько дней назад было принято решение присудить Нобелевскую премию по литературе Камилло Хосе Села. Он был пятым испанским писателем, ставшим нобелевским лауреатом, последним получил ее Висенте Александре в 1977 году.

Села был так называемым вечным кандидатом, и потому в этом году вначале о нем почти не говорили, однако стоило вновь появиться новостям о его номинации, и шумиха поднялась несусветная. Пожалуй, еще и потому, что Села появлялся перед журналистами вместе с молоденькой любовницей.

Кроме того, внимание испанцев было привлечено всенародными выборами, проводившимися раз в три года. До выборов оставалась всего неделя – они были назначены на конец октября.

Уровень безработицы повысился, реформы, которыми пытались обуздать инфляцию, окончились провалом, и проправительственная партия социал-лейбористов потеряла доверие Всеобщего союза трудящихся, который составлял основной контингент ее избирателей, и по сравнению с 1982 годом, когда партия взяла власть, веса у нее было сейчас совсем немного.

Была и еще причина: президент Всеобщего союза трудящихся Николас Редондо объявил новый курс союза – «Нет поддержке социал-лейбористов, даешь свободное голосование!» – и было мнение, что партия не наберет и половины голосов в стране.

Риэ вышла на площадь Каналехас и остановилась у светофора на переходе, напротив улицы Принсипе.

Много толков вызвало и то, что Кармен Ромеро, жена премьер-министра Фелипе Гонсалеса, была выдвинута кандидатом от города Кадиса. Поговаривали, что это очередной трюк социал-лейбористов, стремившихся вернуть утерянную популярность, но Кармен была опытная и проверенная активистка социалистической партии, вовсе не уступавшая своему мужу, и поскольку все больше и больше женщин в Испании приобщалось к общественным делам, Кармен имела бесспорное право баллотироваться на выборах.

И тем не менее в тот день Риэ рылась в газетах в университетской библиотеке вовсе не для того, чтобы узнать о Нобелевской премии или ознакомиться с обстоятельствами предвыборной гонки.

Из головы у нее не выходило слово, произнесенное перед смертью убитым на ее глазах Хулианом Ибаррагирре, и Риэ пришла в библиотеку для того, чтобы найти статьи, которые могли бы хоть как-то разъяснить, что такое ГАЛ.

Ее поиски увенчались успехом, и сейчас у нее в сумке лежало несколько ксерокопий газетных статей, имевших отношение к ГАЛ.

Как ей и объяснил Кадзама Симпэй, за аббревиатурой ГАЛ скрывалась организация «Групо антитеррориста де либерасьён», незаконная группировка, тайно расправлявшаяся с террористами баскской экстремистской группировки ЭТА.

В газетах говорилось, что заместитель начальника полиции Бильбао по имени Хосе Амед Фоусэ был арестован в связи с убийствами нескольких террористов, входивших в ряды ЭТА, членами ГАЛ.

Судя по обнаруженным Риэ материалам, одновременно с исполнением своих должностных обязанностей Хосе Амед Фоусэ руководил отрядом тайных убийц ГАЛ, и именно по его приказу был убит террорист, пытавшийся перебраться из испанской Басконии в южную Францию.

Убийства террористов, зачастую производившиеся снайперами, начались осенью 1983 года и продолжались примерно до лета 1987-го. За это время было убито человек двадцать пять, и примерно тридцать террористов были или ранены, или похищены.

Однако иногда снайперы ГАЛ ошибались в выборе объекта, так жертвами трех последних нападений стали граждане Франции, никак не связанные с ЭТА. К тому же в газетах высказывалось предположение, что финансировал ГАЛ кто-то из министерства внутренних дел и что само правительство причастно к заговору.

Заместитель начальника полиции Амед, однако, полностью отрицал свою причастность к преступлению и утверждал, что все обвинения в его адрес являются злонамеренной и безосновательной ложью. Он твердо стоял на своем, заявляя, что и впредь будет бороться с террористами во имя убитых ими семисот с лишним человек и их семей.

Глубоко задумавшись, Риэ не сразу заметила, что на светофоре уже зажегся зеленый свет. Она очнулась и поспешила перейти через дорогу и, оказавшись на улице Принсипе, направилась по ней к дому.

Вдруг ей наперерез из-за припаркованных на улице машин бросился какой-то человек. Риэ в испуге остановилась.

Резкая вспышка прорезала сумерки, и Риэ застыла на месте.

Внезапно представший перед ней мужчина опустил фотоаппарат.

– Прощения просим. Сеньорита Анагата, не правда ли? – обратился он к Риэ невысокий мужчина средних лет, в кожаной куртке. У него были заостренные по-мышиному черты лица, на бледных щеках росли реденькие волосы.

