Тикако вынула фотоаппарат и сфотографировала блюда.
Рюмон заказал себе кальдо гальего, суп галисийской кухни, которым славился ресторан «Ривейра до Миньо».
По сведениям Риэ, суп этот готовили следующим образом: сначала делается отвар из свиных костей, затем туда добавляются различные овощи, капуста, редька, картошка, бобы, белая фасоль и тому подобное, и все это варится на медленном огне. Выглядел этот суп совершенно как японский суп мисо, но по вкусу напоминал борщ.
Спитаку Харуки сражался с моллюском персебес. [76]Морской моллюск, считающийся самым деликатесным из моллюсков. Называется еще «морским трюфелем». На островах Сисаргас, где эти моллюски по преимуществу водятся, существует даже праздник «Фиеста де Лос-Персебсс».
Тело у этого моллюска продолговатое, сантиметров пять в длину, и на конце – небольшая ракушка, похожая по форме на лошадиное копыто. Едят его, отрывая мясо от ракушки, но сделать это нелегко – жидкость из ракушки брызжет во все стороны.
Синтаку умудрился сразу забрызгать весь стол.
Кадзама Симпэй наливал в панцирь краба вино и, разболтав в нем крабьи внутренности, макал туда хлеб.
– Вот, оказывается, как надо есть краба? – поддразнила его Тикако, отложив фотоаппарат.
Кадзама облизал губы:
– Во всяком случае, могу вас уверить, что это вкусно.
Синтаку вытер влажные руки и повернулся к Риэ:
– Но если судить по цене, этот краб наверняка из морозилки.
Риэ усмехнулась:
– Тут уж ничего не поделаешь. Ведь ближайшее море от Мадрида в трехстах километрах.
– К тому же, – добавила Тикако, – если подумать, что краб, которому принадлежат эти внутренности, совсем недавно изо всех сил бился, чтобы спасти свою жизнь, его становится так жалко, что аппетит пропадает.
Все, кроме Синтаку, рассмеялись.
Когда ужин в основном закончился, к столику подошел бой, держа в руках чашу, наполненную прозрачной жидкостью. На поверхности плавало несколько кусочков лимона.
Бой поднес к чаше зажженную спичку, и жидкость внезапно вспыхнула бледным пламенем. Бой стал осторожно помешивать в чаше половником.
– Этот напиток называется агуардъенте, – объяснила Риэ, – что-то вроде японской водки сётю. Правда, в Галисии его, кажется, называют орхо.
Синтаку заглянул в чашу:
– И что он нам хочет приготовить, этот бой?
– Подождите – узнаете.
Рюмон загляделся на жидкость, горевшую бледным огнем.
– Наверняка этот напиток тоже как-то называется.
Риэ улыбнулась:
– Кэймада. Я думаю, что это слово – искаженная форма «кэмада».
Бой насыпал в половник сахару и принялся подогревать его над бледным огнем. Слово «агуардьенте», скорее всего, произошло от «агуа ардьенте», и напиток этот был весьма крепок.
Вскоре сахар расплавился, превратившись в коричневую массу, и стал издавать сильный запах. Бой вылил всю массу в горящий напиток, и на секунду пламя блеснуло оранжевым цветом. Затем он добавил туда же меду.
Хорошенько все размешав, бой залил в горящее «агуардьенте» темно-коричневую жидкость из чайника. Пахнуло кофе.
– Все понятно, – проговорил Синтаку, важно кивая. – Водка сётю, которую разбавили кофе, вот что это такое. Да это же невиннейший напиток – вроде кофе по-ирландски.
Кадзама подавил улыбку.
– А вы попробуйте выпить это до дна – сразу поймете, в чем разница.
Бой зачерпнул половником все еще пышущее пламенем кэймада и разлил его по чашкам.
Дождавшись, пока пламя погасло, Рюмон поднес чашку к губам. В нос ударил сильный запах алкоголя.
