Раннее утро понедельника было солнечным и ясным. Воздух, сухой и холодный, бодрил. По мнению Молли Джонсон, такой день вполне подходил для стирки. Энджи не могла судить, насколько это справедливо, так как она собиралась стирать на всю семью впервые в жизни.

Очень скоро она поняла, что генеральная стирка не имеет ничего общего с мытьем нескольких изящных вещиц. Это была тяжелая и утомительная работа. Энджи наполнила водой все свои котлы и поставила их на плиту, нагрела воду до кипения и налила ее в корыта. Одно корыто предназначалось для основательной стирки, второе – для полоскания и третье – для синьки белого белья. После того как Энджи, стоя на коленях, выстирала белье на стиральной доске, она развесила его, закрепив вещи на веревке с помощью прищепок. После этого она вернулась на кухню за следующей порцией.

Отойдя от бельевой веревки, Энджи помахала рукой Молли, развешивавшей белье на своем заднем дворе. Потом потерла ноющую поясницу, массируя натруженные мышцы. Ее белье было таким же белым, как у Молли, с удовлетворением отметила она. Конечно, она еще не бралась за одежду Сэма. И даже не решила, будет ли ее стирать.

Окинув взглядом долину, она заметила, что бельевые веревки в Уиллоу-Крик расцвели яркими выстиранными тряпочками, легкий ветерок полоскал и надувал их, как паруса. Было что-то умиротворяющее в том, что все женщины округи, как и она, трудились в жарких кухнях, погрузив руки в мыльную пену и проклиная упрямые пятна. Завтра они будут спрыскивать белье водой и гладить его. И Энджи по признаку пола была связана с ними и со всеми женщинами прошлого и настоящего, с теми, кто готовил, чистил и обстирывал семью и чинил одежду для мужчин и детей.

Конечно, это была не ее семья, подумала Энджи, ощутив болезненный укол в сердце. Эти маленькие нижние юбки и коленкоровые платьица не имели к ней никакого отношения. Люси и Дейзи вышли из чрева другой женщины. Если бы Сэм мог позаботиться о разводе, она бы никогда не узнала, что панталончики Люси нуждались в починке, а синий кушак Дейзи до того выцвел, что стал почти белым. Если бы у Сэма хватило средств на бракоразводный процесс, Энджи жила бы одна и отсылала бы свое белье в ближайшую китайскую прачечную, как делала это всегда.

Круто повернувшись и не глядя на бельевую веревку, Энджи шагнула к палатке Сэма, порывистым движением откинула клапан и заглянула внутрь.

На походной кровати лежал его скомканный спальный мешок. В палатке стоял красивый низкий столик, а на нем фонарь и лежала книга по геологии. Он смастерил Еешалку в виде дерева, на котором было достаточно ветвей, чтобы развесить несколько комплектов одежды.

Чувствуя себя непрошеной гостьей, Энджи посмотрела через плечо, потом нагнулась и вошла в палатку, чтобы проверить, в каком состоянии его одежда. Все его вещи нуждались в стирке. Не было ни одной пары штанов, которые не выглядели бы так, будто он в них ползал по густой грязи. Очевидно, так оно и было, раз он пропадал на своих участках.

Что-то заставило ее взять в руки мягкую фланелевую рубашку и прижать ткань к щеке. Она вдохнула специфически мужской запах. Аромат мыла. Пены для бритья. Слабый запах пота. Намек на дым сигар. Это были земные запахи, присущие Сэму: солнца, сосны, древесных стружек и опилок и вара для пропитки и проконопачивания крыши.

У нее закружилась голова, и она споткнулась, едва не свалив вешалку. Жаркая кровь прихлынула к ее лицу, сердце оборвалось. Энджи необходимо было сесть, но единственное пригодное для этого место оказалось постелью Сэма.

Боже милосердный! Что с ней творится? Выпрямившись и держась за вешалку, она захлопала глазами. Минуту назад Энджи стояла на высокогорном солнце и философствовала о почти сестринской близости женщин и их связи с минувшими поколениями. Теперь же она вдруг почувствовала странную неуверенность в себе. Запах Сэма дразнил ее ноздри, а между ее бедер медленно разгорался пожар.

