Поскольку теперь уже не надо было торопиться, последний отрезок пути до Денвера Фокс ехала не спеша. Таннер, конечно, отвезет отца в ближайший поселок, чтобы он мог отдохнуть, поэтому она, объезжая стороной все поселки, направилась в Айдахо-Спрингс.

Со времени ее первой поездки на восток то, что начиналось, как беспорядочное скопление землянок и палаток, превратилось в процветающий город. По всей длине узкого каньона растянулся ряд деревянных бараков и множество новых солидных зданий, поражающих своими размерами. Фургоны, телеги, повозки и всадники двигались в обоих направлениях по дороге через город, поднимая тучи пыли. Везде царило веселое оживление.

Фокс выбрала двухэтажную гостиницу с потрепанным фасадом, где номера наверняка были дешевле, чем в кирпичном особняке напротив. Номер, который она сняла, был крошечным, но кровать показалась ей просто райской — особенно после того, как она три месяца проспала на земле.

Она бросила шляпу на ряд крючков возле двери, затолкала седло под кровать и, сняв сапоги, с размаху бросилась на стеганое одеяло. Через минуту она уже заснула, да так крепко, что открыла глаза лишь к полудню следующего дня.

Она съела огромный завтрак, состоявший из ветчины, яиц, картофеля в жирном соусе, хлеба и большого кофейника кофе с сахаром. Потом она пошла в баню, потребовала отдельную кабину, толстые махровые полотенца, душистое мыло и шампунь. Конечно, после такого чудесного мытья стыдно было надевать ее привычную одежду, но она утешала себя тем, что это ненадолго.

Остаток дня она провела в магазинах Айдахо-Спрингс, с удовольствием отметив, что смогла купить все, что ей было нужно.

Первым приобретением была большая матерчатая сумка, в которую она сможет положить все другие вещи, которые купит. Начала она с высоких дамских ботинок и крючка, которым их застегивают. Следующими были чулки и подвязки, хлопчатобумажная сорочка и панталоны и — после некоторых раздумий — вышитый корсет с деревянными «косточками». Продавщица долго уговаривала ее купить кринолин, но Фокс не была готова надеть на себя такое хитроумное сооружение. Она остановила свой выбор на накрахмаленных нижних юбках, на которых хорошо смотрелись широкие перкалевые юбки. Последними были две блузки и летняя накидка.

И конечно же, ей были нужны маленькие кружевные носовые платочки, перчатки, ридикюль, шпильки и приличный гребешок. Сжав зубы, она прошла мимо прилавка с нюхательными солями, но позволила продавщице сыграть на своих скрытых слабостях и продать ей небольшой флакон розовой воды, которому ей вряд ли придется найти применение.

— Вам не нужны сережки? — предложила продавщица.

— Нет, не нужны.

Продавщица мельком глянула на ее отсутствующую мочку и быстро подвела к шляпкам.

— Вам обязательно нужна красивая шляпка. Если в вашем доме, не приведи Господь, начнется пожар и вы сможете спасти только одну вещь, это должна быть ваша лучшая шляпка. Без нее ансамбль будет неполным.

Фокс пожала плечами. Она устала покупать вещи, которые хотя и были необходимы для осуществления ее плана, но все были страшно неудобны.

— Сами выберите мне что-нибудь.

Продавщица выбрала летнюю шляпу, отделанную крошечными оборочками и украшенную фиалками, которые подходили по цвету к новой накидке и отделке на юбке. Фокс и в голову не пришло бы, что необходимо как-то сочетать цвета.

Пока Фокс расплачивалась за покупки, шокированная ценами на дамскую одежду, продавщица внимательно ее рассматривала.

— Советую вам разделить волосы пробором посередине и завязать их в замысловатый узел на затылке. Или хотя бы просто в пучок, — вздохнув, добавила она.

Оставив покупки в гостинице, Фокс пошла на рынок и продала за хорошую цену своего мустанга и ружье. Перед тем как отдать мустанга новому владельцу, она обняла лошадь за шею, ведь они так долго были вместе. Она была рада, что выручила приличную сумму, но всегда было трудно расставаться с хорошей лошадью и хорошим ружьем. Но в юбке она все равно не могла бы сесть верхом, а ружье не поместилось бы в ее новом ридикюле.

