– Тебе понравился Герцог?

– Если этот парень – Герцог, то да. – Блу снова вздохнула. Бо Билли пожал плечами и ухмыльнулся, бросив взгляд на Моутона; тот же бесстрастно наблюдал за приближающимся кораблем.

– Что ж, Малышка, ты наконец нашла парня по себе, а? Желаю удачи, девочка. Может, мне пора приодеться, чтобы отметить такое событие? – Отец явно подтрунивал над ней.

В особо торжественных случаях Бо Билли носил черную повязку на глазу – это была единственная уступка формальностям, которую он себе позволял. В повязке не было необходимости – оба его глаза были абсолютно здоровы и видели одинаково зорко, – но Бо Билли искренне верил, что повязка придает его облику значительность и поддерживает его авторитет. Кроме того, черный лоскут помогал скрыть тот факт, что бывший пират – на редкость красивый мужчина, что в начале его карьеры считалось едва ли не недостатком. Тогда ему приходилось носить повязку гораздо чаще, чем теперь. Однако в последние годы отец Блу надевал повязку лишь в исключительных случаях – такие случаи можно было перечесть по пальцам, и при этом одной руки хватило бы с лихвой.

С годами положение Бо Билли упрочилось, и теперь ему уже не требовалось никому доказывать, что мужчина с лицом античной статуи способен командовать кораблем, над которым развевается «Веселый Роджер». Прошлое Моргана и его репутация говорили сами за себя, так что никто не осмелился бы посмеяться над ним или назвать его «красавчиком».

И все же время, казалось, было над ним не властно. В его длинных, до плеч, черных волосах и в клочковатой бороде, спускавшейся до груди, не было ни одного седого волоска. А мускулы на могучих руках и широкой груди были по-прежнему сильными и упругими. Он мог вступить в единоборство с любым, кто косо взглянул на него, и непременно одержал бы победу. Бо Билли не испытывал недостатка в женщинах, они сами бросались в его объятия, а в их глазах горел огонь желания. Морган, гроза Карибского моря, считал, что у него есть только одна слабость – его дочь. Своевольная девчонка могла вить из него веревки.

Бо Билли наклонился, чтобы рассмотреть порванную блузку девушки. Под палящим солнцем кровь уже запеклась, и тонкий шелк прилип к коже.

– Ты снова подралась?

– Ну да, – с рассеянным видом кивнула Блу, наблюдавшая за входившим в гавань судном.

– И ты победила?

– Ну да.

Бо Билли кивнул и улыбнулся. Потом вопросительно посмотрел на Моутона. Бритоголовый великан пожал плечами и жестами дал понять, что эту тему лучше обсудить попозже. Морган окинул взглядом берег; его люди уже выкатывали на пристань бочонки со свежей водой и готовились к встрече судна – они предвкушали выгодную сделку. Морганз-Маунд был последним островом архипелага, где моряки могли запастись водой и продовольствием, прежде чем отправиться в долгое путешествие к берегам Англии. Пользуясь этим, Бо Билли заламывал чудовищные цены за пресную воду и солонину.

– Им еще наверняка понадобятся и овощи! – крикнул он своим людям.

Снабжение проходящих мимо кораблей продовольствием приносило неплохой доход. Это был почти такой же выгодный промысел, как скупка и хранение награбленных пиратами сокровищ. То, что его люди не могли вырастить или произвести сами, Морган доставал на соседних островах. Он покупал за бесценок плоды манго и молодых коз, а затем срывал огромный куш на перепродаже. Поразительно, сколько готов выложить человек за кусок солонины или бочонок эля, если ему хорошо известно, что больше не достать ничего до самого Дувра.

Приблизившись к берегу, Бо Билли оглядел свои владения. Ничто не могло укрыться от его острого глаза. Женщины разжигали костры на северной оконечности острова, недалеко от своих хижин. Вокруг них сновало множество хохочущих детишек. Испанец вынимал затычку из бочонка с ромом. Ряд пивных кружек был уже выставлен на деревянном настиле. Черное Днище приготовил свои чугунные котлы и установил их над ямой, где полыхал огонь. Несколько мужчин принесли пальмовые листья, на которых были аккуратно разложены куски козлятины и свинины. Черное Днище собирался готовить свое знаменитое тушеное мясо со стручками бамии. Двери в пакгауз были открыты, и люди Моргана стояли у входа, сжимая в руках мушкеты.

