– Иногда диву даешься, если задумаешься, что имел в виду Господь, создавая мужчин, – сказала Молли, созерцая Сэма в угасающем свете дня. Она покачала головой и встала – по лицу ее струились волны серебристого света. – Чертовы идиоты!

Энджи спрыгнула со ступенек и бросилась ему навстречу. Ее руки взметнулись к лицу и груди Сэма, но она не решилась до него дотронуться, не будучи уверена, что не причинит ему боли.

– Вот что, девочки, – сказала Молли, хмуро глядя на них. – Прекратите эти кошачьи вопли.

Люси и Дейзи замерли, стоя на ступеньках и глядя на Сэма сквозь растопыренные пальцы, которыми закрывали лица. Они не могли обуздать своей паники и рыданий.

– Раны на лице и голове кровоточат, как подмытая дамба, а уж нос тем более. Но сейчас все в порядке. Ваш папа способен держаться на ногах, все кости у него целы, да и кровотечение почти прекратилось.

– Сэм! Что случилось?

– Молли права, – крикнул Сэм девочкам. – Я в порядке. – На самом деле он был далеко не в порядке.

– Но ты весь в крови, и глаз у тебя заплыл и почти закрылся!

Надо было принести воды и промыть глаз. Нужно было добыть квасцов и остановить кровь, все еще струящуюся из носа. Энджи ничего не могла поделать с порезами и синяками на подбородке. Она принялась было ощупывать его нос, потом резко отдернула руку. Нос его вроде не был сломан, но уже начал распухать.

– О силы небесные! О Господи!

Сэм взял ее за плечи и посмотрел ей в глаза:

– Энджи, все в порядке. Ушибы еще долго будут болеть, но ничего серьезного.

Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Она это знала, и руки опустились.

Сбросив с себя летаргическое оцепенение, Люси и Дейзи бросились к Сэму и вцепились в его ноги, прижимаясь к нему и не переставая плакать. Похлопывая их по спинам, Сэм бросал выразительные взгляды на Молли. Та решительно подошла к ним в сгущающихся сумерках и оторвала от него девочек.

– А ну-ка, пойдем ко мне, и я дам вам еще одну миску малины. Если вы вежливо попросите, мистер Джонсон, наверное, расскажет вам одну из своих историй. – Она подняла голову. – Они сегодня переночуют у меня. Похоже, что вам двоим надо кое о чем поговорить.

Сэм опустился на колени и обнял девочек за плечи.

– Идите с миссис Молли. Я заберу вас утром. – Дейзи рукавом вытерла глаза.

– Ты умрешь, папа?

– Чтобы убить меня, радость моя, потребуется нечто большее, чем кровотечение из носа.

– У тебя глаз заплыл, – сказала Люси, таращась на него. Лицо ее было белым как бумага. – И ты выглядишь ужасно.

– У меня случилась неприятность, но через несколько дней я буду как огурчик.

Он встал и легонько подтолкнул дочерей.

– Молли! Благодарю тебя.

Как только Сэму удалось отправить дочерей к Молли, он осторожно дотронулся до своих ребер. Проклятие!

– Идем в дом, – сказала Энджи, приподнимая юбки. – Я согрею воды. Ах да, у меня же есть теплая вода на плите.

Но где лекарства и все, что требуется для оказания первой помощи? Под мойкой. Впрочем, она могла сделать не так уж много. Она могла только обработать его глаз и нос.

– Садись сюда, – сказала Энджи, указывая на кухонный стул. – Мне нужна тряпка.

Слава Богу, был день стирки. Все было чистым и под рукой.

Она обмакнула выстиранную тряпку в кипяченую воду, стоявшую на плите, немного отжала ее над мойкой, потом промыла ему глаза и нос. Чертыхаясь и скрипя зубами, он позволил ей приладить на глазу компресс и приложить к носу квасцы. Отступив, Энджи оглядывала его и, когда кровотечение прекратилось, удовлетворенно кивнула. Теперь надо было вымыть ему лицо.

Несмотря на беспокойство и тошноту при виде крови, Энджи раскраснелась от смущения, когда ей пришлось помочь ему стягивать рубашку. Его кожа была крепкой и теплой, и она остро ощущала, что прикасается к его обнаженной коже и к тем частям мужского тела, к которым она никогда не прикасалась прежде. Как только Энджи стащила с него рубашку, она намочила еще одну тряпку и принялась смывать кровь с его шеи.

