Андреу Нин лежал на кровати.

Его тело походило на куклу из папье-маше, об которую мяли помидор.

Кирико раздраженно бросил плоскогубцы на стол.

Рикардо поднял Нина за плечи и силой усадил на стул. С окровавленных губ сорвался еле слышный стон. За вспухшими багровыми веками едва-едва можно было различить блеск глаз.

В его взгляде по-прежнему чувствовалась сила.

«Вот ведь какая сила духа!» – восхищенно подумал Кирико.

Во время допроса, продолжавшегося пятнадцать часов без перерыва, Нин без стона вынес жестокую физическую пытку. Он не только не пожелал сознаться добровольно, но и под пыткой не признался ни в едином предъявленном ему обвинении.

Сейчас его тело было совершенно изуродовано: ногти содраны, волосы выдраны с корнем, уши и нос – вывернуты плоскогубцами.

Кирико, Рикардо и Мария получили приказ от главного следователя Карлоса Контрераса пытать Нина. Карлос утверждал, что даже самые твердые упрямцы под пыткой рано или поздно сдаются.

Однако за эти несколько дней Кирико усвоил – был как минимум один человек, который не подходил под это утверждение.

Ему не верилось, что Карлосу удастся сломить Нина, который до сих пор стерпел все, что с ним делали. Карлос явно недооценил его.

Андреу Нин, руководитель Объединенной рабочей марксистской партии, был арестован неделю тому назад в Барселоне и тайно переправлен сюда, в город Алькала-де-Энарес.

Этот городок, находящийся в тринадцати километрах к востоку от Мадрида, знаменит тем, что в нем родились Мигель де Сервантес и президент Республики Мануэль Асанья.

Когда в Испании вспыхнула гражданская война, здесь был оборудован специальный аэродром для русской военной авиации и штаб НКВД.

В Москве за последний год многих большевиков – старых членов партии – по сфабрикованным делам отправляли под суд и одного за другими предавали смертной казни. Так, например, Зиновьев и Каменев, то ли не выдержав бесконечных допросов, то ли пытаясь хоть чем-то облегчить участь своих семей, признались в преступлениях, которых не совершали.

Сталин без разбора репрессировал всех своих друзей, которые, как он опасался, могли повредить его положению.

Для Сталина, который, используя Испанскую коммунистическую партию, стремился взять под контроль саму Республику, рабочая марксистская партия была всего лишь досадной помехой.

Хотя она и была партией коммунистического лагеря, она открыто выступала против Сталина и таким образом стала его заклятым врагом. Руководство Коминтерна, смотревшее Сталину в рот, объявило руководителей этой партии троцкистами и осудило их как предателей, сговорившихся с фашистами.

Во время майских событий Испанской коммунистической партии удалось заблокировать и Объединенную рабочую марксистскую партию, и поддерживавший ее профсоюз анархистов и захватить главенство в правительстве.

Затем, в середине июня, Коммунистическая партия, воздействуя на правительство, добилась объявления Объединенной рабочей марксистской партии вне закона. Одновременно русская секретная полиция самочинно арестовала Нина и других руководителей партии.

Троцкистам выносили один приговор – расстрел. Но минимальные формальности все же соблюдались – приговор хоть чем-то нужно было оправдать.

Глава отделения НКВД в Испании Александр Орлов решил применить к Нину тот же способ дознания, который так успешно работал в Москве.

Состоял этот способ в следующем: продолжать допрос день и ночь, без перерывов, и если он не принесет результатов, переходить к физической пытке. Орлов ожидал, что рано или поздно Нин признает себя троцкистом, а затем сознается и в том, что тайно сносился с мятежной армией.

Письма, доказывавшие существование секретной переписки между Нином и Франко, карта Мадрида с помеченными от руки целями для артиллерийского обстрела – все необходимое для вынесения обвинительного приговора было должным образом сфабриковано. Ожидалось, что, увидев эти улики, Нин сдастся.

Однако, вопреки ожиданиям, Нин наотрез отказался признавать себя троцкистом или агентом Франко. Он заявил, что арест его необоснован и что все предъявленные доказательства его вины – фальсификация.

Встретив столь упорное сопротивление, Орлов растерялся.

Если Нина сломить не удастся, сломят его самого – за неудачу придется отвечать перед Москвой. Ему во что бы то ни стало нужно было вырвать у Нина письменное признание вины.

Орлов последовал совету одного из адъютантов, Бориса Жаботина, и поручил ведение допроса Карлосу Контрерасу, командиру пятой дивизии народной армии Республики.

Настоящее имя Карлоса было Витторио Видали, и он был итальянцем из города Триест.