Отпив немного, Рюмон обнаружил, что это было скорее похоже на кофе, который разбавили большим количеством сётю, а вовсе не наоборот.
Синтаку сделал глоток, закашлялся и хмуро заявил:
– Да что ж это такое? Крепость-то мне нипочем, но меду сюда явно переложили – чистый сахар. Не знаю, как вы, но я такую бурду пить не стану.
Тикако прыснула. Наверное, ее насмешило то упорство, с которым Синтаку пытался свалить вину за свое поражение на сам напиток.
И Риэ, и Тикако сдались после двух-трех глотков.
Рюмон тоже остановился, выпив едва половину. Не то чтобы он не мог выпить больше, но, во-первых, как правильно заметил Синтаку, напиток был переслащен, а во-вторых, было бы полной глупостью хвастаться перед Тикако тем, как много он может выпить.
Свою чашку осушил один только Кадзама.
Рюмон взглянул на часы и обнаружил, к своему удивлению, что было уже около пяти. В Японии ему никогда не доводилось тратить так много времени на обед. Как видно, физически он уже адаптировался к ритму испанской жизни.
Рюмон встал из-за стола и позвонил в Ассоциацию отставных солдат Иностранного легиона.
К телефону подошла та же секретарша и сообщила, что у начальника секретариата Торреса сейчас посетитель и что он, скорее всего, сможет принять Рюмона после четверти шестого.
Риэ и Кадзама вызвались его сопровождать – заодно и дорогу покажут. Тикако, казалось, не знала, как ей поступить.
Синтаку немедля воспользовался моментом:
– Ну тогда давайте сделаем так: сначала вместе сходим в музей Прадо, а потом я вам покажу мадридскую контору «Дзэндо». А вы, Рюмон, можете заехать к нам в офис, когда кончите свои дела в Ассоциации. И мы все вместе еще разок отправимся куда-нибудь шикарно поужинать. Вот ведь теперь какая роскошная перспектива открывается, – проговорил он и расхохотался.
Улица Сан-Николас была тихим переулком, отходящим от площади Майор, и проходила рядом с располагающейся перед дворцом площадью Ориенте.
Рядом с серым строением виднелись черные железные ворота, которые были приоткрыты.
К забору был приделан круглый, пестро раскрашенный герб, состоящий из алебарды, мушкета и пращи. Вокруг герба можно было различить слова: «Эрманда де Антигуос Кабайерос Рехионариос».
Пропустив Риэ вперед, Рюмон прошел в железные ворота. За ними последовал и Кадзама.
Они прошли по проходу, который ремонтировали, слева обнаружился вход в здание. Поднявшись по лестнице, они вошли внутрь. В тесном холле стояла конторка, за которой сидела женщина лет сорока в очках на цепочке.
Рюмон объяснил цель своего прихода, и женщина, взглянув на висевшие на стене часы, сказала тем же голосом, который он уже слышал по телефону:
– Сейчас пять часов одиннадцать минут. Подождите еще минуты четыре в баре.
Она показала им, как пройти в салон справа.
Они прошли в помещение со стойкой и столиками со стульями. Здесь, попивая вино, расположились пожилые люди в штатских костюмах и несколько мужчин в мундирах Иностранного легиона. Все с интересом разглядывали Рюмона и его спутников, но беседовать с ними никто не пожелал.
Они подошли к стойке и заказали кофе.
Разговаривавшая с Рюмоном Риэ вдруг насторожилась, глядя в сторону вестибюля. Рюмон невольно обернулся.
Он мельком увидел человека, выходившего из вестибюля на улицу.
Он снова посмотрел на Риэ:
– Что случилось?
– Человек, который сейчас вышел, – майор Клементе, – проговорила она нахмурившись.
– Клементе? Вчерашний знакомый из службы безопасности, что ли?
– Да, он.
Кадзама тоже посерьезнел.
– И правда, это был Клементе. На нем тот же костюм, что и сегодня утром, так что сомнений нет. Но с чего это он, интересно, здесь бродит?