Чтобы закончить день, она выбрала самый тихий, спокойный салун и заказала виски, о котором мечтала с тех пор, как в последний раз пила его в Ноу-Нейме с Барбарой Робб. Алкоголь обжег ей желудок, словно она проглотила кусок раскаленного металла, а после третьей порции настроение у нее упало ниже некуда.

Пича нет. Она все время прислушивалась, не раздастся ли его голос. Без него некому было сказать, что она выпила слишком много виски и что пора идти домой. Больше этого никогда не будет. А если он и смотрит на нее со своего облака, то наверняка сердится, потому что она провела весь день, готовясь нарушить его предсмертное желание.

— Проклятие!

Сидевший рядом с ней у стойки мужчина стал с удивлением рассматривать ее помятую шляпу, старое пончо, грязные штаны и сапоги. Она зыркнула на него, надеясь, что он рвется в драку, но он отвернулся.

Это, возможно, было к лучшему. А то кто ее будет лечить после того, как ее, пьяную, изобьют. Нет никого, кто бы о ней позаботился. Никто не знает, где она, и никому нет до нее дела. Нет ни Пича, ни Таннера.

Вспомнив о Таннере, она почувствовала себя еще хуже. Грудь разрывалась от тоски. Где он сейчас? В каком-нибудь шахтерском поселке со своим отцом? Или нанял карету, и они проехали через Айдахо-Спрингс, пока она спала или занималась покупками? Вспомнил ли он о ней хотя бы раз после того, как она исчезла? Что он рассказал о ней своему отцу? И что бы он подумал, если бы увидел ее расфуфыренной, во всех этих женских тряпках? Рассмеялся бы или подумал, что она красивая?

Красивая! Ха! Нашла о чем думать!

Перед тем как вечером лечь спать, Фокс собрала все свое мужество, расправила плечи и заставила себя посмотреть в мутноватое зеркало, висевшее над комодом.

Отражение было не таким, какое она ожидала — или надеялась — увидеть, но в этом не было для нее ничего нового. Впрочем, она выглядела не так уж и плохо. Лицо не было обожжено солнцем, кожа не шелушилась, губы не потрескались. Она расплела косу, и чистые, блестящие волосы упали волнами на плечи и спину. Возможно, ей все же удастся на то короткое время, когда придется встретиться с Хоббсом Дженнингсом, чтобы убить его, выглядеть респектабельной дамой. А может, это просто кажется, потому что она выпила слишком много виски.

Она разделила волосы на пробор и зачесала их назад. После более пристального изучения своего лица она пришла к выводу, что ее вряд ли можно считать красивой — уж слишком розовые у нее щеки, да и веснушек многовато.

Но Таннер считал ее красивой, и это, черт возьми, что-то да значило. Один-единственный мужчина в этом паршивом мире считал ее красивой и необыкновенной и хотел прожить с ней всю свою жизнь. А кем он оказался? Сыном аморального, бессовестного, вероломного, нечистого на руку сукиного сына.

Она провела ладонью по лицу, как бы стирая свое отражение. Если бы можно было убить Дженнингса прямо сейчас, подумала она и с размаху бросилась на постель.

Наутро, разодевшись в пух и прах во все новое, она села в почтовую карету, направлявшуюся в Денвер.

Денвер за то время, что она там не была, разросся. Обосновавшиеся здесь люди из других районов страны посадили деревья вдоль пыльных дорог и даже выкопали канавы, собирающие воду для их полива.

Ее не столько удивило число больших особняков, сколько появление огромного количества обычных домов, многие из которых были построены из кирпича либо камня с явным расчетом на долговечность. Из окна кареты ей были видны трехэтажные здания контор, рестораны с козырьками от солнца над входом, магазины со сверкающими витринами и позолоченными вывесками. Денвер стал настоящим большим городом.

