Лорд и леди Баттен прибыли первыми. Они радостно приветствовали дам с Гросвенор-сквер. Для каждой у них нашлось ободряющее слово.

– Я не верю слухам, – проворчал на ухо Блу лорд Баттен. – Но если бы они вдруг оказались правдой, то уверен, этот осел Хамфершир наверняка сам дал вам повод.

– Это правда. Он дал повод, и я его проучила, – прошептала Блу в ответ. Ей нравился лорд Баттен, нравились его прямота и грубоватая манера выражаться. В лице и осанке этого человека было что-то напоминающее о Бо Билли Моргане. – Попомните мои слова, милорд, Хамферширу нельзя доверять. Он самый настоящий мерзкий ублюдок.

Лорд Баттен рассмеялся и поднес к губам пальцы Блу.

– Это точно, мисс Морган. Вы не первая, кто об этом говорит, и, боюсь, не последняя.

Следующим гостем оказался Томас.

– Вся площадь забита экипажами, – заверил он дам. Услышав это, Кэтрин заметно приободрилась. Герцог же весело улыбнулся и добавил: – Такое событие никто не пропустит. – Он подмигнул Сесил и поднес к губам унизанные перстнями пальцы тетушки Трембл.

Когда Томас остановился напротив Блу, она почувствовала, что не в состоянии вымолвить ни слова. Герцог выглядел великолепно в зимнем бархатном камзоле и облегающих замшевых бриджах. Каждый раз, встречая Томаса, Блузетт неизменно восторгалась его высоким ростом и широкими плечами, восторгалась так, будто видела впервые. И каждый раз она приходила в волнение при виде его чувственных губ и проницательных серых глаз. Глядя же на него сейчас, она испытала непреодолимое желание прикоснуться к его мокрым от снега волосам…

Когда Томас поднес к губам ее руку и Блу почувствовала щекочущее прикосновение его усов, она не смогла подавить вздох и едва устояла на ногах. И еще ей показалось, что герцог задержал ее руку в своей чуть дольше обычного. Впрочем, она не была в этом уверена, потому что в присутствии Томаса время останавливалось.

Тут герцог наконец-то отступил в сторону и передал свой плащ мистеру Апплу. В дверях уже толпились гости, и Блу принялась делать реверансы, протягивать руку для поцелуя и с улыбкой отвечать на приветствия. Да-да, она улыбалась тем, кто еще вчера ее осуждал.

Весь лондонский свет принял приглашение леди Кэтрин, и было очевидно, что репутация дам с Гросвенор-сквер спасена. Как и предполагала Блузетт, леди Питер тоже приехала. Разумеется, она понимала, что ее заманили в ловушку, однако у нее не было выбора. А вот лорд Хамфершир не явился, и его поступок вызвал всеобщее порицание.

– Мы спасены, – радостно защебетала тетушка Трембл, когда все приглашенные собрались. Она выглянула за дверь и просияла, увидев запруженную экипажами площадь. – Месье, проследите, пожалуйста, чтобы мистер Берне успел подать грумам и кучерам горячий шоколад и пироги с мясом до полуночи. Сегодня холодно и довольно сыро. Я бы не хотела, чтобы об этом узнала леди Кэтрин, но мне кажется, в шоколад следует добавить немного джина.

Месье улыбнулся и отвесил поклон.

– Ее светлость уже распорядилась сделать это, мадам.

– В самом деле? – Накладные брови тетушки Трембл приподнялись. – Что ж, вот и славно. Это мне только кажется, Месье, или Кэтрин в самом деле становится человечнее? Джин для кучеров! Представляю, что она сказала бы на это раньше… Да она просто рассмеялась бы мне в лицо.

Месье снова улыбнулся, тетушка Трембл вдруг спросила:

– Скажите, а вы танцуете?

Маленький француз в изумлении уставился на собеседницу:

– Мадам, это приглашение?

– Да, приглашение, – решительно заявила Трембл. – Так что же вы ответите, Месье?

– Но ведь разразится настоящий скандал, мадам. Леди Кэтрин никогда нам этого не простит!