Не успел еще Кадзама получить ответ на свой вопрос, как в дверях показалась секретарша и сделала Рюмону знак.
– Начальник секретариата Торрес может вас принять. С шести он будет занят, так что времени у вас не так много.
Женщина проводила их в большой кабинет. На светло-зеленых стенах висели портрет основателя Иностранного легиона генерала Хосе Мильяна Астрая и фотография генералиссимуса Франко. В центре комнаты стоял огромных размеров круглый стол, заваленный папками.
Из-за письменного стола в глубине комнаты встал почти лысый мужчина с острым взглядом. На нем был коричневый твидовый пиджак и аскотский галстук. На вид ему было лет пятьдесят пять.
Хозяин кабинета подошел к круглому столу.
– Здравствуйте, я – начальник секретариата Торрес. Я слышал, вы ищете сведения о японце, служившем в нашем легионе?
Рюмон пожал ему руку:
– Здравствуйте, меня зовут Рюмон. Я журналист одного токийского информационного агентства. Это – мои друзья.
Торрес показал знаком на стоявшие у круглого стола стулья, и трое пришедших сели.
Рюмон сразу перешел к делу:
– Я приехал в Испанию, чтобы собрать материал для статьи об одном добровольце из Японии, и хотел бы выяснить факты его жизни. Мне известно, что он во время гражданской войны вступил в Иностранный легион и сражался против Республики.
Торрес выпрямился и широко открыл глаза от удивления.
– Во время гражданской войны, говорите? Какими вы, однако, старыми делами интересуетесь… Так вы хотите сказать, что в нашем легионе во время гражданской войны был японский солдат?
– Совершенно верно. У меня есть свидетельство бывшего японского дипломата, который встречался с этим солдатом в Саламанке. Солдата зовут Сато Таро, в легионе его, по-видимому, звали Гильермо.
Торрес ненадолго задумался, затем пожал плечами.
– Я уже тринадцать лет работаю здесь начальником секретариата, но мне еще ни разу не приходилось слышать, что в нашем легионе во время гражданской войны служил японец. Мне говорили, что в шестидесятые действительно было несколько человек, но во время войны…
Получив отрицательный ответ, Рюмон был сильно разочарован.
Все же он собрался с духом и рассказал подробно о ходе своих розысков. Торрес внимательно выслушал его, не прерывая.
– В итоге мои походы в исторический и газетный архивы были бесплодны. Пожалуй, можно без преувеличений сказать, что вы – моя последняя надежда. Обратиться к вам мне посоветовал полковник Пинто, из Архива военной истории.
Рюмон закончил свой рассказ, и выражение лица Торреса смягчилось.
– А, полковник Пинто? Да, я хорошо его знаю.
– Полковник сказал мне, что материалы, касающиеся солдат Иностранного легиона, хранятся в генеральном штабе в Малаге. Это верно?
– Совершенно верно.
– Я слышал, что в вашей организации состоят не те солдаты, что служат в настоящее время, а уже вышедшие в отставку. Поскольку солдаты, воевавшие в гражданской войне, разумеется, уже в отставке, вероятно, их имена содержатся в ваших реестрах?
– Если солдат, которого вы ищете, еще жив, и притом нам известен его адрес, то его имя действительно должно быть в нашем реестре.
Торрес подошел к письменному столу.
Вернулся, держа в руках объемистый реестр, и, положив на стол, раскрыл его.
– Еще раз скажите, как звали человека, которого вы ищете?
– Сато. Таро Сато. Хотя, может быть, у вас он значится под именем Гильермо.
Торрес некоторое время поискал в реестре, затем, покачав головой, с сожалением проговорил:
– Ни Сато, ни Гильермо, да и вообще каких-либо японцев или эмигрантов из Японии у нас не значится. Либо он погиб на войне, либо не сообщил нам о своем месте жительства – одно из двух.
Рюмон понуро сгорбился.