Когда карета остановилась, чтобы пропустить стадо коров, переходившее главную улицу, Фокс выскочила, чтобы купить газету у мальчишки-разносчика. Перед тем как вернуться на свое место, она успела заметить фамилию «Дженнингс», напечатанную на первой полосе.

Вскоре почтовая карета остановилась, и Фокс сошла, радуясь тому, что поездка в душном, забитом людьми экипаже закончилась. Она огляделась, но все вокруг было незнакомым. Ей пришлось зайти на почту, чтобы узнать адрес компании «Майнинг энд меркантайл» и попросить порекомендовать недорогую гостиницу недалеко от конторы компании.

К счастью, она обнаружила, что отель «Альфонс» находится всего в квартале от того, что сейчас называли деловым центром Денвера. До офиса Дженнингса отсюда было пять минут ходьбы, и в этом Фокс усмотрела перст судьбы.

В отеле внимательно оглядевший ее клерк предоставил ей более комфортабельный номер, чем тот, который она получила в гостинице в Айдахо-Спрингс, когда появилась там прямо с дороги. Стены здесь были обклеены обоями. Возле умывальника стоял кувшин с водой, а на туалетном столике — ваза с искусственными гвоздиками. Мальчик, который принес ее сумку, открыл оба окна, и, хотя в комнате запахло пылью и навозом, ветерок был приятным.

Потом он, старательно отводя взгляд, спросил, не желает ли она принять ванну у себя в номере. Фокс даже представить себе не могла, что такое возможно.

Тоже глядя в сторону и глупо краснея, она призналась, что не возражала бы против ванны.

— А еще я желаю бифштекс с жареной картошкой, — сказала она, уверенная в том, что в этом-то ей точно будет отказано. Но мальчик лишь кивнул, и поэтому она добавила: — Еще кофе с сахаром и пирожное с большим количеством крема.

Ей может понравиться жить в отелях, решила она, выкладывая на туалетный столик расческу, щетку и шпильки. Такая роскошь стоила тех денег, которые она заплатила. Конечно, в прошлом у нее никогда не было лишних денег. Но сейчас они у нее есть, ведь она продала своего мустанга и ружье, а времени, чтобы их потратить, у нее осталось не так уж много.

У нее оставалась всего одна сигара, и она выкурила ее, пока нежилась в ванне и читала газету.

Огромный заголовок сообщал, что исчезновение Хоббса Дженнингса наконец объяснилось. Вчера днем мистер Дженнингс в сопровождении своего сына, Мэтью Дженнингса, вернулся в Денвер. Он был похищен и провел долгих три месяца в заточении. Размер выкупа не сообщался, был лишь сделан намек на то, что сумма немалая. Власти уверяли, что арестуют похитителей в самое ближайшее время.

Прочитав заявление властей, Фокс подумала о Джубале Брауне. А про Дженнингса было написано, что он устал и изможден, но не получил никаких увечий. Он предполагает вернуться в свой офис, самое позднее, во вторник и уверяет, что «Майнинг энд меркантайл» возобновит работу в прежнем объеме.

Фокс отбросила газету в сторону, откинулась в ванне и сделала затяжку. Этот негодяй заколдован. Он привлек к себе внимание трех похитителей, которые были явными новичками и обращались с ним как с принцем, вместо того чтобы убить его, как это сделали бы более опытные бандиты. Если бы Фокс стояла во главе похищения, Дженнингсу потребовалась бы по крайней мере неделя, чтобы прийти в себя.

Во вторник в ее голове созрел план. Она даст ему время до пятницы на то, чтобы принимать соболезнования доброжелателей, бизнес-партнеров и всех тех, кто придет к нему в офис после его трехмесячного отсутствия. На этом его заколдованная жизнь кончится.

Только после того, как убрали ванну и поднос с посудой, Фокс вспомнила, что обещала Таннеру подождать две недели до того, как сунуть голову в петлю. Но в то время она еще не знала, что человек, которого она собиралась убить, был его отцом. Она сомневалась, что Таннер покинет Денвер, зная, что она охотится за его отцом. Кроме того, какое значение имеет обещание, данное ею Таннеру, если она не собирается выполнить предсмертное желание Пича? В рай она все равно не попадет. А Таннер никогда не скажет: «Да, ты убила моего отца, но ты сдержала свое обещание и подождала две недели».