– Перестань глазеть на меня, – сказала она приглушенно.

Она стояла близко к нему и его обнаженной груди, ощущая теплоту его тела и его дыхание на своей руке. Достаточно близко, чтобы заметить его пристальный взгляд. Смущенная, Энджи опустила глаза.

Шелковистые темные волосы покрывали его грудь. Это было удивительно. Как и внезапно охватившее ее томление при соприкосновении с ними. Ее лицо запылало, и это действовало Энджи на нервы. Она не была больше мечтательной девушкой. Она стала взрослой трезвой женщиной, способной ухаживать за зрелым мужчиной и не упасть при этом в обморок. Когда Энджи осознала, что снова и снова пытается отмыть одно и то же место у него на шее, она с отвращением отбросила тряпку, пропитанную кровью, в мойку, ловко обойдя кучу постиранного белья, приготовленного для завтрашней глажки.

Решив не обращать внимания на его обнаженную кожу и выступающие мускулы, она помогла ему надеть чистую рабочую рубашку, закатала ее рукава, потом вынула из ледника две бутылки пива. Несмотря на ее убежденность в том, что пиво не предназначено для леди, она начала привыкать к его вкусу и получать от него удовольствие. А сейчас она нуждалась в успокоительном средстве. Мысленным взором Энджи продолжала видеть Сэма, выходящего из сумерек и покрытого кровью. Сердце ее остановилось, и свет померк. А что касалось туго натянутой обнаженной кожи и рельефных мышц под ней, которые ощущали кончики ее пальцев, то эти будоражащие образы можно было отложить на потом.

– Ладно, – сказала Энджи, садясь за стол и переводя дух. – Что случилось?

– Сколько мне еще держать на глазу этот компресс?

– Самое меньшее минут двадцать. Так что случилось?

– Кусок сырого бифштекса подействовал бы быстрее и лучше.

– У нас нет куска сырого мяса. Сэм, если ты мне не расскажешь, что произошло, я поставлю тебе фингал под другим глазом!

Он отхлебнул большой глоток пива и медленно проговорил:

– Это долгая история.

– Я никуда не спешу. У нас вся ночь впереди, – вспылила Энджи.

Эта мысль не была успокоительной, но не хотелось додумывать ее до конца.

Сначала он ощупал кончиками пальцев свои ребра. Потом провел рукой по подбородку. Обследовал разбитые костяшки пальцев.

– Неприятности начались прошлой осенью, – сказал он наконец. – После того как суд постановил, что у меня есть в запасе год, чтобы привести в порядок ногу Дейзи. Тогда-то и случился первый пожар в Юнион-Холле, который я строил по заказу профсоюзов. Холл был почти готов. Моя команда и я сушили окрашенные поверхности. Мы уже наполовину закончили эту работу. И ночью здание сгорело дотла. Не осталось ничего, кроме печных труб.

Энджи попыталась было что-то возразить. Какое отношение сегодняшнее кровавое происшествие имело к тому, что случилось прошлой осенью? Но сообщение о Пожаре мгновенно возвратило ее к тому, что ее поразило – к его обгоревшей куртке. Пусть расскажет все по порядку.

– Причиной пожара был признан поджог.

Сэм поставил пивную бутылку на стол и теперь вертел ее в пальцах.

– В то время как полиция и профсоюз разбирались с этим делом, моя команда и я занялись другой работой – домом Уиттира. Сначала контракт на эту работу заключили с Миком Келли, и он построил коробку. Это случилось до того, как на него упала лошадь и придавила его. Уиттир нанял меня и мою бригаду покрыть дом, пока не выпал снег, а весной доделать всё, что потребуется.

– Покрыть означает возвести крышу? Верно?

Сэм кивнул и провел свободной рукой по волосам. Где-то он потерял ремешок, стягивавший его волосы на затылке, и теперь волны темных волос падали ему на плечи. В таком виде – с длинными, до плеч, темными волосами и расстегнутым воротом рубашки, с распухшим носом и заплывшим глазом – он напоминал Энджи пирата, только что выдержавшего бой. В нем была дикая красота и необузданность, он казался сильным и опасным. От его вида у нее образовался комок в горле.

– Мы возвели крышу, и дом Уиттира сгорел до основания. Не осталось ничего, кроме фундамента. Поджигатель даже не попытался сделать так, чтобы это походило на несчастный случай.

