Объяснив кучеру, что не желает привлекать к себе внимания, Куинн велел ему ехать не по улицам, освещенным недавно установленными газовыми фонарями, а по переулкам. Из окон многочисленных домов, которые становились все выше по мере того, как они двигались по Четырнадцатой улице, тоже лился яркий свет. Похоже, газовые лампы есть и в домах.

Правда, Лили видела не так много, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы понять, что Денвер — огромный город, раскинувшийся на пологих холмах. Газовые фонари, недавно посаженные хлопковые деревья и вязы горделиво возвещали о намерении царственного города равнин год от года расти и хорошеть.

— Мой дом расположен между зданиями муниципалитета и городского суда, — объяснил Куинн. Лицо его оставалось в тени, и Лили видела лишь тлеющий кончик сигары. — Черри-Крик примерно в четырех кварталах отсюда.

Она старалась получше рассмотреть двух — и трехэтажные роскошные кирпичные особняки, стоявшие на огромных участках, где можно было построить сарай для карет и личную конюшню.

Замедлив ход, карета свернула на усыпанную гравием дорожку, ведущую к трехэтажному особняку внушительных размеров, и Лили облизнула губы, бессильно откинувшись на подушки.

— Черт, в жизни так не волновалась, — прошептала она. — У меня даже руки трясутся.

— Это всего лишь дом, и сегодня вечером там никого не будет, кроме нас с Полом, — ответил Куинн, потом выбросил в окно недокуренную сигару и взял шляпу с перчатками.

Сегодня Лили первый раз видела его в «городской» одежде, состоявшей из темного костюма, жилета, белоснежной рубашки и шляпы. Куинн впервые стал похож на политика, какими их представляла Лили: великолепно одетого, сурового, властного и такого красивого, что захватывало дух. Слава Богу, в карете темно и Куинн не видит, с каким восхищением она смотрит на него.

Машинально потирая руки, Лили выглянула из окна и увидела перед собой массивную входную дверь.

— Если бы мы могли остаться на ранчо, — вздохнула она.

А еще лучше оказаться дома, в Миссури, в этом роскошном особняке ей не место. Она непременно сделает что-нибудь не так, заблудится в многочисленных комнатах, разобьет дорогую безделушку, прольет кофе или виски на ковер стоимостью в целое состояние. Нет, про виски можно забыть навсегда. Теперь она будет потягивать шерри, которое покажется водой любому, кто предпочитает более крепкие напитки.

Едва Куин помог ей выйти из кареты, парадная дверь открылась, и Лили увидела появившегося на крыльце Пола.

— Добро пожаловать домой, миссис Уэстин, — сказал он.

— Благодарю, мистер Казински, — дрожащим голосом ответила Лили.

Пока друзья здоровались, она заглянула в холл, где с потолка свисала огромная хрустальная люстра, бросая свет на мраморный пол. В углу стояла ваза с роскошным букетом желтых хризантем. В одном этом холле запросто могло поместиться три тюремных камеры.

Пол начал отдавать распоряжения насчет багажа, а Куинн повел Лили в дом. Перед ней сразу предстала центральная лестница, переходящая наверху в галерею. Зрелище настолько поразило Лили, что она непроизвольно вцепилась в руку Куинна и прильнула к нему.

— Когда вы будете откуда-нибудь возвращаться, передавайте зонтик Крэнстону, — сказал он. — Шляпу и перчатки можете снять здесь или, если хотите, в своей комнате.

«Крэнстон — это дворецкий», — напомнила себе Лили и взглянула на зеркало. Под позолоченной рамой стоял маленький столик, а на нем — медный поднос для визитных карточек. Лили попыталась вообразить, как небрежно бросает перчатки на столик, отдает шляпу Крэнстону и начинает просматривать визитки.

— Ничего не выйдет. Я здесь совершенно чужая, — прошептала она.

Чертежи, с таким вниманием изученные на ранчо, не давали представления ни об истинных размерах особняка Уэстина, ни о его поразительном богатстве.

Куинн впервые добровольно прикоснулся к ней, положив ей руку на талию. Лили, конечно, хотелось, чтобы он к ней прикасался, только не сейчас. От этого ей лишь еще больше становилось не по себе.

— Давайте выпьем по глоточку бренди, потом вы осмотрите дом.