– Как вы думаете, удастся мне выяснить это в Малаге?
– Если вы ищете солдата времен гражданской войны, в Малагу ехать бессмысленно. Регистрационные карточки того времени хранятся в штабе второго батальона в Сеуте.
– В Сеуте? – переспросил Рюмон ошеломленно.
Хотя Сеута и считалась испанской территорией, находилась она по ту сторону Гибралтарского пролива, на самом севере Африки, в Марокко. Перед глазами Рюмона на мгновение встали смутные очертания африканского берега, которые он увидел однажды издали, из порта Кадис.
Торрес поднял трубку и начал набирать номер.
– Вы поедете в Сеуту? – шепотом спросила Риэ.
– Да хоть на Южный полюс, если от этого будет хоть какой-то толк, – ответил Рюмон, теряя самообладание.
Встав, он полистал лежавший на столе реестр. В нем значились фамилия, год рождения отставного солдата, его адрес, полк, где он служил в момент отставки, ранг и тому подобное.
Действительно, фамилии Сато здесь не было. Разумеется, не было и фамилии Нисимура, да и вообще никаких имен, которые могли бы сойти за японские.
До Рюмона донесся голос Торреса. По-видимому, он звонил в штабы Сеуты и Малаги. Время от времени он надолго замолкал.
– Удивительно все-таки, – тихо начал Кадзама, – что и сейчас, когда после смерти Франко власть в руках социалистов, такая консервативная организация может совершенно открыто существовать. Вот этот начальник секретариата – он же из самых что ни на есть твердолобых правых, а?
– Этим и хорошо правительство Гонсалеса, но в этом одновременно и его ахиллесова пята, – ответил Рюмон и вдруг услышал, как с языка Торреса сорвалось имя Гильермо. Не веря своим ушам, он посмотрел на говорившего.
Торрес прилежно записывал что-то на бумаге, не отнимая трубку от уха.
Вскоре он вернулся к столу, держа в руках листок.
– Вашего солдата звали Гильермо, не так ли?
– Именно так. Вам что-то удалось узнать? – жадно спросил Рюмон.
Торрес сверился с запиской.
– Во-первых, в Сеуте в списке новобранцев нашли Гильермо Сато. В его регистрационной карточке значится, что он был зачислен в отряд семнадцатого марта тысяча девятьсот тридцать шестого года, в Сеуте. Возраст – около тридцати, национальность – мексиканец. Больше данных нет.
Рюмон не сводил глаз с Торреса, не в силах вымолвить ни слова.
По рассказу Куниэда Сэйитиро, Сато Таро оставил судно, где служил моряком, у Сеуты и вступил в легион в начале весны тысяча девятьсот тридцать шестого года. И время, и место, и даже возраст – все сходилось. Что же касается национальности, то это не проблема. В то время в Иностранном легионе вряд ли смотрели на паспорт.
Эта регистрационная карточка, несомненно, была его, Сато Таро.
Торрес продолжал:
– В Малаге тоже нашли одну запись, на этот раз о боевых заслугах Сато. Пятого февраля тысяча девятьсот тридцать седьмого года Сато вместе со своим товарищем Хасинто Бенавидесом захватил зенитное орудие армии Республики и награжден за это орденом Боевого Креста.
Рюмон положил руку на круглый стол. Ноги его подкашивались.
Выходит, Сато Таро действительно был реально существовавшим лицом. И сейчас наконец-то удалось найти его след.
Рюмон поднял глаза на Торреса:
– Больше никакой информации вам не дали?
Торрес коснулся рукой реестра:
– Мне знакомо имя человека, получившего орден вместе с Сато, – Хасинто Бенавидес. Если я не ошибаюсь, он значится в нашем реестре. – Он принялся перелистывать страницы.
Рюмон неотрывно смотрел на его пальцы, стараясь сдержать волнение.
– Вот он.
Рюмон прочитал графу, на которой остановился палец Торреса.