Низенький, коренастый человек с римским носом и безжалостным взглядом, Карлос еще в молодости стал секретным агентом Коминтерна и действовал в Америке и в Мексике. Два года назад он был переведен в Испанию.

Кирико знал всю эту цепь событий от своего старого друга Рамона Меркадера.

Рамон позавчера уехал в Москву. Он сказал, что поступает в лагерь для диверсантов, но где этот лагерь находился, Кирико точно не знал, как не знал и дату возвращения друга в Испанию.

Два-три месяца назад Кирико получил приказ от матери Рамона, Каридад дель Рио Эрнандес, убить гостившего в Республике известного голливудского актера Эрола Флинна.

Однако застрелить Флинна ему не удалось – как раз тогда, когда он уже готов был спустить курок своего снайперского ружья, снаряд мятежников попал прямо в балкон гостиницы, и Флинн был погребен под обломками.

Флинн пролежал несколько дней в больнице, но, поскольку опасности для жизни его раны не представляли, его скоро выписали. Покинув больницу, Флинн сразу бежал во Францию. Каковы бы ни были причины, Кирико винил себя в том, что не сумел выполнить задание.

Теперь Каридад поставила новую задачу перед Кирико и теми двоими, передавшими ему задание убить Флинна.

Их задача состояла в том, чтобы, содействуя Карлосу, допросами или пытками вырвать у Нина признание вины.

Но и это, уже второе, задание, похоже, может окончиться провалом. Если он не выполнит его, Кирико ждет та же судьба, что и Нина. И этого допустить нельзя.

Рикардо смотрел на Нина сверху вниз. По глазам было видно, что он сильно устал.

Рикардо был крупным мужчиной и прекрасно подходил для отведенной ему роли – избивать Нина снова и снова. Но на то, чтобы сдирать у него ногти или обрезать уши, силы духа у него не хватало.

Эту работу выполняли Кирико и Мария.

Чтобы вытянуть из Нина признание, Кирико был готов пойти на что угодно – главное загладить ошибку, допущенную Флинном.

Не важно, был Нин виноват или нет. Так или иначе, он должен был сознаться – это было необходимо для партии.

Кирико пытал Нина, позабыв о жалости.

Слабонервный Рикардо только и был горазд на удары и пинки, а они вряд ли добавляли что-то к работе Кирико.

Совсем другой была Мария.

Казалось, ей одинаково чужды и чувство долга, и ненависть. Методично и бесстрастно, будто разбирая сломанные часы, она разделывала тело Нина. В ней было что-то совершенно нечеловеческое, и даже сам Кирико несколько раз чувствовал тошноту.

По словам Рамона Меркадера, эти двое были мексиканцами японского происхождения, и Рикардо приходился Марии дядей. Встретив их впервые, Кирико подумал, что они метисы, с примесью индейской крови, но, видимо, ошибся.

Во время допросов от них часто пахло алкоголем.

Не иначе как эти двое пили перед работой, но Карлос, знавший их еще в Мексике, почему-то ни разу их в этом не упрекнул.

Нин снова потерял сознание и соскользнул со стула на пол.

Если продолжить пытку, он может умереть. Кирико объявил перерыв и вместе с Рикардо отнес Нина в камеру.

Вернувшись в комнату, где велся допрос, Кирико застал там Карлоса. Он сидел за столом напротив Марии.

Комната плохо проветривалась, и жара стояла как в бане.

Карлос был недоволен.

– Ну сколько же времени вам нужно, чтобы развязать ему язык, а? Хватит с ним тетешкаться! – кричал он с сильным итальянским акцентом.

Рикардо вытер пот на лбу:

– Товарищ Карлос, я вам честно скажу: я таких крепких еще не видал. Да черт он прямо какой-то, а не человек.

– Да будь он хоть сам дьявол – вам-то что? Ваше дело – заставить его признаться, что он троцкист, что шпионил на Франко.

Кирико невольно стал по стойке «смирно»:

– Но, товарищ, я вам точно говорю, он все равно не расколется – хоть мы из него всю кровь выпустим, до последней капли.

Карлос с силой ударил кулаком по столу:

– Выскоблите глаза из глазниц. Вырвите ему язык. Не поможет – раздавите ему детородный орган ногой. Делайте что хотите, лишь бы он подписал признание.

– Да не сдастся он, хоть мы из него все кишки вытянем. Сколько его ни пытай, говорю вам, толку от этого не будет.

На лице Карлоса появилась угрожающая улыбка.