Бренди не принадлежал к числу любимых спиртных напитков Мириам, о чем Куинну было хорошо известно, но сегодня он, похоже, решил сделать исключение.

Пока он вел ее к одной из дверей в холле, Лили судорожно представила себе план дома, чтобы определить, куда ведет эта дверь, и никак не могла сосредоточиться. Громадный особняк, казалось, лишил ее способности что-либо соображать. Она думала очутиться в уютном, милом доме, а не во дворце, великолепно отделанном и обставленном роскошной мебелью.

Куинн, пристально взглянув на нее сверху вниз, заметил:

— Вы дрожите.

— Я никогда еще не бывала в таком доме.

А ведь завтра ей придется отдавать слугам распоряжения и вести хозяйство.

— Это всего лишь дом, — повторил Куинн.

Он вывел ее в коридор, а оттуда через двойные двери в великолепно обставленную комнату, обозначенную на чертежах как семейная гостиная. В камине, облицованном изразцами темно-синего цвета, весело трещал огонь, на полу лежал красно-синий ковер, такой же расцветки была обивка уютных кресел и скамеечек для ног.

Очаровательная, несколько интимная комната с массой гобеленов, полочек, безделушек и цветов. Лили решила, что даже за целый вечер не сумеет тщательно рассмотреть каждую вещь. Она явно не сможет ознакомиться до завтрашнего утра со всем, что есть в доме.

Куинн наливал бренди, а Лили стояла, испуганно озираясь по сторонам. Она боялась пошевелиться, чтобы, не дай Бог, не смахнуть какую-нибудь безделушку.

Взяв из рук Куинна бокал, она сделала большой глоток и стала ждать, когда по телу разольется тепло.

— Тут все новое? — шепотом спросила она, сделав еще один глоток, и только сейчас обнаружила, что забыла снять перчатки. — Или вам удалось что-то вытащить из огня, когда случился пожар?

— Пожар случился, когда мы еще не переехали в этот дом, многие вещи, одежда, настенные и прочие украшения, кое-какая мебель не были даже распакованы. Все остальное новое. Реставраторы, насколько возможно, придали комнатам прежний вид. Мириам хотела, чтобы они выглядели как до пожара. — Где-то пробили часы, нарушив царящую в доме гробовую тишину. — Очевидно, все эти вещи, на которые вы смотрите, были не распакованы или их успели спасти от огня. В основном это всякие мелочи.

Лили взяла с круглого столика одну из фотографий.

— Кто это? — шепотом спросила она. Похоже, в этом доме она не в состоянии говорить нормальным голосом.

Куинн заглянул ей через плечо. На Лили пахнуло ароматом лавровишневой воды, и она едва сдержалась, чтобы не кинуться ему в объятия и не заплакать.

— Мириам, естественно. А рядом ее брат Ричард и отец.

— Подобные ошибки могут вам дорого обойтись, — услышали они голос Пола, который, войдя в комнату, прямиком направился к столику с напитками. — Вы должны были узнать на фотографии себя, отца и брата. А Куинн должен был сказать не «Мириам», а «Это ты».

Куинн отошел от нее, и Лили умоляюще взглянула на Пола, надеясь увидеть хоть капельку сочувствия.

— Я ужасно боюсь.

— Чего? Дома? — Он с улыбкой потрепал ее по руке.

— Можете отправлять меня в Юму. Я не смогу никого убедить, что я Мириам. — Она аккуратно поставила фотографию и стакан с бренди на столик, расплескав содержимое. — Вы однажды попросили меня не забывать, кто я такая. В данный момент я Лили Дейл, которая вторглась в чужие владения, ошиблась дверью и вместо того, чтобы войти в комнату для прислуги, вошла в гостиную. Да в одной этой комнате больше вещей, чем во всем доме тети Эдны!

Мужчины обменялись настороженными взглядами, после чего Куинн, осторожно взяв Лили за плечи, повернул ее к зеркалу, висевшему над камином, — Ни одна горничная так не выглядит, — сказал он. — Посмотрите на себя. Никто вас не примет за служанку.

Увидев свою модную шляпку и дорогой костюм, Лили немного успокоилась. Да, ее вид может ввести в заблуждение кого угодно, но внутри она та же Лили Дейл, бывшая заключенная, ничтожное создание. Женщина, которая знает свое место и понимает, что оно далеко от шикарного особняка.

