Закончились всеобщие выборы, и в город вернулось прежнее спокойствие.

Партия социал-лейбористов хотя и потеряла немало голосов, все же смогла закрепить за собой больше половины мест в верхней палате парламента.

В тот день погода с утра стояла пасмурная.

Ханагата Риэ вышла из писо на улице Принсипе, собираясь отправиться в университет. Обычно она пересекала площадь Каналехас и пешком добиралась до одной из станций второй линии метро – «Севильи» или «Соль».

Однако в этот раз, едва выйдя на улицу, она передумала и пошла к площади Санта-Ана – то есть в сторону, противоположную Каналехас.

С того дня, когда был убит Хулиан Ибаррагарре, ходить в университет стало ей почему-то в тягость. Чтобы выйти на площадь Каналехас, хочешь не хочешь, но надо было пройти мимо места, где случилось убийство. Ей становилось тошно, даже когда она шла по тротуару на противоположной стороне улицы, А после того как в двух шагах от места преступления ее сфотографировал Понсе, она еще больше укрепилась в своем желании держаться оттуда подальше.

Риэ вышла к площади Санта-Ана и заглянула в кафе, в котором на днях была вместе со следователем Барбонтином. Она решила посидеть здесь, немного развеяться, а потом пойти к станции «Соль» другой дорогой.

Присев у барной стойки, она заказала кафе кон лече.

У нее была еще одна причина для расстройства.

После убийства Ибаррагирре однокурсники почему-то стали ее сторониться. Не то чтобы у нее были там близкие друзья, но все студенты-иностранцы, с которыми она раньше вместе ходила в кафе и рестораны, стали под разными предлогами избегать ее.

Ей казалось, что они держат дистанцию, так как откуда-то узнали всю правду об убийстве. Быть может, все это было лишь плодом ее воображения, но другого объяснения ей в голову не приходило.

В группе иностранных студентов немало было и японцев. Они в основном были моложе ее и всегда держались несколько обособленно от других студентов. Риэ так и не привыкла к разнице в возрасте, а также к их замкнутости, и отношения с ними обычно ограничивались простым приветствием. Теперь сближаться с ними ей тем более не хотелось.

Убийство Ибаррагирре сильно повлияло на ее жизнь, и внешне и внутренне. К двум замкам на двери в квартиру она прибавила третий – из осторожности. Не раз и не два, идя по улице, она вдруг застывала на месте – ей казалось, что она снова видит того мужчину в черном плаще.

Чуть подальше, у барной же стойки, сидел человек в кожаной охотничьей кепке и пил пиво. Он оторвался от газеты и искоса разглядывал Риэ.

Вначале она решила не обращать на него внимания, однако вскоре его взгляд стал назойливым, и Риэ осуждающе посмотрела на него.

Тот заморгал и протянул ей газету.

– Эта женщина тут, на фотографии, это не вы случайно?

У нее перехватило дыхание.

В правом верхнем углу газеты была напечатана ее фотография.

Она торопливо перевела глаза на название газеты: «Ла Милития». Газета того самого пройдохи журналиста.

– Дайте мне посмотреть, – сказала Риэ и почти вырвала у него газету из рук.

В глазах заплясал отпечатанный крупным шрифтом заголовок:

«ГАЛ орудует снова?»

Затем шел текст:

«Из заслуживающих доверия источников поступила информация, что Хулиан Ибаррагирре – жертва убийства, произошедшего на днях на улице Принсипе, – был террористом группировки ЭТА. По сообщению свидетелей убийства, перед смертью Ибаррагирре произнес слово „ГАЛ", и поэтому можно с уверенностью предположить, что он был приговорен к смерти и убит именно этой преступной организацией.

ГАЛ на некоторое время прекратила свои акции – после того, как выявился факт, что руководил ею заместитель начальника полиции города Бильбао – Амед. Однако все указывает на то, что она возобновила свою деятельность, начав с убийства Ибаррагирре.

Известно, что в момент убийства на месте преступления присутствовала подданная Японии, студентка Мадридского университета, которая и слышала его последние слова. Есть также сведения, что она видела лицо убийцы.

Нашей газете через сверхсекретный источник удалось получить ее фотографию, которую мы и публикуем здесь, однако в целях безопасности девушки не раскрываем ее данных – имени, фамилии и места жительства».

Риэ смертельно побледнела. Фотография, помещенная рядом со статьей, была довольно большая. Снимок представлял собой ее портрет: Риэ была в белой куртке на одной из улиц Мадрида. Судя по тому, что снимок был нерезким и зернистым, очевидно, что его сделали издалека, камерой с телеобъективом. Но лицо было видно отчетливо.

Сомнений в том, что следователь Барбонтин вытащил из камеры и выбросил пленку, на которую ее заснял Понсе, не было. Наверняка журналюга улучил момент и тайком сделал еще один снимок.

