Людвиг создает «систему»

«Товарищество нефтяного производства братьев Нобель» гигантскими темпами расширялось. Людвиг был доволен: «…между Баку и Санкт-Петербургом образована надежная цепочка связи и налажено разумное управление ею». O компании заговорили печать и общественность, так что все предрекавшие ей крах теперь сожалели о том, что не стали вкладывать деньги, когда им такое предлагалось. Компания состоит из самостоятельных предприятий, каждое отчитывается за свою деятельность и отвечает за свое материальное положение, – сложная и весьма современная организация производства. Склонные к авторитаризму конкуренты подозрительно смотрят на такой способ управления: неужели можно давать директорам столько независимости – и столько ответственности? Да, можно, считает Людвиг.

Впрочем, хватало и проблем, и критики. Альфред в письмах к Людвигу и Роберту с самого начала ругал ведение финансовых дел. Объектом критики нередко становился Михаил Белямин, добрый друг семьи, внесший огромный вклад в создание «системы». Альфред считал, что Белямин слишком своевольничает в торговом отделе и к тому же не имеет достаточного опыта в коммерции. Оборотного капитала вечно недоставало, что ставило под угрозу кредитоспособность Товарищества. Людвиг слишком быстро наращивал выпуск продукции, а отрасль была капризная, рынок мог внезапно затовариться, что вызывало падение цен.

Бензин, на который не было никакого спроса, сливали в море. Густую нефть за недостатком хранилищ и транспорта тоннами сжигали или тоже сбрасывали в море. Bo время шторма в Каспийском море получил серьезную течь танкер «Будда».

Главный управляющий Густав Тёрнудд регулярно докладывал Людвигу о положении в Баку, сообщал о том, сколько продукции и по каким ценам вывезли за границу конкуренты. Время трудное, все, похоже, страдают от недостатка средств. «У меня нет слов, чтобы выразить мою безмерную благодарность за скорый и регулярный перевод денег из Санкт-Петербурга!» Густав пишет о том, что местные промышленники Акелов и Быков предлагают товариществу выкупить их заводы. У Тагиева же скважина совсем оскудела, но он хочет бурить глубже и надеется на новые источники нефти. Говорят, его завод по производству смазочных масел сгорел. Один из конкурентов взял на себя обязательства, которых явно не сумеет выполнить. Управляющего «Бакинского нефтяного общества» погнали за бесчестность. Мирзоев испытывает серьезнейшие материальные трудности. И далее:

«Но больше всего Мирзоеву не повезло с тем, что в его фирме нет ни одного энергичного и головастого человека, <…> иначе она бы уже давно обошла всех соседей. Из сказанного явствует, что в целом обстоятельства в Баку отнюдь не блестящие и следует ожидать перемен. Непосредственно нас касаются слухи о том, что все эти трудности якобы вызваны “Товариществом бр. Нобель”. До меня, однако же, не доходили какие-либо доказательства подобного утверждения, если не считать откровенной лжи, которой тоже не чураются, причем слишком часто. Нам надо целиком и полностью полагаться на собственные силы, не прибегая к посторонней помощи даже по самому малому поводу».

Помимо руководства машиностроительным заводом в Петербурге и нефтяной компанией в Баку, Людвиг занимался сбытом Альфредова динамита на российском рынке. B 1881 г., после того как царя Александра II убили бомбой с нитроглицериновой начинкой, Людвигу запретили ввозить динамит из Германии. Планы братьев об открытии динамитного завода в России совершенно расстроились, и о них пришлось забыть до 1914 г., то есть до начала Первой мировой войны.

Летом 1882 г. была оглажена непрерывная перегонка, и Людвиг даже в виде исключения взял на нее патент. B следующем году новый завод выработал 106 тыс. тонн керосина – больше всех бакинских конкурентов, вместе взятых. (В США непрерывный процесс был внедрен лишь в 1906 г.)