– Глупости! Ничего страшного не произойдет. – Пожилая дама бросила взгляд в сторону бального зала и добавила: – В конце концов, я имею полное право на свой собственный скандал! Да, я хочу скандала. Я требую. – Взяв Месье за руку, она потащила его к двери бального зала. – Если ко мне вдруг вернется здравый смысл и я лишусь чувств, оттого что танцую со слугой, пожалуйста, не дайте мне упасть на пол. Поддержите меня и доведите игру до конца. Это приказ, Месье. Вы меня слышите?

Глядя на тетушку Трембл во все глаза, маленький француз в растерянности кивнул:

– Да, слышу, миледи. Но скажите, вы уверены, что…

Трембл пристально посмотрела на Месье.

– Если бы вы не были французом, Месье… и будь я в своей прежней форме, уж я бы показала им, что такое настоящий скандал! – К восторгу Месье, пожилая леди захлопала крашеными ресницами, что в былые времена означало бы приглашение к отчаянному флирту.

– К вашим услугам, мадам, – ответил галантный француз. – Полагаю, вы и сейчас в прекрасной форме.

– Вы мне льстите! – воскликнула тетушка Трембл, увлекая своего кавалера в бальный зал. – Ох, Месье… – взволнованно прошептала она. – Вы слышите это шушуканье? Видите, как таращится на нас герцогиня? Какая прелесть!

Блу не пропустила ни одного танца. Ее ноги гудели от усталости, а губы словно одеревенели от постоянной улыбки. Но девушка высоко держала голову и тщательно следила за своими манерами, стараясь вести себя безупречно. В этот день никак нельзя было допустить ни малейшего промаха – ведь за него мигом бы уцепились недоброжелатели.

Успех бала превзошел самые смелые ожидания. Если бы Блу собственными глазами не видела доказательств этому, ей достаточно было бы посмотреть на Сесил или леди Кэтрин. Они сияли, наслаждаясь победой, и даже вызывающий поступок тетушки Трембл не смог омрачить их триумфа.

Что же до нее самой… здесь все было далеко не так просто. Блу могла думать лишь об одном человеке. Она улыбалась в ответ на взгляды сэра Лорена, но видела перед собой лицо только Томаса. Для него одного она грациозно двигалась в тайце, для него улыбалась и делала изящные реверансы. Блу и сама не могла бы сказать, как и когда это произошло, но Томас занимал все ее мысли.

– Простите, – прошептала она, замедляя шаг и спотыкаясь.

– Это моя вина, – возразил сэр Лорен Баттерси.

Когда закончился танец, Блу поспешила выскользнуть из бального зала. Обмахивая веером пылающее лицо, она прошла через двойные двери и шагнула на затемненную террасу.

Снегопад уже прекратился. Бледный свет луны пробивался сквозь темные облака и скользил по тонким веткам деревьев в саду. Тронутые инеем ветви искрились и сверкали в лунных лучах. Морозный ночной воздух обдавал холодом лицо и грудь девушки. Блу бросило в дрожь, английская зима внушала ей отвращение. Неужели когда-нибудь ее горячая кровь станет такой же холодной, как у жительниц Лондона?

– Блу…

Услышав знакомый голос, девушка резко повернулась и заметила тень у самого края террасы. Горящий кончик сигары светился в темноте. Томас стоял, прислонившись к стене. Его фигура была отчетливо видна в тусклом свете луны.

Здравый смысл подсказывал Блу, что ей следует немедленно уйти. Она избегала, оставаться с Томасом наедине долгие недели. И у нее имелись на то веские причины. «Уходи, – сказала она себе. – Немедленно возвращайся в бальный зал».

Но ноги не желали ей повиноваться, и Блу помимо своей воли сделала шаг к Томасу. Он тотчас же отделился от стены и бросил сигару в темноту сада. Зажженный конец сигары описал в воздухе огненную дугу. Внезапно Блу поняла, что оказалась на террасе вовсе не случайно. Духота в бальном зале послужила лишь поводом, которым она поспешила воспользоваться. На самом же деле она заметила, как Томас вышел на свежий воздух, и последовала за ним.