– Ясно, ясно. Мол, «в результате расследования было выяснено, что Андреу Нин невиновен», да? Ну и отправить эту труху, которая от него осталась, в Барселону, это ты, значит, предлагаешь?

Кирико замолчал. Так делу точно не поможешь.

– Ну тогда, – запинаясь, начал Рикардо, – придется его убрать. Ведь если вернуть его живым, нам несдобровать, правда?

Карлос снова ударил по столу и закричал:

– Живым он отсюда никуда не уйдет, ясно вам? А если мы не добудем его признания, нам точно несдобровать. Вам и самим прекрасно известно, какой переполох стоит с тех пор, как его арестовали. Только встретишь кого из кабинета министров, все твердят одно и то же, будто свихнулись: «Где Нин?» да «Жив ли Нин?». Переполошились даже в Испанской компартии – ту же песню поют. И кому? Нам, людям из исполнительного комитета Коминтерна! Кто, спрашивается, поставляет им оружие для войны с Франко? Ну испанцы, ну суки неблагодарные!

У Кирико сжались кулаки.

Он родился и вырос в Барселоне и обычно считал себя каталонцем, а не испанцем. Но слова Карлоса привели его в ярость. Его бесила наглость русских и коминтерновского начальства, разнузданно хозяйничавших в его стране.

У Нина было много друзей в правительстве, и у многих он пользовался уважением.

Виноваты были те, кто, не думая о последствиях, решил такого известного и популярного человека разоблачить как троцкиста и арестовать его.

Лев Троцкий и Андреу Нин действительно в прошлом были единомышленниками и даже одно время соратниками по борьбе. Однако в 1934 году между ними возникли заметные разногласия, и каждый пошел своим путем.

С тех пор Троцкий не признавал партию, которую возглавлял Нин, осуждая ее как оппортунистическую. Нин, в свою очередь, критиковал Троцкого и изгнал из партии всех его приверженцев.

Поэтому сама идея преследовать Нина как троцкиста была нелепа.

Мария впервые заговорила после долгого молчания.

– Я думаю, что дальнейшие пытки положения не изменят. Вам не кажется, что пора подумать об иных способах выйти из этого положения, товарищ Карлос?

Казалось, от звука ее тихого голоса Карлос немного успокоился и взял себя в руки.

– Что ты имеешь в виду под иными способами?

– Если Нин пропадет без вести, недоверие к Москве в кабинете министров еще возрастет и все примутся что есть силы осуждать действия России. Но, мне кажется, если повести дело обдуманно, исчезновение Нина вовсе не навлечет критику на нашу партию. Например, в том случае, если его исчезновение неоспоримо докажет его связь с фашистами.

Кирико впился глазами в Марию. Он и представить себе не мог, к чему она вела.

Карлоса ее слова, казалось, заинтересовали.

– Ага, ты, видно, что-то придумала. Ну говори.

Мария выдержала паузу, затем объяснила им свой план.

Выслушав ее, Кирико изумился.

Как он почувствовал и в первый раз, столкнувшись с ней в деле Флинна, Мария была совершенно исключительной женщиной. Только что она, не дрогнув ни единым мускулом, вырывала Нину ногти, снимала с него кожу. Теперь – выступила с планом, невероятным по своей дерзости.

Непостижимая женщина.

На лестнице у караульной комнаты послышался беспорядочный топот.

Гомес бросил газету. Он растолкал еще одного тюремщика, Родригеса, прикорнувшего на кровати.

– Вставай быстрее. Кто-то идет.

Как раз когда Родригес вскочил с кровати, дверь распахнулась и в комнату с шумом ввалились несколько мужчин с пистолетами в руках. Все они были крупные, с квадратными подбородками и голубыми глазами, точно не испанцы, и одеты в защитную форму.

– Кто вы такие? Что вам здесь нужно? – выкрикнул оробевший Гомес, испуганный количеством налетчиков. Он не мог понять, как эти люди с такой легкостью проникли в хорошо охраняемую подземную тюрьму штаба НКВД. Как они сюда попали?

Налетчики обезоружили тюремщиков, разговаривая между собой громкими голосами. Что они говорили, Гомес не понимал, но ему показалось, что говорили они по-немецки. Ему удалось разобрать слова «гестапо» и «Андреу Нин».

Гомес взглянул на Родригеса:

– По-моему, это немцы. Кажется, из гестапо.

Лицо Родригеса скривилось в удивлении и испуге.

– Гестапо? Откуда здесь гестапо?

– А я почем знаю?

Человек, который, по всей видимости, был командиром группы, взял со стены связку ключей и бросил их Гомесу.

