Улица Мануэль-Фернандес-и-Гонсалес.

Ханагата Риэ, упавшая на асфальт, боязливо подняла глаза на мужчину, загородившего ей дорогу.

– Да это же Ханагата-сэнсэй! Что это вы тут делаете среди ночи?

Девушка услышала звуки японской речи, и у нее сразу отлегло от души.

Мужчина, с которым она столкнулась, был ее знакомый – японец по имени Кадзама Симпэй.

Кадзама помог ей подняться на ноги. Риэ вцепилась ему в руку.

– Помоги мне, меня преследуют, – с трудом выдавила она.

– Преследует? Кто?

Риэ оглянулась, но мужчины в черном плаще не было.

– Не знаю.

Кадзама дошел до угла и окинул взглядом улицу Принсипе, по которой бежала Риэ, спасаясь от погони.

Обернувшись к ней, Кадзама отрицательно покачал головой:

– Никого не видно.

Подняв упавшую сумку, Риэ схватилась за каменный парапет, отгораживавший тротуар от проезжей части. Заныли локти и колени, которые она ушибла при падении.

Кадзама, заметив наконец, что Риэ еле держится на ногах, поспешил поддержать ее.

– Ой, вы уж простите, я как-то не сообразил… Вы не сильно ушиблись?

– Нет, все в порядке, – произнесла Риэ, после чего все же, не доверяя ему, сама осмотрела улицу Принсипе.

И правда, там никого не было. В том, что ее преследовал мужчина в черном плаще, сомневаться не приходилось, однако сейчас его и след простыл.

Выпрямившись, Риэ попыталась разглядеть что-нибудь в темноте. В том месте, где лежал Хулиан Ибаррагирре, была непроглядная тьма.

– Так объясните, пожалуйста, что здесь в конце концов произошло? Вы бежали, не разбирая дороги, словно раненый зверь…

– На этой улице, там, в глубине, зарезали человека.

Кадзама разинул рот. В свете фонаря серебром блеснул вставной зуб.

– Зарезали? И вы это видели?

– Видела… – Риэ запнулась. – Скорее почувствовала.

Кадзама обернулся и снова пристально вгляделся в улицу.

– Вроде все спокойно. Может, сходим посмотрим?

– Ни за что. Меня преследовал человек, который пырнул его ножом. Может, убийца еще прячется где-то неподалеку.

– И правда. Тогда нужно убираться отсюда.

– Нет, я не могу. По меньшей мере нужно сообщить в полицию. Ты сходишь со мной туда?

При слове «полиция» Кадзама вдруг забеспокоился.

– Я полицию вообще-то не слишком жалую… От них и толку особого нет… Может, просто позвонить?

Риэ кивнула:

– Ты прав, первым делом позвоним. Какой у них номер телефона для срочных вызовов, ноль девяносто один или ноль девяносто два?

– Национальная полиция – ноль девяносто один, муниципальная – ноль девяносто два.

– А куда лучше звонить?

– Не знаю. До сих пор я как-то обходился без них.

Риэ и Кадзама обогнули запертый лотерейный киоск с опущенными ставнями и быстрым шагом прошли по узенькой улице Мануэль-Фернандес-и-Гонсалес до закусочной «Чорисо», работавшей всю ночь.

В этом районе города и в светлую пору дня преспокойно торговали наркотиками. На грузовиках, груженных сигаретами, приезжали усатые мужчины подозрительной наружности и вместе с сигаретами продавали наркотики. Вот и сейчас у стены толклось несколько сомнительных личностей.

Закусочная «Чорисо» хоть и не была заполнена до отказа, все же полуночников там сидело немало. Окрестности – хуже некуда, но закусочная, которой управлял добропорядочный галисиец, была вполне приличной.

Риэ прямиком направилась к телефону в глубине зала и, набрав номер 091, рассказала о происшедшем.

То, что кого-то пырнули ножом, казалось, произвело на подошедшего к телефону полицейского не большее впечатление, чем звонок о заблудившемся ребенке. Риэ несколько раз повторила свой рассказ, потом объяснила, откуда звонит, и повесила трубку.

У стойки она увидела Кадзама, потягивавшего пиво.

– Сэнсэй, не выпьете вместе со мной?

– Нельзя. Да и патрульная машина скоро приедет…

– Да нет, эти господа торопиться ни за что не станут. Может, хоть чашку кофе?

Чтобы привести в порядок расшатавшиеся нервы, Риэ решила воспользоваться его предложением.