– Ох, Томас, – прошептала Блу, останавливаясь перед Герцогом. В ее голосе звучало отчаяние. Подняв голову, она посмотрела ему в глаза. Ее терзала боль неутоленного желания. – Ох, Томас…

– Блу, я не могу смотреть, как ты танцуешь в объятиях другого мужчины. Это просто невыносимо, – проговорил он хриплым от волнения голосом.

Было время, когда она с радостью воспользовалась бы этим признанием, чтобы посмеяться над Томасом. Но время мщения давно миновало, и они оба это знали. Блу закрыла глаза и прошептала:

– Я живу одной лишь надеждой, что следующий танец будет твоим.

– Я думаю о тебе постоянно, каждую секунду.

– А я каждый день засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе, Томас.

Он закрыл лицо ладонями.

– Иногда я думаю, что если не смогу быть с тобой, то просто сойду с ума.

– О Господи, Томас. – Положив дрожащие руки ему на плечи, Блу прошептала: – Что же нам делать?

В следующее мгновение Томас крепко обнял ее, и она услышала, как он тихонько застонал. Теперь уже никакая сила на свете не смогла бы заставить Блу оторваться от Томаса. Именно здесь, в его объятиях, она могла снова стать самой собой. Да, именно здесь, а не на Морганз-Маунд.

Когда он взял ее за подбородок и заставил поднять голову, Блу посмотрела ему в глаза и подставила губы для поцелуя. У нее не было сил сопротивляться. Его страстный поцелуй заставил ее затрепетать от желания. Она сжала ладонями лицо Томаса, затем взяла его за плечи, привлекая к себе. Ей хотелось прижаться к нему как можно крепче, хотелось ощутить тепло его тела и слиться с ним воедино.

В эти минуты Блу уже не слышала музыки, раскатов смеха и гула голосов. Ночной холод отступил. Во всей вселенной существовали лишь они одни. Все остальное исчезло, растаяло. Наконец поцелуй их прервался, и Блу прильнула к Томасу, обвивая руками его шею.

Внезапно послышался сдавленный стон, и девушка резко обернулась. Дверь в бальный зал была распахнута, и на пороге террасы стояла Кэтрин.

– Блузетт, как ты могла?! – Леди Паджет задыхалась от гнева. Глядя на дочь широко раскрытыми глазами, она судорожно хватала ртом воздух. – Я должна немедленно с тобой поговорить. У меня в комнате. – Кэтрин повернулась, взметнув облако розового шелка, и исчезла.

– О Господи! – воскликнул Томас. – Подожди здесь, Блузетт.

– Нет, Томас. – Блу закусила губу и разгладила юбки. Она все еще чувствовала вкус поцелуя на губах, но ночной холод уже давал себя знать. – Я поговорю с леди Кэтрин сама.

– Это я во всем виноват.

– Томас, пожалуйста… – Блу коснулась пальцами его щеки. – Я знаю, будет лучше, если я встречусь с ней одна. Я настаиваю. – Тяжко вздохнув, Блу добавила: – И пусть она винит во всем только меня. Так будет лучше для всех.

– Нет, я намерен расторгнуть помолвку.

Блу с нежностью посмотрела на Томаса. Она желала его всем сердцем.

– Разве ты можешь так поступить? Разве мы можем так ранить Сесил?

Томас глухо застонал.

– Блу, я люблю ее… как сестру. Понимаешь? И будет ужасно, если я причиню ей боль.

– Я тоже ее люблю. – Блу бросила взгляд в сторону освещенного бального зала. – Пусть леди Кэтрин думает, что во всем виновата лишь я одна. А Сесил никогда не узнает, что здесь только что произошло.

Прежде чем Томас успел возразить, Блузетт подхватила юбки и бросилась к дверям. Ворвавшись в бальный зал, она едва не опрокинула кресло сестры.

– Извини меня, Сесил, – бросила она, чувствуя, как горят ее щеки.

Сесил посмотрела на нее с удивлением:

– Что происходит, Блузетт? Сначала выбежала мама, как будто за ней гнались злые духи, а теперь ты. – Девушка перевела взгляд на дверь, ведущую на террасу. – А где Эдвард?

