– Ты знаешь, где спрятано золото? Да не может этого быть! – Вилка в руке Рюмона застыла в воздухе, в то время как сам он сверлил глазами лицо Кадзама.
Синтаку и Тикако тоже, прекратив есть, повернулись к Кадзама.
Тот как ни в чем не бывало кивнул:
– Да правда же.
Одна лишь Ханагата Риэ, нисколько не удивившись, с лукавым видом наблюдала за реакцией остальных.
Они встретились в полдевятого в вестибюле гостиницы «Вашингтон». Все согласились на предложение Кадзама съездить на ужин в Толедо, где на десять часов был заказан столик в ресторане «Адольфо».
Толедо – бывшая столица Испании, располагающаяся примерно в семидесяти пяти километрах к юго-западу от Мадрида на берегу реки Тахо, на машине туда можно добраться примерно за час. Они расселись по двум такси и направились прямиком в Толедо. Риэ и Кадзама сели в первую машину, а Рюмон, Тикако и Синтаку – во вторую.
Как всегда, Синтаку поспешил усесться на заднем сиденье рядом с Тикако, оставив Рюмону место рядом с водителем. То и дело он расспрашивал Рюмона о встрече с Кирико.
Рюмон в общих чертах описал их разговор, правда обращаясь не столько к Синтаку, сколько к сидящей рядом с ним Тикако.
По словам Кирико выходило, что Рикардо и Мария не были его дедом и бабкой. При этом, увидев фотографию матери Рюмона Кадзуми, Кирико принял ее за Марию.
Синтаку нарочито громко рассмеялся и сказал:
– Ваша мать – Мария? Да что он такое плетет! Это же ни в какие ворота не лезет: взять хоть возраст. Да этот старик наверняка слабоумный.
Кадзама говорил о ресторане «Адольфо» как о самом знаменитом во всем Толедо. Ресторан был довольно роскошный, но Кадзама, как ни странно, оказался знаком с хозяином, Адольфо, и они приветствовали друг друга как старые друзья.
Здание ресторана было построено пятьсот лет назад или около того, и решетчатый потолок в стиле мудехар оставили нетронутым. С этим потолком хорошо сочетались стены, покрытые плитками с крупным мозаичным рисунком работы современных художников.
Хозяин ресторана Адольфо был радушным человеком лет сорока, с великолепным носом, которому позавидовал бы и сам Сирано де Бержерак.
Кадзама посоветовался с ним и заказал два вида оленьих бифштексов, жареного молодого барашка, куропаток, тушеного кролика и многое другое.
И как раз тогда, когда Рюмон уже готов был отправить кусок куропатки в рот, Кадзама сказал, что знает, где спрятано золото.
Рюмон положил вилку и потребовал объяснений:
– Ну так рассказывай, где оно, по-твоему, спрятано.
Кадзама довольно ухмыльнулся:
– А вы сами попробуйте догадаться. Там, где течет большая река и где есть подземная пещера.
– Ну не в Пилетской же пещере, верно?
– Конечно, не в ней.
Синтаку раздраженно вмешался:
– Да хватит тебе важничать. Давай говори уж скорей.
Кадзама поставил вилку стоймя на скатерть:
– Здесь.
Синтаку опешил:
– Здесь – это где? В погребе этого ресторана, что ли?
– Не попал, но и не промахнулся, – важно проговорил Кадзама и отпил глоток вина.
Рюмон поднял указательный палец:
– То есть пресловутые золотые слитки спрятаны под землей где-то в Толедо, ты это хочешь сказать?
– Совершенно верно.
Тикако всем телом подалась вперед:
– Здесь рядом действительно течет большая река – Тахо, но вот пещеры здесь, по-моему, нет.
– А вот и есть, – вмешалась в разговор Риэ. – В начале гражданской войны захваченный мятежниками Толедо был окружен республиканской армией и подвергся жестокому нападению. Я слышала, что в то время мятежная армия спустилась в подземелье королевского дворца Алькасар и продержалась там два с половиной месяца. Говорят, что подземный ход соединяет это подземелье с целым лабиринтом пещер.
После этого слово перехватил Кадзама:
– К вашему сведению, Толедо был столицей западных готов, которые с шестого по восьмой век царствовали на Иберийском полуострове. Тогда, на случай нападения врагов, они прорыли под городом громадный лабиринт. Вход в него практически полностью завален, но сами подземные ходы остались до наших дней.