Протянув руку, чтобы взять чашку, Риэ поняла, что ее бьет дрожь. Если бы Ибаррагирре был более худым, острие ножа наверняка прошло бы насквозь и вонзилось в нее. Даже сейчас, хотя прошло уже немало времени, Риэ передернуло от ужаса.

Кадзама начал расспрашивать, и Риэ рассказала ему о происшедшем все как на духу.

Кадзама было за тридцать, и уже более десяти из них он жил в Испании. По его словам, вначале он приехал для того, чтобы пройти курс игры на гитаре в стиле фламенко, но в конце концов так и остался жить в Мадриде.

Чем он жил, Риэ не знала толком. Вроде бы что-то зарабатывал игрой на гитаре, но денег у него никогда не было. Она познакомилась с Кадзама в неказистом баре, где он заговорил с ней и попросил угостить его выпивкой.

С тех пор каждый раз, когда они где-нибудь случайно встречались, Кадзама льстиво называл ее «сэнсэй» и всегда выпрашивал денег на выпивку. Притом Кадзама, по-видимому, считал, что это в порядке вещей. Из-за этой его наглости остальные японцы держались от него на расстоянии.

И все же он не всегда нуждался в деньгах. Иногда у него в кармане внезапно оказывалась совершенно невероятная сумма, и тогда он сам приглашал Риэ в какой-нибудь шикарный ресторанчик. Он утверждал, что деньги эти где-то выиграл, но о подробностях никогда не распространялся.

Наверное, из-за его бездумного образа жизни и японцы, и даже такие гедонисты, как испанцы, держались от Кадзамы на расстоянии, так что по большей части весь его круг состоял из одних лишь хитпано – цыган. Их образ жизни подходил ему более всего – отдаться на волю судьбы: оказавшись на мели, выпрашивать, пока не дадут, и угощать самому, как только в кармане зазвенят монеты.

Они все еще разговаривали, когда недалеко раздался звук полицейской сирены.

Риэ торопливо расплатилась и направилась к выходу. Вдруг передумала и остановилась.

«Одной все-таки лучше не ходить».

Она обернулась в сторону стойки, но Кадзама уже исчез.

Хулиан Ибаррагирре лежал в той же позе и на том же месте, что и тогда, когда Риэ пустилась бежать оттуда.

Полицейский в форме приложил палец к шее Хулиана пониже уха, потом покачал головой и жестом показал, что тот мертв. Тот же полицейский огородил место лентой, еще один связался с кем-то по рации, находившейся в машине. На улице, где до сих пор не было ни души, вдруг откуда ни возьмись стали собираться зеваки.

Риэ пришло в голову, что в толпе вполне мог оказаться тот мужчина в черном плаще, от этой мысли девушка сжалась на заднем сиденье полицейской машины. Сквозь стекло она осмотрелась по сторонам, но никого похожего на убийцу не увидела.

Вскоре приехала полицейская машина без опознавательных знаков и начался осмотр места преступления.

Один из приехавших, выслушав рапорт полицейского, подошел поближе и заглянул в машину. Ему было лет тридцать с небольшим, и чем-то он напоминал теннисиста Маккенроя.

– Барбонтин, из национальной полиции. Мне сказали, что ты японка, по-испански понимаешь. Ты первой обнаружила его, правильно?

– Совершенно верно.

– Покажи паспорт.

Риэ, порывшись в сумочке, протянула ему паспорт.

Назвавшийся Барбонтином следователь бегло проглядел его, затем спросил, где она живет.

– Совсем рядом. Улица Принсипе, одиннадцать, на третьем этаже, слева.

Барбонтин засунул паспорт себе в карман и сел на сиденье рядом с девушкой.

– Это ты его убила?

Риэ подскочила от удивления и чуть не ударилась головой о крышу машины.

– Да вы что, меня подозреваете?

– В семи случаях такого рода из десяти убийцей оказывается тот, кто первым обнаружил труп.

– Что вы имеете в виду под «случаями такого рода»?

– Когда жертва и тот, кто обнаружил труп, знакомы, вот что. Ты ведь его знаешь, правильно?

– Этого я не отрицаю. Да только скажите, зачем мне вдруг понадобилось его убивать?

– А почему ты считаешь, что мне это должно быть известно?

Она уже жалела, что вызвала полицию. Наверно, было бы умнее сделать вид, что ничего не случилось, и просто сбежать, как ей и советовал Кадзама Симпэй.