B течение некоторого времени Баку угрожали перепроизводство падение цен, что означало бы кризис и для «Товарищество бр Нобель». Альфред по собственной инициативе выделил кредит сначала в 600 тыс. рублей, а зачем в 1700 тыс. франков (в общей сложности около двух миллионов рублей). Собрание пайщиков прошло благополучно, Альфреда выбрали в правление, а Тёрнквиста весьма хвалили. Газеты, ранее с удовольствием хулившие Людвига и его нефтяную компанию, заговорили иначе, когда она раздала 20 % прибыли за 1882 г., хотя сама переживала сложный период, сопровождавшийся рядом неудач.

B это время ближайшим сподвижником Людвига в Петербурге и начальником лаборатории, где удалось выделить 40 разных сортов нефти, был Яльмар Круселль. Хотя нефтяную форсунку изобрел не Людвиг, он с Альфредом Тёрнквистом приспособил ее для практического использования. Их конструкция позволяла жечь мазут – остаточный продукт перегонки. Форсунка сыграла огромную роль в экплуатации паровозов и пароходов; кроме того, «нобелевскую горелку» выпускали для обогрева домов, для пекарен и кухонных плит. Нефть была дешевле угля и имела большую теплоту сгорания. Людвиг на три года опередил Рокфеллера, который разрабатывал форсунку в США.

«Товарищество бр. Нобель» сооружает в Баку 13 самостоятельных заводов. Пять из них заняты перегонкой и очисткой сырой нефти. Один завод очищает нефть от воды и песка, для чего необходимы сода и серная кислота. Закупка этих химикатов обходится дорого. Механические мастерские производят и ремонтируют оборудование для заводов и судов. Газовый завод снабжает дома и предприятия светом и газом для плит. Бондарное заведение поставляет бочки и пиломатериалы. Весной 1882 г. закладывается фундамент «Виллы Петролеа», которая станет райским уголком Людвига.

Нефтяной завод «Товарищества братьев Нобель» в Баку

B связи с этим 19 мая Роберт Нобель, которого бакинские сотрудники величали «наш хозяин», получает в Стокгольме телеграмму следующего содержания: «Цвет нефтепромышленности, собравшийся на закладку нового поселка для служащих, шлет Роберту Нобелю, который заложил основы Товарищества, свой нижайший и сердечнейший поклон! Дорпат, Талльгрен, Карасев, Нобель».

 

«Какую безумную боль доставили мне эти никому не нужные объяснения!»

B 1881 г. Альфред получил разрешение производить гремучий желатин на заводе в Шотландии, в Ардире. Казалось британский рынок ему обеспечен, но из-за конкуренции через каких-нибудь два года компания «Взрывчатые вещества Нобеля» вынуждена обращаться за ссудами к банкам и частным лицам. Альфред сам становится поручителем, отдав в залог за крупный заем в Англии свои акции «Товарищества нефтяного производства», что оказалось рискованнее, чем он ожидал, и подготовило почву для серьезного конфликта между братьями. Людвиг ведь продолжает расширять бакинское производство, и ему нужно еще 500 вагонов-цистерн. Российский государственный банк дает Людвигу средства на цистерны, однако тому все мало: он набрал миллион рублей, а ему желательно иметь от трех до шести миллионов. Бильдерлинг пытается продать в Париже акции и облигации «Товарищества бр. Нобель» – но безуспешно. У Альфреда закрадываются подозрения, что нефтяная компания идет к краху. B феврале 1883 г. Альфред как член правления едет в Петербург и учиняет безжалостный разнос в главной конторе. После этого посещения Людвиг пишет Альфреду (17 марта того же года):

«Твой краткий визит оставил у всех нас, от начальников до простых служащих, самые чудесные воспоминания и не перестает быть предметом наших разговоров. He меньшую пищу для размышлений дают мне и высказанные тобой замечания. Я крайне ценю твой богатый опыт, поскольку ты уже много лет управляешь акционерным предприятием. До сих пор, пока мы вдвоем почти целиком владели компанией, можно было считать это нашим личным делом, теперь же, когда часть акций, пусть даже самая малая, продана в чужие руки, нам следует соблюдать формальности, важность которых я не склонен недооценивать. Посему заверяю тебя, что постараюсь прислушиваться к твоим претензиям и рекомендациям в той степени, в какой они будут совместимы со свободой действий, нередко более привычной для здешнего высокого начальства».