Хасинто Бенавидес. Родился 29 января 1911 года. Адрес: провинция Малага, город Ронда, улица Эспириту Санто, дом номер один.
Внизу стояла пометка красными чернилами: с апреля 1987 г. членские взносы не заплачены, связь установить не удалось.
Торрес переписал все данные на листок бумаги и вручил его Рюмону.
– Несколько лет назад Бенавидес приезжал к нам. В тот день мы с ним допоздна просидели за бутылкой здесь в буфете. Он мне рассказывал бесконечные истории про свои приключения во время гражданской войны. Помню, он все жаловался, что после смерти Франко никто не хочет слушать его воспоминаний о былых временах.
Рюмон взглянул на листок:
– А что может означать «связь установить не удалось»?
– Не знаю. Вероятно, ему послали письмо с требованием уплатить взносы и приглашение на общенациональное собрание, а от него – ни слуху ни духу. Может, его вообще уже нет в живых.
Рюмон был взволнован.
Если бы ему удалось встретиться с Бенавидесом… Может быть, Бенавидес знает что-нибудь о своем боевом товарище и выведет Рюмона на его след. Но если Бенавидес умер, то и эта линия розысков уже никуда не приведет.
Рюмон спрятал листок бумаги и протянул руку.
– Господин Торрес, большое вам спасибо. Вы мне очень помогли. Теперь я знаю, что не зря приехал в вашу страну из далекой Японии.
Торрес пожал протянутую ему руку.
– Я рад, что смог быть вам полезен. Надеюсь, вам удастся разузнать все о судьбе Гильермо. Советую вам попытать счастья в Ронде.
– Именно это и будет моим следующим шагом. До сих пор хранившая молчание Риэ словно невзначай обратилась к Торресу:
– Простите, господин Торрес, можно задать вам один вопрос?
Торрес с приветливым лицом повернулся к ней:
– Конечно. Что вы хотели бы узнать?
– Перед нашим приходом вы случайно не встречались с майором Клементе из полиции безопасности?
Лицо Торреса посуровело – видимо, вопрос Риэ застал его врасплох.
– Вы что, знакомы с майором?
– Да. Я приметила его, когда он выходил из здания, вот и решила удостовериться.
Торрес как-то деланно пожал плечами и сказал:
– Я действительно виделся с ним. Мы старые друзья. Он просто забежал ко мне повидаться.
Как бы показывая, что разговор на этом закончен, Торрес повернулся к ним спиной.
На улице шел мелкий дождь.
Они втроем шли по улице Сан-Николас в направлении площади Майор.
– Вы пойдете теперь в контору Синтаку? – спросила Риэ.
Рюмон взглянул на часы. Было начало седьмого.
– Я хотел бы сначала повидать Хоакина эль Оро.
– Хоакина? Вчерашнего кантаора?
– Да, его. Мне нужно кое о чем расспросить этого старика.
– Насчет кулона, да? – задал ему вопрос Кадзама.
Рюмон внимательно посмотрел на него. Хотя с первого взгляда казалось, что Кадзама был простоват, на самом деле он был довольно проницателен.
– Именно. Помнишь, вчера Хоакин забормотал какую-то ерунду, как только увидел мой кулон. Мол, это мой, верни. Я хочу понять, в чем тут дело. Мне кажется, это он не просто спьяну.
– А что, у вашего кулона какая-то необычная история?
Не сбавляя шага, Рюмон вытащил висящий на груди кулон.
– Мне он вообще-то достался от матери, но выходит, что совершенно такой же кулон, или очень на него похожий, был у Сато Таро.
Риэ удивленно взглянула на него:
– Неужели? Интересно, какая же между ними может быть связь?
– Я и сам не знаю. Но, может быть, Хоакин сможет что-то прояснить. Адрес старика вроде бы есть в «Лос Гатос» – так он мне сказал.
– Я, между прочим, знаю, как найти Хоакина, – проговорил Кадзама. – Хотите провожу?