– Ми – гештапо, – проговорил он с сильным немецким акцентом, с трудом подыскивая слова. – Веди нас к Нин. Мы пришли помочь Нин. Сопротивляться – убиваем.

Гомес позеленел. Это действительно было гестапо.

Он хорошо знал по рассказам, насколько ужасной была эта организация. Если к тому же принять во внимание, что налетчики превосходили тюремщиков числом, было совершенно ясно, что перечить нельзя. То, что они добрались сюда, значило одно – весь штаб занят.

Вполне возможно, дело обстояло еще хуже – наверное, фашисты произвели внезапное нападение на Алькала-де-Энарес и весь город, скорее всего, уже находился в руках мятежной армии.

Гомес кивком сделал знак Родригесу и подал ему пример, первым выйдя в полутемный коридор. О сопротивлении и думать было нечего.

Под прицелом пистолетов двое тюремщиков вынуждены были отвести немцев к камере Нина.

Гомес отпер дверь.

Нин лежал на изодранном матрасе, постеленном прямо на полу. На кусках ваты, выглядывавших из дыр матраса, виднелась кровь.

Налетчики отстранили тюремщиков и вошли в камеру.

Четверо взяли Нина за руки и за ноги и без всяких усилий подняли его с пола. Нин, обессиленный от пыток, лишь тихо застонал, не в силах сопротивляться чему бы то ни было.

Когда Нина вынесли, тот человек, который показался тюремщикам командиром, приказал двоим оставшимся подчиненным связать тюремщиков. Пока они выполняли приказ, он достал из кармана какие-то бумаги и немецкие купюры и разбросал их в камере.

Затем, холодно взглянув сверху на лежавших на полу тюремщиков, проговорил:

– Мы забираем Нина с собой. Мы не можем оставить товарища в беде. Хайль Франко! Хайль Гитлер!

Подняв правую руку, он сделал приветствие на фашистский манер и удалился.

Сидевший за рулем Кирико вылез из грузовика. Ему было видно, как группа одетых в защитную форму людей вынесла Нина из здания. В штабе НКВД стояла полная тишина – преследователей не было.

Подойдя к нему, Мария проговорила твердым голосом:

– Гони прямиком в Валенсию.

От нее едва заметно пахло спиртным. Наверное, снова выпила.

– А там что?

– Карлос приготовил русское судно.

Кирико взглянул на нее:

– Ты собираешься послать Нина в Россию?

– Именно. Там с ним и покончат. Если, конечно, он доживет до России.

Кирико тихо вздохнул.

Мария вызывала у него физическое отвращение.

Революционный дух живет в сердцах как мужчин, так и женщин, но ему казалось, что в душе Марии кроется нечто иное.

Люди в защитной форме принесли Нина к грузовику.

Рикардо, поджидавший их в кузове, поднял Нина наверх.

Кирико повернулся к Марии:

– Это ты здорово придумала – поручить дело немцам. Только вот никак не пойму, откуда ты их достала.

В свете луны ярко блеснул кулон у нее на груди.

– В батальоне Тельмана.

– Как – в батальоне Тельмана?

Этот батальон Интернациональной бригады, названный в честь руководителя Немецкой коммунистической партии Эрнста Тельмана, состоял из немцев.

Мария сухо усмехнулась:

– Я попросила комиссара бригады, чтобы он набрал мне солдат, которые бы смотрелись как самые настоящие гестаповцы. Ты бы видел, какие у них были физиономии, когда они узнали, в чем состоит задание. Ну совсем потерянные. Понимаешь, в Германии гестапо их всех здорово потерзало. А тут им изображать это самое гестапо! Любой напугается.

Кирико, несколько возмущенный ее тоном, ничего не ответил.

После того, как Рикардо поднял Нина, немецкие солдаты тоже забрались наверх в кузов.

Мария заняла место рядом с водителем, Кирико сел за руль.

Он завел мотор и медленно тронулся с места. Грузовик могли обстрелять, поэтому ехать придется с выключенными фарами. Ехать при одном лишь лунном свете будет нелегко, но как-нибудь да удастся, наверное, попасть в Валенсию до рассвета.

Мария нарушила молчание:

– Заголовки в завтрашних газетах должны быть такие: «Нина отбил спецотряд гестапо армии Франко». Тогда можно будет навсегда стереть Нина с лица земли, да и верное доказательство того, что он поддерживал связи с Франко, тоже окажется налицо. Одним ударом двух зайцев убили.

Наверняка в кабинете министров что-то заподозрят и вряд ли поверят в эту историю.

Однако Кирико не мог не признать, что другого выхода не было.

Коварство Марии не знало границ.