Ночь они провели на большой высоте в Шошонских горах. Утром, миновав трудный перевал, они спустились в каньон, где нашли руины заброшенной почтовой станции. То ли индейцы, толи поселенцы разграбили станцию, оставив лишь каменный фундамент. Ручей возле станции пересох, и если бы Фокс заранее не сказала, чтобы все имели при себе запас воды, они не смогли бы сварить кофе ни на ужин, ни на завтрак.

Следующий день был длинным и утомительным. Прежде чем перейти Риз-Ривер, им пришлось обходить огромные каменные глыбы, загораживавшие дорогу. Уровень воды в реке был низким, и мулы благополучно перебрались на другой берег, но лошадь Ханратти почему-то заартачилась, не желая входить в воду.

Он кричал на животное, пришпоривал его, в конце концов спрыгнул на землю и попытался затащить испуганную лошадь в реку. Но она упиралась, косила глазом, а на губах у нее появилась пена.

Разъяренный Ханратти, стоя в воде, дергал поводья и проклинал упрямую лошадь.

Пока Фокс передавала Пичу связку мулов, Таннер подъехал к Ханратти и настоял, чтобы тот перевел его лошадь на другой берег. Что Ханратти после короткой перепалки и сделал.

, Интересно, подумала Фокс, надвинув пониже шляпу, что предпримет Таннер? Первым делом он увел лошадь Ханратти от воды. Потом стал что-то тихо шептать ей на ухо и поглаживать по шее. Потом он завязал ей глаза своей банданой, подвел к воде и спокойно перешел с ней на другой берег.

— Черт, я бы и сам мог так сделать, — выругался Ханратти.

— Мог, да не сделал, — ухмыльнулся Браун.

Когда все снова сели на лошадей и поехали дальше, Фокс спросила Таннера:

— Откуда вы знаете, что надо было делать?

— Мулы в шахтах привыкли возить тележки с рудой. Но иногда они чего-то пугаются, и тогда их трудно сдвинуть с места. — Он повернул голову, чтобы посмотреть на нее. — С таким же успехом вы могли бы меня спросить, знаю ли я, где север.

— Извините, — улыбнулась она, — я не хотела вас обидеть. — Все же она немного удивилась.

И это было нечестно. Ни Таннер, ни его охранники не были новичками, как предполагала Фокс. Никого не надо было учить, как рыть яму для костра или как правильно скатывать спальный мешок. Даже Таннер в очередь готовил еду и подавал ее так же умело, как это сделала бы она.

Он будто читал ее мысли.

— Я провел много времени в диких местах, где расположены шахты Дженнингса. А вы думали, что вам придется нянчиться с новичком?

— Вообще-то такое приходило мне в голову.

Ее мустанг обошел лежавший на дороге обломок скалы, и ее нога коснулась ноги Таннера. Молния пробежала по ее бедру, а щеки запылали. Черт! Что есть такого в этом человеке, что превращает ее в дрожащего подростка? Он бросил на нее такой взгляд, что у нее пересохло во рту. Ее нога снова прикоснулась к его ноге, и ее бросило в жар.

— Вы приводите меня в смятение, — проворчала она, хмуро глядя на его широкие плечи и открытый ворот.

— Правда? Это почему же?

— Не знаю. Приводите, и все тут. — Пришпорив мустанга, она отъехала от него. Ее щеки все еще пылали.

Впрочем, был и положительный момент в этом разговоре. Упоминание о Дженнингсе. Хотя она не так много времени уделяла мыслям о мести, как она предполагала. Хуже того, были дни, когда она забывала мазать лицо лосьоном от солнца, а иногда ей просто не хотелось спать в намазанных свиным салом перчатках. Но если она намерена выполнить свой план, ей надо больше думать о Дженнингсе и лучше заботиться о своей внешности.

Подъехав к Джубалу Брауну, она протянула руку, чтобы забрать у него связку мулов.

— Спасибо, что подменил меня. Теперь я их возьму.

— Я могу еще немного их подержать.

Ну и ну. Фокс спрятала улыбку и задержалась возле него.

— Так ты едешь домой, чтобы принять участие в войне?

— Может быть. Похоже, на востоке мне больше никто не рад. Он имеет в виду, что за ним охотится полиция, подумала Фокс. Сколько же ему лет? Двадцать? Двадцать пять? Некоторым мужчинам не суждено дожить до старости.