Теперь, когда она приняла решение, она надеялась, что уснет без мук совести. Но она лежала без сна и, глядя в окно, думала о Таннере. Перед ней то и дело возникало его лицо, его карие улыбающиеся глаза. С ним она испытала столько удивительных минут радости! Но с особой теплотой она вспоминала, с какой нежностью он смотрел ей в глаза, когда рассказывал о том, что жена, если у нее есть к этому склонность, может выращивать редиску.

Фокс уткнулась лицом в подушку, чтобы стереть преследовавший ее образ Таннера: Таннер с напряженным выражением лица переводит связку мулов через ручей, Таннер смотрит ей в глаза, когда они занимаются любовью, Таннер стоит у костра, когда подходит его очередь, и переворачивает на сковородке блинчики…

— Ах, Таннер, — прошептала она, вспоминая его мускулистое тело и глубокий, проникновенный голос, — это нечестно. Ты должен был быть сыном другого человека.

Таннер знал, что она в Денвере, но не мог ее найти. Это сводило его с ума. Он проверил все общественные конюшни, разыскивая ее мустанга, а потом нанял десятерых мужчин, чтобы они проверили конюшни, принадлежащие отелям. Два последних дня он был в таком отчаянии, что ездил верхом по улицам, высматривая выцветшее пончо и длинную рыжую косу.

Он расставил охранников вокруг дома отца, снабдив их описанием Фокс, а двум мужчинам поручил охранять вход в офис компании.

Он сидел в клубе, размышляя о том, что не могла же она просто исчезнуть. В Денвере было несколько тысяч жителей, но все же город не был настолько велик, чтобы в нем могла затеряться такая необычная и запоминающаяся женщина, как Фокс. Не может быть, чтобы кто-нибудь ее не запомнил.

Она где-то рядом. Он это чувствовал. Он ее любит, и она, черт возьми, любит его.

Откинувшись на спинку стула, Таннер закрыл глаза. До того как он начал расспрашивать отца о его прошлом, у него еще оставалась надежда, что вышла ошибка, что произошел ряд невероятных совпадений, из-за которых Фокс поверила, будто Дженнингс — ее отчим и что он украл ее наследство.

Но все, на чем настаивала Фокс, оказалось правдой. У Таннера с отцом был долгий ночной разговор, страшно болезненный для них обоих, и отец признался в совершенном им когда-то преступлении. Все встало на место. Теперь Таннеру стала понятна боль, часто мелькавшая в глазах отца. И что бы ни сделала Фокс, она не сможет наказать его так, как он наказывал себя сам. Если бы Фокс узнала цену, которую его отец заплатил, ненавидя себя и раскаиваясь, возможно, этого было бы достаточно. Она не сможет его простить, так же как не сможет и Таннер, но… может, этого будет достаточно.

Он должен найти ее, прежде чем месть уничтожит двух самых дорогих ему людей. Если бы только она поговорила с его отцом, если бы она смогла заставить себя сделать хотя бы это, может быть, им удалось бы преодолеть эту муку.

Глядя в пространство, он прислушивался к тиканью клубных часов, отсчитывающих минуты. Что бы ни случилось, это должно произойти очень скоро.

— Добрый день. — Скромно потупив взгляд, Фокс вежливо поздоровалась с молодым человеком за конторкой. — Мистер Дженнингс у себя?

— У вас назначена встреча? — На медной табличке значилось имя молодого человека — Клод Пайпер.

— Нет, но меня уверили, что мистер Дженнингс меня примет. Я собираю среди бизнесменов пожертвования в пользу детей, оставшихся без матерей.

Мистер Пайпер положил ручку и посмотрел на Фокс так внимательно, как ее еще никогда не рассматривали. Неужели Очертания «кольта» видны через сумку, которую она держала на согнутой руке? Ей показалось, что прошла вечность — так долго он ее рассматривал. При этом она решала, что ей делать, если не удастся преодолеть преграду в лице Клода Пайпера.

