Рюмон Дзиро первым вышел из кафе.

Он огляделся. Дождь кончился, и площадь Майор была запружена толпами людей и машинами.

Рюмон повернулся к Кадзама Симпэй, вышедшему на улицу вслед за ним.

– Барбонтин ушел, ничего не сказав, но, может быть, он все еще следит за нами.

Кадзама подвернул рукава свитера.

– Давайте выбросим его из головы. Скрываться от него все равно не имеет смысла, а по мне – пускай выслеживает себе сколько угодно.

Рюмон повернулся к Ханагата Риэ. Он решил еще раз спросить:

– Вы точно не будете с нами ужинать?

Риэ прижала руку к животу:

– Пожалуй, нет. Я вчера легла поздно, пойду спать. Передайте мой привет господину Синтаку и госпоже Кабуки.

– Передам. Спасибо, что потратили на меня так много времени. Я решил завтра отправиться в Ронду. Мне было бы очень приятно сходить с вами в какой-нибудь ресторан, когда я вернусь оттуда.

Риэ кивнула и перевела взгляд на Кадзама:

– Сходи угостись за двоих. Однако держись, пожалуйста, в рамках.

Кадзама подмигнул Рюмону:

– С сэнсэем не поспоришь.

Расставшись с Риэ, они зашли в магазин купить бутылку красного вина, затем поймали такси и отправились на улицу Тесоро.

Кадзама утверждал, что пансион, где жил Хоакин эль Оро, находится в двух минутах ходьбы от «Лос Гатос».

На улице Тесоро, хотя было еще светло, уже сновали мужчины и женщины довольно сомнительного вида.

Все припаркованные машины были совершенными развалюхами – у многих выбиты передние стекла или сняты колеса.

На разбитой мостовой черным распылителем были выведены слова «даме дрога» – «дай уколоться».

Неподалеку стояло здание с вывеской «Пансион Томас».

Кадзама обернулся к Рюмону:

– Это здесь.

Они прошли под низенькой аркой и поднялись по полутемной лестнице на четвертый этаж.

Кадзама постучал в дверь справа. Ответа не было.

Он нажал на ручку, дверь легко распахнулась. Внутри горел свет.

В ноздри ударил странный запах – смесь спиртного, пота, масла, плесени.

Кадзама, не обратив на запах ни малейшего внимания, не колеблясь, вошел внутрь. Рюмон не очень уверенно последовал за ним.

Комната была небольшого размера. Одно маленькое окошко, выходившее во внутренний двор. Пожелтевшая раковина и облупившееся зеркало. На полке над кроватью – катушки, поплавки и все прочее для рыбалки.

На низком круглом столике стояла бутылка красного вина и бокал.

Из кресла-качалки, стоявшего рядом со столом, послышался храп.

Хоакин безмятежно спал.

Из-под помятого пиджака торчала грязная рубашка. На ногах – слишком короткие брюки и ботинки, на которые налипла уличная глина. Сползшие вниз носки. Сколько бы он ни зарабатывал своим канте, совершенно очевидно, что все деньги мгновенно тратились им на спиртное.

Кадзама поднял с пола трость и тихонько положил ее на кровать. Стоявшая на столе бутьшка была пуста. Отыскав штопор, он открыл купленное вино.

Затем, наклонившись к Хоакину, мягко потряс его за плечо:

– Хоакин! Просыпайся.

Кадзама окликнул старика несколько раз, и тот наконец забормотал что-то и нехотя открыл свой единственный глаз.

Некоторое время он тупо разглядывал Кадзама, затем заплетающимся языком проговорил:

– Ола, Кадзама… Что такое?

Кадзама налил вина и вставил бокал старику в руку.

– Я к тебе друга привел. Он с тобой поговорить хочет. Ты его вчера в «Лос Гатос» видел, помнишь?

Хоакин отпил вина и слегка покачнулся вместе с креслом. Правый глаз остановился на Рюмоне. Некоторое время он разглядывал его лицо, затем опустил взгляд ниже, на грудь.

Рюмон запустил руку в ворот и вынул висевший на груди кулон.

В ту же секунду Хоакин приподнялся в кресле и протянул руку вперед, пытаясь схватить кулон. От этого движения вино чуть не выплеснулось, и Кадзама поспешно забрал у старика бокал. Тело старика, однако, не долго оставалось в этом напряженном положении, и вскоре Хоакин снова обессиленно откинулся на спинку кресла.