— А ты и вправду считаешь, что помогать мистеру Эрнандесу для тебя унизительно?

— Он негр.

— Он старый человек, у которого ревматизм.

— Если он не справляется с делом, пусть сидит дома.

— Если бы это было правдой, он бы с тобой согласился. Но это неправда. Мы с мистером Эрнандесом считаем, что он справляется. Дело в том, Браун, что все мы здесь — команда. Если кому-то из нас требуется помощь, остальные обязаны подставить плечо.

— Но я же так и поступаю, разве нет? Так почему же вас все время тянет читать мне нотации?

— Потому что мне жаль, что я тебя ударила, — ответила Фокс, глядя перед собой. — Иногда это единственный способ завоевать внимание мужчины.

— Я знаю и другие способы.

Она посмотрела на него так холодно, что улыбка моментально слетела с его лица.

— Вам лучше забыть о том, что я женщина, мистер Браун, а то я ненароком могу вас убить или зарезать.

— Я просто хотел сказать…

— Я знаю, что ты хотел сказать, и, будь любезен, оставь свои добрые слова при себе.

Потом Фокс подъехала к Ханратти и спросила:

— Все в порядке?

— А в чем дело?

Черт возьми, сегодня всех мужчин словно какая-то муха укусила.

— Ты не заметил никого, кто был бы похож на индейцев?

— Вы собираетесь прочесть мне еще одну лекцию про наших благородных краснокожих братьев?

Фокс решила быть терпеливой.

— Кроме меня, у тебя самое острое зрение в нашей экспедиции. Я просто спросила, не видел ли ты чего-нибудь.

— Видел нескольких антилоп, пару кроликов и койота.

— Хорошо.

Натянув поводья, она приготовилась поехать в начало каравана, где она будет одна, подальше от этих угрюмых мужчин. Но Ханратти дотронулся до ее рукава.

— Хочу у вас кое-что спросить.

— Я тоже видела кроликов и пару оленей.

— Я индейцев не видел, — осклабился Ханратти. — Но я видел двух человек на расстоянии двух миль отсюда. — Он кивнул на юг. — Они ехали в том же направлении, что и мы, только они были налегке и скакали очень быстро.

— Я их тоже видела. Так что ты хотел узнать?

— Таннер думает, что это мы с Джубалом украли те недостающие три монеты?

Такого вопроса Фокс не ожидала. Она посмотрела на Ханратти с недоумением.

— Не было даже намека на то, чтобы Таннер заподозрил вас в краже монет. Он, как и я, считает, что мы просто их не нашли. Было легко не заметить их в траве.

Ханратти кивнул и надвинул на лоб шляпу.

Фокс не спрашивала, украли ли охранники монеты. За такие вопросы убивают. Конечно же, ни один из них не был так глуп. Фокс сделала глубокий вдох, и в нос ей ударил запах полыни, травы и лошадей.

— Мы должны выехать к озеру. Оно где-то недалеко, за следующим холмом.

— Я поскачу вперед и убью какую-нибудь живность. — Когда Фокс сделала удивленные глаза, он добавил: — На ужин.

— Я бы не отказалась от парочки жирных кроликов.

Она смотрела, как он помчался галопом, вздымая облако пыли. Наверное, им всем не помешали бы такие скачки и погони. Однообразная жизнь и общение с одними и теми же людьми сказывались на их характерах и настроениях. Завтра или послезавтра она позволит Брауну побыть одному, да и Таннеру тоже. Она рассказала о своем решении Таннеру, когда они расположились на берегу озера, окруженного сочной зеленой травой. Для животных это был просто рай.

— Я не возражал бы оторваться от всех и насладиться прекрасной природой.

— Разве вы не считаете, что одна горная цепь похожа на другую, как две капли воды?

Они поднялись на гору, нашли перевал и спустились вниз, потом поднялись на другую гору и снова спустились в долину. Фокс уже не раз ездила этим маршрутом и различала очертания скал и пиков, малозаметную разницу между долинами, у каждой из которых был свой характер. Но большинству людей, особенно таким, как Таннер, выросшим на востоке, горы и долины обычно казались монотонно одинаковыми.