– Если вы собираетесь обращаться со мной как с подозреваемой, тогда сначала дайте мне позвонить в японское посольство.

Его лицо нисколько не изменилось.

– Успокойся. Так или иначе, мне нужно проверить все, что ты рассказала полицейскому. Итак, убитый – Хулиан Ибаррагирре, преподавал на отделении баскской литературы в университете Комплутенсе, а ты посещала его лекции, правильно?

– Да.

– Ты сочувствуешь ЭТА?

Риэ впилась в него взглядом:

– Он что, был членом этой организации?

– Не знаю, – пожал плечами полицейский. – Но есть данные, что семьдесят пять процентов женщин, состоящих в связи с баскскими мужчинами, симпатизируют ЭТА.

Риэ закусила губу.

– Я приехала из Японии, чтобы изучать испанскую литературу, и у меня нет ни малейшего желания встревать в ваши политические или этнические проблемы.

Барбонтин пожал плечами:

– Уже встряла. Чего уж там говорить – среди ночи, на безлюдной улице страстно целовалась с баском.

Это неправда. Это он меня целовал, против моего желания. Уж не знаю, что вам наговорил тот полицейский, но вы все неправильно поняли.

– Советую не забывать, что все, что ты здесь скажешь, будет считаться твоими показаниями и может быть использовано против тебя.

– А что, интересно, из того, что я сказала, может мне повредить?

Барбонтин нахмурил брови и между ними появились вертикальные морщинки.

– Я бы не советовал говорить, что он целовал тебя против твоего желания. Это наводит на мысль об убийстве с целью самозащиты.

– Да вы с ума сошли. Кто-то сзади либо ударил Хулиана ножом, либо бросил нож ему в спину. Мне, правда, видно не было.

– Слишком занята была поцелуем, а?

Риэ вздохнула. Сколько же можно говорить об одном и том же!

– Вовсе нет, я все думала, как мне от него отделаться. И вот я ударила его коленом, а он вдруг повалился. Тогда я увидела, что в спине у него торчит нож, а из тени между припаркованными машинами вдруг вышел мужчина – наверное, преступник. Мне стало страшно, и я убежала. Вот и все. А дальше уж толкуйте, как вам больше нравится.

Барбонтин вытащил из пачки сигарету и предложил одну девушке.

Риэ отказалась, а он закурил. Опустив стекло, выдохнул дым наружу.

– Как он выглядел?

– Очень худой, одет в черный плащ, на голове – шляпа. Плечи у него как-то странно выпирали. Было темно, и лица я не разглядела.

– А возраст? Сколько бы ты ему дала?

– Не могу сказать.

– Ну и как ты докажешь, что этот мужчина, выглядящий точь-в-точь как убийца из комиксов, не плод твоего воображения?

Риэ набрала воздух в легкие и терпеливо ответила: – Я его не придумала. Даже если девяносто девять процентов людей в такой ситуации и начинают фантазировать.

Барбонтин замигал. В его голосе послышался интерес:

– Это что, у вас в Японии такое исследование проводили?

Не отвечая на его вопрос, Риэ перевела взгляд на зевак снаружи.

– Спросите у них. Наверняка кто-то все видел из окна. Они просто боялись вмешаться, вот и сидели молча, пока не приехала полицейская машина.

Барбонтин мельком взглянул на толпу, однако казалось, что последовать ее предложению не собирался.

– Еще что-нибудь заметила?

Риэ замешкалась.

– Мне кажется, я видела этого мужчину в черном плаще, когда он выходил из «Эль Бандито». Может быть, он уже тогда, в баре, следил за Ибаррагирре, который, кстати, все время оглядывался по сторонам.

Глаза полицейского блеснули.

– Ибаррагирре всегда так себя вел?

– Да. Он вообще всегда ходил с оглядкой, какой-то беспокойный был.

Барбонтин затянулся сигаретой.

– А о чем он обычно говорил?

– Говорил? Все про басков, да про басков. Так, значит, он все-таки был членом ЭТА или симпатизировал им? – проговорила она и испуганно посмотрела на Барбонтина.

– Члены ЭТА при посторонних о баскских делах не распространяются, – отрезал он.

Риэ обозлилась:

– Это, может, тоже результат какого-нибудь исследования?

Барбонтин криво усмехнулся. Он несколько раз затянулся, еще немного, и сигарета обожгла бы ему пальцы. С сожалением он выбросил ее за окно.