Когда они вышли к проспекту Майор, начался ливень.
Пришлось пережидать в первом попавшемся кафе. Усевшись за столиком, они заказали кофе.
– Разрешите узнать, какие у вас планы на сегодня? – спросил Рюмон у Риэ. – Синтаку не иначе как собрался ужинать всей компанией, и, если вы не против, мы могли бы встретиться попозже.
– Я, пожалуй, не смогу. За обедом порядком переела. Вы лучше угостите вместо меня Кадзама.
– Жалко. Я был бы очень рад, если бы мы вместе поужинали – и вы, и моя подруга Кабуки.
Риэ сделала игривые глаза:
– Вы с Синтаку все никак ее не поделите, не так ли?
Ее слова попали в самую точку, но Рюмон постарался не выдать своего замешательства.
– А я и не думал, что это так заметно. Рано или поздно дойдет и до драки, не сомневайтесь, – ответил он шутливым тоном.
В этот момент в кафе вошел человек в твидовом пиджаке.
Это был следователь Барбонтин. Он стряхнул с одежды капли дождя и посмотрел в сторону их столика, затем направился прямиком к ним и молча сел рядом с Рюмоном.
– Рассказывай, что тебе понадобилось в Ассоциации отставных солдат Иностранного легиона, – не утруждая себя приветствиями, обратился он к Кадзама.
Тот криво усмехнулся:
– Ой, а я вас совсем не заметил. Вы, выходит, следили за мной все время после того, как выпустили?
– Еще бы. Ты, что же, думал, что так легко отделаешься? Ну, отвечай.
– Позвольте объяснить, – вмешался Рюмон. – Мне нужно было по моим делам идти в эту Ассоциацию, и Кадзама просто составил мне компанию. У него самого к ним не было никакого дела.
Барбонтин перевел взгляд на Рюмона:
– По каким еще делам?
Рюмон вкратце рассказал ему о своих розысках, сделав ударение на том, что Кадзама ходил в Ассоциацию всего лишь в качестве его спутника.
– А что, – обратилась к следователю Риэ, – поход в Ассоциацию может быть как-то связан с убийствами Ибаррагирре и Понсе?
Барбонтин опустил глаза:
– Как вы наверняка знаете, Иностранный легион – уцелевший кусок старого режима. Особенно эти отставные военные, они на девяносто девять процентов – ярые приверженцы франкизма.
– Ну и что? – спросила Риэ.
– По их понятиям, экстремисты из ЭТА – зло, которое надо искоренить во благо родины. Поэтому вполне возможно, что они снабжают борющийся с ЭТА отряд ГАЛ оружием или даже людьми. С другой стороны, для ЭТА Иностранный легион – такой же смертельный враг, как и ГАЛ.
На лице Риэ мелькнула улыбка.
Повернувшись к Кадзама, она проговорила, намеренно не переходя на японский:
– Ну, теперь уже весь сюжет понятен. Не иначе как господин следователь подозревает, что ты ходил в Ассоциацию Иностранного легиона, чтобы подложить в здание бомбу.
У Кадзама глаза сделались круглыми.
Барбонтин затушил в пепельнице сигарету.
– Я этого не говорил. Но вполне возможно, что Кадзама использовал вас, чтобы провести рекогносцировку.
– Хватит вам фантазировать. Лучше объясните мне вот что: о чем мог говорить майор Клементе с главой секретариата Ассоциации как раз перед нашим приходом? Если вы следили за нами, вы наверняка видели, как он выходил из здания.
Барбонтин изменился в лице.
– Майор Клементе? Я его не видел. На улицу Сан-Николас из здания вообще никто не выходил. Уверен на сто процентов.
– Значит, он вышел на другую улицу. Вам не приходило в голову, что это он связан с Иностранным легионом и ГАЛ? Хоть на одно мгновение?
Барбонтин некоторое время не сводил с Риэ глаз. Потом медленно поднялся и, не сказав ни слова, ушел.