Ужаснувшись, Энджи попятилась из палатки и опустила полог. С развевающимися юбками она повернулась на каблуках и помчалась на кухню. Налив кофе в чашку матери, Энджи упала на стул.

Ее пальцы дрожали только оттого, что она дотронулась до одежды Сэма и осмотрела его постель. Она не могла в это поверить. Она пришла к мрачному заключению, что если всего лишь запах его рубашки и вид постели привели ее в полуобморочное состояние, как какую-нибудь томящуюся тоской старую деву, то Бог знает, к чему может привести отстирывание его нижнего белья. И она решила повременить со стиркой его вещей.

– Энджи!

Неожиданный оклик Сэма вызвал у нее дрожь, и она, чувствуя себя виноватой, возблагодарила небо за то, что он не появился пятью минутами раньше и не застал ее в своей палатке. Вскочив на ноги, она свирепо воззрилась на него, мгновенно придя в ярость ни с того ни с сего.

– Что ты здесь делаешь?

– Я здесь живу. Это вроде бы мой дом.

Оглядев ее и заметив подоткнутые юбки и мокрый передник, он подошел к плите, лавируя между корытами.

– Нынче утром я забыл дома свой завтрак.

– Я должна приготовить тебе поесть?

Кипя от непонятной ярости и раздражения, она внезапно почувствовала себя очень несчастной. Энджи приехала сюда не для того, чтобы изнемогать от изнурительной работы. Она здесь не для того, чтобы все время кормить кого-то, стирать на кого-то и беспокоиться о детях, которых Сэм прижил, пока она увядала, как виноградина на лозе родительского дома. В то время как она оставалась целомудренной, как монахиня, он изведал многое, возможно, не отказывал себе в удовольствиях, пока что остававшихся для нее тайной. Это было несправедливо.

– Случилось что-нибудь, о чем мне следует знать? – нахмурился Сэм.

Она уперла кулачки в бедра и стиснула зубы.

– Как ты мог! Мы были женаты! Черт бы тебя побрал, Сэм!

Огонь, разгоравшийся между ног, теперь поднялся и обжег горло. Круто повернувшись, она направилась к двери, потом вернулась к столу.

– Ты устроил свою жизнь и дом, будто меня и не было на свете! Свил уютное гнездышко для себя и кого-то еще, для другой женщины! И произвел на свет детей. Я тоже хотела иметь детей. Об этом ты не подумал?

Он смотрел, как она лягнула корыто с подсиненной водой. Жидкость плеснула через край и залила пол. Ей было все равно. Ей хотелось пнуть и другие вещи, швырять их и вопить о несправедливости жизни!

– Ни одна женщина не должна стирать белье мужчины, если он ей не муж, не настоящий муж! А носовые платки! Нижнее белье и носовые платки – не те вещи, которые должна отстирывать женщина, если только она не совсем нищая, бездомная, безумная или не влюблена без памяти!

– Прошу простить меня, но что вызвало такую бурю чувств?

Он смотрел на нее прищуренными настороженными глазами, как человек мог бы смотреть на запаленный бикфордов шнур.

– Разве это не очевидно? Я забочусь о детях другой женщины! – Гнев и бросившаяся в лицо кровь душили ее. – О детях другой женщины, которую ты любил и обнимал. А я, пока ты все это делал, вышивала сотни дурацких наволочек, вспоминая те три поцелуя и раздумывая, не сойду ли я в могилу без того, чтобы… – Она выбросила вперед руку, чуть не коснувшись его лица. – Ты понимаешь, что я имею в виду. Конечно, понимаешь. То, что ты был женат на мне, не удержало тебя.

Он так быстро преодолел расстояние между корытами, что она не поняла его намерений. На это не было времени. Да если бы и было, она бы не догадалась. Его руки обхватили ее за талию, она оказалась плотно прижатой к его жесткому телу, и те волнующие мужские запахи, которые она ощутила в его палатке, обволокли ее и чуть не лишили чувств. Жар его рук и жесткое мускулистое сильное тело оказали на нее такое действие, что слова застряли у нее в горле, а дыхание прервалось. С губ ее слетел едва слышный вздох.