Даже поняв, что вспышка была произведена фотоаппаратом, Риэ несколько секунд не могла совладать с учащенным сердцебиением.

– Кто вы такой? И почему вы меня фотографируете? – гневно бросила она мужчине.

Тот вместо ответа посмотрел на нее, подняв брови.

– Вы действительно сеньорита Анагата?

– Никакая я не Анагата, а Ханагата. Объясните мне, что все это значит. У вас нет права фотографировать человека без его на то позволения.

Риэ протянула руку к фотоаппарату, но мужчина быстро спрятал его за спину и левой рукой подал девушке визитную карточку.

– Меня зовут Понсе. Журналист самой популярной в Мадриде газеты.

Риэ взглянула на карточку, не прикасаясь к ней.

Ежедневная газета «Ла Милития», журналист Мигель Понсе. Про эту газету Риэ никогда и не слышала.

Она почувствовала, что распаляется все сильнее.

– Полагаете, этих объяснений довольно? Давайте пленку. Если что, можно и в полицию пойти.

Понсе убрал визитную карточку и рассмеялся, оскалив кривые зубы.

– Можно и пойти – мне-то что? Впрочем, могу объяснить, зачем мне ваше фото.

– Ну так объясните.

– Пару дней назад, вечером, убили Ибаррагирре, и вы там были, правильно?

Риэ вздрогнула.

В газетах и по телевизору действительно сообщали об убийстве Ибаррагирре, будто бы это было убийство с целью ограбления, однако о том, что Риэ присутствовала при совершении преступления, не было сказано ни слова, как и пообещал майор Клементе.

Откуда же тогда этот мужчина знает о ней?

Понсе продолжил с новым напором:

– Ой-ой-ой, ну ты посмотри, как побледнела-то. Не иначе я попал в самое яблочко.

– Кто такой этот Ибаррагирре? – спросила Риэ, пытаясь нащупать почву, но Понсе насмешливо ухмыльнулся и сказал:

– Дурочку из себя не строй, не выйдет. Я знаю и то, что Ибаррагирре перед смертью сказал «ГАЛ».

Риэ прижала к себе сумку. Этому человеку известно слишком много…

– От кого вы это узнали?

– А тебе не все равно? Я в курсе всего, что происходит в этом городе. Так что давай-ка обсудим ладком что да как и ты мне расскажешь все подробненько, как этого Ибаррагирре убили. Шлепну статейку с твоей фоткой – вот будет шуму.

Ее фотография в газете? Этого допустить нельзя. Риэ схватила Понсе за руку:

– Нельзя, нельзя печатать никаких статей. Не знаю, откуда у вас эта информация, но все это полная ерунда. Отдайте мне пленку.

Понсе вырвал руку и попятился.

– Ты ж видела лицо убийцы, так? Ну, как он выглядел, рассказывай. Значит, он был в черном пальто? И вроде бы худой до невозможности.

– Да не знаю я ничего. Отдайте пленку.

Риэ подступила к мужчине вплотную, и он снова оскалил кривые зубы.

– Ой ты какая, все тебе отдай. У меня, между прочим, долг перед обществом – сообщать всю правду. Как поймали они Амеда, ГАЛ затаился – ни слуху ни духу. Ну а теперь-то выходит, раз Ибаррагирре выбрали жертвенным агнцем да пустили ему кровь, значит, новую кампанию затеяли. И ты хочешь, чтобы я такую сенсацию пропустил?

Риэ оглянулась вокруг в поисках помощи.

Прохожие торопливо проходили мимо, делая вид, что не видят их. Было ясно, что вмешиваться никто не хочет.

– Я просто шла мимо, увидела его, лежащего на земле, и вызвала полицию. Никакого преступника я не видела и не хочу, чтобы моя фамилия или фотография появлялись в газетах.

Понсе закивал головой вверх-вниз, как курица.

– Ах, вот ты как, понятно, понятно. Решила притвориться, что ничего не знаешь, так. Ладно-ладно, тогда и я напишу все как хочу, нравится тебе это или нет. Мол, японка, живущая на улице Принсипе, видела убийцу Ибаррагирре. Настрочу все как надо, фотку тисну – и все дела.

Риэ попыталась схватить фотоаппарат, но Понсе ловко отпрыгнул назад.

– Ну, размахалась. Не получишь. Это самый хороший аппаратик в нашей конторе, японский. Там на пленочке точно – шедевр. Не забудь посмотреть, в завтрашней газете будет. – С этими словами Понсе повернулся кругом, собравшись уходить.

В ту же секунду он вдруг вскрикнул и упал на четвереньки на мостовую. Он, как оказалось, споткнулся о чью-то ногу.

Понсе, и упав, не расстался со своим фотоаппаратом. Крепко выругался.