Бермудский архипелаг состоял из сотен островов, и Морганз-Маунд был далеко не самым крупным. Но остров был чрезвычайно удачно расположен, и, слава Богу, он принадлежал Бо Билли. Снова осмотревшись, Морган пересек песчаную отмель и принялся молча наблюдать за Месье – тот как раз закончил устанавливать навес над тем участком берега, где Бо Билли обычно заключал сделки и производил расчеты.

– Помнишь, что я тебе говорил? – Морган едва заметно нахмурился.

Месье наморщил нос и презрительно фыркнул. Затем выпрямился во весь рост, и если принять во внимание его миниатюрность, то это выглядело весьма комично.

– Разве я когда-нибудь подводил вас, мистер Морган? – спросил Месье, и круглые стекла его очков в проволочной оправе вспыхнули на солнце, а огромный напудренный парик, казалось, задрожал от возмущения. – Разве я когда-нибудь позволял себе нарушить хоть один ваш приказ?

Немногие могли заставить Бо Билли испытать смущение и неловкость, одним из этих немногих был Месье. Этот маленький человечек с непомерно большим париком и коротенькими ножками умел как никто другой дать почувствовать Моргану, что он, бывший пират, – грубиян и невежа.

Бо Билли отвел глаза и проворчал:

– Если Герцог привез сундуки с женской одеждой, ты должен отобрать все самое лучшее для Малышки, не забыл? Надо приодеть ее как следует, и не забудь про нижнее белье, всякие там подвязки и прочее…

Месье снова поморщился и ответил:

– Не беспокойтесь, я знаю, о чем идет речь.

Бо Билли тоже знал. Если он в чем-то и разбирался досконально, так это в том, что носят женщины под платьем.

– Видишь ли, я боюсь, что ты, как всегда, набросишься на свои книжки и забудешь про платья для нашей Малышки, – продолжал Морган.

Обтянутые парчовым камзолом плечи Месье, казалось, окаменели. В искусстве изображать обиду ему не было равных.

– Это невозможно, сэр. Я помню о своем долге. – Вскинув подбородок, Месье уселся на покрытое гобеленом кресло, которое заранее установил на песке напротив сколоченного из досок ящика, заменявшего ему стол. Поправив желтоватый шейный платок, он положил перед собой бухгалтерскую книгу, затем раскрыл ее на чистой странице и, обмакнув перо в чернильницу, вывел своим изящным ровным почерком слово «Герцог».

Бо Билли повернулся в сторону бухты. Нащупав массивный золотой диск, висевший у него на груди, он спросил:

– Думаешь, леди Кэтрин жива и здорова?

– Я убедился в этом лично, когда вы посылали меня в Лондон в последний раз.

– А у нее достаточно денег? Сможет она достойно встретить нашу Малышку?

– Смерть графа Дитшира принесла ей значительное состояние, – ответил Месье. Немного помолчав, он тихо добавил: – Полагаю, вы правильно поступили, решив отправить Блузетт к леди Кэтрин. Блу – умная и способная девушка. Смею сказать, она получила неплохое образование. Но ей необходимо приобрести светский лоск. На Морганз-Маунд у нее нет будущего, это ясно. Она должна уехать к леди Кэтрин.

Бо Билли молча кивнул. Да, он прекрасно понимал, что здесь, на острове, – свои законы, здесь царили грубость и разнузданность. А единственным доступным развлечением считались драки да петушиные бои. Увы, Малышке тут делать нечего.

– Она все такая же красивая? – спросил он после долгого молчания. Его голос звучал глухо.

– Да, сэр. Леди Кэтрин все еще красавица.

Теперь уже можно было ни о чем не спрашивать. Теперь он знал, что мать Блу – такая же, как прежде, и этого ему достаточно. Снова кивнув, Морган поправил на голове колпак и шагнул к пристани, чтобы приветствовать Герцога.

Бо Билли знал о Герцоге в основном понаслышке, только несколько раз встречался с ним на Тортуге. Кстати, именно там он и узнал, что Герцог собирается посетить Морганз-Маунд. Ему было известно, что Герцог – англичанин и вроде бы происходил из древнего аристократического рода. Он был не пиратом, а капером, и некоторые считали: это совсем не одно и то же. Ведь пиратов не интересуют флаги, им все равно, какое судно грабить; каперы же пускают ко дну далеко не всякий корабль. Поговаривали, что Герцог никогда не трогал английские и колониальные суда, но редко какому французскому или испанскому кораблю удавалось уйти от него в открытом море. Это могло означать только одно – у этого человека имелись свои принципы.