Значит, угроза следователя не сработала.

– Ну точно ведь это вы, да? – спросил ее незнакомец, не скрывая любопытства.

– Не. знаю. Спрошу у подруги, я это или нет. Послушайте, вы не могли бы дать мне эту газету?

На лице мужчины появилось недовольное выражение.

– Я вообще-то купил ее только пять минут назад.

– В обмен я оплачу ваше пиво.

Он пожал плечами и неохотно кивнул.

Риэ расплатилась и, не выпуская газету из рук, направилась в глубь кафе, к телефону. Вынула визитную карточку Барбонтина и набрала его личный номер.

Никто не отвечал.

Положив трубку, она задумалась. Раз так, ничего не остается, кроме как ломиться напрямик в антитеррористический отдел, к майору Клементе.

Крепко зажав газету в руке, Риэ быстрым шагом пошла к выходу.

Она так спешила, что у порога налетела на мужчину в темно-синей куртке, который входил в кафе.

– Извините, – произнесла она и, взглянув на него, увидела, что столкнулась с Кадзама Симпэй.

Его рот расплылся в улыбке, обнажая серебряный зуб.

– Сэнсэй, вы, видно, очень большой любитель врезаться в людей, а?

С того дня, как Риэ столкнулась с Кадзама сразу после убийства Ибаррагирре, они не виделись.

Риэ ухватила его за локоть:

– Ты как раз тот, кто мне нужен. Я хочу с тобой кое-куда съездить. У меня есть к тебе вопросы, так что не думай, что тебе опять удастся улизнуть.

Кадзама по-шутовски склонил голову:

– Повинуюсь. Готов следовать за вами куда угодно, только не в полицию.

– Я тебя везу не в полицию, а в антитеррористический отдел службы безопасности.

Улыбка исчезла с его лица.

– Куда? Нет, уж это извините! Они ж еще почище полиции!

– Никаких отговорок. Только попробуй исчезнуть – донесу в полицию, что ты продаешь кокаин.

Кадзама поспешно вывел девушку из кафе.

– Да вы что? Ну совсем людям верить нельзя… А если бы в кафе кто-то понимал по-японски?

– Хочешь, то же самое по-испански крикну?

– Да не продаю я никакой кокаин. Вы ж сами знаете, чего вы вдруг?

– А с чего это ты иногда появляешься с полными карманами денег и начинаешь ими сорить? Может, у тебя в Бразилии или Парагвае полно богатых дядюшек, которые то и дело помирают и оставляют тебе наследство?

– Вообще-то у меня есть тетка в Колумбии.

– Ну, у нее-то уж наверняка целое поле коки.

Риэ остановила проезжавшее мимо такси и, не дав Кадзама и слова сказать, затолкала его внутрь.

– Гоните на улицу Гусман эль Буэно.

Только бы добраться до того района, там ей наверняка удастся сообразить, где находится отделение Барбонтина и майора Клементе.

Машина тронулась. В пути Кадзама то и дело беспокойно ерзал на сиденье, не находя себе места.

– Я тебя все это время не видела. Куда ты запропастился?

– Так, ездил ненадолго в сторону Андалусии. Там было несколько фэрия.

Для такого гитариста стиля фламенко, как Кадзама, фэрия были главным местом заработков и главным источником доходов.

– Так вы хотели меня о чем-то спросить?

– Хотела. Вот о чем: ты кому-нибудь рассказывал о том, о чем мы говорили в тот вечер, когда убили Ибаррагирре?

Кадзама посмотрел на нее. Потом с обидой в голосе ответил:

– Мое слово твердое. Как мой серебряный зуб. Риэ облегченно вздохнула. Напряжение отпустило ее.

– Правда? Ну, тогда хорошо.

Кадзама надулся.

– С чего это вы вдруг меня подозреваете? Есть, что ли, какие-то основания?

– Ну да. По правде говоря, тут на днях вот какая история приключилась. – Риэ вкратце рассказала ему о том, как Понсе сфотографировал ее, как он наседал, пытаясь вытянуть из нее все детали убийства, и как в конце концов ее выручил следователь Барбонтин.

– Ты сам подумай, майор Клементе хотел я мне заткнуть рот, чтобы замять это дело, а Понсе знал все, даже то, что Ибаррагирре произнес слово «ГАЛ» перед смертью. Значит, кто-то ему должен был все это рассказать, правильно?

– Но в любом случае рассказал ему кто-то другой, не я. Я и в глаза не видал никакого Понсе, – отрезал Кадзама.

– Ну хорошо. Тогда что ты скажешь на это? – Риэ протянула ему номер «Ла Милитиа», который держала в руках.

Кадзама впился взглядом в статью и тщательно изучил фотографию.

– Ясно. Плохо дело. Что за негодяи такие – даже фотографию напечатали.