Он невольно приложил руку к повязке на левом глазу. Края кругло вырезанной нашлепки были черны от грязи.

Рюмон поднес кулон к его глазам:

– Послушай, Хоакин. Тебе ведь приходилось уже видеть такой кулон. Ты не можешь сказать мне, где ты его видел?

Вновь посмотрев на кулон, Хоакин проговорил, шамкая беззубыми деснами:

– Не знаю я… Мне показалось просто. Такого кулона я никогда не видел. Я ж тебе вчера вечером еще сказал.

– Ты вчера увидел его и произнес что-то вроде «мое» и «отдай». Может, у тебя когда-то был такой, а?

Хоакин вырвал бокал у Кадзама и выпил его почти до дна. Немного вина вытекло у него изо рта.

– Слушай, Хоакин, – проговорил Кадзама успокаивающе, будто ребенку, – не нужно его бояться. Мой друг – журналист из Японии, он приехал в Испанию, чтобы разыскать одного японца, который принимал участие в гражданской войне.

Правый глаз Хоакина на мгновение блеснул.

– В гражданской войне? Японец?

Рюмон наклонился к нему:

– Японец. Он воевал на стороне Франко. По имени Сато. Сато Таро. Еще его звали Гильермо.

Бокал закачался у Хоакина в руке. Вино выплеснулось на грудь.

Кадзама взял бокал и поставил его на стол.

Хоакин не сводил с Рюмона глаз.

– Гильермо? Ты ищешь Гильермо?

– Да. У него был точно такой же кулон. Мне так сказали.

– А этот… этот кулон?

– Этот мне остался от матери. Или, скорее, от бабки с дедом. Они тоже, видимо, воевали в гражданской. Только не за Франко, а за Республику.

У Хоакина сильно задергался кадык, будто в горле застряла лягушка.

Он привстал с кресла-качалки и протянул руку к бокалу. Отправив его содержимое в глотку, он поставил бокал обратно на стол и глубоко выдохнул.

В это время по столу побежал таракан. Хоакин зарычал как собака и с удивительной для его лет быстротой схватил таракана пальцами.

– Стой! – крикнул Кадзама и схватил старика за запястье. Бокал упал на пол и разбился. Хоакин замер.

Кадзама вырвал таракана у него из пальцев и, отнеся его к мойке, смыл вместе с водой. Затем вымыл руки и вытер их о джинсы.

Хоакин без сил откинулся на спинку кресла-качалки.

Кадзама в замешательстве посмотрел на Рюмона:

– У этого старикана есть пара-тройка причуд. Он не любит темноту, и в доме у него круглый год горит свет. Тараканов, сороконожек и других многоногих тварей он боится, но почему-то сразу сует в рот. Вроде как болезнь какая-то.

Хоакин затрясся, хихикая:

– Хи-хи… А Гильермо-то умер. Окочурился он, говорю тебе. Вместе с золотом Орлова, которое украл Болонский.

Рюмон внимательно посмотрел на Хоакина. В голове зазвучали слова последнего солеа, которое он слышал вчера вечером.

Если спуститься вниз по реке, найдешь там золото. Украл его русский, но на самом деле это наше сокровище.

Да, слова были именно такие. Болонский. Орлов. Все русские фамилии. Интересно, кто эти люди?

Вдруг его осенило.

Орлов. Когда он собирал материалы для своего диплома на тему «Вмешательство Сталина в испанскую гражданскую войну», ему однажды попалось это имя в документах.

Тогда он выяснил, что довольно большое количество золота из золотого запаса Испании, хранившегося до тех пор в банке страны, было отдано правительством Республики на сохранение Сталину и что перевозка этого золота была поручена Александру Орлову, главе НКВД в Испании. Неужели Хоакин говорил об этом самом Орлове?

Золото Орлова. Рюмон почувствовал, что его бросило в пот.

Кадзама снова начал оправдываться:

– Хоакин, когда разволнуется, всегда начинает о золоте говорить. Оттуда и пошло его прозвище – Хоакин эль Оро – Золотой Хоакин. Он ведь и песню поэтому написал – золото у него накрепко в голове засело. Но все его истории такие фантастические, что его никто не слушает.

Гильермо и Орлов. Какая между ними могла быть связь?