– Ты что?

Потом его жесткие губы прижались к ее губам, горячо, требовательно, почти яростно. Это не был поцелуй неопытного юноши. Его язык вторгся в ее рот, заставив ее разомкнуть губы, смутив и испугав ее, но в тоже время обжигающий электрический разряд ударил ей в спину и ток пробежал по всему ее телу.

Глядя на него широко раскрытыми глазами, Энджи подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но, к ее изумлению, они обвились вокруг его шеи, а колени ее подогнулись. Ее тело стало податливым, готовым полностью сдаться, уступить действию электрического разряда, спалившего ее сопротивление и волю.

Боже милостивый, она пробовала его на вкус! Ее язык соприкоснулся с его языком, а тело ощутило его твердость. Она почувствовала, как его объятия стали крепче, а руки оказались у нее под ягодицами, заставив ее буквально вжаться, влиться в его тело и принять его форму. Он дотронулся до ее спины. Никогда ничего подобного с ней не случалось. Это было потрясением, удивительным открытием. И жар его ладоней на ее ягодицах вызывал в ней странные неведомые ощущения. Внутри у нее стало горячо, и она просто обезумела.

Ее руки скользнули к его лицу, и впервые Энджи ощутила под ладонями щеки своего мужа. Кожа его была плотной, крепкой, слегка покрытой подрастающей щетиной. Она открыла волнующий возбуждающий солоноватый вкус мужчины. Этот поцелуй не походил на их первые целомудренные поцелуи, которыми они обменивались много лет назад. Это объятие не было похоже на то нежное бережное объятие, когда она ощу-щала-себя хрупкой фарфоровой статуэткой.

Это был поцелуй мужчины, и в нем была мужская потребность узнавать вкус ее рта и крепко прижимать ее к своему железному телу, а от этого воспламенялись и ее сознание, и плоть.

Когда наконец Сэм оторвался от ее губ, они оба дышали тяжело, и Энджи упала бы, если бы он не удерживал ее за талию. Ее ноги превратились в овсяный кисель.

– Вот теперь тебя поцеловали, – сказал он, глядя ей прямо в зрачки.

Но ее смятенное сознание в этот момент напомнило ей, что на ней ее самое старое платье, скверные перекрученные чулки, а волосы растрепаны и спутаны. Не был ли поцелуй, который она только что испытала, предназначен для женщины в ином, соблазнительном наряде? Она ничего не могла понять.

Взгляд Сэма прояснился, и он уронил руки, как если бы ее талия обожгла его ладони. Подойдя к раковине, он склонился над ней и выглянул в окно.

– Прошу прощения. Я ведь поклялся, что не прикоснусь к тебе. – Он провел рукой по длинным волосам.

Одурманенная и дрожащая, Энджи опустилась на стул. Земля сдвинулась со своей оси. Мир навсегда перестал быть тем, чем был прежде. Этот мужчина познал вкус ее рта, и оказалось, что никогда прежде с ней не происходило ничего более волнующего. Она и не представляла, что такое возможно. А если бы знала, то совершила бы ошибку и оттолкнула его. Дрожащими пальцами она потрогала уголки рта. Губы были горячими и припухшими. Слава Богу, хоть сердце ее перестало так бешено биться. Помоги ей Господь, ей хотелось, чтобы он снова поцеловал ее так же.

Сэм смущенно откашлялся. Он заметил стеклянные баночки и горшочки, поставленные Энджи на полку над плитой.

– Что это?

– Именно то, о чем говорят этикетки на баночках. – Голос ее звучал хрипло. Она с трудом говорила: никак не могла отдышаться. – Я поздно начала стирать, потому что пошла в город и заплатила все твои мелкие долги. Остальное в этих баночках.

На баночках и в самом деле были наклеены этикетки с надписями «Сэм (деньги на салун, баню и стирку)», «Энджи и девочки (на покупки для школы, одежду и непредвиденные расходы)», «Пища», «Расходы на дом», «Операция», «Развод».

