Как только Кен услышал выстрел, раздавшийся с большой земли, он сразу понял, что произошло. Низкий тон и мощность звука ружья поведали ему, что это не ружье Арта. Он понял, что Арт предал его и что противник перехитрил Арта. И он знал, что Арт мертв. Их охотник уже один раз дал маху с тем же Артом, второй раз он этого не сделает. Человек, способный пробурить Грэгу дырку во лбу с трехсот ярдов. Это должен быть хладнокровный и великолепный снайпер. А чтобы пробраться сюда незамеченным никем из них, перехватить ход у него и Арта именно сейчас, когда они были в состоянии наивысшего внимания, надо быть еще и знатоком леса с высочайшим знанием и опытом.
Кен стоял в небольшой рощице голубых елей у подножия утеса и чувствовал холодок у основания спины, по рукам и ногам ползли мурашки.
Интересно, сколько же времени этот ублюдок здесь околачиваться будет? Приезжал ли в прошлом году, чтобы изучить местность, хладнокровно все разведать? Теперь уже совершенно ясно, что охоту он ведет по какому-то дьявольскому методу. Как-будто каждый ход неоднократно отрепетирован. Две ночи назад, когда они баловались с Нэнси, подслушивал ли он, выжидая, пока они закончат, чтобы он мог на следующий день начать их убивать?
Здесь возможен единственный разумный ответ. Да. И был только один ответ на вопрос о том, почему он не спас Мартина, а потом Нэнси. Ему не нужны свидетели. Он ждал, с ужасающей неотвратимостью. Ждал, пока они закончат с сексом, ждал, пока убьют Мартина, пока умрет Нэнси. После этого путь для него был расчищен и он двинулся по нему. Сначала Грэг, потом Арт, все рассчитано, продумано, как адская машина.
А теперь он следующий, последний. После этого этот гад, кто он там, запланировал все вычистить, уничтожить самые мельчайшие следы того, что он сделал и исчезнуть.
Пэт, Элен и Сью, когда их мужья не вернутся домой, отправятся в полицию, и полиция прибудет на остров вертолетом вместе с лесной службой и собаками, и позже, с экспертами-криминалистами вывернут все это место наизнанку.
Но к тому времени уже пройдет снег. Единственное, что они, может быть, найдут, это какой-нибудь затерявшийся след присутствия в хижине женщины. Не будет красноречивых окурков, ни пустых гильз, ни крови, ни цепи с колодкой, ни одного листика и ни одной травинки не на месте. Резиновые лодки будут обмотаны вокруг своих тяжелых моторов, соединены вместе и сброшены в болото вместе с оставшимися телами, в том числе и его, чтобы они погрузились в бездонную тину, как и все, что когда либо было сброшено туда, за пределами досягаемости любых крюков или других инструментов, которые какой-нибудь любознательный полицейский офицер может со временем придумать.
С вершины сосны хрипло закричал ворон. Но Кен не слышал его. Время для него остановилось. Он мог только все глубже погружаться во всепоглощающую логическую ясность своего собственного жуткого видения. Ничего особенного не произошло, думал он, просто трое мужчин: Грэг, Арт и он сам, как и каждый год, отправились на охоту и бесследно пропали. Двое других тоже исчезли: Мартин Клемент и Нэнси Стиллман из Гэрп, Индиана, за сотни миль отсюда. Но никто никогда не свяжет их с Грэгом, Артом и им. Даже когда обнаружат машину Мартина.
Все было чисто, без проволочек. Он тоже должен быть убит, как Грэг и Арт, и вдобавок, он сам провел всю подготовительную работу, чтобы позволить своему убийце уйти безнаказанным. Ирония всего этого с треском вернула Кена к действительности. Внезапно он услышал ворона, увидел его над собой на суку и ощутил собственное дыхание и сердцебиение, слабый ветерок. Он очнулся и автоматически стал делать то, что по его мнению, надо было сделать. Он прошел на западную сторону острова и, держась глубоко среди деревьев, обследовал большую землю. Конечно же, не видно было никаких следов, чего-либо или кого-либо. Кен некоторое время посидел в кустах и попытался представить себе, как мог бы рассуждать убийца Арта. Он бы конечно догадался, что Арт сделает попытку смыться. Он перебрался бы на землю, либо прошлой ночью, либо пока они спускались с утеса.
