Ветер с крупными каплями дождя яростно хлестал в переднее стекло.

Маталон сжал руль покрепче. Напряженно глядя вперед, он вел машину по извилистой дороге, иногда поглядывая вниз, на мутную реку, клокотавшую слева. Дорога была асфальтированная, но поверхность неровная, и если сорваться в пропасть, костей точно не соберешь.

Вчера Маталон подслушал разговор Хоакина эль Оро с двумя японцами. Он услышал тогда, что Рюмон планировал съездить в Ронду, чтобы разыскать там человека по имени Хасинто Бенавидес.

Убивать Хоакина Маталон не собирался. Он, видимо, просто немного переборщил, когда нажал коленом тому на грудь.

Он не успел его даже толком расспросить, но от мертвеца теперь толку мало. Оставалось одно: прижать того японца и расколоть. Насколько хорошо Рюмон был осведомлен о слитках Орлова – неизвестно. Но, как минимум, кулон у него на шее был такой же точно причудливой формы, как и тот, другой, что был спрятан в левой глазнице Хоакина под повязкой.

Что-то Рюмон уж точно знал.

Рюмон утверждал, что разыскивает японского добровольца по имени Гильермо. Это имя фигурировало и в той истории Жаботина.

Если Гильермо и правда участвовал в операции по захвату золотых слитков, быть может, что-то об этом знает и его друг, Бенавидес. Прежде чем разбираться с Рюмоном, было бы полезно опередить его и встретиться с этим самым Бенавидесом.

Исходя из этих соображений, Маталон тем же вечером выехал из Мадрида в Ронду.

Из-за непогоды последний поезд в Альхесирас изрядно запоздал, но на рассвете все же благополучно прибыл в Ронду.

Посидев какое-то время в баре на вокзале, Маталон зашел в мэрию и узнал там адрес, по которому проживал Бенавидес. Затем взял напрокат машину и выехал в направлении пригорода Ронды.

Машина вынырнула из последнего витка серпантина на равнину и поехала по ровной дороге между двумя горными хребтами.

Слева показался пустырь с автофургоном и строительными материалами, за пустырем – красная крыша и белые стены небольшой постройки.

Маталон въехал на пустырь и вышел из машины под дождь. Поплотнее закутавшись в плащ, он направился в сторону постройки, увязая в грязи.

На крыльце стоял мужчина лет сорока, в синей куртке и полинявших джинсах. Он с подозрением разглядывал Маталона из-под белой, нахлобученной по самые глаза охотничьей шляпы. Был он сутулый и костлявый и напоминал всем своим видом курицу, с которой срезали почти все мясо.

Маталон поднялся на крыльцо и обратился к нему:

– Здешний управитель, Хасинто Бенавидес, дома?

Сутулый мужчина пристально разглядывал Маталона.

– Хасинто? Да в пещере он! – ответил тот, показав большим пальцем в сторону гор.

По ту сторону дороги, на склоне горы, виднелось что-то вроде плаката.

– Что, туристов повез?

– Да нет, перила в пещере подлатать пошел. Завтра ведь воскресенье, ну и приезжают школьники из Англии на экскурсию. С такой погодой, правда, может, и отменят, кто его знает.

Маталон приложил пальцы к козырьку:

– Ладно, понял. Я тогда в пещеру схожу.

Мужчина пожал плечами:

– Сходить-то можешь, да войти – нет. Вход-то заперт.

– Но ведь Хасинто как-то прошел внутрь, верно?

– Он, как войдет, сразу запирает. Если не запрешь, еще вор какой зайдет.

– Хорошо, тогда я покричу у двери, чтобы он меня впустил.

Собеседник Маталона пальцем сдвинул шляпу кверху и оскалился, показывая неровный ряд зубов.

– Кричи сколько влезет – все равно не докричишься. У той пещеры глубина знаешь какая? Ты мне вот что скажи: какое у тебя к нему дело, а?

– Один его приятель просил кой-чего ему передать.

Мужчина поскреб висок пальцем, похожим на петушиную шпору.

– Ну, раз так, я тебя провожу. У меня свой ключ есть.

– А как же хозяйство-то – без присмотра оставишь?

– А кто в такой денек придет?

Он переобулся в стоявшие рядом резиновые сапоги.

– Ты уж прости, что я тебя в такой дождь вытаскиваю…

Тот широко улыбнулся:

– Да ничего. Меня, кстати, Пакито зовут, я у Хасинто вроде подручного. А тебя-то как звать?