Но наличие принципов – опасное качество для мужчины. Во всяком случае, они никому еще не продлевали жизнь. Рано или поздно, рассудил Морган, принципы Герцога не доведут его до добра и кто-нибудь непременно его прикончит. Может статься, это будет сам Бо Билли, хотя ему этого вовсе не хотелось бы. Парень ему нравился.

Тут «Уильям Портер» наконец-то причалил, и послышался знакомый звук – в воздух взвились корабельные канаты. Морган невольно вздохнул; сейчас ему нестерпимо хотелось вновь перенестись в те времена, когда он сам был капитаном и жажда странствий гнала его вперед. То были славные деньки, лучшие дни его жизни. Солнце ярко светило над головой, и свежий морской ветер дул в лицо, заставляя мчаться на всех парусах навстречу все новым и новым сражениям. И когда ему, сыну простого английского корабельщика, удавалось выиграть очередное сражение, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство восторга и ощущение полноты жизни.

Но морской разбой – не самое подходящее занятие для отца малолетней дочери. Ведь в один прекрасный день отец-пират может и не вернуться из морского похода, и тогда его ребенка ждет невеселая участь. Славные деньки закончились, когда Блу исполнилось шесть лет; Бо Билли не мог больше подвергать ее риску – не мог брать с собой в плавание и опасался оставлять одну на берегу.

Услышав, как отец вздохнул, Блузетт бросила на него вопросительный взгляд и с усмешкой сказала:

– А ты так и не нацепил свою повязку.

– А ты не потрудилась переодеться. Твоя блузка вся в крови.

– Я хочу, чтобы Герцог знал: его приглашает в постель не какая-нибудь робкая девица.

Блу заметила, что местные женщины уже надели свои самые лучшие наряды, а некоторые даже украсили волосы цветами. Она собиралась поступить так же, но потом передумала. Блу не хотела, чтобы Герцог принял ее за обычную шлюху. Она собиралась дать этому мужчине понять, что она такая же храбрая и отважная, как и он. Но если Герцог не оправдает ее надежд, то он горько об этом пожалеет. Блу Морган проткнет его шпагой, как цыпленка!

Наконец с борта судна сбросили трап и Герцог спустился на пристань. У Блу перехватило дыхание: до того он был хорош собой. Бо Билли шагнул вперед и приветствовал гостя. Мужчины пожали друг другу руки, и девушка с восхищением отметила, что Герцог не выказывал никакой робости или страха.

Блу вынуждена была признать, что в этом мужчине ей нравилось решительно все. При ближайшем рассмотрении он оказался еще более привлекательным, чем в те мгновения, когда она рассматривала его в подзорную трубу. На его широких плечах красовалась белоснежная полотняная сорочка, а узкие бедра были обтянуты черными бриджами. Причем девушка сразу заметила: в отличие от большинства обитателей острова он не был босым – на нем красовались высокие сапоги из испанской кожи. «Вероятно, в таких сапогах не очень-то удобно ходить по песку, но выглядят они великолепно», – подумала Блу.

Тут Герцог и Бо Билли приблизились, и девушка убедилась в том, что лента, которой были перехвачены волосы гостя, действительно шелковая. Глаза же Герцога оказались и в самом деле серые, почти такие же, как у кота, что вечно бродит вокруг кухни. «Но самое удивительное – его губы», – подумала Блу. И ей тут же снова почудилось, что эти губы словно притягивают к себе…

Она все еще рассматривала губы Герцога, когда Бо Билли указал на нее и сказал:

– Это моя дочь Блу.

Герцог снял украшенную перьями шляпу и поклонился. Да-да, он ей поклонился! Щеки Блу вспыхнули, и она на мгновение потупилась. Проклятие, даже во имя спасения собственной жизни она не смогла бы вспомнить, что полагается делать в таких случаях. Бросив отчаянный взгляд через плечо, девушка попыталась призвать на помощь Месье, но тот был поглощен своими чернильницами и бухгалтерскими книгами и не заметил ее выразительного взгляда. Теперь ей пришлось самой искать выход из положения, а в голове ее словно клубился туман…

Собравшись с духом, Блу склонилась в низком поклоне. Она подозревала, что делает что-то не так, но искренне надеялась, что Герцог не придаст этому значения. Выпрямившись, Блу приоткрыла в улыбке рот, чтобы продемонстрировать свои зубы – белые и ровные. Гость взглянул на нее с удивлением и тоже улыбнулся. Блу вытянула шею, пытаясь рассмотреть его зубы, но рот Герцога оставался при улыбке закрытым.