– Не вижу баночки, где было бы написано «Подарки». Маленьким девочкам время от времени требуются подарки или гостинцы. Ну, например, рожок с мороженым, красивая лента для волос.

– Я выделила средства на непредвиденные расходы, – пожала она плечами.

Он взял баночки с деньгами на операцию и развод и потряс их. Деньги зазвенели.

– По пятьдесят центов в каждой баночке?

– Ты задолжал многим, поэтому осталось мало.

Она ответила ему, но в сознании ее еще звучало его последнее замечание. Как это ему пришло в голову, что девочки нуждаются в подарках и угощении? Очевидно, он был прирожденным отцом. Сэм работал слишком много, чтобы проводить время с дочерьми, хотя Энджи и считала, что он должен делать это чаще.

Сэм поставил баночки на прежнее место.

– Зима – скверное время для строителей. Сейчас надо хватать как можно больше работы.

Как ни удивительно, заработок у него был хороший. К сожалению, ей не удалось отложить много, потому что Сэму пришлось как следует заплатить своим людям за сверхурочную работу. К тому же у него оказалось много долгов.

– Я не могла найти Марша Коллинза и выплатить ему долг, хотя он самый большой. Бакалейщик сказал мне, что Коллинза можно найти в «Золотом башмачке», но, разумеется, я не пошла в салун. Кто такой Марш Коллинз?

Он кивнул, но только позже Энджи осознала, что он так и не объяснил, кто такой Марш Коллинз.

– Хватит ли денег, чтобы купить девочкам новую одежду? – Она была вынуждена попросить его повторить вопрос, потому что ее мысли разбегались. Теперь она разглядывала, как фланелевая рубашка облегает его широкие плечи. Ее горло сжало волнение при воспоминании о прикосновении его мускулистой груди, прижимавшейся к ее грудям, и она поспешно отвела взгляд от его бедер и ног, туго обтянутых джинсами.

– Новая одежда. Да. Я думаю об этом. – Она не могла сосредоточиться, и голос ее звучал смущенно. – Мы можем сэкономить деньги, если перешьем для девочек пару моих платьев. – У нее и в самом деле было много одежды, которую она еще не распаковала. – Тогда нам придется потратиться только на портниху. И на башмаки. А также на некоторые непредвиденные покупки.

Отвернувшись от раковины, он хмуро посмотрел на нее.

– Тебе незачем жертвовать своими вещами. Твой отец одевал мою жену десять лет, и я не хочу, чтобы он одевал и моих дочерей. Купи новую материю.

Она молча смотрела, как он взял свое ведерко с едой и шагнул к двери.

– Покупать новое – расточительство. Мы могли бы использовать эти деньги на другие нужды, – сказала Энджи, все еще стоя к нему спиной.

– Не желаю, чтобы дочери носили обноски.

Знала она раньше, насколько он упрям и горд? Нет, пожалуй, не знала. Осознав, что он собирается уйти, Энджи встала и посмотрела ему в лицо. Подбородок ее был воинственно вздернут.

– Я не собираюсь стирать твое белье.

Если он вообразил, что может поцеловать ее, а потом вывести из терпения и заставить исполнять каждодневный унылый труд настоящей, а не фиктивной жены, то ошибается. Вместо того чтобы умаслить ее и сделать покладистой, он восстановил Эйджи против себя. Его поцелуй показал ей, чего она была лишена все эти годы, и осознание этой потери привело ее в ярость. Он стоял, держась рукой за дверную ручку.

– Я чуть не забыл. Кто такой Питер Де Грут?

У Энджи отвисла челюсть. Это было утро потрясений.

– Откуда ты, ради всего святого, знаешь имя Питера? – Она бы не больше удивилась, если бы он заговорил на иностранном языке.

Засунув руку под рубашку, Сэм извлек письмо и положил на столик у двери.

– Он, должно быть, поверенный твоего отца. Это так? – Щеки ее окрасились румянцем.

– Нет, – медленно произнесла Энджи. – Мистер Де Грут – друг. Добрый друг.