– Меня? Меня Мигелем. Мигель Понсе.

Маталон назвался именем бульварного журналиста, которого он не так давно отправил на тот свет.

– Ладно, Мигель. Давай так: твою машину тут оставим, а съездим на моем фургончике. Тут и пяти минут не будет.

Маталон сел в фургон Пакито.

Фургон двинулся в том направлении, откуда Маталон только что приехал, и вскоре на развилке свернул к скалам. Маталон взглянул вверх, туда, где за окном виднелся вход в пещеру.

Его пальцы в кармане крепко сжали листок с картой речного русла, который он отнял у Хоакина.

По пути сюда он уже приметил широкую реку, которая тянулась вдоль дороги – сначала железной, а затем и автомобильной. А теперь еще и пещера. Вчера Хоакин говорил тому японцу что-то про пещеру.

Широкая река и пещера…

Есть ли шанс, что золотые слитки спрятаны в той пещере наверху?

Скорее всего нет. По крайней мере это было бы нелогично.

Как бы там ни было, Хасинто Бенавидес воевал вместе с Гильермо. Неужели все это случайность? Едва ли.

От этой мысли у Маталона аж слюнки потекли. Река да пещера. Дельце становится все интереснее.

Пакито гнал машину вверх, почти не сбавляя скорости на поворотах.

Маталон взглянул на него:

– Я по дороге сюда реку видел, не скажешь, как она называется?

– А, это Гуадивалло. Гуадалевин, которая течет через центр Ронды, сливается с Гуадалкобасин, это которая с севера идет, и дальше она Гуадивалло называется.

– Никогда про такую не слышал…

Маталон был родом из этой же провинции, Андалусии, но он вырос в глухой деревеньке на востоке, недалеко от Гранады, и здешних мест практически не знал.

– Ну и скалы здесь.

Пакито отпустил руль и описал рукой широкий круг в воздухе.

– Вот мы бы с тобой богатеями стали, если б весь этот камень золотом был, а?

Маталон вздрогнул:

– Золото, говоришь? У вас что, легенда какая есть, что здесь где-то золото зарыто?

Пакито засмеялся:

– Что ты, какая там легенда! Если б была, сюда уже давно парод бы повалил, камня на камне бы не оставили.

– Да, это уж точно, – проговорил Маталон с усмешкой, хотя на самом деле ответ Пакито его несколько разочаровал.

Вскоре фургон еще раз свернул налево и подъехал к небольшой площадке перед скалой.

Здесь дорога кончалась. Перед ними стоял щит с надписью «Пилетская пещера». Вокруг было совершенно безлюдно.

Они вышли из машины. Дождь временно перестал лить.

Пакито первым полез вверх по выбитым в скале ступеням. Маталон последовал за ним. Его проводник, для которого это занятие, видимо, было привычным, карабкался с поистине кошачьей ловкостью.

Стараясь не отставать, Маталон, тяжело дыша, полз за ним.

Минут через пять они оказались на узком выступе. В глубине виднелся вход в пещеру. Он был совсем узкий – всего метра полтора в диаметре – и закрытый железной решеткой.

Пакито достал ключ и отпер замок.

За решеткой находилась железная дверь, и она была не заперта.

Следуя за Пакито, Маталон пролез внутрь. Сверху капало. Под ногами было что-то топкое и мягкое, как трясина.

В свете, струившемся из входа, Маталон увидел прямо перед собой деревянную конторку.

Пакито зашел за нее и, чиркнув спичкой, засветил керосиновую лампу. Несколько раз нажал на рычажок, подкачивая керосин, и вскоре огонь разгорелся настолько, что можно было разглядеть помещение.

Потолок оказался неожиданно высоким. Справа виднелся проход.

Маталон оперся локтями о конторку и проговорил:

– Ну, отсюда я пойду сам, Пакито. Скажи мне, в какой стороне Хасинто Бенавидес?

Пакито покачал головой:

– Сам? Не советую. Эта пещера – бездонная. Не успеешь опомниться, как заблудишься. Я тебя провожу.

Маталон пожал плечами:

– Ориентируюсь я вообще-то неплохо… Ну ладно, проводи – в конце концов, так, наверное, будет лучше.

Тем же утром Рюмон Дзиро вылетел из мадридского аэропорта Барахас в Херес де ла Фронтера – городок на юге страны, славящийся своим отменным шерри. С ним были Кабуки Тикако и Кадзама Симпэй.