— Это вы подобрали всю мебель и все украшения, которые есть в доме, Мириам. Это ваш дом, — ласково обратился к ней Пол, стараясь настроить ее на роль.

Вырвавшись из рук Куинна, она резко повернулась.

— Я ничего не выбирала, черт побери! Да один ковер, на котором я стою, стоит таких денег, каких я в жизни не видела! Мне кажется, я во дворце, жду, когда приедет королева. И нам с вами хорошо известно, кто она! — Лили закрыла глаза, но уже через секунду яростно взглянула на мужчин, уверенная, что они не понимают охвативших ее чувств. Впрочем, она и сама их не понимала, только ощущала, как тут все давит на нее. — Это дом Мириам, дом, где погибла Сьюзен. Я просто… Да оставьте вы меня в покое!

Лили выбежала из комнаты, повернула направо, промчалась мимо каких-то дверей и остановилась, попытавшись взять себя в руки и вспомнить план дома.

За первой дверью находилась комната для верхней одежды. Лили поняла это, когда наткнулась на ящик для хранения зонтов и чуть не упала. Как она забыла, что это за комната?

Лили сердито выругалась. Она просто спятила, заявив Полу, чтобы тот отправил ее в Юму! У нее есть возможность пожить несколько месяцев в доме, напоминающем сказочный дворец, и она будет идиоткой, если не воспользуется ею. И совсем здесь не страшно, что это она выдумала? Да кто угодно почел бы за счастье пожить тут хотя бы несколько дней!

Нужно только убедить себя, что Мириам не возникнет неожиданно, испугав ее до смерти, и не прикажет ей убираться вон.

Лили начала бесцельно, не имея никакого плана, бродить по дому. Первой комнатой оказалась столовая, огромная и слишком официальная. Потом Лили обнаружила очаровательную комнатку для завтраков, после чего заглянула в кладовую, владение дворецкого. Она ни до чего не дотрагивалась, даже юбки тщательно подбирала, чтобы не коснуться мебели. Дальше по коридору располагалась кухня, где Лили провела, наверное, полчаса, рассматривая плиты, раковины, сверкающую посуду и кухонную утварь. Вряд ли она попадет сюда еще раз. В танцевальном зале горели канделябры, освещая великолепно натертый пол, возвышение для оркестра, но эта огромная комната ее не особенно заинтересовала. Пока она будет играть роль Мириам, никаких увеселительных мероприятий не предвидится, раз жена Куинна находится в трауре по погибшей дочери.

Последней на этаже была гостиная, обозначенная на плане как комната для приемов. Ее тоже освещали газовые лампы. Они тихонько шипели, в камине уютно потрескивали дрова.

Комната для приемов явно должна производить впечатление. Стены и потолок обтянуты узорчатым шелком, мебель и украшения антикварные. Во всяком случае, так решила Лили. В антиквариате она не разбиралась, что, принимая во внимание ее прошлую жизнь, было совсем не удивительно.

Она почти не обратила внимания на богатое убранство, поскольку ее взгляд приковала тяжелая серебряная рама над длинным низким столиком. Ноги у Лили подкосились, и она рухнула на оттоманку с парчовой обивкой, не спуская глаз с портрета.

Это она. Не Мириам, а именно она. Чтобы удостовериться, Лили сняла с шеи золотой медальон, который носила под одеждой, трясущимися руками открыла его, взглянула сначала на миниатюру, затем на висевший на стене портрет. Она никогда не видела более изящного белого платья, никогда не позировала художнику, но женщина с печальными фиалковыми глазами и улыбкой была она, Лили.

— Да, это вы, — подтвердил стоявший у двери Куинн. — Портрет немного изменили.

— Кто-то успел вынести его из огня?

— Во время пожара его не было в доме, портрет отдали вставить в рамку. Вернувшись в Денвер, я нанял художника, чтобы тот внес изменения, происшедшие в результате вашей недавней болезни. Он сделал нос более тонким, губы — более полными, слегка подправил цвет волос, увеличил бюст.

Лили похолодела. Еще бы: увидеть портрет, для которого ты никогда не позировала! Она смотрела на себя и даже пыталась вспомнить, как ее рисовали. Проклятие! Да в своем ли она уме? Лили тряхнула головой, чтобы выкинуть нелепые мысли из головы, и начала искать в портрете черты Мириам.