Рюмон тоже выпил вина.
– Но объясни мне, откуда ты знаешь, что золото спрятано именно здесь? Что ты разузнал на похоронах Хоакина?
– Я там встретил человека по имени Антонио Дельгадо – друга детства Хоакина. Он рассказал мне, что в момент, когда началась гражданская война, Хоакин должен был находиться на территории Республики. Однако в начале декабря тысяча девятьсот тридцать шестого его вдруг обнаружили в Толедо, когда город был занят мятежниками, в одном из вырытых под землей ходов. Хоакин остался только с одним глазом и, похоже, тронулся умом. По мнению Антонио, Хоакин по какому-то стечению обстоятельств забрел в этот громадный лабиринт, долгое время блуждал там и в конце концов по счастливой случайности выбрался оттуда наверх.
– И что же, Хоакин вместе с Гильермо и тем русским, как его, Болонским, спрятал украденные у Орлова слитки в толедских пещерах? Ты это хочешь сказать?
– Я хочу сказать? Нет, это обстоятельства говорят сами за себя, – ответил Кадзама, прищурившись.
Рюмон покачал головой и отправил в рот кусок куропатки.
В голове прозвучал куплет солеа Хоакина эль Оро: «Возле реки широкой отыщешь клад золотой…»
Ему припомнилось и то, как Хоакин твердил что-то не очень вразумительное о пещере. Так, значит, золото было в пещере под Толедо? И правда, рядом течет широкая река Тахо, и, если верить словам Кадзама, пещера здесь тоже была. Все обстоятельства действительно сходились.
Рюмон достал карту, которую Хоакин хранил в пустой глазнице, карту, на которой был обозначен тайник с золотом.
В Пилетской пещере карта вымокла, чернила расплылись, и читать ее стало трудно. Но разглядеть отдельные линии все же было можно.
Рюмон расправил карту и положил перед Кадзама.
– Вот это изогнутое русло – Тахо. А крестик указывает на тайник с золотом. Смотри, тут рядом мост, видишь?
Кадзама, нагнувшись, всмотрелся в линии:
– Это мост Алькантара.
– Лабиринт здесь выписан со многими изгибами, но сам тайник находится вроде бы совсем недалеко от берега, да?
– Точно, за мостом Алькантара, чуть ниже по реке. Если исходить из содержания песни Хоакина, они, наверное, плыли на лодке от Мадрида вниз по Мансанарес, потом через реку Харама вошли в Тахо. Или же начали с севера Аранхуэса, потом прямиком вошли в главное русло Тахо и спустились вниз до Толедо: одно из двух. И в каком-то месте под водой проникли в пещеру.
– Ты можешь разобраться, где это место, указанное крестом?
– Мне кажется, это восточный берег реки. И поскольку подземный ход, куда Хоакин в конце концов случайно вышел, был как раз под Алькасаром, место тоже сходится.
Синтаку Харуки, который, нагнувшись, разглядывал карту с противоположной стороны стола, возбужденно заявил, размахивая столовым ножом:
– Ну и ну! Да это же просто потрясающе! Нужно найти спонсора и организовать группу искателей золотых слитков: вот будет сенсация! Я сразу пошлю факс в главную контору, чтобы они начали переговоры с испанским правительством.
Все затихли. Тикако осуждающе взглянула на Синтаку.
Тот покраснел.
– Да нет же, вы что? Шутка это, шутка. Во мне, понимаете, сразу заговорил деловой человек!
Риэ обратилась к Кадзама:
– Симпэй-сан, когда ты сегодня сказал об этом майору Клементе, он ведь тебе не очень-то поверил, правда?
Кадзама пожал плечами:
– Я его не виню. По правде говоря, я и сам-то не очень себе верю.
Рюмон сложил бумажку и протянул ее Риэ.
– Я думаю, это заставит его призадуматься. Передайте ему, пожалуйста, от меня.
– Неужели вы ему карту задаром отдаете? – снова вмешался Синтаку. – Такой случай упускаете…
Риэ быстро спрятала карту в сумочку:
– Да перестаньте: если золото не найдется – все останутся при своих, ну а если найдется, то ведь оно все равно принадлежит Испании.