– Простите, сэр, мне хотелось бы увидеть ваши зубы, – проговорила Блузетт таким вежливым тоном, что даже Месье, наверное, остался бы ею доволен.

– Увидеть… что?

Ах, как ей понравился его голос… Сразу чувствуется, что Герцог – человек воспитанный. Сделав над собой усилие, Блу сказала:

– Мне хотелось бы посмотреть ваши зубы. Можно мне взглянуть на них? Я хотела бы сосчитать, много ли среди них гнилых. – В качестве объяснения Блу добавила: – Видите ли, у меня есть определенные требования…

На самом деле «требования» можно было и пересмотреть. Стоит ли обращать внимание на зубы, когда у него такие чудесные губы и такой удивительный голос?

Герцог в изумлении уставился на стоящую перед ним девушку. Потом вдруг запрокинул голову и весело расхохотался, продемонстрировав наконец свои зубы.

– Это что, какой-то новый обычай? У вас так принято встречать гостей? – спросил он у Бо Билли, но тот в ответ лишь пожал плечами и ухмыльнулся.

Зубы у Герцога оказались безупречно белыми. Это были самые замечательные зубы из всех, какие Блу доводилось видеть. Девушка приблизилась вплотную к Герцогу и, приподнявшись на цыпочки, сунула палец ему в рот. Чуть оттянув губу оторопевшего гостя, она с невозмутимым видом принялась разглядывать его коренные зубы. Оказалось, что один из коренных зубов отсутствовал, но это обстоятельство ничего не меняло. Блу с удовлетворением признала, что Герцог не только соответствовал самым высоким требованиям, но и далеко превосходил ее ожидания.

– Черт побери, в чем дело? – Герцог отшатнулся и утер губы тыльной стороной ладони.

Но Блу нисколько не смутилась.

– А теперь мне нужно вас обнюхать, – заявила она.

– Обнюхать меня?

Прежде чем Герцог успел выразить свой протест, Блу схватила его за плечи и, заставив наклониться, уткнулась носом ему в шею. Оказалось, что от него пахло так же приятно, как от Месье. Правда, Герцог не пользовался туалетной водой – от него пахло свежим морским ветром, душистым мылом и чистым бельем, высушенным на солнце. Господь всемогущий! Блу сгорала от нетерпения. Когда же она сможет увидеть его совсем раздетым, когда сможет обнюхать его всего, с головы до ног?

Внезапно пальцы Герцога сжали плечи Блу. В следующее мгновение он оттолкнул девушку от себя.

– Это что еще такое?..

– И последнее, что мне нужно знать… – Блузетт в волнении заглянула в глаза гостю. – Вы достаточно опытны в постельных делах? И вы ничего не имеете против девственниц? – Если верить Изабелле – а Блу считала ее непререкаемым авторитетом в подобных вопросах, – некоторые мужчины шарахались от девственниц, предпочитая опытных и искушенных женщин. – Вы ведь ничего не имеете против, не так ли?

Герцог окинул девушку взглядом. Спутанные волосы, запачканная кровью рубашка, бриджи, облегавшие стройные ноги… Наконец взгляд серых глаз остановился на лице девушки, и выражение досады на лице гостя сменилось недоумением.

Молчание Герцога смутило Блу. Ведь она ожидала, что ее предложение вызовет бурную радость. Может, сначала следовало дать ему возможность утолить жажду? Или, может быть, этот парень немного туповат? Возможно, Господь одарил его прекрасным лицом и отменной фигурой, но вот грот-мачта у него покосилась? Немного поразмыслив, Блу решила, что с этим вполне можно примириться. Ум, конечно, дело хорошее, но если его нет, то ничего страшного.

– Так что же вы скажете?

– Простите мне мое невежество, мисс Морган, но я, кажется, не уловил смысла ваших рассуждений.

Блу бросила взгляд на отца – тот продолжал ухмыляться – и терпеливо объяснила:

– Вы полностью отвечаете моим требованиям, и я предлагаю вам разделить со мной постель.

Даже законченный кретин должен был сообразить, какую честь ему оказывают, предлагая стать первым мужчиной дочери Бо Билли.