— Почему вы спросили? — Таннер посмотрел на нее так внимательно, словно по ее лицу догадался о ее чувствах. — А вы считаете, что они все одинаковые?

— Да нет. — Она опять совершила ошибку: снова задала ему вопрос, который не следовало задавать. — Но мне показалось, что вы так думаете.

— Здесь поблизости есть рудники? — Он был явно недоволен и не стал отвечать.

— Да, есть. Я как раз планирую остановиться в шахтерском поселке завтра вечером. — Она чуть было не спросила, как он догадался, что здесь есть шахты, но вовремя вспомнила, что он горный инженер. — А как долго вы работали на компанию «Джей-Эм энд Эм»?

— Пятнадцать лет. Гораздо дольше, чем предполагал. Фокс заглянула в свою кружку с кофе и вдохнула аромат жарившегося на вертеле кролика. Ужин, видимо, почти готов.

— А что вы думаете о своем боссе — мистере Дженнингсе?

— Он мне нравится. — Таннер допил кофе. — Он работает хорошо и честно.

Этого Фокс не ожидала услышать.

— По правде говоря, меня это удивляет. Я слышала, что Хоббс Дженнингс — никчемный, нечистый на руку сукин сын.

Таннер повернул к ней лицо, и она заметила, что бледность, вызванная работой под землей, уступила место здоровому загару, который с каждым днем становился все темнее. Сапоги потеряли свой блеск, а штаны были такими же пыльными, как куртка. Он становился таким, каким Фокс предпочитала видеть мужчину. Только он был гораздо красивее.

— От кого вы это слышали? — недовольно спросил он.

— Уже не помню. Слышала, — пожала она плечами.

— Хоббс Дженнингс платит рабочим больше, чем другие владельцы рудников, и заботится о семье горняка, если тот погиб или получил увечье в шахте. Конечно, он заботится об эффективности и прибыли, но он думает и о безопасности труда, чего другие владельцы не делают.

— Святой Хоббс, — раздраженно бросила Фокс, вставая и направляясь к костру. — Я в это не верю. Вы просто его плохо знаете.

— А вы знаете?

По его удивленному голосу она поняла, что сболтнула лишнего. Встав у костра и подбоченясь, она смотрела на кроликов.

— У меня уже слюнки текут. Поваром был Пич.

— Благодаря мистеру Ханратти у нас будет сегодня пиршество. Я еще испек кукурузную лепешку.

Так как они разбили лагерь рано, чтобы дать животным попастись, у них после ужина оставалась еще пара часов до сна.

— Как насчет шахмат?

— Лучше спроси, как насчет того, чтобы задать тебе трепку.

— Когда-нибудь я тебя обыграю.

— Ну да, это когда луна упадет с неба.

Кролик оказался восхитительным, а лепешка, испеченная Пичем, просто таяла во рту. Где-то в середине ужина Фокс заметила, что Пич смотрит на нее своим, как он говорил, многозначительным взглядом. Когда он увидел, что привлек ее внимание, он стал показывать глазами на тарелку Таннера. До Фокс не сразу дошло, что хотел от нее Пич, она поняла это, только когда взглянула на Ханратти и Брауна.

Охранники, как и она, сжимали вилки в кулаке. А Таннер пользовался вилкой так, как настаивал Пич, — как воспитанные люди. Если Таннер заметил, как ест Фокс — а он наверняка уже обратил на это внимание, — он будет считать, что она той же породы, что Ханратти и Браун. Возможно, Фокс и не хватало приличного воспитания, но она считала себя гораздо выше таких людей, как Ханратти и Браун.

Нахмурившись, она взяла вилку, как полагалось, в надежде, что Таннер заметит, что она ест не так, как его охранники.

— Я думаю, что знаю Хоббса Дженнингса так же хорошо, как все работники компании, — заявил Таннер, когда они поужинали.

Фокс смотрела не отрываясь на шахматную доску, которую раскладывал Пич. Услышав имя Дженнингса, он искоса посмотрел на Фокс.

Фокс промолчала, и тогда Таннер, откашлявшись, сказал:

— Вы имеете в виду, что знаете кого-то, кто работал на компанию Дженнингса дольше, чем я, и этот человек знает Дженнингса лучше меня?

— Этот человек знал Дженнингса гораздо дольше, чем вы, — неохотно ответила Фокс, мысленно пнув себя за то, что все испортила.