Блу не стала ждать появления Томаса. Кивая и улыбаясь, она начала медленно пробираться между танцующими парами, пока не достигла холла. Теперь ей предстояло подняться по лестнице, но ноги как будто налились свинцом и отказывались повиноваться. Собравшись с духом, девушка подхватила юбки и начала подниматься по ступенькам. Ее ждал трудный разговор.

– Как ты могла?! – воскликнула леди Кэтрин, когда Блу переступила порог ее комнаты. – Вот как ты отплатила мне за гостеприимство? Ты предала мою дочь! – Голубые глаза Кэтрин потемнели от гнева и казались почти черными. – Как ты могла так поступить с ней? Ты ведь можешь заполучить любого мужчину, какого только захочешь! Они все бегут за тобой, высунув языки! – Леди Паджет всплеснула руками. – А что остается Сесил? У нее есть только Эдвард! Он для нее – все. Если ты отнимешь его, она останется одна!

Блу судорожно сглотнула.

– Я никогда не собиралась отнимать его светлость у Сесил, – ответила она, стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.

– Ты лжешь! Как у тебя хватает бесстыдства отрицать то, что я видела своими глазами?! Ты бросилась ему на грудь. И ты целовала его. Я все видела!

– Я признаю, что поцеловала его. Но клянусь, это было временное помрачение. Подобное никогда больше не повторится.

– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила? Этого вообще не должно было случиться! Но ты ведь привыкла всегда получать то, что тебе хочется! И ты не приучена думать ни о ком, кроме себя! Я знаю, ты возьмешь то, что пожелаешь, Блузетт. Ты ни с кем не станешь считаться.

Глубоко уязвленная, Блу вскинула подбородок. Ее взгляд стал жестким и колючим.

– Возможно, я действительно переступила черту. А вы думали о ком-либо, кроме себя, когда бросили меня? Вы думали о тех трудностях, с которыми столкнулся мой отец, в одиночку воспитывая дочь? Вы подумали о том, как изменится его жизнь? Вы хоть когда-нибудь думали обо мне? Вы думали, во что превратится моя жизнь, когда поступали так, как вам хотелось? Нет. Вы просто жили в свое удовольствие!

– И не было дня, чтобы я не пожалела о своем выборе! Если я и говорила тебе что-то другое, то исключительно из гордости. Тебе не приходило в голову, что я сотни раз вновь и вновь перебирала в памяти эти часы? Да, я жестоко терзалась, вспоминая тот день, когда покинула Морганз-Маунд и оставила вас с Уильямом.

– Ложь! Вы заботились только о своем положении в обществе! О вашей драгоценной репутации!

Леди Паджет сокрушенно качала головой.

– Даже теперь, когда после твоего приезда прошло столько времени и столько всего успело произойти, ты по-прежнему отказываешься признать, что доброе имя и честь – это единственное, что есть у человека.

– Я признаю это. Но ваше представление о чести сильно расходится с моим. Мы с вами как будто живем в разных мирах. Ваша бесценная репутация – всего лишь тонкая ледяная корка на поверхности грязного пруда!

– И ты собираешься терзать меня из-за этого до конца моих дней?

– Нет, миледи. Это вы меня терзаете. Вы не можете простить мне, что я вообще существую!

Мать и дочь тяжело дышали. Их лица покраснели от гнева и стыда. Блу случайно бросила взгляд в зеркало и поразилась – насколько заметным стало в этот миг их с матерью сходство. Видеть это было невыносимо.

Кусая губы, Блу подхватила юбки и выбежала из комнаты. Она готова была брести куда глаза глядят, лишь бы не видеть больше перед собой леди Кэтрин. Больше всего на свете ей сейчас хотелось стать невесомой, чтобы ночной ветер подхватил ее и унес высоко в небо, подальше от Гросвенор-сквер.