– Понимаю. – Сэм уставился на нее, стоя на другом конце крошечной гостиной, отделенный от Энджи корытами с остывающей водой. – И насколько добрый друг?

Почувствовав себя неловко, Энджи отвела прядь волос со лба.

– Мистер Де Грут и я, возможно, поженимся. После того как мы с тобой получим развод.

Брови Сэма высоко взметнулись, а взгляд стал пронзительным.

– И ты говоришь мне прямо в лицо, что какой-то сукин сын ухлестывает за моей женой?

– Пожалуй, то, что ты сказал, верно. – В ней внезапно закипела ярость. – Но как ты смеешь возражать? – Она обвела рукой все, что их окружало, – дом, занавески на окнах, коврики на полу, мебель. – Ты жил здесь с другой женщиной! Ты даже не ухаживал за кем-то, ты взял эту женщину в свой дом, и она родила тебе детей!

– Это разные вещи.

– Уверена, что это не так.

– Я не ухаживал бы за женщиной, у которой был законный муж! Скажи этому мерзавцу, чтобы больше не писал тебе.

Она только открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная из воды. Это было невероятно!

– Конечно, я этого не сделаю. Как только мы разведемся, я собираюсь выйти за мистера Де Грута!

– Ну, мы еще не разведены. А пока не разведены, ты моя жена, и я не потерплю, если ты будешь путаться с другим мужчиной.

– Я имею полное право распорядиться своим будущим! – Сэм ткнул в нее пальцем:

– Ты ему скажешь, Энджи, чтобы он больше тебе не писал. Что ты предпримешь после нашего развода, это твое дело. Но пока ты живешь в моем доме, это касается меня. Поэтому поостерегись. Я больше не желаю видеть писем от этого высокомерного интригана, пытающегося воткнуть нож мне в спину, от этого сукина сына!

Лишившись дара речи, она смотрела, как он протопал к двери и вышел. Она испытывала потребность излить свою ярость. Оглядевшись, Энджи схватила солонку со стола и бросила ему в спину. Солонка отскочила от стены возле двери и приземлилась на пол. Выбежав за Сэмом на улицу, она метнула ему вслед вазу, метя в шею. Ваза пролетела мимо его головы и разбилась на дороге перед его носом. Сзм остановился и с гневом посмотрел на Энджи:

– Ты сколько угодно можешь быть итальянкой, но я не изменю своего мнения. Никакой лукавый негодяй не будет увиваться за моей женой, пока она живет у меня в доме, ест мой хлеб и тратит мои деньги. Можешь ему это написать.

– А я никогда не буду стирать твое грязное белье! – закричала Энджи ему вслед. – Никогда! Ты меня слышишь?

Он притворился, что не слышит. Но зато слышали все соседи.

Когда до Сэма долетело приветствие Кеннеди Джонсона, он выпрыгнул из ямы, в которой копался, стряхивая грязь с полей шляпы, прежде чем пожать ему руку.

– Везет хоть чуть-чуть? – спросил Кен, стоя на краю ямы. Он скосил глаза, пытаясь заглянуть туда, где Сэм оставил зажженный фонарь.

– Я надеюсь на это место. По приметам где-то здесь залегает жила.

Ему и прежде случалось питать такие надежды, но каждый раз он ошибался. Наступит день, когда ему повезет, и он верит, что это уже произошло.

Солнце опускалось за горную гряду. Веером расходящиеся облака были подсвечены оранжевым и розовым. Внизу на Беннет и Майерс-стрит зажглись электрические фонари. Большинство окон домов и хижин были освещены изнутри. Сэм представил себе, как матери зовут детей домой, а отцы уже поглощают свой ужин и читают за едой газеты. А возможно, что кое-кто из них глотнул чего-нибудь покрепче чая в одном из многих салунов или борделей. Он оперся о камень и отер пот со лба. Весь день он махал молотком, а теперь взялся за свою кирку и лопату, и ему казалось, что каждый из этих инструментов весит не меньше сотни фунтов.