– Ох ты боже мой… Миллион уплывает, – проговорил Синтаку, с тоской глядя на сумочку Риэ.
Поужинав, они взяли такси и переправились на противоположную сторону Тахо.
Они поднялись на возвышенность на юге и полюбовались ночным видом Толедо с террасы находящегося в ведении государства отеля «Конде де Оргас».
Вид был великолепный. На освещенном прожекторами Алькасаре, контуры которого отчетливо рисовались в темноте, не осталось никаких следов гражданской войны.
Отойдя на несколько шагов от своих спутников, Рюмон взглянул на реку Тахо, катившую воды во тьме внизу.
Быть может, в пещере где-то на том берегу лежат спрятанные Хоакином и Гильермо золотые слитки. Эта мысль вызвала у него странное волнение…
Но даже слитки теряли свой блеск, стоило ему подумать о Тикако.
Он чувствовал, что, если она уедет завтра в Японию, то больше никогда к нему не вернется.
Они приехали обратно в Мадрид уже в начале второго ночи.
Выйдя из машины перед гостиницей, Тикако пожелала Риэ и Кадзама спокойной ночи, но о завтрашнем отъезде не сказала ни слова.
Как только такси отъехало, Тикако точно так же, не дав Рюмону и рта раскрыть, проговорила «спокойной ночи» и исчезла в вестибюле «Мемфиса».
То, что напоследок она все-таки сказала «спокойной ночи», а не «до свиданья», оставляло слабую надежду.
Может быть, она все-таки решила не возвращаться? Может быть, его чувство все же нашло отклик в ее сердце? Значит, не зря он поцеловал Тикако в тот раз, улучив момент, когда Синтаку не мог их увидеть…
Вернувшись в свой номер в гостинице «Вашингтон», Рюмон промочил горло баночным пивом и достал записную книжку.
Он отыскал в ней домашний номер Фукаи Норио, корреспондента информационного агентства Това Цусин в Лондоне.
Они с Фукаи проработали в фирме одинаковое количество лет – Фукаи поступил в агентство в том же году, что и Рюмон, и, поскольку во время командировки Рюмона в Испанию испанские новости пришлось взять на себя лондонскому отделению, Рюмон заранее послал Фукаи факс и известил о своей поездке.
Фукаи жил в Лондоне один, оставив семью в Японии. Его сонный голос раздался в трубке лишь после многочисленных гудков.
Рюмон извинился за поздний звонок и сразу перешел к делу:
– Слушай, у меня к тебе просьба. Я сейчас в Мадриде. Мне нужно, чтобы ты посмотрел в телефонном справочнике предприятий и учреждений, нет ли в Лондоне букиниста по фамилии Грин. Можешь?
– Да ты совсем осатанел, – сердито ответил тот. – Разбудил человека посреди ночи, и зачем – букинистов искать? Если бы речь шла о Тэтчер – ну еще куда ни шло…
– Сейчас нет времени объяснять. Посмотри, прошу тебя.
Фукаи вздохнул:
– Ну ладно уж. Грин, это который с «е» в конце или без?
– Не знаю. Не думаю, что их окажется очень уж много, так что поищи и так, и так.
– А имя?
– Может быть, Леонора, хотя необязательно. Так или иначе, найди мне всех букинистов по фамилии Грин.
Фукай, поворчав, спросил у Рюмона номер его телефона.
Через пятнадцать минут раздался ответный звонок.
– Букинист по фамилии Грин в Лондоне всего один. Леонора же Грин не значится и в телефонном справочнике частных лиц.
Рюмон огорчился.
– Вот как… И как же зовут этого Грина?
– Грин с «е» в конце, и название лавки «Дональд Грин энд Компани».
Рюмон чуть не раздавил в руке телефонную трубку.
– Постой! Ты сказал «Дональд Грин»?
– Сказал, сказал. Говорю же тебе – «Дональд Грин энд Компани».
Девяностопятилетний хозяин букинистической лавки «Клио» на улице Прадо считал, что Дональду Грину сейчас должно быть больше ста, но, быть может, он еще жив.
В это трудно поверить.
Рюмон взял трубку поудобнее.