Воспользовавшись черным ходом для прислуги, она спустилась по винтовой лестнице, толкнула дверь и выбежала в сад. Пробежав по освещенным луной дорожкам, Блу пересекла розарий, обогнула изгородь и оказалась у конюшен. Здесь было непривычно тихо. Конюхи и их помощники ужинали во дворе вместе с кучерами и грумами. Блу направилась к темным денникам. Что ж, она оседлает лошадь сама. Она много раз видела, как это делается.

Блузетт уже нашла седло и взялась за луку, когда вдруг услышала голос Томаса, окликнувшего ее по имени. Девушка вздрогнула и закрыла лицо ладонями. Из ее горла вырвались рыдания.

– Ох, Томас, она меня ненавидит.

– Нет, Блу, ты ошибаешься. – Томас обнял девушку и прижал к груди. – Она боится за будущее Сесил.

Блу всхлипнула. Плечи ее поникли.

– Что ж, она права. Сесил прикована к креслу, и если ты…

Чуть отстранившись от девушки, Томас принялся осушать ее слезы поцелуями. Но вскоре невинная ласка превратилась в страстные объятия. Дрожь охватила их обоих. Они недолго противились искушению – вскоре их губы слились в поцелуе. Так мотылек летит на пламя свечи, летит навстречу неизбежности. Страсть пересилила осторожность и доводы рассудка.

Внезапно Блу почувствовала, что колени ее подогнулись, и она наверняка упала бы, если бы Томас не подхватил ее на руки. Он отнес девушку в затененный угол чистого пустого денника и уложил на солому. Блузетт сознавала, что происходит с ними обоими, но она была не в состоянии остановить Томаса. Это было невозможно, как невозможно повернуть вспять реку или остановить ее течение. В глубине души Блу хотела, чтобы это произошло.

– Да, – шептала она, касаясь губами его приоткрытых губ. – Да, да, да! – Казалось, слова рвались из самого ее сердца.

– Блузетт, красавица моя! – Ладони Томаса легли на полную округлую грудь девушки, и из его горла вырвался хриплый стон. – Господи, твоя кожа мягче шелка. Твое дыхание ароматнее любых духов.

Горячие губы Томаса нашли губы Блу, и у нее перехватило дыхание. Она не помнила, как и когда это произошло, но в какой-то момент вдруг оказалось, что оба они лежат обнаженные. И Томас был великолепен в своей наготе. Именно таким она и представляла его великое множество раз, когда бессонными ночами мечтала о нем. Не в силах скрыть восхищения, Блу провела дрожащими пальцами по плечам и по груди Томаса. Когда же ее пальцы сомкнулись вокруг его восставшей плоти, она, изумленная, прошептала:

– На ощупь… похоже на бархат, только гораздо тверже. Удивительно… Я не знала…

Тут Томас уложил девушку на спину и принялся покрывать поцелуями ее груди.

– О, Томас! – Блу громко застонала и вцепилась в его плечи. – Я этого не вынесу. Ради Бога! Пожалуйста! – Она привлекла его к себе, ища губами его губы.

Пальцы Томаса скользнули к темному треугольнику между бедер девушки, и она тотчас же раздвинула ноги. А потом… потом Блузетт вскрикнула, как будто ее вдруг пронзила острая боль.

– Любовь моя, я сделал тебе больно?

– Это не больнее, чем когда обдерешь коленку, – прошептала она, глядя ему в глаза. – Не останавливайся.

Боль быстро отступила. Сладкая и желанная, она была лишь прелюдией к ночной фуге любви. Нараставшее чувство пустоты внезапно исчезло, и теперь они с Томасом стали одним целым. Блу тихонько застонала. Ее переполняли радость и удивление. Она смотрела на Томаса с восторгом и любовью. Но уже в следующий миг все мысли улетучились – Блузетт погрузилась в новые, неведомые ей прежде ощущения.

– О, Томас!.. – выдохнула она. – Что это?.. Нет-нет, не останавливайся… Но что же это со мной?

Их с Томасом тела сливались воедино, переплетались, растворялись в пульсирующем раскаленном пространстве. На какое-то мгновение вселенная словно сжалась, чтобы потом взорваться множеством огненных всполохов. Это было похоже на взрыв звезды. Блу замерла, хватая ртом воздух. Вцепившись в Томаса, она закрыла глаза и снова застонала. Волны наслаждения вздымались и опадали, увлекая ее тело в стремительный водоворот.