Судя по карте, Ронда находилась к востоку от Хереса, на расстоянии чуть меньше девяноста километров.

На самом деле, поскольку дорога отклонялась к северу, проехать предстояло километров сто двадцать, на такси из Хереса до Ронды можно было доехать часа за два с половиной. Кадзама говорил, что это – самый быстрый путь туда на самолете из Мадрида.

В Андалусии с погодой им снова не повезло, и при посадке самолет сильно качало. А на летном поле им пришлось прятаться от дождя под зонтами.

Перед отъездом они встретились в гостинице «Вашингтон», и Кадзама, когда узнал, что Тикако едет вместе с ними, сделал недовольное лицо.

– Я подумала, что мне лучше съездить с тобой – кто же еще покажет мне лучшие рестораны Ронды, – проговорила Тикако в оправдание.

Кадзама шутливым тоном спросил:

– А как же с господином Казановой? Бросили его одного?

Рюмон повернулся к нему:

– Казанова? Это еще кто такой?

– Синтаку, кто же еще.

Тикако наклонила голову:

– А почему он вдруг – Казанова? Я бы не сказала, что он произвел на меня впечатление такого уж плейбоя.

– А как же, ведь по-латыни Казанова значит «новый дом», вот и получается: по иероглифам «син» – новый, «таку» – дом, а вместе «Синтаку».

Рюмон и Тикако расхохотались.

От аэропорта Хереса такси выехало на шоссе государственного значения под названием Рута-де-лос-Пуэблос-Бланкос. Таксист, не обращая внимания на проливной дождь с ветром, погнал машину с совершенно сумасшедшей скоростью.

Два часа спустя перед поселком Альгодонарес они съехали с шоссе на дорогу, ведущую в Ронду.

Они поднимались все выше над уровнем моря, и горный массив становился все ближе. К удивлению Рюмона, который почему-то ожидал, что горы окажутся унылым нагромождением буро-коричневых глыб, на склонах оказалось много зелени.

Он заметил, что машин на дороге стало намного меньше. Хотя был еще полдень, вокруг стало по-вечернему сумрачно. Казалось, сгущался туман.

Скалы, обступавшие дорогу, были местами изъедены дождевой водой, и из-под камня виднелась обнаженная бурая земля. На дороге все больше и больше стало попадаться комков земли, камней, отколовшихся от скал. Кое-где земля с песком обвалилась, загораживая почти полдороги.

Водитель нервно щелкнул языком. Наверное, забеспокоился, не завалена ли дорога где-нибудь впереди.

Чем ближе они подъезжали к Ронде, тем медленнее приходилось ехать. Чтобы объехать кучи земли и камни на дороге, водителю то и дело приходилось сбавлять скорость.

Когда они наконец прибыли в Ронду, было уже почти четыре.

Гостиница «Рейна Виктория», где они забронировали номера, находилась на улице Доктора Флеминга. Она была маленькая и уютная, с белыми стенами и зубчатой крышей и, как уверял Кадзама, единственная четырехзвездочная на всю Ронду.

Они зарегистрировались, и тучная консьержка вручила Кадзама записку.

Он прочитал ее и отдал Рюмону:

– От Ханагата.

Там было написано по-испански: «Прошу по приезде позвонить».

Стоявшая рядом Тикако наклонилась и заглянула в записку. Затем перевела взгляд на Рюмона и с беспокойством в голосе произнесла:

– Что-то случилось?

Кадзама поднял с пола сумку.

– Я попробую позвонить ей из номера. Зайдите ко мне попозже.

Их номера оказались расположены в ряд на втором этаже, номера Кадзама и Рюмона – по сторонам от номера Тикако.

У Рюмона был номер на двоих, похожий на вытянутый прямоугольник.

Из окна виднелась пальма, листья ее дрожали от ветра. Дождь, видимо, затих ненадолго, но ветер дул с прежней яростью.

Рюмон ополоснул лицо и руки. Переоделся в рубашку с длинными рукавами. Наверное, потому, что Ронда была выше над уровнем моря, температура здесь была ниже, чем в Мадриде.

Минут через пять он пошел навестить Кадзама. Между дверью и косяком была протянута цепь так, чтобы дверь не захлопнулась и ее можно было открыть снаружи.

Он тихо постучал и вошел в номер.

Кадзама сидел на кровати, закрыв лицо руками.

– Ты что, еще не позвонил, что ли? – окликнул он его.

Кадзама медленно опустил руки.

Увидев его лицо, Рюмон не мог поверить своим глазам. Кадзама плакал.