– Этот Дональд Грин, по идее, отец Леоноры, и, если он все еще жив, ему должно быть не меньше ста лет. Я был уверен, что он давно умер.
На том конце провода послышался вздох.
– А вдруг это просто совпадение, и этот Грин не имеет никакого отношения к твоему? Судя по рекламе в справочнике, эта лавка специализируется на антикварных книгах и была основана в тысяча восемьсот сорок седьмом году. Это тебе не какой попало букинист.
У Рюмона вновь забрезжила надежда.
– Да что ты? Тогда, может быть, мы попали в самое яблочко.
Узнав у Фукай адрес и телефон лавки, Рюмон поблагодарил его за помощь и повесил трубку.
Он открыл новую банку пива.
Когда на дне оставалось уже совсем немного, Рюмон решился. Завтра он полетит в Лондон и разузнает все сам.
Хотя нет, лучше сначала позвонить. Съездить туда и обратно без толку было бы глупо. Если позвонить завтра часов в десять, магазин наверняка уже будет открыт.
Он взглянул на наручные часы. Без пятнадцати два ночи. В Англии на час раньше, то есть там сейчас двенадцать сорок пять.
Рюмон, сам не зная почему, взял трубку. И набрал лондонский номер.
К его удивлению, к телефону подошли после первого же гудка.
– «Дональд Грин энд Компани», слушаю вас, – раздался в трубке энергичный мужской голос.
Рюмон едва не заговорил по-испански. Английский никак не шел с языка.
– Э-э… Простите меня, пожалуйста, за поздний звонок.
– Не стоит извинений. Наша фирма открыта до часа ночи. Позвольте узнать, по какому делу вы звоните?
Рюмон ответил, с трудом выстраивая предложения в голове.
– Я хотел бы задать вам один вопрос. Я – журналист из Японии, меня зовут Рюмон Дзиро. По некоторым причинам я разыскиваю букиниста по имени Дональд Грин. Позвольте спросить, управляющий вашей фирмы случайно не Дональд Грин?
– Именно он. Как и гласит название нашей фирмы.
– Если возможно побеспокоить его в столь позднее время, я бы очень хотел с ним кое о чем переговорить. Если это неудобно, я, разумеется, перезвоню завтра…
– Нет проблем. Вы с ним уже говорите.
– Простите? Что вы сказали?
– Я – Дональд Грин.
От неожиданности Рюмон потерял дар речи. Его собеседник и есть Дональд Грин? Это провал. Рюмон вежливо извинился:
– Простите, что потревожил вас так поздно. Я, видимо, позвонил не тому Грину.
– А как это, интересно, вы поняли, что я – не тот Грин, что вам нужен? – поинтересовался собеседник.
Рюмону пришлось объясниться:
– Если бы Грин, которого я ищу, был еще жив, ему сейчас было бы за сто. Судя по вашему голосу, вам еще нет и половины этого возраста. Конечно, если ваш отец – Дональд, а вы – Дональд Младший, ну, тогда дело другое.
Дональд Грин на том конце провода секунду помолчал, затем сказал:
– Моего отца зовут Билл Грин. Четыре года назад он ушел от дел и передал дела фирмы в мои руки. Скажите, что за человек тот Дональд Грин, которого вы ищете?
– Насколько мне известно, он еще с довоенного времени владел букинистической лавкой в Лондоне и периодически ездил в Испанию закупать старые книги. Больше мне ничего о нем не известно.
Некоторое время ответа не было.
– Быть может, этот человек – мой дед. Его, правда, давно уже нет в живых, но звали его Дональдом, как и меня, и я слышал, что он часто ездил в Испанию.
Рюмон не верил своим ушам.
– Ваш дед – Дональд?
– Именно. Меня назвали в его честь.
– У Дональда, которого я разыскиваю, была дочь по имени Леонора.
– Леонора – моя мать, – последовал неторопливый ответ.
Рюмон, не помня себя, вскочил. Возбужденно переложил трубку из одной руки в другую.
– Скажите, а Леонора… Простите мою невежливость – ваша мать еще жива?
– Жива. Правда, последнее время она немного нездорова.
Рюмон почувствовал прилив сил.
– Позвольте попросить вас об одном одолжении. Я сейчас нахожусь в Мадриде, но, если вы разрешите, готов хоть завтра полететь к вам. Вы не могли бы устроить мне встречу с вашей матерью?