– Принес тебе сандвич и немного яичницы с пикулями. Все из «Башмачка». – Кен протянул ему пакет из вощеной бумаги. – Не похоже, что дома тебя ждет ужин, и одежду твою, кажется, не стирают.

В угасающем свете дня голубые глаза Кена блеснули. Желудок Сэма подсказывал, что следует принять пакет. Он приподнял верхний ломоть хлеба.

– Говядина! Благодарю тебя.

Он откусил от сандвича, глядя на едва пробивающуюся из-за краев розового и оранжевого ярко-синюю полоску неба.

– Я ничего не сделал ей. Не успел войти, как она начала кричать, что не станет стирать на меня. – Он покачал головой. – Я недостаточно ценил Лору.

– Это напоминает мне то время, когда Молли выследила меня в Денвере на Четырнадцатой улице. Если бы она меня застукала, то до смерти забила бы своей шваброй. – Он рассмеялся.

Сэм бросил на него взгляд украдкой.

– А почему ей вздумалось следить за тобой?

– Она решила, что я встречаюсь с какой-то девицей у Мэтти Силка. Но тогда я не знал печали. Узнал позже. Молли не такая женщина, чтобы мириться со сплетнями.

Сэм улыбнулся, представив себе эту сцену.

– Но у меня не было никаких шашней со шлюхами, – продолжил Кен.

– Я и не думал, что были.

– Дело в том, что у меня уже есть женщина с характером. Иногда мне с ней и трудно. Она обожает сплетничать, доводит меня до бешенства. Но Молли всегда держит меня в тонусе, и с ней не скучно. Не знаю, заметил ли ты, что на свете полно унылых и скучных женщин.

– Лора не была скучной, – проговорил Сэм после минутной паузы.

Она была тихой и спокойной и не требовала от него слишком многого, но у нее обо всем было свое мнение. Она была не способна кричать и бросать вещи, как Энджи, но в ее хрупком миниатюрном теле жил сильный дух, хоть это и не было заметно.

– Я не сказал, что она была скучной. Просто тебе не стоит слишком огорчаться, если твоя настоящая жена поймает тебя на Керр-стрит или откажется стирать твое белье. Твоя жена дает тебе понять, что тебе, парень, следует взять на себя часть домашней работы.

Этот неприятный совет тотчас же вызвал в памяти Сэма их с Энджи поцелуй, и он подумал, что это было большой ошибкой. Если и прежде ему было тяжело засыпать, то теперь воспоминание о том, что он держал ее в объятиях, об аромате ее волос, нежной податливости груди, ее дрожащих ладонях на его щеках и сладостном вкусе ее губ преследовало его. Он не хотел этих воспоминаний.

– Как только я набреду на золотую жилу, мы с Энджи получим развод.

И тогда на авансцену выйдет этот сукин сын Питер Де Грут.

– А пока я буду отдавать свое белье в прачечную Су Янга.

Хмурясь, Сэм смотрел в отверстие ямы, где производились работы. Где-то там, внизу, его ждало его будущее. Он чувствовал это нутром. Но это ненадежное нутро уже десятки раз на других участках говорило ему то же самое и всегда ошибалось.

Тряхнув головой, он напомнил себе, что дал зарок не терять надежды. Каждая яма могла оказаться той самой, которую он искал.

– Слышал, что твои люди ночами дежурят возле дома Драйфуса. – Кеннеди закурил одну из дешевых сигар, купленных в «Золотом башмачке» по два цента за штуку. – Кто-нибудь что-нибудь видел?

– Мне показалось, что недавно я что-то услышал, но оказалось, что это была всего лишь пара оленей.

– Я кое-что проверил, Сэм. Билл Хэвершэм, Джастин Тодд и Джек Хадсон работали и на других строительных площадках. Не только у тебя.

Он это знал.

– Нет смысла подозревать кого-нибудь из них. У этих ребят было не больше оснований устраивать пожар, чем у тебя самого. Если, конечно, кто-нибудь хорошенько не заплатил им.

– Я не замечал, чтобы у кого-нибудь из них появились лишние деньги.