Выражение глаз Энджи изменилось, ум ее заработал. Она тотчас же поняла, что ноша Сэма была гораздо тяжелее, чем она предполагала.

– Тогда пошли разговоры. Все говорили, что пожары не моя вина. – Их взгляды встретились. – Но когда так говорят, все-таки остается малая толика сомнения.

– Но это же нелепость, – решительно заявила Энджи. – С чего бы тебе жечь дотла дом, за строительство которого тебе платят?

Он пожал плечами, и это движение причинило ему боль.

Он вздрогнул.

– Ну а что, если я не согласен с политикой профсоюзов? Может быть, я ненавижу Омера Уитгира, как и большинство людей в нашем городе? Может быть, я хотел подольше затянуть работу, чтобы мне оплатили и восстановление дома. Может быть, я просто сумасшедший. Все соглашались, что было странным совпадением то, что два моих последних дома сгорели дотла.

Хмурясь, Энджи размышляла. Мысли ее нетерпеливо неслись вперед.

– Так ты поэтому провел ночь в доме преподобного? Ты дежурил?

– Третий пожар уже никто не счел бы совпадением.

– Твоя куртка… – Ее глаза полезли на лоб. – Так в ту ночь на строительной площадке был пожар?

– Это случилось в мою смену. Я обнаружил это до того, как дому был нанесен серьезный урон. – Он отнял компресс от глаза и посмотрел на нее. – Об этом никто не знает.

Но ей он рассказал. Его доверие удивило и растрогало ее и вызвало в ней желание сделать что-нибудь такое, чтобы он понял, что она заслуживает это доверие. Вскочив с места, она забрала у него компресс и заменила его свежим. Она ощутила бессилие, оттого что не могла придумать ничего благородного или героического.

И внезапно ей пришло в голову, что Сэм с самого начала выказывал ей доверие. Он вверил ей своих детей и дом. Вручил ей свои деньги. А теперь доверил секрет, который ей следовало хранить.

Она же ответила неблагодарностью, завела тайно от него почтовый ящик и проводила долгие часы, кипя от злости и недоброжелательно размышляя о Сэме и Лоре и о том, что не очень-то верит в его успех по части накопления денег на операцию Дейзи. Энджи почувствовала себя виноватой, опустила голову и прикусила губу. Мысль о том, что Сэм, возможно, гораздо лучше, чем она думала о нем, была для нее новой.

– У тебя было время поразмыслить обо всем этом, – сказала она после минутной паузы. – Кто может поджигать построенные тобой дома и почему?

– Я на сто процентов уверен, что за пожарами стоит Герб Гаунер. Думаю, он нанял для этого какого-нибудь головореза.

Ответ прозвучал настолько неожиданно, что Энджи чуть не задохнулась.

– Мистер Гаунер способен на такое? – Сэм кивнул и допил свое пиво.

– Думаю, он хочет разрушить мою жизнь, лишить меня заработка. Если все построенные мною дома будут поджигать, никто не станет меня нанимать. Когда я не смогу работать, мне не удастся отложить деньги на операцию Дейзи.

– Ты мог бы найти золото.

– Я много лет ищу золото, Энджи.

Он закрыл глаза, запрокинул голову, и Энджи увидела, насколько он измучен.

– Все, что я находил, были маленькие карманы. По правде говоря, я не знаю, насколько реально сорвать большой куш до того, как истечет срок, определенный судом.

Она подалась вперед, не сводя с него глаз.

– Это может случиться. Ты не должен сдаваться, Сэм. – Он тотчас же открыл глаза.

– Я и не сказал, что сдаюсь. Никогда! Я только говорю, что все будет зависеть от того, найду ли я золото достаточно скоро, чтобы решить свои проблемы. То, что я сейчас зарабатываю, – это единственные деньги, которыми мы можем располагать на операцию Дейзи.

Энджи посмотрела на ряд стеклянных баночек над плитой. Если они будут откладывать деньги с такой же скоростью, то операцию можно будет сделать не раньше чем через год, а возможно, для этого понадобится и больше времени. А к тому времени Люси и Дейзи уже будут жить с Гаунерами.

Она потерла виски, где уже зарождалась головная боль.

– Значит, ты платишь своим людям за сверхурочную работу, чтобы они дежурили на случай, если кому-то вздумается устроить пожар на стройке?

По крайней мере эта тайна была разгадана.

– А что, если поджигатель – один из них? – спросила Энджи, полная подозрений.