Он прошел по берегу на то место, где Арт всегда убивал своих жертв, к ручью, впадавшему в озеро, прямо возле старой воловьей тропы, которая быстро и легко вывела бы Арта к железной дороге и к безопасности. Это лучшее место застрелить человека. Его почти не видно, и именно там все обычно теряют бдительность. Арт сам всегда это повторял.
Боже, было ли что-нибудь, о чем бы он не подумал?
Кен медленно вернулся через лес, очень тихо и осторожно, но только ради того, чтобы отдать дань своему положению. Он был убежден, что охотник все еще на большой земле.
Он направился к хижине. Здесь он обнаружил, что душем пользовались так же, как и его собственным бритвенным прибором. В кухне лежали грязные сковородка, кофейная чашка, тарелка, нож и вилка. И записка, гласившая всего лишь; «Благодарю. Увидимся».
Кен вынул свежую бутылку бурбона и сделал большой глоток. Именно записка сбила его больше всего остального. Кто бы там ни был, он был настолько уверен в себе, что даже не побоялся того, что Кен когда-нибудь сможет передать эту записку в полицию.
Может быть, слишком самоуверен? А не настолько ли самоуверен, чтобы его можно было заставить оступиться? Или, может, он даже сам это сделает?
Кен напряженно думал. Бороться или сбежать? Что сказал Арт, этот предательский побег? «Давай дадим ему двадцать четыре часа». Ладно, так он и сделает. Еще Арт сказал: «Он ведь не бог».
Вот именно, не бог. Он просто человек и, возможно, не разумнее, не лучше как стрелок и не более опытный Охотник, чем он сам. Ему можно дать отпор и выслеживать его, как любого другого. Возможность жизни без хлопот перевесила вариант быть постоянно в бегах, будь то в Южной Америке или где еще.
Но он не мог оставаться в хижине после темноты. Это все равно, что попасться в сеть, особенно при том, что ему необходимо выспаться.
Следовало выбраться на отмель на болоте, где они с Ар-том провели предыдущую ночь и где он, скорее всего, будет в большей безопасности, чем где-либо. Было много шансов на то, что поутру противник снова заявится в хижину. Так обычно и ведут себя слишком уверенные люди. Они забывают, что тоже могут оказаться в опасности. Как много охотников подстреливали дикую свинью или льва, упускали их, решали, что те сбежали и безрассудно возвращались на следующий день, чтобы стать жертвой нападения.
Он знал, что время у него есть. Этот человек останется на, большой земле до темноты. Так что он побрился, согрел немного воды, вымылся, приготовил себе горячую еду, переоделся, затолкал в свой рюкзак несколько одеял и запасную куртку, прочистил ружье, собрал свою флягу, оптический прицел, нож и все, что могло бы понадобиться, включая нейлоновый тент на одного человека, свернутый до размеров теннисных тапочек.
Поздно в полдень он вышел, на этот раз заперев ставни хижины изнутри и закрыв дверь на ключ, который забрал с собой. Если эта сволочь хочет войти, пусть потрудится.
Двигаясь с величайшей осторожностью, он оказался на болоте. В меркнувшем свете он различил мертвое дерево, сваленное в воду каким-то штормом. Он боком ступил на него, когда оно оказалось под водой, он продолжал двигаться по лодыжку в воде, пока оно внезапно не опустилось вниз, и он понял, что находится прямо напротив и всего в ярде от большого холма. Он удостоверился, что его ботинки крепко стоят на скользкой подвесной платформе и прыгнул в темноту. Приземлился он растянувшись, но зато сухой и невредимый. Потом он подождал. В окружающем лесу был слышен только слабый шепот ночного ветра. Но он продолжал ждать и прислушиваться еще минут двадцать, пока не уверился совершенно. После этого тихонько развернул свой тент и закрепил его колышками. Потом так уложил болотную траву и камыши, что ее не могло быть видно ни под каким углом и забрался под тент.
Никто бы не смог напасть на него в темноте, если даже зажег бы свет. Даже если было известно, где он находится, что на девяносто процентов маловероятно. Прошлой ночью они с Артом заровняли отпечатки своих тел, где трава была примята. Если кто-нибудь хочет добраться до него сегодня ночью, то придется добираться на лодке, или с помощью палки, в обоих случаях он услышит. Он в безопасности. И Кен впал в тяжелый сон.