– Самое интересное то, что все угрозы Барбонтина на этого Понсе не подействовали. Вот я и думаю, что кто-то заставил его это сделать, или привлекши на свою сторону, или сильно пригрозив.

– И кто же, по вашему мнению, его заставил?

Риэ заколебалась.

– Я и сама не знаю. Но Барбонтин вот утверждает, что Понсе знаком с майором Клементе.

Кадзама скрестил руки на груди.

– Майор Клементе, говорите? Но это же ни в какие ворота не лезет. Он ведь сам только и думал, как бы скрыть упоминания о ГАЛ.

– Вот я и говорю, что здесь что-то не так. И если Клементе действительно стоит за статьей, у него должна быть какая-то причина на ее публикацию. Вот об этом-то я его и расспрошу.

Кадзама беспокойно посмотрел на девушку:

– Неужто мы сейчас едем к Клементе?

– Угадал.

Кадзама окончательно лишился спокойствия и сильнее прежнего заерзал на сиденье.

– Сэнсэй, вы можете ехать, куда вам угодно, но я к этой истории никакого отношения не имею, по-моему, мне ехать причин нет.

– Я хочу вот чего – Клементе и Барбонтин должны понять, что кроме меня есть и другие японцы, которые знают всю историю. Тогда они наконец перестанут обращаться со мной как бог знает с кем.

Кадзама отчаянно схватился за свою встрепанную голову.

– Вот, понесла меня в кафе нелегкая. Лучше бы дома спать остался.

Днем здание антитеррористического отдела выглядело еще более грязным и обветшалым, чем ночью.

Кадзама подошел к двери, разглядывая табличку.

– Сейсмологическая лаборатория. Странную они себе вывеску сделали.

– Наверное, им понравилась игра слов: тэррориста и тэррамото.

Риэ нажала на кнопку у двери так же, как в тот раз Барбонтин – два раза подольше, три покороче.

Дверь осталась закрытой. Риэ снова позвонила.

Результат был тот же.

– Может, там никого нет? – с надеждой в голосе спросил Кадзама.

Риэ отошла на шаг и оглянулась.

Над дверью, под бетонным навесом, она увидела миниатюрную телекамеру. В прошлый раз она ее не заметила.

Раскрыв газету, Риэ подняла ее так, чтобы статья и фотография были обращены к камере. Она уже хотела опустить уставшие руки, как послышался щелчок и дверь автоматически открылась.

Риэ вошла первая. Следом вошел и Кадзама.

Света не было, поэтому, когда дверь закрылась, они очутились почти в полной темноте. В свете, проникавшем из окна где-то наверху, лестница была едва различима.

Они поднялись на последний этаж. Там, прислонившись к стене, стоял и курил человек в твидовом костюме.

Это был Барбонтин. Вот, значит, где он находился – вовсе не у себя в полиции.

– Кто это? – спросил Барбонтин, поведя подбородком в сторону Кадзама.

– Мой знакомый, его зовут Кадзама Симпэй. Он живет здесь уже больше десяти лет. Он мне помог советом в этой истории.

– Здрасьте, – проговорил Кадзама как можно более дружелюбно.

Барбонтин, не отвечая, ткнул в сторону Риэ пальцами, в которых держал сигарету.

– Я ж тебе сказал никому не болтать.

Риэ сунула газету ему под нос:

– Все уже и так всё знают.

Барбонтин стряхнул упавший на пиджак пепел.

– Я доложил майору, – проговорил он тихо, – что Понсе попытался войти с тобой в контакт. То, что они знакомы, – факт, но то, что я тебе об этом сказал, прошу ему не передавать. Если он узнает, что я хоть на один процент сомневаюсь в нем, работать мне станет трудно.

Риэ сложила газету.

– Ладно. Но то, что я хочу у него спросить, я все-таки спрошу.

Барбонтин бросил сигарету на пол и с остервенением растер ее ногой.

– Делай, что хочешь. Только мой тебе совет – не зли его.

В конторе горел свет.

Клементе сидел, облокотившись обеими руками на стол, и смотрел на Риэ поверх очков. Его пальцы теребили ручку. Как и в прошлый раз, он был одет со вкусом и кайзеровские усы выглядели ухоженно.

Риэ раскрыла газету и положила ее перед ним на стол.

– Здесь написано обо мне, обстоятельно и с фотографией. Я хотела бы услышать объяснение.

Клементе не ответил на вопрос, вместо этого он повернулся к Кадзама.

– Это еще кто?

– Она говорит, что это ее друг, который живет здесь больше десяти лет. Зовут…

– Кадзама, – вставил тот. – Симпэй Кадзама. Гитарист.

Клементе оставил ручку в покое и проговорил:

– Покажите разрешение на жительство.