— А вы можете назвать его имя?

— Нет. — Сев на траву, Фокс стала разглядывать шахматные фигуры, как будто никогда прежде не играла в шахматы. — Начинай, — сказала она Пичу.

— Черт возьми, Фокс, вы просто мастер говорить загадками. Меня это начинает раздражать.

— Тогда уходите, чтобы мы с Пичем могли спокойно поиграть.

— Что именно этот человек рассказал вам о Хоббсе Дженнингсе?

Она наконец подняла глаза.

— Дженнингс — ваш босс, и я понимаю, что вы должны быть ему верны. На этом и порешим.

Таннер достал из кармана жилета сигару, повернулся и пошел к охранникам.

— Я знаю, что совершила ошибку. Так что ничего не говори, Пич.

— Мне кажется, что защитная мазь действует. Да и руки стали намного мягче от того, что ты смазываешь их свиным жиром и не забываешь надевать на ночь перчатки.

— А щеки уже не такие обветренные? — Она знала, что губы все еще в трещинках, но чувствовала, что они постепенно становятся гладкими.

— Не такие, как когда мы уезжали из Карсон-Сити.

В мгновение ока Пич убрал с доски слона и одного коня. Фокс не поверила своим глазам.

— Как это тебе удалось?

— Ты невнимательна, Мисси. — Он достал из кармана комбинезона сигару, и Фокс узнала марку. — Твои мысли заняты другим.

— Это сигара Таннера.

— Да. Мы с мистером Таннером познакомились поближе. — Пич сделал затяжку и блаженно улыбнулся. Потом он завладел ладьей Фокс. — Этот человек знает понемногу обо всем.

— Он ни разу не предложил мне одну из своих дорогих сигар.

— Возможно, потому, что мистер Таннер не знаком с леди, которые курят.

— Но это означает, что он считает меня леди. Никто не думает… — Она осеклась, уставившись на доску. Неужели Мэтью Таннер считает ее леди? Нет, вряд ли. Но возможно, он все-таки считает, что она женщина.

Что он видит, когда смотрит на нее? В данный момент он увидел бы, как она сидит, скрестив ноги, как индеец, на траве, укутанная от шеи до колен в старое пончо, с пыльными волосами и давно не мытая. От нее, наверное, пахнет так же, как от мужиков.

— А о чем вы с мистером Таннером разговариваете? — Она «съела» ладейную пешку Пича, но обычного удовольствия ей это не доставило.

— Мы говорим обо всем и ни о чем. О войне и о том, как она идет, о перемещении разработок месторождений на запад, о проблеме индейцев. Он знает названия звезд и различных горных пород. Он прочел все книги, какие у нас есть.

Почему она не могла говорить с Таннером обо всем этом? Когда он был рядом, у нее пересыхало во рту и все темы разговоров вылетали из головы, как песчинки на ветру. Она лишь задавала ему личные вопросы, которые его раздражали, или болтала о погоде и окрестностях, а заканчивала тем, что умолкала.

— А обо мне он когда-нибудь спрашивает? — Вздохнув, она наблюдала за тем, как Пич собирается атаковать ее королеву. Игра превращалась в форменный разгром.

— Время от времени.

— И какие же он задает вопросы? — спросила она, не поднимая головы.

— Ну, например, с каких пор мы с тобой вместе. Научил ли я тебя читать, писать и считать, или ты ходила в школу. Такие вопросы.

— И что ты отвечал?

Он атаковал ее королеву. Это будет самая короткая партия.

— В детали я не вдавался. От себя ничего не добавлял. Просто отвечал на вопрос.

— А о себе он когда-нибудь рассказывал?

— Очень мало. Я знаю, что он очень беспокоится за своего отца. Мне кажется, отец ожидает от него многого. Возможно, большего, чем он может дать. Возможно, даже больше, чем может вообще кто-либо дать.

— Что ты имеешь в виду?

— Я подозреваю, что мистер Таннер никогда не сможет угодить своему отцу, и мне кажется, он чувствует, что его отец в нем разочаровался.

Фокс задумалась. Так как у нее не было родителей, она знала, что идеализировала отношения, существующие между родителями и детьми. Она представляла себе, что с обеих сторон должна быть безоговорочная любовь, хотя и подозревала, что такой любви не бывает.