– Вы просите меня переспать с вами? – Гость в недоумении уставился на Блу. Затем, бросив короткий взгляд на Бо Билли, склонился в глубоком поклоне и проговорил: – Поверьте, я ценю ваше предложение, мисс Морган. Да-да, я необыкновенно польщен, но, к сожалению, вынужден отказаться.

Глаза девушки округлились. Ведь ни один мужчина на острове не осмелился бы отвергнуть дочь Бо Билли, если бы она оказала ему честь, остановив на нем свой выбор. Подобное оскорбление невозможно было снести. Развернувшись на каблуках, Блу, мрачная как туча, направилась к своей шпаге, торчавшей из песка у края пристани. Но тут огромная ручища Бо Билли легла ей на плечо, и она остановилась. Пока Блу беседовала с Герцогом, Морган молчал, спокойно наблюдая за дочерью. Теперь же он заговорил, и от его голоса девушку бросило в дрожь.

– Ты что же, отказываешься от моей единственной дочери?

Герцог посмотрел в глаза Моргану, и Блу с удовлетворением отметила, что насмешливое выражение исчезло с лица гостя.

– Я бы никогда не позволил себе в ответ на ваше гостеприимство обесчестить вашу дочь.

– Похоже, ты не уловил сути, приятель. Моя дочка пожелала тебя. Она сделала свой выбор и хочет, чтобы ты стал у нее первым. – Бо Билли говорил негромко, но в голосе его явственно ощущалась угроза. – Имей в виду, я буду весьма огорчен, если ты обидишь отказом мою единственную дочь, – добавил Морган, опустив ладонь на рукоять кинжала, торчавшего у него из-за пояса.

– Кажется, я начинаю понимать… – в задумчивости пробормотал Герцог. Он обвел взглядом бухту и тотчас же заметил, что люди Моргана, охранявшие пакгаузы, уже взяли мушкеты на изготовку; было совершенно очевидно, что они пустят оружие в ход по первому же сигналу своего главаря. Герцог перевел взгляд на своих матросов и увидел, что они, почти все безоружные, стоят у корабельных канатов и смотрят на него вопросительно.

Сообразив, что у противника явное преимущество, Герцог вполголоса выругался. Увы, у него не было выбора. Стиснув зубы (похоже, они стали предметом особого интереса этой девицы), он отвесил дочери Моргана глубокий поклон. Герцог покорился неизбежному.

Боже правый, но она ведь в грязных бриджах. К тому же ее блузка порвана и заляпана кровью, а лицо и руки – в грязи. Трудно сказать, как она будет выглядеть, если ее как следует помыть. Что же касается волос… Герцог тяжело вздохнул. Судя по всему, единственным достоинством девицы была ее роскошная фигура. Что ж, слава Создателю, что хоть это…

Герцог откашлялся и пробормотал:

– Поразмыслив, я решил принять ваше предложение, мисс Морган. Для меня было бы большой честью переспать с вами. – Он мысленно усмехнулся – собственная речь показалась ему совершенно безумной, особенно же тот факт, что он произнес эту речь, стоя рядом с отцом девушки.

Бо Билли похлопал его по спине и ухмыльнулся.

– Всем рому! – крикнул он. Затем, понизив голос, добавил: – А теперь – к делу. Что за товар ты привез нам, приятель?

Герцог последовал за Бо Билли к подобию стола. Сидевший за «столом» маленький человечек в громадном парике внимательно посмотрел на гостя сквозь треснувшие стекла очков и, поднявшись, сказал:

– Очень рад знакомству с вами. Для меня это огромная честь, ваша светлость. Вы можете начинать разгрузку, когда вам будет удобно. Если вы соблаговолите остаться здесь, рядом со мной, мы сможем рассмотреть каждую вещь и назначить цену. Когда мы придем к соглашению, цена будет занесена в эту книгу, а товар тут же отправят в пакгауз.

В речи человечка слышался французский акцент, а держался он едва ли не подобострастно.

– Хорошо, – коротко ответил Герцог. Он отвернулся от маленького француза, чтобы снова бросить взгляд на девушку. Она явно не испытывала никакого смущения или неловкости; в ее глазах хищницы не было ни намека на девичью стыдливость. – Черт побери, – пробормотал Герцог и снова вздохнул.

– Изабелла, я должна знать, что меня ожидает! – Ломая руки, Блу поспешила за своей подругой к колодцу, находившемуся рядом с чаном для дождевой воды. – Изабелла, ты его видела? – Девушка вся дрожала от возбуждения. – Ты вообще когда-нибудь видела такого красавца?