Кадзама быстро, будто только того и ждал, достал из кармана джинсов пластмассовую коробочку, вынул из нее документ и почтительно вручил майору.

Риэ, которой приходилось видеть содержимое коробочки, знала, что Кадзама носил с собой копию разрешения. Он говорил, что подлинник хранит дома, чтобы с ним ничего не случилось.

Клементе откинулся на спинку стула и раскрыл предъявленный документ. Там должна была быть фотография Кадзама и отпечатки его пальцев.

Клементе взял бумажку и переписал информацию из нескольких граф. Затем бросил копию документа поверх газеты и произнес:

– Не хочешь неприятностей – носи с собой подлинник.

Симпэй торопливо спрятал документ в карман.

Риэ снова заговорила:

– Я пригласила господина Кадзама для того, чтобы хоть один японец – один из моих соотечественников – знал, в каком положении я нахожусь. Я рассказала ему обо всем, что со мной произошло. Объясните мне, почему такая статья вообще могла появиться, несмотря на все то, что вы говорили в тот раз? Мне кажется, у меня есть право знать, каково мое положение.

Клементе взял ручку и легонько провел ею над статьей.

– Насчет выхода этой статьи мне сказать нечего – могу лишь посочувствовать. Что касается этой газеты, «Ла Милитиа», то ее я временно прикрыл.

– И все? Вы что же, не собираетесь разыскать этого журналюгу и выведать у него, как произошла утечка информации?

– Понсе исчез, – вмешался Барбонтин. – Его нет ни в редакции, ни дома. Видно, понял, что дела плохи, и удрал.

Риэ пристально посмотрела на Клементе:

– Майор, вы знакомы с Понсе?

В комнате вдруг воцарилась полная тишина.

Клементе медленно положил ручку на стол.

– Я его действительно раза два-три видел. И что с того?

Риэ, несколько обеспокоившись, сказала, запинаясь:

– Ну… я просто хочу узнать, кто проговорился, и подумала, что, может быть, вам что-нибудь известно.

Барбонтин едва заметно повел плечами.

Клементе холодно посмотрел на Риэ:

– Ты, может, думаешь, что эту статью я его заставил напечатать? Чтобы, используя тебя как приманку, заманить в ловушку этого твоего мужчину в черном плаще?

Риэ сжала кулаки.

Слова Клементе совершенно ошеломили ее. Эта мысль ни разу не приходила девушке в голову, но сейчас ей показалось, что это вполне возможно.

Кадзама беспокойно подергивал ногой. Барбонтин тоже, казалось, потерял хладнокровие.

– Вы, что же, так и сделали? – в свою очередь спросила у Клементе Риэ.

Тот покачал головой:

– Нет. Если мужчина в черном плаще действительно существует, и к тому же не полный идиот, эта статья вряд ли заставит его действовать. Он сразу поймет, что это ловушка.

Напряжение отпустило Риэ. Этого человека так просто не проведешь.

– Хорошо, я поняла. Но если дело обстоит именно так, вам следовало с самого начала без утайки рассказать мне все о ГАЛ. Не буду утверждать, что тогда я смогла бы вам чем-то помочь, но…

Клементе снова взял ручку.

– Мы не открыли тебе всю правду потому, что не хотели втягивать в это дело. К тому же, если люди узнают, что ГАЛ возобновила свою деятельность, начнется паника, а нам это совсем ни к чему.

– Еще бы, ведь если станет известно, что ГАЛ снова начала орудовать в городе, у полиции появятся две новые проблемы. Во-первых, пойдут толки, что ГАЛ бесчинствует потому, что полиция не принимает более решительных мер в борьбе с ЭТА. Во-вторых, возникнет подозрение, что полиция опять стала помогать ГАЛ, даже не дождавшись решения по делу заместителя главы полиции, Амеда. Вы беспокоитесь именно об этом, не так ли?

Клементе вздрогнул:

– Ты, как видно, время даром не тратила.

– Спасибо. Я понимаю также, что среди населения многие одобряют действия ГАЛ, поскольку ненавидят ЭТА и террористические акты, которыми эта группировка занимается. Но мне кажется, что этим нельзя оправдать убийства, производимые членами ГАЛ, как нельзя оправдать и тайную поддержку, оказываемую им полицией.

– Послушай, ты ведь, судя по твоим собственным словам, – с раздражением вмешался Барбонтин, – в нашу страну приехала, чтобы изучать испанскую литературу, вот и не суй свой нос в этнические и политические проблемы.

– Теперь все изменилось: ваши проблемы коснулись меня лично, и, поскольку дело зашло так далеко, я требую, чтобы вы подумали о моей безопасности. Я не хочу каждую минуту жить в страхе.

Клементе откинулся на спинку стула.

– Вопрос твоей безопасности я уже решил. Я дам тебе охрану до аэропорта. Немедленно возвращайся в Японию.