Куниэда Сэйитиро вышел из пансиона на улице Крэспо-Раскон.

Над головой – совершенно безоблачное небо Саламанки. Был сентябрь, по солнце, раскаленное, как в середине лета, жгло беспощадно. До полудня еще далеко, но жара была уже за тридцать.

Наступая на тени старых каменных домов, Куниэда шел на юг. Если пойти прямо, никуда не сворачивая, скачала по улице Бордадорес, затем по кварталу Компанья, можно было минут за десять дойти до университета. От новых старую часть Саламанки отделяла кольцевая дорога, которая описывала вокруг нее треугольник со скругленными углами, наподобие японского рисового колобка о-мусуби. Старый город был невелик, и в любую точку можно было дойти пешком.

Во вторник до полудня лекций обычно не было.

В тот день Куниэда собирался зайти в университетскую библиотеку, полистать древние фолианты по истории внешней политики Испании. Старейший в стране университет Саламанки был основан в начале тринадцатого века и был знаменит своей обширной коллекцией ценных старинных документов и научных исследований.

Два года тому назад, в мае девятого года эры Сёва, Куниэда, которому тогда исполнилось двадцать два, сдал экзамен при японском министерстве иностранных дел и осенью, к началу учебного года, приехал в Испанию. Кроме него самого сюда были командированы еще двое студентов от министерства: в Мадридский университет – Масуяма Кодзо, в Вальядолидский Танимура Эйтаро.

Всего два месяца тому назад, в начале июля, Куниэда съездил в представительство Японии в Мадия проводившиеся там дважды в год экзамены им командированных студентов и там после долгой разлуки встретился с Масуяма и Танимура.

Все они доложили о своей студенческой жизни новому посланнику, Яно Макото, затем сдали экзамен по испанскому, прошли собеседование и тем закончили свои дела в Мадриде.

Затем все трое провели свой недолгий отпуск в столице, посещая музеи и театры города.

С февраля того же года, когда на всеобщих выборах победила и возглавила правительство партия левых Народный фронт, обстановка в Испанской республике тревожной до крайности. Нерешительные экономические реформы нового правительства вызывали недовольство в стране, рабочие бастовали, демонстрации шли чуть не каждый день, толпы бесчинствовали, то и дело горели церкви. Беспорядок усугубляли и бесконечные споры и свары между левыми и правыми. В Мадриде не утихали слухи о том, что поенные готовят переворот.

И вот незадолго до отъезда Куниэда из Мадрида солдатами штурмового отряда правительственной охраны был убит Хосе Кальво Сотеро, влиятельный правый депутат. Ответ правых не заставил себя ждать: семнадцатого июля, началось восстание в гарнизоне города Мелилья в испанском Марокко.

Следом, с восемнадцатого по двадцатое, уже в самой Испании почти повсеместно вспыхнули восстания против правительства республики.

Что касается японской миссии, то японский посланник в Испании Яно в сопровождении двенадцати приближенных за день до мятежа военных перебрался на летний отдых в Сен-Себастьян – город на севере страны, недалеко от границы с Францией.

Как только началась гражданская война, посланник оказался отрезанным от группы, оставшейся в представительстве в Мадриде. В Сен-Себастьяне также шли яростные бои между армиями правительства и мятежников, и японская дипломатическая миссия, как и миссии других государств, довольно скоро перебралась через границу в поисках убежища во Францию.

Группа, которая вместе с Яно проводила летний отдых на севере, несмотря на угрожавшую опасность, все же оставалась в городе до последнего, но тринадцатого августа, следуя инструкции министерства, дипломаты выбрались из страны и уехали во Францию…

Куниэда перешел через площадь Санта-Тереса и пошел по улице Бордадорес.

Сразу после того как Куниэда вернулся из Мадрида, в Саламанке тоже, как и повсюду, некоторое время шли уличные бои между армией правительства и левыми народными ополченцами. Однако этот город довольно быстро перешел в руки восставших. Связь с Мадридом была отрезана, телефоны не работали.

Заместителем Яно в японском представительстве в Мадриде остался секретарь Такаока Тэйитиро с женой, которым были поручены представительские обязанности, а также младший секретарь Миядзава Дзиро с женой и двумя сыновьями и одна работница, помогавшая по хозяйству.

Студент Масуяма, приехавший на обучение за государственный счет, скорее всего, тоже проводил в представительстве большую часть своего времени.