– Я работаю с ними два года. Я им доверяю.

– Мы не можем скопить деньги из-за того, что ты платишь людям за сверхурочную работу, но, если ты не будешь им платить, может возникнуть следующий пожар и тогда никто не станет тебя нанимать. Сэм, можем мы что-нибудь сделать?

– Это подводит нас к тому, что произошло сегодня вечером, – сказал Сэм, осторожно дотрагиваясь до носа и болезненно морщась.

Энджи выслушала его рассказ о драке между ним и Гербом Гаунером, и с каждым его словом разгоралась все большим гневом.

– Должен же быть какой-нибудь способ остановить его, – проговорила она, когда Сэм замолчал.

– Гаунер прав. Доказательств его причастности к пожарам нет.

Не в силах усидеть на месте, Энджи встала и принялась нервно расхаживать по кухНе.

– Эти люди нечто невероятное! Какие еще бабушки с дедушками пошли бы на такие меры, чтобы отобрать детей у отца? – Она развела руками. – Им следовало бы думать о том, при каких условиях их внучки будут счастливее. Кстати, Винни Гаунер была здесь, когда я вернулась со стройки.

Сэм пожал плечами и мрачно усмехнулся:

– И как прошла встреча?

– Можно сказать, что мы оба сегодня оказались побитыми Гаунерами.

– Так плохо? – горько рассмеялся Сэм.

– Ты безнравственный отец, а я совсем не подхожу для того, чтобы воспитывать детей.

Мгновенно выражение его лица изменилось, он посерьезнел.

– Нет, это не так. Ты не по своей вине оказалась в ситуации, на которую не напрашивалась и которой не хотела. Я знаю, что это нелегко стать женой бедного человека, будучи дочерью богатого. Но ты не стала жаловаться. Ты делаешь то, что должна делать. И, Энджи, ты прекрасно управляешься с девочками.

Эти неожиданные похвалы выбили почву у нее из-под ног. Несмотря ни на что, он оценил некоторые ее качества и поступки, и у него хватило великодушия сказать ей об этом.

– Я сожгла бобы, – сообщила она виновато, глядя на него во все глаза.

– Черт возьми! Я люблю подгорелые бобы! – ответил Сэм с улыбкой.

– Ты еще об этом не знаешь, но кое-что из твоего нижнего белья теперь розоватого цвета. Красный пояс Дейзи упал в корыто, где я полоскала выстиранное белье.

Она изо всех сил оттирала его белье, чтобы из ярко-розового сделать его чуть розоватым. Потом надолго оставила его в растворе синьки, пока не стала опасаться, что крепкий раствор съест ткань.

– Я не стану утверждать, что мне нравится розовое нижнее белье, – сказал Сэм, запрокидывая голову, – но, думаю, случаются и худшие ошибки.

– И Люси ненавидит меня.

Он чуть опустил голову и теперь пристально смотрел на нее.

– Люси была хозяйкой в доме до твоего приезда. Эта девчушка семи лет играла роль взрослой женщины. Дай ей время осознать, что она снова может стать ребенком.

Она это так и поняла. Она стала соперницей Люси, отстранила ее от власти в доме. Энджи промолчала. Люси и Сэм были взрослыми. По крайней мере Люси так казалось. Теперь взрослыми в доме были Сэм и Энджи. Прежде Люси отвечала за порядок в доме. Теперь же эта обязанность перешла к Энджи. Люси пыталась стать матерью для Дейзи. Теперь это место заняла Энджи. Сэм безраздельно принадлежал девочкам. Теперь его приходилось делить с Энджи.

– Иногда я чувствую себя такой беспомощной. – Энджи закрыла глаза и покачала головой.

Руки Сэма обвились вокруг нее, и она испугалась, потому что не слышала, как он встал с места и подошел.

– Я тоже, – ответил Сэм устало, зарывшись лицом в ее волосы.

Отклонившись назад, Энджи все-таки оставалась прижатой к его груди, стараясь не причинить боли его пострадавшим ребрам. Она прикрыла ладонями его руки, лежавшие на ее талии.

В окне над раковиной отразилось нечто такое, что Энджи не ожидала увидеть. Она и Сэм прижимались друг к другу. Теперь они зависели друг от друга и черпали утешение в этом соприкосновении. Минуту назад у нее было такое чувство, будто мир смыкается вокруг нее, будто перед ними выросла целая гора неразрешимых проблем. Но когда руки Сэма обвились вокруг нее, она почувствовала себя защищенной и у нее возникла надежда, что вместе они смогут пробиться сквозь эту гору.