Обернувшись, она посмотрела на Таннера, разговаривающего с Ханратти и Брауном. Они стояли возле своих спальных мешков, курили и время от времени смеялись. Одного взгляда на Таннера было достаточно, чтобы понять, что этот человек всегда все делает правильно, что его слово крепкое, что долг и верность составляют основу его характера. Она не могла представить, чтобы он в чем-либо потерпел поражение.

Фокс вдруг подумала, что если и может быть что-нибудь хуже, чем не иметь отца, так это иметь отца, который никогда тобой недоволен, для которого ты всегда был горьким разочарованием.

— Ты проиграла.

Она взглянула на доску: Пич завладел ее королем. Фокс чертыхнулась и начала убирать фигуры в коробку.

— Извини, я испортила тебе игру. Почему тебе нравится, что Таннер знает названия звезд? Ведь это ты показал мне Большую Медведицу и научил находить Полярную звезду. Ты же знаешь названия всех звезд.

— Положим, не всех, — скромно заявил Пич. — А мистер Таннер знает названия созвездий.

— И ты знаешь.

— Но меньше, чем знает мистер Таннер.

— Пич Эрнандес, — она грозно прищурилась, — вы пытаетесь возвысить мистера Таннера в моих глазах?

— Думаю, он и так уже возвысился, Мисси.

В обязанности Таннера входила оценка настроений шахтеров и прием у них жалоб во время его поездок по рудникам компании. Хоббс Дженнингс не хотел быть последним, кто узнает о том, что среди шахтеров зреет недовольство. Он должен был узнавать это первым для того, чтобы у него было время ре шить проблему.

Не все относились к Дженнингсу с тем же уважением и лояльностью, как Таннер, но за пятнадцать лет службы Таннер никогда не слышал, чтобы кто-либо назвал Дженнингса нечистым на руку сукиным сыном. Поэтому его обеспокоил тот факт, что где-то такой человек существует и, возможно, даже работает в самой компании. Рано или поздно этот озлобленный тип может доставить компании неприятности. В лучшем случае он соберет вокруг себя недовольных, в худшем — может вспыхнуть бунт.

Пыль впереди немного рассеялась, и он увидел длинную рыжую косу Фокс. Сколько бы он ни просил, она ни за что не хотела открыть ему имя человека, считающего Хоббса Дженнингса сукиным сыном. Попав в облако пыли, Таннер крепко стиснул зубы. Упрямство не самая приятная черта в характере женщины. Впрочем, в характере Фокс было немало черт, которые большинство людей заклеймили бы как ужасные.

Ожидая, когда ему удастся увидеть ее прямую спину и длинную косу еще раз, Таннер стал перечислять про себя черты ее характера, которые ему нравились. Она была надежной — это очевидно. Судьба может сурово обойтись с ней, но Фокс не только выживет, а еще будет и процветать. Ее надежность и безрассудная храбрость идут рука об руку с независимостью. Она сама принимает решения, и ей нет дела до того, что думают другие. Это качество больше всего отличало ее от тех женщин, которых знал Таннер.

У нее случались перепады настроения, но она, несомненно, была самой храброй из знакомых ему женщин. И самой отчаянной, подумал он, вспомнив, как она удар ила Джубала Брауна, да с такой силой, что он согнулся пополам. Ей повезло, что Браун не поквитался с ней таким же образом, хотя Таннер догадывался, что Фокс была к этому готова. До того как он увидел Фокс в действии, он был твердо убежден в том, что женщина не может так эффективно вывести из строя мужчину.

— Помяни дьявола… — пробормотал Таннер, увидев, что Фокс повернула обратно и направляется к нему. Своих мулов она передала Ханратти.

— Вам надо принять решение.

Он внимательно посмотрел на ее лицо.

— У вас что-то прилипло к щекам и лбу.

Это что-то придавало ее лицу желтоватый оттенок. Она сжала губы, и ему показалось, что она не собирается ему отвечать. Но она вздохнула и сказала:

— Это Пич придумал какую-то смесь против солнечных ожогов. Все это время мне помогал его лосьон, который он называл молочком Сезам, но сегодня утром он настоял на новой смеси. Она состоит из яичного желтка, меда и еще какого-то вещества, название которого Пич держит в секрете.