Изабелла засмеялась, и ее огромная грудь заколыхалась, а черные глаза лукаво блеснули.

– Он очень хорош, твой сеньор Герцог.

Блу обхватила плечи руками и заявила:

– Я не могу дождаться ночи! Я хочу увидеть его раздетым и потрогать. Ох, Изабелла, он пахнет как солнечный свет! – Округлив глаза, девушка воскликнула: – Так как же все это будет происходить сегодня ночью?!

Изабелла погрозила ей пухлым пальцем.

– Ты отлично знаешь, как все будет. Ты ведь частенько заглядывала в хижины, признайся.

– Это совсем не одно и то же. Скажи, будет больно?

Иногда из хижин доносились крики, наводящие скорее на мысли о боли, нежели об удовольствии.

– На какое-то мгновение будет больно. Но если этот сеньор Герцог такой опытный, как я думаю, то боль долго не продлится.

– Откуда ты можешь знать? Почему ты думаешь, что он опытный?

Изабелла ухмыльнулась и закинула косу за спину.

– Ты меня об этом спрашиваешь? Ведь меня молодые парни готовы озолотить, чтобы я стала их первой женщиной. – Изабелла горделиво выпятила груди и добавила: – Что ж, я могу тебе сказать. Это видно по глазам. По походке. Твой сеньор Герцог – очень опытный мужчина, уж поверь мне. – Она лукаво подмигнула девушке и принялась вытаскивать из колодца ведро. – Если ты передумаешь, я с удовольствием займу твое место рядом с этим красавчиком.

– Никогда! – воскликнула Блу. Ей тотчас же вспомнились восхитительные губы Герцога, и она вновь почувствовала, как ее охватывает жар – ощущение было сродни тому, что возникает, когда съешь подпорченный окорок. Блу даже слегка затошнило, а на лбу выступили капельки пота.

Девушка была рада отвлечься от своих странных мыслей и облегченно вздохнула, когда их с Изабеллой беседу прервал топот босых ног – кто-то бежал по настилу. Обернувшись, Блу увидела мальчишку Ганди.

Тяжело дыша, мальчик сунул в руку Блу сложенный лист бумаги.

– Это от Герцога, – заявил он с гордостью – ведь именно ему доверили такое ответственное поручение.

Руки девушки так дрожали, что она с трудом развернула записку. Справившись с волнением, Блу быстро прочитала послание, а затем принялась медленно перечитывать. Герцог приглашал ее на ужин в свою каюту. На «ужин»? Слово оказалось незнакомое. Блу знала множество соответствующих случаю выражений, но ей еще ни разу не доводилось слышать, чтобы приглашение в постель называли «ужином». Немного поразмыслив, она решила, что новое слово ей нравится. Во всяком случае, оно казалось весьма благозвучным.

Внезапно из густого подлеска, окаймляющего деревянный настил, показалась сверкающая голова Моутона. Великан осторожно взял бумагу из рук Блу. Долгие часы, которые он провел, сидя рядом со своей любимицей во время уроков Месье, не прошли для него даром. Он выучил все, что знала она. Моутон прочитал записку и отрицательно покачал головой.

– Но почему? – спросила Блу. Ей чрезвычайно понравилась мысль об «ужине» в каюте корабля.

Руки Моутона задвигались; жесты складывались в слова.

Верный страж объяснял, что Бо Билли никогда на это не согласится. Герцог мог отплыть под покровом темноты, а ей, Блу, пока еще не пришло время отправляться в путь.

Плечи девушки поникли; ее нисколько не волновало, что Герцог мог ее похитить. Но она прекрасно понимала, что Бо Билли не разрешит ей взойти на корабль Герцога.

– Что ж, ладно, – кивнула она. – Пусть будет хижина. – Блу попросила Моутона, чтобы он предоставил в распоряжение гостя один из домиков, но по выражению его лица поняла, что великан явно не одобряет ее намерения. – Но он именно то, что мне нужно, – объясняла девушка, удивленная несговорчивостью Моутона. – И время как раз подходящее. Я не собираюсь появляться перед своей матерью девственницей.

Моутон коротко кивнул и сошел с настила. Но вид у него но-прежнему был недовольный. Внезапно Блу кое о чем вспомнила и схватила его за руку.