Все, что ей надо было сделать, это повернуться в его объятиях, и его рот оказался бы всего в нескольких дюймах от ее рта.

Ее дыхание участилось, и по всему ее телу от головы и до ног разлилось тепло.

– Энджи?

– Да? – облизнув губы, хрипло ответила она.

– Если я сейчас не лягу, то упаду.

Его руки оторвались от ее талии, упали, и он оперся всей тяжестью о раковину.

– Надеюсь, что этот сукин сын избит не меньше меня и ему так же больно.

«Ну что я за идиотка! – подумала Энджи, прежде чем обернулась. – Он избит, весь в ушибах и синяках. Он качается от усталости. Поцелуи – это последнее, о чем он может сейчас думать. Да и обо мне тоже», – торопливо заверила она себя.

Она отряхнула пыль с рук и попыталась принять бодрое и энергичное выражение, как личность, которой можно доверить тайну, деньги и детей. Она попыталась выглядеть как женщина, никогда и не помышлявшая о поцелуях.

– Думаю, сегодня тебе надо поспать в доме, в твоей собственной постели. Так ты отдохнешь лучше. – Когда на ней остановился взгляд Сэма, она поспешно добавила: – А я буду спать в постели девочек.

– Конечно.

Покраснев от смущения и ненавидя себя за эту способность краснеть, Энджи подумала: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу».

– Мне не стоило заговаривать об этом, – сказала она, злясь на себя.

– Нет.

– Я имею в виду о том, что я буду спать в кровати девочек.

– Понимаю.

– Не знаю почему, это просто…

Чтобы чем-то занять руки, которые стали ей мешать, без толку болтаясь вдоль тела, она подошла к раковине, отстранила Сэма и принялась яростно стирать окровавленные тряпки.

– Я знаю, что ты не думаешь о… – Она загоняла себя все дальше в угол. – О неприличных вещах.

– Как, например, о том, что я собираюсь спать в постели, которую совсем недавно занимала красивая и желанная женщина? Как об аромате твоих волос и о том, как приятно тебя обнимать? Ты эти неприличные вещи имела в виду?

Когда она резким движением вскинула голову, он пристально смотрел на нее здоровым глазом.

– Не идеализируй меня, Энджи, – сказал Сэм тихо. Его взгляд спустился к ее шее и к нежной жилке, бурно бьющейся на горле. Она так и замерла с руками, глубоко погруженными в мыльную воду и ощущением жара в груди. Если бы он только сделал шаг к ней, она бы опозорила себя, бросившись в его объятия.

– Я принимаю твое приглашение спать сегодня в доме, – сказал он вместо этого, отвернулся от нее и направился в спальню.

У двери он обернулся, и она прочла на его лице желание сказать больше, но он этого не сделал.

– Доброй ночи.

Когда дверь за ним закрылась, Энджи все еще смотрела на свое затуманенное отражение в оконном стекле над мойкой. Она была в смятении, мысли ее метались, как клочки бумаги под напором весеннего ветра. За два часа она испытала переход от парализующего страха, что нечто ужасное могло случиться с Сэмом, до тайного трепета от прикосновения к его коже, а потом – к удовлетворению оттого, что Сэм ей доверял, и к ярости, обращенной на Гаунеров, за которой последовало облегчение, когда руки Сэма обвились вокруг нее, и наконец к томлению и жажде его поцелуя. Эта эмоциональная буря вымотала ее.

Убрав в кухне, Энджи направилась в спальню девочек и распустила волосы. Сидя перед зеркалом, она расчесывала волосы щеткой Люси. Следовало провести по волосам сто раз, а потом заплести их в косы.

Сегодняшние события нужно было обдумать. Но ее мысли заклинило, и она могла размышлять только о мелочах. В частности, о том, что мужское обаяние Сэма волнует ее все больше и больше.

Всего за несколько недель из взрослой женщины, никогда не задумывавшейся о сексе, она превратилась в подростка, чье тело и ум пробудились для глубокого беспокойства и томления и прежде неведомых желаний.

И дня не проходило, чтобы она не вспоминала, какие чувства вызвал в ней поцелуй Сэма, и она вновь переживала это, до тех пор пока лицо ее не начинало пылать, а сердце бешено колотиться.