Кроме того, доцент из осакского училища иностранных языков Кунидзавао Кэйити, Оонуки как-его-там, служащий фирмы «Канэбо» и другие, не связанные с государственной службой люди, наверняка все еще оставались в Мадриде и других городах.

На данный момент Куниэда и находящемуся в Сен-Жан-де-Люс японскому представителю Яно изредка удавалось сообщаться с помощью телеграфа. Для Куниэда, который оказался совершенно один в далеком иностранном городе, телеграф стал единственным способом сообщения с соотечественниками и, кроме того, служил психологической поддержкой.

Куниэда слышал, что посланнику Яно удалось как-то наладить связь с министерством па родине. Однако между министерством и представительством в Мадрида прямой связи, по-видимому, не было.

По словам Яно выходило, что Мадрид связывался с Токио и с Сен-Жан-де-Люс нерегулярно и только через посольства в Париже и Лондоне.

Куниэда вышел на площадь Монтерей, и ему вдруг захотелось выпить кофе. Университетская библиотека будет открыта до вечера.

Дело ведь было не спешное. Почему бы не зайти куда-нибудь ненадолго?

Куниэда пошел влево по площади и свернул на улицу Приор. Прямо напротив виднелась площадь Майор. В Испании, куда ни поедешь, почти в каждом городе можно найти площадь Майор, и обычно эта площадь находится в самом центре города. Надо сказать, что площадь Майор в Саламанке считалась одной из красивейших в Испании.

Куниэда прошел через арку здания и вышел на площадь.

Площадь эта была довольно широкая, каждая сторона метров в сто, с каменной мостовой. Ее окружали старые здания в стиле барокко, поддерживаемые роскошными колоннадами с круглыми арочными навершиями. Напротив, на северной стороне площади, стояло здание повыше других, на верху его виднелась башня с часами. Это была мэрия Саламанки.

За столами кафе, устроенного в тени под навесом, расположилась компания мужчин, в которых с первого взгляда можно было узнать солдат. Куниэда несколько напрягся.

Армия мятежников, прибыв на континент из Марокко, двигалась на север, чтобы атаковать столицу страны Мадрид, и совсем недавно добралась сюда, в Саламанку. Возглавляющий армию генерал Франсиско Франко устроил генеральный штаб в Епископском дворце, недалеко от университета.

Куниэда, влекомый любопытством, сел за столик совсем рядом с солдатами. Заказал кофе.

Из-за жары многие солдаты сняли рубашки и сидели полуголые. Большинство потягивало пиво, кто-то увлеченно играл в карты, они разговаривали друг с другом громко, то и дело слышался смех.

Попивая кофе, Куниэда незаметно наблюдал за ними.

Кроме испанцев было много солдат, не похожих на местных, – блондины с голубыми глазами. До него доносились обрывки разговоров, которые велись не только по-испански, но и по-английски, и по-немецки, и на других языках.

«Это – солдаты легиона», – подумал Куниэда.

Испанский Иностранный легион был организован одноглазым и одноруким генералом Хосе Мильяном Астраем в Марокко, в 1920 году, для того, чтобы подавить мятеж местных мавров. Куниэда слышал, что, несмотря на название, в легионе было все же довольно много испанцев. В городе говорили, что отряд иностранцев и регулярная армия, состоявшая из мавров, сыграли важную роль в восстании военных.

Внимание Куниэда привлек мужчина с рыжими волосами, читавший газету за соседним столиком.

На нем была грязная от пыли и пота военная форма, на голове – фуражка с красной кисточкой. На поясе виднелась кобура. По лицу и цвету волос Куниэда предположил, что он ирландец.

Мужчина сидел, положив ноги в армейских сапогах на соседний стул, и, насвистывая, вглядывался в газету. Это была местная газета «Эль Аделанто». Время от времени он протягивал руку к столу, брал бутылку с пивом и делал глоток.

Рядом с бутылкой Куниэда заметил странный предмет.

Это был квадратный лиловый мешочек с яркой вышивкой золотом. Горловина мешочка была затянут белым шнурком, в общем, он выглядел совсем как японский талисман.

Ну да это и был талисман. Ведь надпись, вышитая золотой ниткой, представляла собой иероглифы: «Гора Нарита».

Куниэда с любопытством воззрился на мешочек. Если бы он увидел его в Японии, ничего странного в этом не было бы, однако здесь, в далекой чужой арене, при виде этого талисмана он вдруг ощутил тоску по родине.

Почему вдруг здесь оказалась эта вещь?