– Моутон, я хотела попросить тебя… – Девушка в смущении откашлялась и покраснела. – Не надо спать у меня под дверью. По крайней мере не сегодня. Ты можешь поиграть в шахматы с Месье или найти себе еще какое-нибудь занятие…

Глаза великана вспыхнули. В его душе шла мучительная борьба.

– Никто не причинит мне вреда, – продолжала Блу. – Поверь, Герцог не сделает мне больно. Изабелла уверена в этом.

Если Герцог чем-то обидит ее, вряд ли он доживет до рассвета. Это она знала точно. Моутон погладил ее по щеке, сошел с тропинки и исчез в зарослях олеандра и дикого винограда.

– Боюсь, сегодня нашему Моутону захочется отвести душу. Головы так и полетят, – добродушно проворчала Изабелла. – Впрочем, у этого малого доброе сердце…

– Ты так ничего мне и не рассказала, Изабелла. Что я должна буду почувствовать? На что это похоже? И как я узнаю, что надо делать? – Блу в волнении всплеснула руками. – Он покажет мне? А вдруг мне не понравится? Я ведь никогда раньше даже не целовалась, ты же знаешь. А может, он станет…

Изабелла рассмеялась и подняла вверх руки:

– Все, помолчи! Ты сама скоро все узнаешь.

Но время тянулось ужасно медленно. Чтобы хоть чем-то себя занять, Блу подошла к хижине Черного Днища и немного постояла там, слушая, как он покрикивает на женщин. Женщины же посмеивались и постоянно вспоминали о монетах, что подарят им ночью матросы. Когда послышались непристойности, щеки Блу вспыхнули, и бедняжка отошла от хижины. Она отправилась на огород и, шагая между грядок, принялась выдергивать бурьян. Потом обошла загоны для скота, а когда и это занятие ей наскучило, остановилась посмотреть, как дерутся двое мужчин, не поделивших голландский плащ, явно непригодный для носки в тропиках.

В конце концов она пришла к берегу и присела на песок, прислонившись к пальме. Подтянув колени к подбородку, Блу вытянула шею, надеясь увидеть Герцога хоть одним глазком. Но с того места, где она сидела, его не было видно, а если бы она подошла ближе, то ее непременно заметил бы Месье. Маленький француз был бы страшно недоволен, потому что ученица сегодня так и не явилась к нему на урок и он напрасно ее ждал.

Чтобы отвлечься, Блу принялась разглядывать трофеи, которые переносили с корабля в пакгауз. От нечего делать она мысленно пыталась прикинуть стоимость каждой вещи. Там были рулоны шелка и атласа, турецкие ковры, тонкое постельное белье, золотые и серебряные слитки, сундуки с новенькими блестящими монетами и драгоценностями. За изящной испанской майоликой и изысканной мебелью последовали пушка и ядра к ней, потом настала очередь медных скульптур и статуэток из слоновой кости. «Хорошо бы среди трофеев оказалось несколько сундуков с одеждой и книгами, – думала Блу, сладко зевая. – Месье тщательно следит за модой и приходит в восторг, когда удается найти среди товаров что-нибудь стоящее.

К тому же ему нужны новые книги, потому что многие из старых пострадали от сырости и их страницы истрепались от частого перелистывания.

Когда Блу открыла глаза, небо на западе потемнело до цвета индиго, и лишь на самом горизонте виднелась красноватая кайма. Двери в пакгауз были уже закрыты. Месье собрал свое подобие стола, и на песке не осталось никаких следов недавнего торга. Повсюду вдоль берега светились костры, распространявшие запах горящего кедра. Блу уловила в воздухе божественный аромат тушеного мяса – Черное Днище постарался на славу. Рот девушки мгновенно наполнился слюной. Поспешно вскочив на ноги, Блузетт стряхнула с себя песок и обвела взглядом пустынную отмель. Герцога нигде не было видно, но со стороны пакгаузов шагал к общей хижине Бо Билли.

Заметив дочь, он широко улыбнулся.

– Сегодня был отличный денек, и мы неплохо заработали, – объявил Морган.

Блу взглянула на отца и в волнении облизнула губы. Нужно было начинать разговор, но девушка неожиданно поняла, что не может произнести ни слова. И все же выбор был уже сделан. Собравшись с духом, Блу пробормотала:

– Видишь ли, я даже не знаю… – Она внезапно умолкла – ей казалось, что в горле у нее застрял огромный камень, мешавший говорить.