Риэ подняла глаза на того, кто поставил ему подножку. Перед ней стоял «теннисист Маккенрой».

Или нет, скорее следователь Барбонтин. У нее словно камень с души свалился.

Барбонтин ухватил Понсе за шиворот и поставил его на ноги.

– Покажи документы.

– Ты, да ты чего? Ты кто еще такой? – накинулся на него Понсе.

Барбонтин отвернул воротник пиджака и показал ему полицейский значок. Понсе мгновенно сжался в комок, в глазах его появился страх.

Прокашлявшись, Понсе нехотя достал документы.

Барбонтин внимательно рассмотрел их и, вытащив одну визитную карточку, спрятал в карман.

– Ну, дружище Понсе, рассказывай, что тебе понадобилось от барышни.

Понсе выдавил жалостную улыбку.

– Ничего особенного, уверяю вас. Такая, знаете, красивая барышня идет, ну, я думаю, почему бы мне ее не заснять, понимаете?

Риэ поспешно встряла в разговор:

– Он врет. Он хочет мою фотографию напечатать в завтрашней газете, вместе со статьей про убийство Ибаррагирре. Скорее отнимите у него фотоаппарат.

Понсе испуганно вцепился в фотоаппарат обеими руками. Барбонтин отнял его, не дав Понсе и рта раскрыть.

Откинув заднюю крышку, он тут же вытащил пленку и, убедившись, что она засвечена, бросил на мостовую.

Понсе что-то забормотал было, потом решил не протестовать и с ненавистью посмотрел на Риэ.

Барбонтин вернул ему фотоаппарат и, не церемонясь, произнес:

– Твоя газетенка с завтрашнего дня закрывается, и надолго.

Понсе жалобно замотал головой.

– Нет-нет, ну как же так можно? Это ж наш хлеб насущный, что ж вы такое говорите.

Барбонтин пристально посмотрел на Понсе, затем произнес, на удивление добродушно:

– Послушай-ка, мне вот показалось – ты только что упоминал про убийство Ибаррагирре. Или мне послышалось, а?

У Понсе уголки рта искривились в подобострастной улыбке.

– Да это я так только, слышал в городе какие-то слухи, вот и решил наугад поспрошать, вдруг в них правда есть. Писать у меня и в мыслях не было.

– Ты смотри мне, будешь пустые слухи в газете тискать…

– Ой, ну конечно же, я же понимаю… Я вот и говорю, насчет газетки нашей, вы ее не закрывайте, ладно?

– Не хочешь остаться без работы – ищи себе другой материал, понял?

– Так и сделаю, так и сделаю. Мне уже идти-то можно?

Барбонтин приставил указательный палец к груди Понсе:

– Так уж и быть, на этот раз отпущу тебя на все четыре стороны. Но чтобы больше всякой ерундой не занимался.

– Нет, ну что вы, я – никогда. Вы уж извините, сеньорита, до свидания.

Понсе отвесил Риэ нарочито вежливый поклон и торопливо удалился в сторону площади Каналехас, с явным трудом сдерживая желание пуститься бегом.

Барбонтин повернулся к Риэ:

– Можешь больше не волноваться из-за него. Такого беспозвоночного достаточно как следует припугнуть, и никакого вреда от него уже не будет.

Риэ несколько обеспокоило то, как легко Барбонтин отпустил Понсе.

– Вы его знаете?

– Журналист маленькой газетенки, специалист по сплетням. Несколько раз видел его в полиции и в суде.

– Интересно, как ему удалось разузнать про меня?

Барбонтин пожал плечами:

– Без понятия. Наверно, помимо тебя, кто-то видел, как произошло убийство. Не иначе, как этот кто-то ему все и рассказал.

– Но ведь он знал об убийстве на удивление много деталей. Знал даже то, что перед смертью Ибаррагирре произнес слово «ГАЛ».

Барбонтин нахмурился:

– Он знал про ГАЛ, говоришь?

– Ну да. Я, кстати, тоже знаю, – проговорила Риэ с издевкой и пошла в сторону писо.

Барбонтин последовал за ней.

– Погоди-ка. Чаю со мной не выпьешь где-нибудь неподалеку?

Риэ захотелось выложить ему все, что ей стало известно сегодня в библиотеке, и посмотреть на реакцию Барбонтина.

– Согласна.

Первый этаж дома, где находилось ее писо, занимал магазин мехов.

На стене под вывеской магазина можно было различить остатки когда-то написанной здесь фразы: «SOY CRUEL, USO PIEL». Наверное, это было делом рук какой-нибудь организации по защите животных, но рифма «круэль – пиэль» – лучше некуда.

Они прошли мимо писо и направились в сторону площади Санта-Ана.