— И вас зовут?..

Она была уверена, что он смотрит на ее сумку.

— Будет достаточно, если вы сообщите мистеру Дженнингсу, что я представляю Общество сирот. — Она изобразила на лице деревянную улыбку и подумала, что, наверное, надо было представиться просто приличной молодой леди, даже если это привлекло бы внимание прессы и привело к разоблачению преступления, совершенного Дженнингсом. Но было бы легче, если бы она представилась тем, кем была. Она отшвырнула бы Пайпера и ворвалась бы в офис Дженнингса. Сейчас мерзавец уже стоял бы перед вратами ада.

Мистер Пайпер поднялся из-за конторки.

— Я вернусь через минуту.

Она прождала двадцать лет, так что минута не имела значения. Хотя ее удивило, что Дженнингс нанял всего двух человек для охраны здания и она спокойно прошла мимо них. Наверняка Таннер предупредил отца, что она явится. Может, Дженнингс посчитал это пустой угрозой? Что у нее не хватит смелости убить его? Если так, это будет его последней ошибкой.

Зачем только она подумала о Таннере? Он будет подавлен тем, что она собирается сделать. Кем бы ни был Дженнингс, он все еще был отцом Таннера, а Таннер очень его любил.

— Следуйте за мной, пожалуйста. — Пайпер стоял в дверях короткого коридора, обшитого панелями светлого дерева.

Фокс расправила плечи и стиснула губы. Сердце бешено забилось, а по спине побежали мурашки. Как долго она ждала этого момента! Всю свою жизнь!

Натянуто улыбаясь, она пошла за Пайпером по коридору и оказалась в просторном офисе с множеством книжных полок, картин и роскошных ковров.

— Мистер Дженнингс сейчас к вам выйдет. — Мистер Пайпер снова внимательно на нее посмотрел и вышел, закрыв за собой дверь.

Фокс не понравилось, что ее заставляют ждать. Она подошла к окну и увидела горы. Покрытые снегом вершины напомнили ей, что следующей зимы она уже не увидит. Впрочем, ей никогда не нравилась зима.

Отвернувшись от окна, она мельком взглянула на часы, стоявшие на каминной полке, а потом ее глаза остановились на огромном письменном столе Дженнингса… В шоке она отпрянула. На столе стояли два портрета в рамках. На одном был Таннер в детстве, а на другом… Фокс взяла в руки рамку и поднесла ее к окну, поближе к свету.

Это было счастливое круглое детское личико, которое она всегда ожидала увидеть в зеркале, — немного лукавое и смеющееся. Ясные серо-голубые глаза, улыбающийся рот и копна вьющихся рыжих волос. Она не помнила, как позировала для этого портрета, но узнала белый фартучек и ниточку жемчуга.

— Это дочь, которая могла бы у меня быть, — раздался голос у нее за спиной. — Не проходит и дня, чтобы я не сожалел о том, что потерял ее.

Фокс обернулась, уронила портрет и, схватившись за сумку, оказалась лицом к лицу с человеком, который занимал ее мысли почти двадцать лет.

Годы не пощадили Хоббса Дженнингса. Фокс знала, что он на двадцать лет моложе своего теперешнего внешнего вида. Когда-то его волосы были такими же темными и густыми, как у Таннера. Теперь они поредели и стали седыми. Он уже не выглядел высоким и элегантным. Он сгорбился и тяжело опирался на палку. Больше всего ее поразила печаль в его глазах. Таких глаз Фокс еще никогда не видела.

— Я пришла, чтобы… — Она стала шарить в своей сумке.

— Я знаю, зачем вы пришли. Я вас ждал. — С тяжелым вздохом он опустился в кресло у стола. — И я знаю, кто вы.

— Вам Таннер рассказал.

Она знала, что он расскажет. Стоя напротив Дженнингса, она нацелилась ему в лоб.

— Я в любом случае узнал бы вас, дорогая Юджиния. Вы вылитая ваша мать. Вы знали об этом?

Этот вопрос был настолько неожиданным, что выбил почву у нее из-под ног. Слезы подступили к глазам. Кроме него, на свете не было ни одного человека, который помнил бы ее мать.