– Я тоже, – со вздохом согласился Кен. – Ребята из профсоюза все еще не оставили мысли возбудить против тебя судебный процесс.

Сзм пожал плечами:

– Марш Коллинз говорит, у них нет для этого оснований. Нельзя наказывать человека только зато, что преступление было совершено во время его дежурства. Я надеюсь, что адвокаты ребят из профсоюза понимают все как надо и процесс не состоится.

Тем временем все это обошлось ему в огромную сумму, в целое состояние, заплаченное его поверенному. Каждый раз, когда Коллинзу поступало письмо с претензиями, ка-. савшимися этого дела, он и Сэм совещались. Потом Коллинз присылал новый счет.

– Есть у тебя какие-нибудь успехи на заявленных участках? – спросил Сэм, желая сменить тему.

– Я нашел кое-что интересное. Но ведь жила, на которую я напал, может истощиться. Кто знает?

Ответ Кена прозвучал вяло. Сэм ничего другого и не ожидал. Глупо болтать всюду о своем везении, до того как открытие подтвердится и будет уверенность в успехе.

– А новости тебе известны? – спросил Сэм минутой позже. – Изи Эффи из Поверти-Галч умерла прошлой ночью от передозировки морфия. За месяц это уже третья шлюха, покончившая с собой. Возле вокзала открыли еще один пункт, где принимают металл на пробу. Теперь в нашем местечке их сорок два. В Виндикатаре, похоже, напали на жилу. Мэр грозится выпихнуть мэра Виктора под зад коленкой, потому что тот сказал, что наш мэр не сумел организовать пошивочной мастерской, не говоря уже о благоустройстве города. – Кен рассмеялся:

– И потому что английский синдикат разнюхивает, нет ли здесь многообещающих разработок, которые можно купить по дешевке. Какой-то чертов дурень прострелил себе ногу, гоняясь за другим болваном по Майерс-стрит и крича во всю глотку, что тот стибрил его деньги и завладел его женщиной. Миссис Финн обварила руку кипящим маслом, а миссис Лиланд наконец-то умерла от своей хвори, чем бы она ни была вызвана.

Сэм кивнул:

– Ты сэкономил мне несколько часов, принеся еду. Теперь я поработаю здесь допоздна, а потом наступит моя очередь дежурить у дома Драйфуса.

Каждое его дежурство давало Сэму возможность не тратить деньги, которые он платил очередному рабочему за сверхурочные часы. Скатав вощеную бумагу в шарик, он бросил ее в ведерко для завтрака, рядом с которым лежал его пояс с инструментами.

– Спасибо и за сандвич, и за новости.

– Еще одна вещь. – Кен смотрел на него из темноты. – Ты подкопил денег на операцию Дейзи?

– Еще нет.

Быстро встав, он подошел к яме и спустил в нее лестницу. Потом поднял кирку, взвесил ее в руке и стал вглядываться в сильванитовую породу. Сильванит – это глина с прожилками драгоценного металла. Иногда удачливому старателю удавалось набрести на породу, содержащую золото в таком виде, в каком большинство людей его себе представляет. Но состояния здесь в основном делались на том, что золото извлекали из сильванита. В сильваните могло быть мало золота, но иногда содержание драгоценного металла было богатым. Поэтому найти сильванит – это еще полдела. Надо найти породу, имеющую в своем составе много золота. После следующей выплаты за строительные работы он возьмет еще один образец своей руды и отдаст его на анализ. Сэм размахнулся усталыми руками и ощутил толчок. Кирка ударилась о твердую породу. Он рывком выдернул ручку инструмента. Вниз посыпался поток глины и пустой породы, а также осколков камня, и его ноги погрузились в этот мусор до щиколоток. Потом он повторил удар снова. И так до глубокой ночи. Мысль об операции Дейзи придавала ему сил. Как и перспектива развода, которого хотели и он, и Энджи. Как и мечта о богатстве. Пока на небо поднималась луна, ему было о чем поразмыслить. И его раздражало, что большую часть ночи он невольно думал об Энджи. Ему хотелось втоптать в грязь Питера Де Грута.