– Эксьюз ми.

Куниэда бессознательно начал разговор почему-то по-английски.

Рыжеволосый мужчина оторвал глаза от газеты. Перестав свистеть, он с подозрением взглянул на Куниэда. По-видимому, по-английски он понимал.

– Можно мне посмотреть вот это?

Проследив взгляд Куниэда, мужчина равнодушно пожал плечами, будто желая сказать, что ему совершенно все равно.

Куниэда взял талисман в руки.

Талисман был довольно грязный и производил впечатление вещи с давней историей. Ослабив шнурок, Куниэда вынул из мешка содержимое. На лицевой стороне сложенной несколько раз японской бумаги тушью было выведено: «Талисман горы Нарта». Внутри лежало что-то твердое.

Развернув бумагу, Куниэда обнаружил не табличку, которую обычно кладут в талисман, а плоский золотой кулон на тонкой цепочке. Длиной он был в один сун, шириной в половину сун и был странной формы – три соединенных треугольника.

Подняв глаза, Куниэда увидел, что рыжий мужчина с интересом смотрел на вещь в его руках.

– Ты знаешь, что это такое? – не церемонясь спросил мужчина.

– Это японский талисман. Он ваш?

Мужчина покачал головой.

– Нет, не мой. Я его нашел тут, под столом. Может, мой друг по полку обронил, он только что здесь сидел.

Куниэда удивился:

– Друг по полку? Неужели у вас в полку есть японец?

– Ну да, есть один. Если это японский талисман, тогда точно обронил он.

Куниэда снова перевел взгляд на лежащий перед ним талисман.

Что-то шевельнулось в его груди. Неужели какой-то японец действительно принимает участие в этой чужой войне чужой страны? Совершенно невозможное предположение.

– А скажите, как его зовут?

– Мы его здесь зовем Гильермо, ну а настоящего его имени я не знаю.

Гильермо. Имя было испанское. Может, он все-таки был не японец?

Куниэда подался вперед и поспешно спросил:

– Где я могу с ним встретиться? Понимаете, я тоже японец.

Рыжий мужчина сложил газету и снял ноги со стула.

– Вот как… Ну тогда давай-ка подожди здесь. Я сейчас как раз в казарму собираюсь. Увижу его – скажу, чтобы он сюда пришел. Ты сам ему талисман и верни.

Мужчина положил на стол мелочь и ушел.

Следующие десять минут ожидания показались Куниэда вечностью.

Наконец оттуда, где на площадь выходила улица. Приор, появился крепко сбитый человек.

Как и тот рыжий, он был одет в серо-зеленую форму, на голове фуражка с кисточкой, и лицо его было действительно восточного типа.

Мужчина сразу остановил взгляд на Куниэда и тяжеловатой походкой подошел к столу.

Не в силах совладать с волнением, Куниэда встал «места и поздоровался с ним.

– Здравствуйте. Меня зовут Куниэда Сэйитиро, – проговорил он, склонив голову в поклоне.

Тот небрежно кивнул в ответ.

– Добрый день. Сато. Сато Таро. Я так понял, что мой талисман у вас?

Куниэда вздохнул с облегчением. Сато Таро. Не было сомнения, что его собеседник – японец.

Протянув ему талисман, Куниэда обратился к нему с возбуждением:

– Вот он Я был настолько поражен, найдя здесь японский талисман, что захотел непременно встретиться. с его хозяином. Вы ведь из Японии, да?

Человек взял талисман, бросил на него беглый взгляд и спрятал в кармане на груди.

Затем заказал проходившему мимо бою пива.

– Я тоже никогда бы не подумал, что встречу и таком провинциальном городе японца. Мир тесен.

Человек, назвавшийся Сато Таро, сел на стул. Куниэда сел рядом.

Принесли пиво. Они чокнулись бутылками и выпили.

Сато выглядел лет на тридцать. Это был высокий человек крепкого телосложения со смуглой кожей. Нa широкоскулом лице заметно выделялись глаза, в которых читался острый и решительный ум, а тяжелый квадратный подбородок напоминал доску для игры в го. Бравый солдат, что ни говори.

Куниэда несколько оробел.

– Я слышал, вас здесь называют Гильермо.

Широкая ладонь Сато сомкнулась на бутылке.

– Это просто прозвище. Парням японское имя не запомнить. Испанскими именами здесь называют многих иностранцев, не только меня. Послушай-ка, а ты кто – студент?