– Что с тобой? Что случилось? – растерявшись, спросил Рюмон и присел рядом на кровать.

Ему и в голову не могло прийти, что он когда-нибудь увидит Кадзама плачущим, и это зрелище поразило его до глубины души. Что же могло произойти?

Кадзама ладонью вытер лицо и тихо, глухим голосом проговорил:

– Хоакин умер.

Рюмон не поверил своим ушам.

– Умер? Да ты что? Он же только вчера был жив-здоров, правда, малость выпил лишнего. От кого ты узнал?

– От Ханагата-сэнсэй, по телефону. Ей сообщил тот следователь, Барбонтин. Видимо, у него был сердечный приступ.

– Сердечный приступ? – Рюмон, не зная, что сказать, глядел на Кадзама.

Его рука то и дело нервно сжимала ткань покрывала.

– Почему-то его повязка была содрана с глаза и проколота ножом. Может быть, Хоакину помог умереть убийца в черном плаще.

Риэ и Кадзама уже рассказывали о нем Рюмону, и в общих чертах он знал, о ком идет речь.

– Но с какой стати этому типу понадобился Хоакин? Судя по тому, что вы мне рассказали, ему нужны ты и Ханагата, разве нет?

Кадзама понурил голову:

– Я и сам толком не понимаю. Послушайте, Рюмон, сэнсэй с вами тоже хотела поговорить. Может, позвоните ей? Вот ее номер.

Он поднялся и, тяжело ступая, направился в ванную.

Рюмон некоторое время прислушивался. Судя по звукам, Кадзама умывался.

Рюмон никак не мог поверить в то, что Кадзама действительно плакал. Только теперь он понял, сколь много значил для Кадзама Хоакин эль Оро.

В подавленном настроении Рюмон поднял трубку и набрал номер.

Риэ сразу подошла к телефону.

– Я только что узнал от Кадзама про Хоакина. Его эта новость сильно потрясла. Даже не знаю, как его успокоить.

– Выходит, Хоакин был ему очень дорог.

– Может, предложить ему вернуться? Он ведь наверняка захочет пойти на похороны.

– Мне сказали, что похороны назначены на послезавтра. Передайте ему, чтобы он вернулся к тому времени.

– Передам. Что-нибудь еще?

Риэ мгновение молчала.

– Честно говоря, я хотела бы вам кое-что рассказать. Что, возможно, окажется полезным в ваших розысках того добровольца, Гильермо.

– Слушаю вас внимательно.

– Вчера, когда вы были в доме Хоакина, он упоминал в разговоре золотые слитки Орлова, не так ли? Так мне Симпэй говорил.

– Совершенно верно, упоминал. Вам приходилось когда-нибудь слышать об этой истории?

– Приходилось. Если откровенно, я знаю гораздо больше: что во время перевозки часть золота была похищена и где-то спрятана. Я полагаю, вы об этом ничего не слышали.

Пальцы Рюмона крепко сжали трубку.

– Вы правы, это я слышу впервые.

– Исходя из фактов, которые мне удалось собрать, история с золотом действительно имела место. И почти нет сомнений в том, что Хоакин вместе с Гильермо участвовали в его похищении.

– У вас есть какие-нибудь доказательства?

– Во-первых – текст того солеа, во-вторых – реакция Хоакина на вас. Я бы сказала, все указывает на то, что искать надо в этом направлении.

Рюмон почесал затылок:

– Честно говоря, мне и самому пришла в голову та же мысль вчера, когда я разговаривал с Хоакином.

– Есть еще одно соображение. Следователь Барбонтин сказал мне, что вчера, незадолго до смерти Хоакина, был зарезан некий Жаботин, офицер КГБ, работающий в Испании, причем убит человеком, по описанию совпадающим с убийцей из ГАЛ. На месте преступления нашли мемуары отца Жаботина, в которых, по словам Барбонтина, содержится подробное описание орловской операции по перевозке золотых слитков. И, главное, в мемуарах ему встретились имена Хоакина и Гильермо. Вряд ли это случайное совпадение.

Рюмон был озадачен: как сложить из этих обрывков единую картину?

Немного подумав, он ответил:

– Может быть, вы и правы. Я сожалею о смерти Хоакина, но если мне удастся разыскать Хасинто Бенавидеса, я расспрошу его и о золоте.

Почувствовав, что кто-то вошел в комнату, Рюмон обернулся. На пороге стояла Тикако, глядя на него с напряженным выражением лица.