– Вы хотите расспросить ее о моем деде?
– Да… Хотя, вообще-то, меня интересует один японец, который одно время работал у вашего деда.
– Японец?
– Да. Насколько я знаю, тогда он представлялся как Гильермо Сато. Он должен был работать у вас с тысяча девятьсот пятидесятого года.
Рюмон в общих чертах объяснил, почему он приехал а Испанию на розыски Гильермо, рассказал, что Дональд Грин переманил Гильермо, работавшего в то время в букинистической лавке «Кортес», к себе в фирму и увез с собой в Англию.
Дональд помедлил, затем резко проговорил:
– Я родился в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году и с семидесятых помогал отцу в лавке, но мне никогда не приходилось слышать, что у нас когда-то работал японец.
– Я знаю, что ваша мать до замужества помогала Дональду в работе, и я уверен, что она хорошо помнит Гильермо. Я бы очень хотел узнать, жив ли Гильермо, и если да, то где его сейчас можно найти.
– Позвольте вас спросить, – в тоне Дональда послышались нотки недоверия, – у вас есть какие-то особые причины так настойчиво разыскивать Гильермо?
Рюмон на мгновение заколебался, но понял, что главное сейчас – убедить собеседника.
– Понимаете, Гильермо и мои дед и бабка добровольцами участвовали в разразившейся в тысяча девятьсот тридцать шестом году испанской гражданской войне. Все трое родились в Мексике, в семьях японских иммигрантов, и хотя во время войны оказались по разные стороны фронта, насколько я могу судить, все же поддерживали друг с другом связь. Дедушка и бабушка после Второй мировой войны вернулись домой в Мексику и погибли в аварии в середине пятидесятых. Их единственная дочь – моя мать. После смерти родителей она переехала жить в Японию и вышла замуж за моего отца, но, когда я был еще младенцем, погибла.
– Сочувствую вам, – вежливо отозвался Дональд.
– Спасибо. Так вот, Гильермо, в отличие от них, остался в Испании и после гражданской войны. Когда же кончилась Вторая мировая, он поступил на работу в букинистический магазин «Кортес» в Мадриде. И последнее, что мне о нем известно, это что примерно в пятидесятые годы, как я вам уже сказал, ваш предшественник в компании Дональд Грин, то есть ваш дед, увез его с собой в Англию. Во-первых, как журналист я хочу узнать о его дальнейшей судьбе. Во-вторых, как частное лицо я хотел бы из его уст услышать о своем деде, бабке и матери.
Дональд откашлялся.
– Понятно. Теперь я понимаю, в чем цель ваших розысков. Однако позвольте заметить, испанская война кончилась более полувека назад. Даже если допустить, что моя мать знала этого человека, его самого, скорее всего, давно уже нет в живых.
– Вы совершенно правы. Но, понимаете, ваша мать – моя последняя надежда. Я уверен, что Гильермо работал у вас в магазине, когда вы были еще ребенком. Даже если вы не помните, его наверняка помнит ваша мать. Пожалуйста, устройте мне с ней встречу, – с жаром закончил Рюмон.
Дональд некоторое время раздумывал, затем неуверенно проговорил:
– Как я вам уже сказал, последнее время моя мать несколько нездорова. Я не уверен, что у нее хватит физических и душевных сил, чтобы встретиться с вами. Как ее сыну мне, пожалуй, следовало бы отказать вам, но я все же передам ей вашу просьбу и попробую выяснить, сможет ли она чем-либо быть вам полезной. Скажите мне еще раз, как вас зовут?
Рюмон назвал свое имя, фамилию и место работы. Судя по наступившей паузе, Дональд записал все данные.
– Ну хорошо, – наконец сказал он. – Вы сможете позвонить завтра?
– Когда лучше позвонить?
– Когда угодно после трех.
– Спасибо, я непременно позвоню. Просто не знаю, как благодарить вас: я оторвал вас от работы в такой поздний час, а вы с таким терпением выслушали все мои странные просьбы. Хотелось бы надеяться, что завтра меня ждет благоприятный ответ.
Рюмон осторожно положил трубку на рычаг.
Ну вот, теперь все зависит от Леоноры Грин.