Рюмон присел рядом с Хоакином на корточки:

– Пожалуйста, Хоакин, расскажи мне, где и когда ты встречался с Гильермо. Ты уверен, что он и правда умер?

Хоакин сдавленно захихикал.

– Помер он… точно… вместе с золотом… в пещере, понимаешь? В октябре тридцать шестого. Как же мне забыть?

– Что-то здесь не так, Хоакин. Гильермо в феврале тридцать седьмого в Малаге захватил зенитное орудие Республики и был за это награжден Боевым Крестом. Мертвец отличиться в бою не может.

Хоакин вытаращил правый глаз:

– Ты… ты что? Гильермо еще жив?

– Жив он сейчас или нет – не знаю, но, во всяком случае, в октябре тридцать шестого он не умер. Я завтра еду в Ронду встречаться с человеком по имени Хасинто Бенавидес. Он получил Боевой Крест вместе с Гильермо. Если я его отыщу, я попробую разузнать у него о судьбе Гильермо.

Хоакин схватил Рюмона за рукав пиджака:

– Врешь ты! Его тогда Болонский в пещере застрелил.

– Где? В какой пещере?

Хоакин закрыл лицо дрожащей рукой:

– Забыл я… вспомнить не могу.

Он замолчал, обхватив голову руками.

– Я слышал, – сказал Кадзама подавленным тоном, – что во время войны Хоакину пришлось провести несколько месяцев в какой-то пещере. И что когда его наконец вытащили оттуда, у него что-то случилось с головой. Вот, например, он боится темноты и к насекомым как-то странно относится – всё последствия этого.

Рюмон встал.

То, что Хоакина так заинтересовал его кулон, доказывало, что он действительно знал Гильермо.

Но когда и при каких обстоятельствах встречался этот старик с Гильермо? И что означала эта фраза Хоакина, что какой-то Болонский застрелил Гильермо?

Был ли Гильермо действительно мертв или Хоакин ошибался? И какое отношение ко всему этому имел Орлов?

Рюмон подумал, что встречей с Хоакином он обязан таинственной силе кулона, однако на этом полоса удачи закончилась.

Если у Хоакина и правда с головой не все в порядке, то дальнейшие расспросы будут пустой тратой времени.

Кадзама убрал с пола осколки бокала и поставил на стол новый. Хоакин даже не пошевелился.

– Спасибо тебе, Хоакин. До свидания, – обратился к нему Рюмон и, сделав знак Кадзама, направился к выходу. По-видимому, он неплотно закрыл дверь – она была приоткрыта.

Он первым вышел в коридор. Где-то наверху послышался скрип половиц.

Спускаясь по лестнице, Кадзама проговорил:

– Хотите, я завтра вместе с вами съезжу в Ронду? Я те края хорошо знаю – у меня там много приятелей.

– Было бы неплохо. А тебе это не в тягость?

– Если стол и дорога оплачены – вовсе нет.

Перегнувшись через перила, Маталон наблюдал с верхнего этажа за двумя японцами.

Один из них был Кадзама. Второй тоже был ему знаком – он видел его вчера вечером в «Лос Гатос». Он задел Маталона рукой, когда тот выходил из кабака, чтобы последовать за Хоакином до его логова. Вроде бы он представился следователю как Рюмон.

Когда шаги японцев затихли, Маталон спустился по лестнице в комнату Хоакина.

Минут десять назад, когда Маталон пришел к Хоакину, из приоткрытой двери доносились голоса. Он не ожидал, что его опередят, и ему было досадно.

Однако, прислушавшись к разговору внутри, Маталон понял, что выиграл больше, чем проиграл. Пожалуй, японцы даже облегчили ему задачу. Теперь нужно было разок нажать на Хоакина, и дело с концом.

Маталон вошел в комнату и тихо запер дверь на ключ.

Хоакин, сжавшись в комок, сидел в кресле-качалке. Отодвинув стол, Маталон встал рядом, возвышаясь над Хоакином. В комнате витал какой-то странный запах, и Маталон невольно сморщился.

Почувствовав его присутствие, Хоакин приоткрыл глаз.

Увидев Маталона, он насупился:

– Ты кто еще такой? Если вор – напрасно стараешься. Брать у меня нечего.

– Ничего я брать у тебя не собираюсь – кроме того, что у тебя в голове.

Хоакин оскалил зубы в усмешке.