Вошли в кафе, обращенное фасадом к площади, уселись за столиком в углу и заказали кофе. Музыкальный автомат, какие стояли в каждом кафе, гремел мелодией «Ла Кукарача».

– А вы случайно оказались рядом с моим домом? – спросила Риэ.

Барбонтин потер нос:

– И рад бы сказать, что поджидал там тебя, но врать не буду – честно говоря, я подумал, а вдруг еще кто-то видел то убийство, вот и решил расспросить вокруг, поискать свидетелей. И, судя по всему, не ошибся: свидетели, видимо, действительно были.

– А я в этом не уверена. Не думаю, что кто-то кроме меня слышал последние предсмертные слова Ибаррагирре.

– Ну тогда откуда же Понсе узнал о ГАЛ?

– Вот это как раз и интересно. Особенно, если вспомнить, что и вы, и майор Клементе так старались скрыть детали этого дела.

Барбонтин наклонился к ней и тихо проговорил:

– Ты ведь только что сказала, что знаешь, что такое ГАЛ, так?

– Знаю. Это вовсе не Гальвес и не Гальван, а «Групо террорист…»

Барбонтин прижал палец к губам и еле заметно покачал головой. Эта осторожность была совершенно излишня – в реве музыкального автомата люди за соседними столиками и так не смогли бы услышать их разговор.

Риэ продолжала, не обращая внимания на его знаки:

– Сегодня я ходила в библиотеку, просматривала газеты за последние годы. Узнала немало: в частности, о суде над неким полицейским по имени Хосе Амед, которого обвиняют в причастности к серии убийств ГАЛ. Ну и продвинутое у вас, однако, государство – полицейский работает в спайке с незаконной группировкой.

Барбонтин поерзал на месте, стараясь скрыть смущение, взял чашку кофе, отпил, затем закурил.

Риэ все наседала:

– Но и это еще не все. Вы ведь попытались скрыть от меня тот факт, что Ибаррагирре был бойцом ЭТА, и именно поэтому его убрал убийца из ГАЛ.

На лице ее собеседника промелькнуло замешательство.

– И кто же внушил тебе такую мысль?

Риэ отвела глаза.

– Да это же совершенно очевидно – немного подумать, и любой поймет. Просто я слишком многого не знала, вот и не поняла все сразу.

– Я умолчал о ГАЛ потому, – начал оправдываться Барбонтин, – что и сам тогда точно не знал, их рук это дело или нет. У меня вовсе не было намерения скрыть от тебя какие-либо факты. И вообще, ты – иностранка, зачем же я буду втягивать тебя в такую заваруху. О твоем же благе пекусь.

– Ну что, теперь вам, может, и спасибо еще сказать?

Барбонтин криво улыбнулся:

– После ареста Амеда ГАЛ затаился. Но организация, конечно, еще существует и рано или поздно возобновит свою деятельность. Нам необходимо их остановить.

– Уже возобновила.

Барбонтин вздохнул.

– Пожалуй, ты права, – нехотя согласился он. – Я на девяносто процентов уверен в том, что мужчина в черном плаще – наемник из ГАЛ.

– А скажите, тот журналист, Понсе, ведь он знал даже то, что я видела убийцу. Я вот и думаю, не мог ли кто-то из полицейских или следователей, приехавших на место преступления, рассказать ему об этом?

Глаза Барбонтина блеснули.

– Эту возможность исключить нельзя. Но ведь и ты могла проболтаться.

– Я? Да с какой стати я… – Риэ запнулась.

Она вдруг вспомнила о Кадзама Симпэй. Ведь в тот вечер она, нарушив данное майору Клементе обещание, рассказала обо всем Кадзама. Без колебаний открылась ему, выложила всю правду, вероятно потому только, что он был японцем, как и она сама.

Девушка почувствовала на себе внимательный взгляд Барбонтина.

– Что с тобой? Кому-то ты все-таки сказала?

– Нет, никому.

Чтобы скрыть волнение, Риэ отпила немного кофе. Вообще-то, у нее не было никаких оснований доверять Кадзама.

Лучшая защита – нападение.

– А вы с майором Клементе? Как насчет вас?

– Ерунда. Зачем нам… – начал Барбонтин, но тоже вдруг запнулся.

– Ну? – напирала Риэ.

Барбонтин нехотя произнес:

– Да вот, вспомнил… Однажды мельком видел, как этот Понсе выходил из кабинета майора. Получается, они знакомы.

От изумления Риэ на мгновение онемела.

– Неужели вы хотите сказать, что это майор сообщил Понсе о деталях убийства?

Барбонтин изменился в лице.

– Ты сначала думай, а потом говори. И не вздумай брякнуть что-нибудь в этом роде при майоре, поняла?