— Странно… — Нахмурившись, она перевела взгляд на медальон. Тут она довольно полная, а на портрете…

— Большой портрет написан два года назад, а миниатюра не так давно. Когда родилась Сьюзен.

— Вот оно что… — протянула Лили и закрыла глаза.

Она всегда считала, что Мириам полнее ее, а оказывается, на миниатюре она изображена после родов, когда еще не успела похудеть, хотя раньше тоже была изящной. Как на большом портрете. Теперь Лили стало ясно, почему Куинн с Полом сразу нашли между ними сходство. Они привыкли видеть Мириам худой.

Взяв у нее медальон, Куинн положил его в карман.

— Я и забыл, что он еще у вас! — резко бросил он.

— Вы же сами подарили его жене, — рассеянно ответила Лили, не сводя глаз с портрета, где была она и в то же время не она.

— С чего вы это взяли?

— Там есть надпись. «М. с любовью». Кажется, я знаю, зачем вы изменили портрет. — Лили оглядела комнату. — Здесь я буду принимать гостей. Они уже видели этот портрет. Если у них возникнут в отношении меня какие-то сомнения, они могут убедиться, что женщина на портрете — действительно Мириам.

Он кивнул, и Лили с отвращением взглянула на него.

— Каким же нужно быть бездушным негодяем, чтобы изменить портрет жены, которую, возможно, никогда больше не увидишь? — шепотом спросила она. Да, ее тянет к Куинну, но порой она его ненавидела. — Как вы могли это сделать?

— Он хочет закрепить ваш успех, — послышался у нее за спиной недовольный голос Пола. — Он мечтает стать губернатором Колорадо. И лучшего кандидата на этот пост не сыскать. Я подбил его на это. И наконец, это чертовски умный ход. Ну, какие еще причины вам привести?

— Я вас обоих презираю! — Вне себя от ярости, Лили ткнула пальцем в портрет. — Как бы, по-вашему, чувствовала себя Мириам, если бы сейчас вошла а комнату и увидела, что вы сделали с ее портретом? — Куинн хотел возразить, но она его опередила: — И не говорите мне, что Мириам не вернется! Я уже это поняла, когда увидела оставленные кольца. Но она могла вернуться, черт вас побери! Я не виню ее за то, что она от вас сбежала, ковбой. Человек, который с такой легкостью велит изменить портрет собственной жены, изобразив вместо нее чужую женщину, не может быть хорошим мужем!

Оба с ненавистью смотрели друг на друга. Лили — побелев как мел, Куинн — побагровев от ярости.

— Вы закончили? — наконец рявкнул он.

Пол схватил ее за руку.

— Давайте осмотрим апартаменты на втором этаже, а потом, как я понимаю, вы хотели бы осмотреть комнаты слуг. — У двери Пол оглянулся. — Я оставил портфель в гостиной. В нем бумаги, требующие твоей подписи, Куинн.

На верхней площадке центральной лестницы Лили остановилась.

— Я плохо себя вела? Но у меня все в голове перепуталось. — Она и в самом деле чувствовала необыкновенную опустошенность. — Такое ощущение, будто он изменил мой портрет. Я вижу себя в платье, которое никогда не носила, в незнакомом кресле, с грустным выражением лица, словно думаю о чем-то печальном, но не могу вспомнить о чем, и мне становится не по себе.

— Лили…

— Ну скажите, как можно быть таким холодным и беспощадным? Он дарит ей медальон в честь рождения их дочери, а ее смерть его ни капли не трогает. И траура он не носит!

— Вы же знаете, что период траура у мужчин гораздо короче…

— Он говорит, что оберегает тайну Мириам, а сам переписывает ее портрет, — не слушая, продолжала она. — Так-то он сохраняет память о ней?

Пол схватил ее за плечи и встряхнул.

— Прекратите, Лили!

— Лили? Значит, я уже не Мириам? — В ее голосе послышались истеричные нотки. — Но я больше и не Лили.

— Возьмите себя в руки. Вы несете вздор!

— Знаю. Я страшно разозлилась, даже неизвестно почему.

Лили кривила душой. Куинн пробудил в ней желания, которые вроде бы давно умерли, и чтобы найти оправдание своим чувствам, ей было необходимо восхищаться им, уважать его. Но всякий раз она наталкивалась на глухую стену его амбиций и решимости пойти на все ради достижения своей цели. О каком восхищении и уважении могла идти речь?