B апрельском письме Роберту Альфред излагает свою версию: «Несмотря на крупные ресурсы Людвига, финансовое положение довольно запутанное и едва ли не угрожающее. Совершенно ни дно, что расширение производства велось слишком поспешно и без учета необходимости иметь колоссальный оборотный капитал для предприятия, которое первые семь месяцев году только поглощает средства, не давая никакой отдачи. Доверие к Товариществу подорвано тем, что Гинцбург (банкир. – Б.О.) и его бестолковый компаньон (Грубе. – Б.О.) метались по всей Европе, пытаясь собрать для предприятия кредит в 6 млн рублей, из которых по-настоящему нужны были лишь три, стучались во все банки… и везде получали отказ. Задача действительно трудноразрешимая. Доверие подорвано также и некоторыми мерами, предпринятыми самой компанией, в результате чего она теперь вынуждена платить на 2–3 учетных процента больше, чем другие перворазрядные фирмы. Как ты прекрасно знаешь, от высокой учетной ставки недалеко и до отказа в кредитах. При таких обстоятельствах мелкими вливаниями делу не поможешь, а потому я решил, пусть даже подрывая доверие к себе, выделить компании аванс в размере 4 млн франков – и это помимо миллиона, который она уже от меня получила, что составит в общей сложности два миллиона рублей».

Альфред с Робертом считали, что компания могла бы получить больше прибыли с помощью «разумных спекуляций». Людвиг же не хотел о них слышать: «На твоем месте я бы и думать забыл о биржевых спекуляциях, оставив их тем, кто не способен к истинно плодотворному труду». Людвиг вел переговоры с Государственным банком о предоставлении кредита под залог акций и облигаций «Товарищества бр. Нобель», и в апреле 1883 г. такой кредит был ему выделен. Поддержка Побелей министром финансов «подкрепила эту однократную ссуду, подняла доверие к нобелевским акциям и облигациям и повысила их рыночную стоимость». Правительство одобрило выдачу кредита в размере 3 млн. рублей под новое долговое обязательство, а Государственный банк открыл специальный текущий счет на миллион рублей под залог Людвиговых акций в товариществе.

Несмотря на такое пополнение казны, Людвиг до конца жизни не сумел вернуть крупные суммы, одолженные у Альфреда. Более опытный в коммерческих делах Альфред обвиняет предпринимателя Людвига в том, что у него слишком малый оборотный капитал и это может подорвать доверие кредиторов. Банки, биржи и другие финансовые учреждения в Петербурге и крупных европейских столицах регулярно проверяют «Товарищество бр. Нобель». Берлинский «Дисконто-банк» оценил его активы в 14 710 тыс. рублей, из которых пять миллионов приходилось на Баку, пять с половиной миллионов было вложено в паровозы и вагоны-цистерны, а четыре миллиона – во флот.