Бо Билли внимательно посмотрел на дочь. Затем, вполголоса выругавшись, почесал в затылке и проговорил:

– Дьявольщина, я даже не знаю, что думать! – Он с сомнением взглянул на дочь. – Ты уверена, что Герцог именно то, что тебе надо?

– Да. – Блу кивнула и закусила губу.

– Но если этот ублюдок обидит тебя, то я собственными руками вырежу его сердце.

– Да. – Блу снова кивнула и, тихонько всхлипывая, бросилась отцу на грудь.

Морган крепко обнял дочь, но уже в следующий миг поспешно отстранился от нее и, нахмурившись, пробормотал:

– О Господи, моя девочка. Нас ведь могут увидеть.

Блу осмотрелась и заметила вдалеке смутные тени. Взглянув на отца, она робко улыбнулась:

– Да, ты прав. – Внезапно щеки девушки вспыхнули от стыда. Она мысленно выругалась, проклиная себя за трусость.

Бо Билли осторожно коснулся спутанных волос дочери и улыбнулся ей в ответ.

– Что ж, до завтра, – прошептала Блу. Отец и дочь переглянулись.

– До завтра, – прошептал в ответ Бо Билли.

– И наконец-то я стану настоящей женщиной.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Потом Бо Билли вдруг снова нахмурился и заявил:

– Это твое дело. Разбирайся сама.

– Но, папа…

– Не пристало отцу обсуждать такие вещи с собственной дочерью. И я не собираюсь вмешиваться в женские дела.

Резко развернувшись, Морган стремительно зашагал к тростниковой стене хижины. Поднявшись по каменным ступеням, он в раздражении отбросил занавеску и вошел внутрь. Закусив губу, Блу следила за отцом. Когда занавеска за его могучей спиной задернулась, девушка тяжко вздохнула и побрела к хижине Герцога.

Она и сама не понимала, откуда появились эти внезапные сомнения. Ей ведь так хотелось расстаться наконец с ненавистной девственностью. Кроме того, подворачивалась прекрасная возможность уязвить леди Кэтрин Паджет. Но как ни странно, Блу вдруг охватило щемящее чувство утраты – ведь завтра она проснется уже настоящей женщиной и дни ее детства закончатся. Да, утром она станет совсем другой. А сейчас она даже не может представить, что с ней произойдет. Наверное, такие важные события обязательно сопровождаются каким-то ритуалом. Кто-то должен произнести ей напутствие, кто-то должен произнести слова, которые она запомнит на всю жизнь.

Внезапно Блу столкнулась с Моутоном и уткнулась лбом в его широкую грудь. Подняв голову, девушка в растерянности пробормотала:

– Ох, я так боюсь… – Устыдившись своих слов, она тут же умолкла, ведь дочери Бо Билли не пристало проявлять малодушие.

Моутон осторожно прикоснулся ладонью к ее щеке; его огромные ручищи могли быть необыкновенно нежными.

Тут Блу вдруг увидела ярко освещенную занавеску, закрывавшую вход в хижину Герцога, и вздрогнула всем телом. Черт возьми, да что с ней такое творится? Неужели она готова спасовать перед опасностью? В конце концов, ей предстоит получить удовольствие, а не предстать перед жерлом пушки. Ведь именно этого она и хотела так долго. А Герцог воплощал в себе все то, что ей хотелось бы видеть в своем первом мужчине и что она уже отчаялась когда-либо встретить. Она сама его выбрала. И она желает его. Это будет самый волнующий вечер в ее жизни.

– Пора, – твердо произнесла она, обращаясь скорее к себе, нежели к Моутону, и думая о своей поездке в Англию и о леди Кэтрин.

Гигант взял девушку за руку, указал на стебель дикой розы, а затем коснулся ее волос. Блу кивнула и, сорвав алый цветок, украсила им свои черные локоны. Моутон легонько сжал ее руку, потом скользнул в густые заросли и исчез, растворившись в темноте.

Оставшись одна, Блу в очередной раз вздохнула и осмотрелась. «Но ты должна это сделать», – напомнила она себе. Да, она должна показать леди Кэтрин, что в отличие от нее она, Блу, не боится ступить на английский берег, будучи женщиной. Что же касается Герцога, то он отвечал всем ее требованиям. Она сделала свой выбор, решение принято, и осталось лишь последовать ему. И вообще, почему она так долго раздумывает?

Решительно отдернув занавеску, Блу шагнула в хижину.