Ближе к рассвету ему приснилась Элен. Она выследила и сердито накинулась на него. Лицо ее стало острым и уродливым, похожее на крысу, зубы выставились, глаза стали маленькими. Она что-то бормотала, какую-то ничего незначащую белиберду, становясь все более и более похожей на крысу, прыгнула на Грэга, который был здесь же и начала яростно копулировать. Грэг завопил, и внезапно послышался звук отдаленного выстрела. Между глаз у Грэга появилась маленькая дырочка.
Проснулся, сердце его колотилось. Уже пробивался слабенький свет. С западной стороны острова вороны производили страшный шум. Ночь кончилась.
Он быстро свернул тент. Было ли их двое? Может быть, один пристрелил другого? Было ли это случайностью? Пошел ли их охотник против незваных гостей?
Или это был еще один ход в психологической атаке? Согнать его с постели, ударить по его нервам, пока он еще спит?
Он запаковал и спрятал свой рюкзак в траве и осторожно выбрался из болота. Пошел он вдоль берега. Пока он добрался до причальной площадки, откуда мог видеть хижину, будучи в безопасности, день уже вступил в свои полные права.
Небо снова было серым, тучи спустились ниже, потемнели, был небольшой ветер, Широко распахнутая дверь хижины то открывалась то закрывалась. Охотник вскрыл или взломал замок. Там ли он сейчас?
Кен прижимаясь к земле, подполз поближе, Он был уже в полосе кустарника, лежащей между хижиной и лесопилкой. Он не останавливался, пока не стало слышно, что ветер в очередной раз хлопнул дверью.
Неожиданно он сообразил. Так вот откуда выстрел. Выбивался дверной замок. Он видел, его весь раздробленный. Он ждал. На крыльце беззаботно расселись птички, поклевывая какие-то крошки. Но это ничего не значило. Он мог сидеть далеко от двери, во мраке спальни, например. Кен подумал: ты приперся в надежде застать его врасплох, но он еще раз опередил тебя. И он выругался, закусив губу, и стал вырабатывать план. Как повернуть ловушку в доме против врага? Это же не война? Вызвать артиллерию он не мог.
В этот момент из хижины уверенно и громко заговорил голос:
— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется пора перейти к делу перестать бродить вокруг да около. Помнишь, тогда в колледже, Элис Ренник? Ну так я тот парень, за которого ее заставили выйти.
Голос умолк. Кен поборол невольный импульс встать и слушать. А голос продолжал без всякой угрозы, совершенно бесстрастно. Кто бы это ни был, он не боялся ничего.
— Естественно, я думал, что ребенок, родившийся у нас, мой. Когда мы узнали, что он безнадежно слабоумный, Элис оказалась не в состоянии перенести свою вину в этом, и ее ум начал потихоньку сдавать, пока несколько лет назад она не покончили с собой. Мне долго пришлось ждать, пока наступит ваш черед. Твой, Грэга и Арта. Голос непринужденно рассмеялся. От таких ублюдков, как вы трое, не избавишься так просто, да чтобы еще самому остаться прикрытым. Мне пришлось перебраться в ваш район из другого штата, познакомиться с вами лично, изучить вашу жизнь и привычки.
В правой руке Кена резанула боль. Он до того сжал ружье, что руку свело судорогой. Какого черта, кто это? Элис Ренник была много лет назад. И они же не убили ее. Конечно, групповой секс был не для нее. Она пыталась предъявить иск, но ушла ни с чем. Этот парень — просто псих. Ведь не убивают же только из-за того, что вдруг узнают, что твою жену когда-то, до того как ты был женат на ней, пропустили через группочку.
Голос продолжал:
— Наконец, в прошлом году я прослышал про ваши охотничьи развлечения. Я последовал за вами сюда и видел вас с этим парнем-блондином и девушкой. И обнаружил, что вы все еще занимаетесь тем же самым. Вновь то же, что и с Элис. С охотой, как с дополнительным удовольствием, — Просто никак не можете прожить без этого, да?
Кен почувствовал, что с его губ снова готов сорваться крик: «Мы же не убивали Элис — она сама убила себя!». Но он остался нем.
Что-то было в этом голосе, что он припоминал. Что-то раздражающе знакомое. Он слышал его и раньше. Когда? Недавно?