То, что Фокс пользуется косметическими средствами, поразило Таннера.

— Вы, наверное, считаете, что глупо мазать лицо всякой дрянью, чтобы защитить его от солнца.

— Я еще не встречал женщины, которая не избегала бы солнца.

В дикой засушливой Неваде было мало деревьев. Кедры, сосны и можжевельник практически не давали тени. Человек мог скрыть свое лицо, лишь низко надвинув шляпу, но и это не спасало его полностью от палящих лучей солнца.

— В общем-то я не возражаю против небольшого загара, но я не хочу становиться темнее, чем сейчас.

Сейчас ее лицо было золотистого цвета, который оттенял голубизну ее глаз. Таннер сомневался, что у Фокс когда-либо будет молочно-белая кожа, продиктованная модой. Она всегда будет чуть смуглой с румянцем на щеках. По мнению Таннера, эти живые цвета делали ее гораздо привлекательнее белокожих женщин.

— Я подъехала к вам не для того, чтобы обсуждать свое чертово лицо, — сердито сказала она.

— А о чем вы хотели меня спросить?

Разговаривать с Фокс, подумал он, все равно что идти по полю, на котором расставлены ловушки, готовые вот-вот захлопнуться.

— У меня есть причины не появляться в Денвере с сильно загорелым лицом. — Ее глаза вызывающе сверкнули, что заставило его воздержаться от комментариев. — Не тщеславие заставляет меня мазаться яичным желтком.

— Немного тщеславия никогда не повредит. — Он понятия не имел, что еще сказать по этому поводу.

— Я хочу поговорить о шахтерском поселке, где мы собираемся остановиться.

Слава тебе, Господи. О шахтерских поселках он знал все. Или почти все.

— Я думаю, что нам надо пожить там дня два, но решение должны принять вы.

Он сразу же подумал о сроке, который поставили ему похитители.

— А почему вы решили остановиться на два дня?

— Мы в пути уже десять дней. Животным не повредит день-другой отдыха, да и нам тоже. В поселке есть баня и несколько примитивных закусочных, но еда там все-таки лучше, чем та, что мы готовим на костре. И там есть пара огромных палаток, используемых в качестве салунов.

Все вещи Таннера требовали стирки, а от людей разило дымом и потом. Она была права и насчет животных — им тоже нужен отдых от седел и тяжелого груза.

— У нас все идет, как намечено, — добавила Фокс. — Двухдневный отдых не скажется на нашем графике.

Что беспокоило Таннера, так это салуны. Насколько Таннеру было известно, Ханратти и Браун пока не нарушали его требований насчет выпивки, хотя обоим это не слишком нравилось. Смогут ли они устоять против салунов?

— Хорошо, — неохотно согласился он. Фокс кивнула:

— Мы разобьем лагерь на окраине поселка.

Во время короткого полуденного отдыха Таннер поговорил Ханратти и Брауном.

— Пьяные не очень-то хорошие охранники, — сказал он им.

— Не будьте с нами так суровы. Протестовал главным образом Браун. Ханратти глянул на мула, груженного золотом.

— Напиваться, ясное дело, не профессионально, но от пары стаканчиков человек не опьянеет. Как насчет этого? Мы не покидаем наш лагерь одновременно и не выпиваем больше двух порций?

— Это приемлемо, — согласился Таннер. — Но если вы оставите золото без присмотра хотя бы на одну минуту, я вас уволю. Если только не пристрелю до того. Вам понятно?

— Черт! — Джубал сверкнул белыми зубами. — Первым делом я помоюсь и побреюсь. А женщины в поселке есть?

Они въехали в поселок во второй половине дня. Первыми, кого заметил Таннер, были несколько изможденных женщин, одетых в мужское платье. Одна вела за собой мула, груженного снаряжением старателя. Другая, толкая впереди себя тележку, переходила от одной палатки к другой и продавала пирожки. По сравнению с этими женщинами Фокс выглядела воплощением женственности. В отличие от них Фокс не остригла свои великолепные волосы, ее кожа была загорелой, чистой и гладкой. Глядя на нее со спины, никто не принял бы ее за мужчину.