– Больше ты ничего не припоминаешь? Может, убийца чихнул или от него несло чесноком, ну, что-нибудь?

Риэ задумалась.

– А, я совсем забыла. Ибаррагирре перед смертью сказал что-то. Что-то вроде «га» или, может быть, «гал».

В ту же секунду глаза полицейского засверкали. Подавшись вперед, он внимательно посмотрел на Риэ.

– Что ты сейчас сказала? Попробуй-ка вспомнить поточнее. Что Ибаррагирре сказал перед смертью?

– Мне показалось, что он проговорил «гал».

– Ты уверена, что это было именно «гал»? – настойчиво допытывался он.

От столь внезапной перемены в нем Риэ несколько растерялась.

– Уверена. Послушайте, может быть, он попытался выговорить имя убийцы? Например, Галвес или Галван?

Барбонтин сел на место, затем как-то неестественно, торопливо кивнул.

– Точно, точно. Может, он хотел сказать Гарсия или Гарбо.

– Но мне послышалось не «р», а «л».

– Не так уж ты долго прожила здесь, чтобы уметь различать эти звуки.

Риэ замолчала. Она заметила, что у него на лбу появились капельки пота.

– Сиди здесь. Я сейчас вернусь.

Барбонтин поспешно вылез из машины и направился к замаскированной полицейской машине, на которой приехал.

Риэ не спускала с него глаз. Он же взял микрофон и связался с кем-то по рации. Ну и разнервничался он, как услышал про «гал».

Интересно – почему?

Барбонтин вернулся со словами:

– Нужно съездить в нашу контору, записать показания. Поехали.

Риэ взглянула на него:

– Обещайте, что не будете обращаться со мной как с преступницей.

– Ладно-ладно. Садись в ту машину.

Барбонтин коротко переговорил с другим следователем в штатском и отвел Риэ в свою машину. Велел ей сесть на сиденье рядом с водителем, а сам сел за руль.

Как только мотор завелся, Барбонтин нажал на газ и погнал машину по улице с односторонним движением по направлению к площади Каналехас.

В машине он не произнес ни слова. С площади Барбонтин свернул на какую-то улочку, и через несколько минут Риэ уже не понимала, где они сейчас находятся и куда направляются.

И только когда, доехав по широкому проспекту Гран Виа до площади Эспанья, они свернули оттуда на улицу Принсеса, Риэ сообразила, что они едут в северо-западную часть города. Если ехать прямо, упрешься в кампус при университете, где она училась.

Машина свернула на улочку, отходившую от улицы Принсеса по диагонали направо, затем – налево, на какую-то широкую улицу. Вскоре снова поворот – на этот раз направо. Они оказались на улице, которая вела строго на север, и на дорожном указателе Риэ удалось мельком увидеть название – улица Андреса Мельядо.

Риэ вдруг вспомнила, что где-то в этом направлении находилось Центральное управление службы безопасности, и у нее появилось неприятное предчувствие.

Проехав около километра в гору, они свернули направо, миновали еще один квартал и оказались на улице. С односторонним движением, ведущей на юг.

На табличке виднелась надпись: улица Гусман-эль-Буэно.

Вскоре Барбонтин прижался к обочине, и машина остановилась у обшарпанного здания, построенного из песчаника.

– Куда вы меня привезли? Это ведь не полицейское отделение? – спросила Риэ, сжавшись.

– Не беспокойся. Это отделение службы безопасности. Тебя допросит сам майор Клементе.

Ну конечно, служба безопасности.

– А кто такой майор Клементе?

– Глава CEIAT.

– Сэйат? Это еще что?

Барбонтин распахнул дверь и лениво ответил:

– Куэрпо Эспэсиал Де Инвестигасион Антитеррориста. Другими словами – организация по борьбе с терроризмом. Меньше знаешь – здоровее будешь.

Риэ неохотно вышла из машины. Улица была темная и совершенно безлюдная. Вслед за Барбонтином девушка направилась к зданию. На старой деревянной двери была прибита табличка, гласившая: «Сейсмологическая лаборатория».

– Терроризм и землетрясения – понятия близкие, – не дожидаясь вопроса, проговорил вдруг Барбонтин, как бы оправдываясь.

Он нажал на кнопку рядом с дверью – дал сначала два длинных, потом три коротких звонка.

– Но ведь в Мадриде землетрясений почти не бывает.

– Хотелось бы, чтобы то же самое можно было сказать и о терроризме.

Скрипнув, дверь распахнулась.