— Мне очень жаль ее, — тихо сказала Лили.

— Мы уже говорили об этом, помните? Вы должны научиться проводить грань между собой и той женщиной, чью роль вам придется играть.

— Сегодня мне это трудно сделать, — призналась Лили, глядя на изящный столик с бронзовой статуэткой.

Когда-то она радовалась паре нижних юбок и чистому носовому платку, спала на соломенном тюфяке, пользовалась туалетом, находящимся на улице. Она даже представить не могла, что будет стоять во дворце, в ушах у нее будут жемчужные серьги, а на руках золотые обручальные кольца. Что она увидит себя на портрете в белом кружевном платье — то ли принцесса, то ли жертвенный ягненок. Из тюрьмы, где влачила полуголодное существование и работала как каторжная, она попала в роскошный особняк, жалкую робу сменила на элегантную одежду, грубость на изысканные манеры, а ругательства на изящную речь. И все изменения произошли столь быстро, что мозг отказывался их воспринимать.

— Но я стараюсь. — Вскинув голову, Лили упрямо закусила губу и расправила плечи. — Спальню Куинна я видеть не хочу, свою посмотрю позже, так что покажите мне остальные помещения.

Она заглянула в полдюжины комнат для гостей, в туалет на втором этаже и спальню Мириам. Ей очень хотелось обследовать ее стол, но она решила сделать это потом.

На третьем этаже Лили живо вспомнила об осмотрах, которые им с сокамерницами частенько устраивало тюремное начальство, и как она ненавидела это бесцеремонное вторжение в их жизнь.

— Они знают, что я буду осматривать их комнаты? — спросила она.

Каждая была поразительно чистой и абсолютно безликой.

— Дом заново отстроили, и хозяйка впервые его осматривает. Слугам дали выходной. Полагаю, они догадываются об этом. — Пол открывал двери, Лили заглядывала в комнаты, и оба шли дальше. — Здесь живут Джеймс и Мэри Блэлоки.

— Сюда мы заходить не будем, — устало ответила Лили.

Она была сыта по горло хождением по дому, теперь ей хотелось только лечь, свернуться клубочком и подумать обо всем увиденном.

— Но мы уже пришли. Такого случая может не представиться, — заметил Пол. — Запертая дверь в комнату прислуги является привилегией, заработанной долгой и верной службой. А Блэлоки эту привилегию заслужили.

Квартирка оказалась такой же чистой, однако в ней царил домашний уют. Ручки стареньких кресел накрыты кружевными салфеточками ручной работы, на столе очаровательные безделушки, и солнце, падающее из окна, подчеркивало их прелесть. Кухня, вотчина Мэри Блэлок, была маленькой, но удобной, а в спальни Лили заглядывать не стала.

— Эта квартирка больше, чем весь дом тети Эдны, — вздохнула она.

Видимо, Куинн очень ценил Джеймса Блэлока, раз предоставил им с женой просторное жилище, и эта доброта в человеке, казавшемся Лили холодным, расчетливым, не способным любить других, сбивала ее с толку.

Спустившись по боковой лестнице на второй этаж, они очутились неподалеку от спальни Мириам.

— А вы тоже здесь живете? Или я задаю глупый вопрос?

Пол, смеявшийся редко, искренне расхохотался.

— Да, создается впечатление, что мы с Куинном неразлучны, и так будет до выборов. Но живу я не здесь. Мой дом в нескольких кварталах отсюда.

— Такой же шикарный? — с любопытством спросила Лили.

— Я живу один, кроме того, считаю, что не следует привлекать к себе слишком много внимания. Поэтому дом у меня удобный, отвечает всем моим требованиям, но скромный.

— Наверное, он бы понравился мне больше, чем этот, — сказала Лили, наконец снимая перчатки. В свете лампы, висевшей на стене коридора, блеснули обручальные кольца.

— А вы интересная женщина. Многие дамы мечтали бы стать хозяйкой такого дома.

— Он слишком большой для двоих.

Тут Лили вспомнила, что Мириам хотелось наполнить его детьми, но Куинн не стал заново отделывать детскую. В доме не было даже намека на то, что когда-то здесь жил или будет жить ребенок.