Поселок протянулся вдоль долины реки на расстоянии мили от каньона, где велись разработки. Опытный глаз Таннера отметил большое количество природного гранита, и что было важнее — выступы кварца, свидетельствовавшие о возможных залежах серебра. Надо будет, подумал он, рассказать об этом месте отцу, как о перспективном объекте разработки, стоящем вложения капитала.

Взгляд Таннера упал на мула, груженного золотом. Когда они въезжали в Форт-Черчилл, он не очень беспокоился о том, что вокруг будет много народу. Но здесь все были по одной единственной причине — чтобы найти золото или серебро. Не дай Бог, если кто-нибудь догадается, что скрывается у них в мешках…

Фокс выбрала место на восточной окраине поселка, где было больше травы. Она долго изучала небо, а потом приказала Пичу распаковать палатки.

— Я уже это сделал, Мисси. — Пич кивнул на кучу брезента и кольев. — По-моему, пойдет снег. — Пич закашлялся и пожаловался, что никак не может избавиться от боли в груди. — Я рад, что мы не пойдем дальше. Хуже нет, чем застрять в горах во время снежной бури.

Вновь прибывшие всегда привлекают внимание, и Таннер отметил, что и они не избежали интереса местных жителей, жаждущих узнать, не приехали ли конкуренты.

— Следуйте плану, — инструктировал Таннер Ханратти и Брауна. — Один из вас должен все время находиться в лагере. Но старайтесь не привлекать внимания. Незачем афишировать тот факт, что вы наемные охранники, или то, что мы везем что-то, что надо охранять.

— Что мы, дураки, что ли? — Ханратти сплюнул на землю возле своей палатки. — Я останусь караулить первым. Остальные могут идти, куда хотят. — Он многозначительно посмотрел на Брауна. — А ты вернешься через три часа, не позже, или я не отвечаю за последствия.

Ухмылка Брауна свидетельствовала о том, что он не слишком испугался, но все же он кивнул и сразу же отправился в направлении салуна, откуда доносились звуки музыки.

— Я составлю компанию мистеру Ханратти, — заявил Пич, ставя на огонь кофейник. — Я, пожалуй, схожу в баню завтра, когда мне захочется погреться. А сейчас холодает. Вы играете в шахматы, мистер Ханратти?

— Я предпочитаю покер.

— Может быть, шашки?

Таннер оставил их выяснять свои предпочтения, а сам решил проверить монеты. Мешки, покрытые попоной, были спрятаны у него под седлом. Ему показалось, что спрятаны они надежно, тем более что Ханратти сидит как раз напротив них.

— Я, пожалуй, куплю пирожки, которые продает та женщина, — сказал Таннер, обращаясь к Фокс, — и съем их, пока буду отмокать в горячей воде. Вы тоже собираетесь в баню?

Ее взгляд был прикован к животным, которые паслись рядом, привязанные на довольно длинную веревку.

— Да, я тоже об этом подумывала. Насчет пирожков.

— И вы хотите, чтобы я за них заплатил, не так ли?

— И надо отнести несколько штук Пичу. Я еще не видела человека, который бы так любил пирожки, как Пич. Особенно с сушеными яблоками.

— У меня такое впечатление, что вы хотите, чтобы за вашу ванну я тоже заплатил.

— Вы же согласились оплачивать все расходы. — Ее глаза сияли: она была довольна, что взяла над ним верх. — Эй, Ханратти, — позвала она. — Ты любишь пирожки? Кажется, мистер Таннер сегодня в хорошем настроении.

— Не откажусь от пирожков, — сказал Ханратти, наблюдая за тем, как Пич расставляет шашки. — Я всегда играю черными. Красные мне не нравятся.

Сдерживая улыбку, Таннер зашагал рядом с Фокс.

— Сдается мне, что вам доставляет удовольствие тратить мои деньги.

— И немалое. — Она стала рассматривать пончо. — Стирка — это законный расход.

Они молчали до тех пор, пока Таннер не заплатил банщику.

— Встретимся позже.

Таннер еще никогда не провожал женщину до бани и не понимал, насколько это неловко. Румянец на щеках Фокс говорил о том, что и она чувствует то же самое. Остановившись в дверях женского отделения, она бросила на него мимолетный взгляд и скрылась за дверью.

Когда Таннер наконец устроился в горячей ванне, его поразили две мысли. Первая — он забыл купить пирожки. Вторая — Фокс, голая, по ту сторону стенки. Он ощутил спазм в желудке, но не потому, что ему хотелось пирожков.