Когда все закончилось, Блу откинулась на солому, глядя в смеющиеся глаза Томаса с изумлением и нежностью.

– Я хочу еще, – прошептала она, как только смогла заговорить. – Ох, Томас, это было прекрасно! Пожалуйста, сделай так еще!

Тихонько смеясь, он отвел темные локоны со щеки девушки и нежно поцеловал ее в губы.

– Милая Блу, мужчине требуется немного времени, чтобы восстановить силы. Тебе придется чуть-чуть подождать.

– О, мне так понравилось! Скажи, а тебе было хорошо со мной? Мне кажется, что да. У меня хорошо получается? Правда? – От волнения Блу совсем забыла о хороших манерах.

Томас снова рассмеялся.

– Моя милая дикарка, ты была просто изумительна.

С облегчением вздохнув, Блу обвила руками шею Томаса и уткнулась носом ему в грудь.

– Ох, Томас, мне так нравится твой запах! И вкус! Когда ты прикасаешься ко мне, я теряю рассудок. Больше всего на свете я хочу быть с тобой. Я люблю тебя. Я умру, если ты меня не любишь!

– Я люблю тебя, Блу. – Он так крепко обнял ее, что девушка не выдержала, рассмеялась и попросила пощады. – Теперь, когда я с тобой, я больше никуда тебя не отпущу.

– Тебе и не нужно… – Блу внезапно замолчала, прикрыла рот ладонью и приподнялась. – Сесил! О Господи!

Теперь предательство было полным. В своем страстном ослеплении, увлеченные друг другом, они совсем забыли о Сесил. Блу бросила виноватый взгляд на Томаса. Какое-то время они внимательно смотрели друг на друга, потом Томас нежно поцеловал ее в губы и поднялся на ноги. Они молча оделись.

Вынимая соломинки из волос и поправляя шпильки, Блу вспоминала обвинения леди Кэтрин. Все, что та говорила, было правдой. Она, Блузетт, привыкла всегда брать то, что хочет. Так было заведено на Морганз-Маунд, и Блу с детства усвоила этот урок.

Внезапно девушка поняла, что ей предстоит совершить первый в жизни действительно бескорыстный поступок и что это будет мучительно больно. Одна любовь вступила в противоборство с другой, и в этой схватке мог быть только один победитель. Горло Блу болезненно сжалось.

– Это не должно повториться, – прошептала она.

– Проклятие! – Томас с силой ударил кулаком по стене денника, потом отрешенно кивнул. – Да, это не должно повториться. – Внезапно он поднял голову и с отчаянием в глазах посмотрел на Блузетт. – Я себя презираю из-за того, что оскорбил Сесил. – Заметив, что девушка вздрогнула, как от удара, он тихо добавил: – Но видит Бог, Блу, я ни о чем не жалею. Я люблю тебя.

– А я люблю тебя, – прошептала она. Подхватив юбки, девушка побежала к дверям конюшни. Ей не хотелось, чтобы Томас видел, как она страдает. Прежде чем уйти, Блу остановилась и, обернувшись, бросила последний взгляд на Герцога. – Томас, благодарю тебя от всего сердца за то, что ты подарил мне эти счастливые мгновения. Я всегда буду помнить о них.

Холодный ветер обрушился на Блу, стоило ей выбежать из конюшни. Спеша укрыться от яркого света, струившегося из окон и дверей, девушка снова свернула к черному ходу, взбежала по лестнице и пробралась к себе в комнату. Стуча зубами от холода, она опустилась на колени перед зажженным камином и, прикрыв ладонями лицо, расплакалась.

– Эдвард! – Сесил коснулась руки герцога и с беспокойством посмотрели на него. – Где ты был? Куда все исчезли? – Девушка нахмурилась. – Ты видел Блу? Гости уже начали разъезжаться. Они спрашивают о маме и о Блузетт, но их нигде нет.