– Да, меня прислали сюда учиться по линии министерства иностранных дел. Я здесь уже два года. И все-таки встретиться здесь с японским добровольцем – это совершенно невероятно.

Сато усмехнулся:

– Никакой я не доброволец. Добровольцами зовут тех, кто берется за оружие ради идеи и за нее готов отдать жизнь. Я не такой. Мне нет дела ни до фашизма, ни до коммунизма. Я просто-напросто наемник – меня интересуют только деньги.

От ироничного тона Сато Куниэда несколько растерялся. Правда это или самоуничижение?

Он продолжил разговор:

– А когда вы вступили в легион?

– В начале этой весны. В городе Сеута, в Марокко.

– Вот как. А чем вы занимались до того?

– Служил на рыболовном судне, за тунцом ходил. Куниэда кивнул:

– Понятно. Вы – моряк? Вот, значит, почему у вас так развита мускулатура. Но почему вы оставили свое ремесло?

Глаза собеседника сверкнули, и Куниэда почувствовал неловкость. Наверное, он был слишком назойлив со своими вопросами.

Сато, однако, сразу ответил:

– Так, из-за ерунды. В море у Сеуты поскандалил с капитаном, тот меня и высадил. Делать нечего, вот и продал себя в легион.

Куниэда отпил немного пива и, выдержав паузу, снова спросил:

– Но сейчас ведь началась гражданская война, и, наверное, вам приходится нелегко. Повсеместно идут бои, здесь стало опасно, так что игра наверняка не стоит свеч.

Сато рассмеялся, обнажив зубы.

– Да нет, я бы не сказал. Чем опаснее дело, тем больше выигрыш. Да и поздно мне отказываться. У меня ведь контракт на три года, уйду до срока – расстреляют как дезертира.

Куниэда скрестил руки на груди.

– Как строго у вас – нельзя уйти, пока не кончится контракт. Я-то думал, что в легионе гораздо мягче условия.

Сато покачал головой:

– Я тоже так думал, но все оказалось иначе. Дисциплина здесь построже, чем в регулярной армии. Муштруют так, что кровью рвет, а когда доходит до схватки, первым в бой посылают легион. Не выложишься – не выживешь. Нормальным людям здесь делать нечего.

– Из Японии здесь только вы?

– Я слышал, в других отрядах тоже есть человека два-три. Встречаться мне с ними не приходилось, но вроде бы кто-то есть еще.

– Да что вы говорите! Но это же поразительно – японцы взялись за оружие, чтобы участвовать в гражданской войне так далеко от родины. Если бы об этом узнали в Японии, это было бы во всех газетных заголовках.

– Бравый японский солдат добровольно взялся за ружье, чтобы воевать с коммунизмом, или что-то ироде тот, да?

Наверное. На родине сейчас набирают силу именно такие настроения.

Сато прищурил глаза, подавляя улыбку.

– Ты еще молодой. Поверь, ничего особенно возвышенного в моей службе нет. В легионе нет ни одного достойного человека. У каждого какой-то грех на душе, каждый изменил имя, спасаясь от кого-то, каждый приходит в легион, скрывая прошлое. Так что…

Куниэда покраснел – Сато правильно понял его слова как дежурную лесть. Сато и сам, наверное, был одним из тех, кто вступил в легион, чтобы скрыться от чего-то, но спросить об этом Куниэда не решился.

Сато отодвинул стул и достал из кармана брюк часы на цепочке. Взглянул на них и сказал:

– Ну вот, уже скоро перекличка. После полудня мы выступаем. Так что я пойду.

– Скажите мне напоследок, откуда вы родом, – торопливо проговорил Куниэда. – Если хотите, могу передать весточку вашим родным. Я могу связаться с Японией через Сен-Жан-де-Люс.

Сато положил на стол деньги за пиво – за них обоих – и встал.

– Родился я в Токио, но с детства был прирожденным бродягой, и с тех пор, как уехал из Японии, прошло уже много лет. У меня нет ни родного дома, ни семьи. Так что спасибо, не нужно.

Куниэда нехотя поднялся.

Ему хотелось еще о многом расспросить Сато, но тот счел разговор законченным.

Куниэда протянул ему руку:

– Мне было очень приятно с вами познакомиться. Желаю вам удачи в бою.

Сато крепко сжал ему руку.

– Спасибо. Учись на благо родной земли.

С этими словами Сато ушел в сторону улицы Приор.

Сато Таро. Гильермо.

Это имя навсегда запечатлелось в его памяти.