Он считал, что это совершенно естественно и присуще человеческой натуре, что мужчину всегда привлекает «не та» женщина. Возможно, этим объясняется его растущее влечение к Фокс. Нежелательные чувства существовали еще в ту пору, когда человечество обитало в пещерах.

Сколько бы он об этом ни думал, не мог объяснить себе, почему Фокс так сильно его притягивает. И дело было не в том, что она отличается от женщин, которых он обычно встречал. Его чувства были более глубокими, чем обыкновенная похоть, хотя последняя и присутствовала, и была довольно сильной. Он провел немало часов, вспоминая силуэт ее полных грудей.

Фокс его забавляла, раздражала, вызывала чувства уважения и восхищения.

И она абсолютно не подходила человеку богатому и с положением, получившему образование на востоке, который в будущем — это подразумевалось само собой — женится на женщине своего круга. Поскольку Таннер всю свою сознательную жизнь пытался угодить своему отцу, но почему-то постоянно его разочаровывал, он уже давно решил, что, когда придет время выбирать жену, он будет ухаживать только за теми молодыми леди, которых одобрит его отец. Его отношения с отцом и так были достаточно напряженными, так что незачем было их усугублять женитьбой на неугодной отцу женщине.

Задумавшись, он долго смотрел на стену, отделявшую мужскую половину бани от женской. С Фокс у него вряд ли будет будущее, но он слишком ее уважает, чтобы завести короткую интрижку, даже если она на это согласится.

Все еще размышляя о Фокс, он крикнул банщику, чтобы тот принес ему виски.

По ту сторону стены Фокс опустилась в воду, настолько горячую, что ее кожа сразу порозовела. Устроившись поудобнее, она стала прислушиваться к тому, что происходит в мужском отделении. Но все было тихо.

Мысль о том, что Таннер сидит голый в ванне на расстоянии менее десяти футов от нее, привела ее в странное возбуждение. Ей нравились мужчины с волосатой грудью и ногами, и она попыталась представить себе, каким должен быть Таннер. Господи!.. Ее пробила дрожь.

«Прекрати», — приказала она себе в отчаянии. Любая мысль о Таннере была бесполезной. Хуже того, думая о нем, она чувствовала себя неполноценной. Он был как король на шахматной доске, а она всего-навсего скромная пешка. Как правило, эти две фигуры редко стоят рядом.

Если Таннер и заинтересовался ею, у Фокс не было никаких иллюзий насчет того, что это значило. Его интерес продлится ровно столько, сколько продлится их экспедиция. Она понимала, что в его жизни она будет лишь временно… Кем она станет, если согласится? Известно кем… Разве не понятно?

Впрочем, скорее всего она просто витает в облаках. Мэтью Таннера не привлекают такие женщины, как она. И у нее хватит ума, чтобы не позволить мужчине попользоваться ею в течение нескольких недель, а потом бросить.

И все же… она не переставала думать о том, есть ли у него волосы на груди и ногах. И будущее не имело никакого значения, потому что ее будущее — это виселица.

— Черт побери…

Собрав все свое мужество, она взяла со стола рядом с ванной ручное зеркало. Ее ждало разочарование. Как это не раз бывало, она выглядела не так, как ей бы хотелось.

Но после пристального изучения своего лица она все же пришла к выводу, что выглядит лучше, чем тогда, когда в последний раз смотрелась в зеркало. Щеки казались менее красными и обветренными, а губы перестали шелушиться. Мазь Пича, видимо, все-таки действовала: она не загорела до черноты, как бывало после многодневного пребывания на солнце.

Но она никогда не будет красавицей, решила она, хмуро глядя на себя в зеркало. У нее чересчур большой рот, очень черные брови, а черты лица слишком резкие. Ее кожа никогда не будет белой, к тому же у нее полно веснушек, и она не умеет делать замысловатые прически. Она не была изящной и грациозной, не умела стрелять глазками и надувать губки. Она лучше умрет, чем заставит себя надеть корсет.

Положив зеркало, она раскурила сигару и стала пускать дым в стену, за которой находилось мужское отделение. Обреченно вздохнув, она погрузилась в воду по самые плечи.

Впервые в жизни Фокс пожалела, что она не красавица.