Голос говорил спокойно, словно беседуя:
— Смешно, не правда ли? Самый первый раз, вы только за него и вляпались, — голос сделал паузу. Потом сказал: — А сейчас и ты умрешь за это, как Грэг и Арт. Я прикончу тебя, — и он замолк.
Порыв ветра захлопнул дверь. Птичка сорвалась и улетела. Другой порыв, дверь раскрылась. Кен ощутил этот ветер нижней частью спины, где он весь покрылся потом. Вот теперь он знает причину. И он там, в темноте хижины, тот, кто говорит.
Неожиданно голос начал вновь:
— Доброе утро, Кен. Это конец пути, я думаю. Выстрел был мой. Мне кажется, пора нам перейти к делу и перестать бродить вокруг да около. Помнишь, тогда в колледже Элис Ренник?
Кен понял что это запись. Где-то в темноте хижины, говорил магнитофон. Магнитофон, которым воспользовались, чтобы отвлечь от самого человека.
Боже всемогущий, но где же сам охотник?
Здесь. Прямо за ним. Некто, приставивший ружье к его затылку. Всхлипывание вырвалось у Кена бесконтрольно. Он резко развернулся.
— Нет!
Позади никого не было, ни человека, ни ружья, только прикосновение обломанной ветки.
Голос из хижины продолжал свой монолог, почти дружелюбно.
— Мне долго пришлось ждать, пока наступит ваш черед, твой, Грэга и Арта. От таких ублюдков, как вы трое, не избавишься так просто…
Прочь, вот и все. Не задумываясь. Не давай ему времени появиться. Просто сматывайся.
Кен начал быстро двигаться, пытаясь держаться пониже и вертеть головой. На него могут напасть в любую минуту, из любого места, А он лежал там, как бойскаут, слушая, пока его охотник пользовался временем, чтобы установить и подготовить ловушку. Чертов придурок! Идиот!
Но где же он, черт подери?
Он дошел до озера и остановился. Слов уже нельзя было разобрать, но он еще слышал записанный голос, изредка уносимый порывами ветра, ворошившего листьями и потрескивающего холодными-голыми ветками.
Но где же он сам?
Внутри хижины? За ней? Через опушку, в кустах? Снова на вершине утеса?
Ладно. В эту игру могут играть двое. И вызывающая железная решимость унесла прочь леденящий страх. С огромной осторожностью он пополз назад через кустарник, к лесопилке.
Когда он достиг самой ближайшей к восточной стороне лесопилки точки, он задержался, оглядываясь назад, чтобы удостовериться, что за ним не следуют. Потом он набрал дыхания, поднялся и побежал.
— Не было ни треска ружейного выстрела, ни острой боли, ни гигантской руки в виде пули, которая протянулась бы, чтобы свалить его с ног. Чудом он добежал до лесопилки и прижался к земле возле грубого камня ее фундамента. Ему просто не верилось: он оказался прав. Никто не нападал на него здесь. Он в безопасности. По крайней мере, на какое-то время.
Он приложился глазом к щели в потрепанной деревянной стенке присматриваясь к внутренностям лесопилки. Он ничего не увидел. Только плоское пространство прогнившего пола и в дальнем углу темный силуэт давно безжизненного ржавого парового механизма.
Там он и хотел находиться, позади, среди этого железа, где он сможет ждать и присматриваться. Где он имел бы маленькую крепость, которую мог бы время от времени покидать, чтобы обследовать прилегающие пустыри и потом возвращаться.
А на ночь, может быть, вниз, в машинную комнату, куда всегда забирались девчонки. Крыс он вполне мог перенести.
Он попробовал ближайшую от себя планку в стене, просто средних усилий проверочный рывок. Сломать можно, но треск выдаст его. Придется обойти до ближайшей двери, которая находилась с северной стороны.
Все в порядке. Он знал лесопилку и знал остров, каждый дюйм и одного и другого. Это оружие, которого не имел его мучитель. Он продолжал цепляться за землю, одним глазом постоянно посматривая на кусты через опушку. Подобравшись к северо-восточному углу, он снова осмотрел внутренности. Лесопилка оставалась тиха и пуста. Он приподнялся и, пригнувшись, обошел угол, с ружьем наготове. Если там есть кто-нибудь, он первый получит свою пулю.
И двигаясь, и думая об этом, он вдруг выстрелил, потому что все-таки там кто-то оказался.