– В голове тоже хоть шаром покати. Только что приятели приходили и все унесли подчистую, – проговорил он и протянул руку вперед. Стола перед ним, однако, не оказалось, и его пальцы наткнулись на пустоту.

Он попытался приподняться, но Маталон усадил его обратно грубым тычком в грудь. Кресло со скрипом закачалось.

– Да что ж ты делаешь-то? А ну уходи отсюда. Я хочу выпить и поспать.

– Ответишь на мои вопросы – и напою тебя, сколько ни запросишь. А если спать хочешь – могу и это устроить. Уложу тебя хорошенько – вообще не проснешься.

Хоакин беспокойно заморгал единственным глазом.

– Что ты узнать-то хочешь? У такой старой развалины?

– Про золото Орлова – что ж еще?

Хоакин удивленно раскрыл рот и уставился на Маталона.

– Золото Орлова?

– Оно самое. Про золото Орлова, которое украл Болонский. Давай выкладывай, о чем ты пел вчера вечером, а я послушаю. Если поплыть вниз по большой реке, где-то там спрятано золото, которое украл русский. Так ты пел, правильно?

Лицо Хоакина скривилось в ужасе.

– Эта песня… да нет в ней ничего. Просто слышал ее в молодости, вот и спел по памяти.

– Врешь. Мне известно, что ее издавна поешь только ты. Эта песня – твоя, это уж точно. Ты помог Болонскому припрятать орловские золотые слитки. Я знаю всю историю. Если тебе жизнь дорога, советую выкладывать все как было.

Хоакин будто окаменел.

– Болонский… Гильермо… Оставьте меня в покое, – проговорил он захлебывающимся голосом и исступленно замахал руками и ногами. В его движениях было что-то жуткое, будто он пытался стряхнуть что-то с себя.

Маталон надавил на него, вжимая в кресло.

Гильермо? Он вспомнил, что в рассказе Жаботина фигурировало это имя. Судя по тому, что он подслушал, стоя за дверью, Гильермо тоже участвовал в сокрытии золота.

Тот японец, Рюмон, что ли, он тоже все твердил про этого Гильермо. Может, они тоже охотятся за орловским золотом?

Маталон угрожающе вынул нож:

– Давай говори, у какой реки и в каком месте ты спрятал золото? И не забывай – долго ждать ответа мы не любим – ни я, ни мой ножичек.

– Не знаю я, ничего не знаю.

Хоакин не сводил с ножа безумного взгляда. Маталон приставил острие ножа к повязке на левом глазу. Повязка была круглая, кое-как вырезанная из тряпичной клейкой ленты, и была просто наклеена на глазницу. Она уже наполовину отклеилась и едва держалась.

– Перестань, прошу тебя.

Маталон слегка надавил ножом на повязку:

– Да не беспокойся ты, Хоакин, этот глаз у тебя все равно не действует, так? Лучше подумай, что будет, если пропадет и второй глаз, мой тебе совет.

Лицо Хоакина сделалось мертвенно-бледным. Он тяжело дышал.

Маталон нажал на рукоятку, и лезвие на четверть прошло внутрь. Вдруг он остановился. Острие наткнулось на что-то.

Ощущение было какое-то странное. Что у него там, стеклянный глаз, что ли?

Маталон осторожно вытащил нож из глазницы и содрал повязку. Хоакин застонал.

В открывшейся глазнице что-то лежало. Маталон запустил пальцы внутрь и вытащил это. В руке оказался сверточек из промасленной бумаги.

– Отдай! Это мое! – Хоакин исступленно заметался.

Маталон приставил колено ему к груди и безжалостно прижал его.

Не меняя позы, он развернул сверток.

Внутри оказался старый кулон странной формы и надорванный клочок бумаги.

Такой кулон он уже видел. Да, такой же точно кулон висел на шее у Рюмона вчера вечером, в «Лос Гатос». Рюмон упоминал о нем только что в разговоре с Хоакином. За этим что-то крылось.

Он развернул клочок бумаги. На нем было нарисовано русло реки.

Маталон довольно усмехнулся.

Это была карта места, где спрятано золото. Вот он где ее держал!

– Ну, говори. Что это за… – начал он и замолк.

Убрал ногу с обмякшего тела Хоакина. Потряс его немного, но тот не шевельнулся. Правый глаз закатился, и виден был лишь белок.

На всякий случай приложил ладонь к носу.

Хоакин не дышал.