Терзаемый угрызениями совести, Томас на мгновение закрыл глаза, и его лицо исказилось. О, Сесил… Добрая и нежная, доверчивая и благородная, она достойна лучшего мужа, чем он. Она заслуживает того, чтобы ее любили так же, как он любит Блу.

Да, он действительно любил Блузетт Морган. Любил это дикое и непостижимое создание, способное очаровывать и покорять, бесить и доводить до исступления. Она была чудом, увлекательной и захватывающей загадкой. Мужчине не хватит и жизни, чтобы ее разгадать.

– Эдвард!.. – Сесил пристально смотрела на него, и ее глаза светились нежностью. – Ты не заболел? Ты выглядишь… Я не вполне уверена, но ты выглядишь очень странно. Сегодня ты сам на себя не похож.

Томас поклонился и поднес к губам пальцы Сесил.

– Прости меня, дорогая, но мне нужно идти. – Он подал знак мистеру Апплу, чтобы тот принес его плащ и шляпу.

– Но, Эдвард, мы едва успели обменяться несколькими фразами за весь вечер. Тебе в самом деле нужно идти? Я надеялась, что ты останешься, когда все разъедутся. Я заказала шампанское, чтобы мы смогли в узком кругу отпраздновать нашу победу.

Томас вывез кресло Сесил в отделанный черно-белыми изразцами холл – здесь тетушка Трембл прощалась с последними гостями. Взяв плед из рук мистера Алпла, герцог заботливо укрыл им неподвижные ноги Сесил.

– Здесь очень холодно, дорогая. Дует от двери. – Томас выпрямился и бросил тоскливый взгляд в сторону галереи. Там, в своей комнате наверху, была Блузетт. Затем он поднес к губам руку тетушки Трембл, почтительно поцеловал ее тонкие пальцы и шагнул в предрассветный морозный туман.

Сесил проводила его взглядом и в задумчивости пробормотала:

– Не понимаю, что с ним произошло.

– А я не понимаю, что в последнее время творится с Кэтрин, – проворчала Трембл, кутаясь в бархатную накидку. – Исчезнуть и бросить всех гостей – это совсем на нее не похоже. Доброй ночи, миледи. До свидания, ваша светлость. – Проводив лорда и леди Миттенли, она вздохнула с облегчением. – Кажется, это последние гости.

– Прости, тетя, ты что-то сказала? – спросила Сесил.

– Я говорю, что все ведут себя сегодня очень странно. – Тетушка Трембл выплюнула на ладонь пробковые шарики и зевнула. – Казалось бы, Кэтрин и Блузетт должны находиться здесь, чтобы насладиться сполна нашим триумфом, а их почему-то не видно. Я этого не понимаю. И Эдвард… Почему Эдвард так торопился нас покинуть?

– Хочешь немного шампанского, тетя? Мы могли бы отпраздновать победу.

– Без Кэтрин, Эдварда и Блузетт? Знаешь, дорогая, я, пожалуй, пойду сейчас спать. Если не возражаешь, отложим шампанское до лучших времен.

– Что ж, хорошо, – кивнула Сесил. В этот момент в холл спустился Моутон, чтобы отнести девушку наверх. – Я тоже предпочитаю подождать.

– Пожалуйста, не смотрите на меня, – пробормотала пожилая леди, поспешно отворачиваясь от Моутона. – Я слишком измучена, чтобы падать в обморок.

– Вряд ли это имеет смысл, тетя, – сказала Сесил, впервые за весь вечер улыбнувшись совершенно искренне.

Моутон отнес девушку на второй этаж и отправился в холл за креслом. Дожидаясь его, Сесил думала о матери, отказавшейся попрощаться с гостями, а также о странном исчезновении Блузетт и долгом отсутствии Эдварда, за которым последовал его поспешный отъезд. Вскоре Моутон вернулся и подкатил к Сесил ее кресло. Девушке показалось, что он слишком уж мрачен, и она спросила:

– Что-то случилось, Моутон?

Черный великан в смущении отвел взгляд и сделал вид, что не слышал вопроса. Сесил нахмурилась. Поведение Моутона лишь усилило ее тревогу. Должно быть, случилось что-то ужасное.