Ее завораживало все, что бы он ни делал. От ритуала бритья по утрам до манеры держать нож и вилку. Она находила чрезвычайно волнующим и интересным то, как он взмахивал молотком, прежде чем вдеть его в петлю на рабочих штанах, и то, что он, будучи левшой, брал левой рукой бутылку с пивом и кружку с кофе. И то, что на воскресной проповеди в церкви он всегда садился поближе к проходу.

От его звучного баритона у нее бежали мурашки по спине. Иногда он смотрел на нее так, что от его взгляда у нее пересыхало во рту. Позапрошлым вечером она видела его задумчиво стоявшим во дворе и курившим сигару. В закатном свете лицо его казалось бронзовым. И ее руки задрожали от этого зрелища.

Десять лет назад Энджи была слишком юной и неискушенной, чтобы понять, отчего она ощущала слабость во всем теле, когда Сэм оказывался рядом. Потом потянулись долгие годы одиночества, когда дверь между ней и даже намеком на сексуальность была наглухо закрыта. Теперь же она чуть приоткрылась.

Смущенная и растревоженная, Энджи бросила щетку для волос и прикрыла лицо руками. Она совсем не хотела видеть в Сэме мужчину. Она хотела получить развод.

Она сделала отчаянную попытку изгнать из памяти обнаженный торс Сэма, попыталась думать о Питере Де Труте. О Питере, которым восхищалась и которого почитала. О своем друге Питере. О Питере, своем будущем муже. Именно Питер был мужчиной, который должен был раскрыть ей тайну взаимоотношений между мужчиной и женщиной, удовлетворить ее любопытство и избавить от этого странного томления.

Но Сэм спал в постели, с которой она встала сегодня утром. И он постоянно был в ее мыслях, как бы отчаянно она ни старалась вытеснить его из них.

Перед рассветом Сэм проснулся и не смог больше заснуть. Взбив под головой подушки и устроив из них нечто вроде холма, он сидел в темноте, утопая в аромате Энджи. В конце концов он, собрав всю свою волю, попытался думать только о драке с Гербом Гаунером.

Он пошел в Бар «Старатели» с намерением превратить Герба Гаунера в желе и сделал все возможное, чтобы довести задуманное до конца. В этом он почерпнул некоторое удовлетворение. Но, какой бы урон он ни нанес своему недругу, это ничего не меняло. Каждый, кто наймет Сэма на работу, рисковал увидеть свой новый дом пылающим.

Хмурясь, Сэм пришел к единственно разумному выводу. Ни один человек, имеющий совесть, не станет подвергать своих клиентов возможности, а скорее, вероятности, понести финансовые потери. На следующей неделе, вручив преподобному Драйфусу ключи от его нового дома, Сэм Холланд выйдет из игры. А это означало, что Гаунер добился задуманного: он лишил Сэма заработка и средств к существованию.

Полный мрачных раздумий, Сэм встал с постели и остановился перед окном, наблюдая за игрой огней на Беннет-стрит и глядя, как небо становится палевым и начинает переливаться всеми цветами радуги. Он спрашивал себя, сожжет ли Герб Гаунер новую школу. Несмотря на то что Сэм был невысокого мнения о Гаунерах, он не считал Герба способным причинить зло детям ради того, чтобы добиться цели. Но он сомневался и в том, что Герб мог сжечь дом священника.

Когда небо посветлело и приобрело молочно-голубой оттенок, Сэм пошел на кухню, чтобы вскипятить воду для кофе и для бритья. Но прежде он остановился перед дверью в спальню дочерей.

Ему показалось, что даже оттуда до него доносится обольстительный аромат розовой воды, который он вдыхал, лежа на подушке Энджи. Он представил ее спящей, свернувшейся калачиком на боку с приоткрытым во сне ртом и длинными ресницами, лежащими на щеках. И сердце его сжалось.

Энджи так долго не играла никакой роли в его жизни, что он наивно предположил, что его безразличие к ней будет продолжаться и тогда, когда она поселится в его доме. Но, видя ее каждый день, наблюдая смену ее настроений, ее женские привычки и особенности поведения, видя, как она вошла в его жизнь и приняла на себя часть его бремени, которое он привык нести один, видя ее красоту и эти ее ямочки на щеках и ощущая, что его потребность в ней все растет, он осознал, что укоренившееся отношение к ней изменилось.

Теперь он хотел, чтобы она уважала его и восхищалась им.

Он хотел ее.