Она крепче сжала рукоятку «кольта», но потом опустила его. И не смогла удержаться от вопроса:

— Я этого уже не помню. Как она выглядела?

Ваша мать была прелестной, элегантной и стройной, как тростинка. У нее были серо-голубые глаза и такие же, как у вас, рыжие волосы. — На его морщинистом лице появилось что-то вроде улыбки. — Она была грациозной, но сильной, мудрой, смелой, любящей. — Повернувшись вполоборота, он остановил свой взгляд на горах за окном. — Я был для нее неподходящей парой. У нее были деньги и положение в обществе. У меня не было ни того ни другого. Но Дельфиний до этого не было дела.

— Вы обманули ее доверие, негодяй! — Она снова направила на него «кольт», но ее рука дрожала.

— Да, это так. — Он повернулся к ней. Его голос был тверд. — С того вечера, как Мэтью сказал мне, что вы появитесь, я думал о том, что я вам скажу. Я мог бы сказать вам, что без Дельфиний у меня не было бы средств, чтобы отправить моего сына учиться. Но это только половина дела. Мне хотелось жить той жизнью, которую показала мне Дельфиния. Что бы я ни сказал, оправдания мне нет. Я обманул доверие Дельфиний и тем самым безвозвратно изменил вашу жизнь. — Облокотившись на стол, он прикрыл ладонью глаза. — Мэтью рассказал мне, что вы и ваш друг ели то, что находили в мусорных баках. Что бы я ни сказал или сделал, этого изменить нельзя. Я бы отдал все, что имею, если бы это было возможно.

— Вы не просто изменили мою жизнь, негодяй! Вы разрушили ее!

«Кольт» оттягивал ей руку. Может быть, Дженнингс решил выиграть время? Ждет, что Пайпер вернется с дюжиной палачей? Нет. Он сказал, что ждал ее. Клод Пайпер знал, кто она.

— Вы мне не поверите, но я разрушил и свою жизнь. — Он поднял с пола портрет Фокс. — Я потратил годы на то, чтобы найти вас. Но миссис Уилсон умерла, и никто не знал, что случилось с вами.

— Ваша жизнь тоже была разрушена? — Она в это не верила.

— Когда-то я думал, что я хороший, порядочный человек. Но потом понял, что это не так. И это отравило мне жизнь. Я не был таким отцом, каким должен был быть. Я требовал от Мэтью невозможного, чтобы оправдать то, что я сделал, чтобы сказать себе, что стоило ради сына совершить это злодеяние. Я надеюсь, что Дельфиния одобрила бы то, как я распорядился частью ее денег. Но это не меняет способа, каким они мне достались. Не оправдывает того, как я поступил с вами.

— Вы украли мои деньги!

— Это было самым большим преступлением — бросить маленького ребенка.

Сердце Фокс билось так, словно было готово выскочить из груди. Ее мать любила этого усталого, измученного человека. Его любил Таннер.

— Я собираюсь убить вас, — процедила она сквозь зубы. Его раскаяние не тронуло ее. Оно опоздало.

— Я знаю.

Он не делал ничего, чтобы защитить себя. Он знал, что она придет, но разрешил Пайперу пустить ее в офис. Он не позвал шерифа, не выхватил из ящика письменного стола револьвер и не выстрелил в нее первым.

Хоббс Дженнингс сидел перед ней со спокойным, отрешенным видом и смотрел на нее полными муки глазами. Этот человек не боится смерти. Смерть будет для него освобождением от преследовавшего его прошлого, которого он стыдился.

— Я — то возмездие, которого вы ждали, — прошептала она с ненавистью.

Хоббс Дженнингс поставил ее портрет рядом с портретом Таннера и посмотрел на Фокс.

— Прости меня, Юджиния, за то страшное зло, которое я тебе причинил, и за то, что обманул доверие женщины, которую любил. Ты не можешь себе представить, как я об этом сожалею. Ты заслуживала лучшего.

— Ты прав, черт бы тебя побрал! Фокс прицелилась и выстрелила.