Выпуск новых ценных бумаг принес 10 млн рублей, и компания преодолела кризис. Альфред, хотя и критиковал Людвига, остался весьма доволен его трудами, «которые отличались крайней эффективностью. <…> Теперь во всех странах акционерные общества получают ограниченный кредит, так что если “Товарищество бр. Нобель” стало исключением, этим, на мой взгляд, оно обязано исключительно высокому доверию и уважению лично к Людвигу». Это был значительный успех, и Людвиг пишет:

«Тем, кто намеревался обобрать пас, это не удалось; Гинцбург, который вздумал было зарабатывать по 15–18 %, берет наши бумаги за скромные шесть. Теперь все пляшут вокруг меня и предлагают свои услуги. И если я рассказываю об этом с торжеством в голосе, пожалуйста, не считай, что я не ценю твоей услуги, напротив, без нее мне не удалось бы снизить выплаты по займам с 9 до 6 процентов и банкиры не остались бы с носом. Увы, у всякой медали есть оборотная сторона. Твоя тревога вкупе с поселившимся в твоей душе недоверием бросили на нас такую тень, что мы ничем не могли рассеять ее, пока наше солнце вновь не поднялось высоко над горизонтом. Доход, полученный от Гинцбурговых акций и сэкономленных процентов, не умаляет моей грусти но этому поводу. <…> У меня мало дельных сотрудников, отчего возникают ошибки и просчеты, газеты тенденциозно и бессовестно врут, на каждом шагу тебя подстерегает зависть, а из-за огромных расстояний любое извращение фактов стократ опаснее. Чтобы справляться со всем этим, нужны убежденность и душевное спокойствие, а также профессионализм и умение смотреть в будущее. Конкуренты тоже не стоят на месте, так что идет постоянная борьба, в которой победа достигается не без усилий и даже победителя могут здорово пощипать».

7 июля 1883 г. Альфред пишет Роберту:

«Людвиг не хочет ни на йоту поступиться своим влиянием пи намерен и далее поддерживать эту систему, которая тяжким бременем ложится на его здоровье и подрывает его силы. По сути дела, ни у кого из нас нет достаточно здоровья, чтобы управлять такой махиной, как Баку. Нам пора ограничивать себя мыслительной работой, оставляя всю механическую другим».

5 декабря 1883 г. Альфред представляет 28-страничную памятную записку, в которой подводит итог своему посещению товарищества, анализирует его положение и дает некоторые рекомендации. B записку вложен большой труд, свидетельствующей как о познаниях Альфреда-финансиста, так и о его глубокой заинтересованности в «Товариществе бр. Нобель». По-видимому, к этому времени ему принадлежит там не меньший пакет акций, чем в его динамитных предприятиях. 11 декабря Людвиг отвечает из Лондона:

«Если бы ты знал, какую безумную боль доставили мне эти никому не нужные объяснения, ты бы сжалился и оставил меня в покое. Ты, в свою очередь, забыл несколько совершеннейших пустяков: что я разбираюсь в предмете лучше тебя, что сам я всегда верил и продолжаю верить в это предприятие, что я возложил полную ответственность за него на самого себя и никогда не допущу, чтобы кто-нибудь терпел из-за этого убытки, и что я готов гарантировать это собственными средствами, буде их хватит. Я также не сообщил о твоих опасениях на родину, а твое участие в компании понимается всеми очень просто: ты один из братьев Нобель. Люди привыкли к тому, что я пекусь об интересах Товарищества больше, чем о своих собственных, посему не приходится удивляться, что тебя тоже не посчитали в данном случае человеком сторонним. Прими это во внимание, если тебя опять потянет на размышления о прошлом; исходи из того, что прежде дельца и счетовода стоит человек, наделенный душой и чувством чести и твердо намеренный исполнить свой долг».

B довершение неприятностей Роберт просит выплатить из принадлежащих ему в компании средств 68 тыс. рублей. Людвиг как раз распорядился о выпуске новых акций на 3 миллиона рублей и новых облигаций, которые появятся в феврале. Он не может заплатить Роберту теперь, поскольку это подчас дает дурной пример другим пайщикам – что, если они тоже потребуют свое? Момент для выдвижения Робертом такого требования избран крайне неудачно! Людвиг выражает надежду, что ты удостоишь пас чести оставить значительную часть своих активов в нашем предприятии <…>. Ha предстоящем вскоре собрании шинников я попробую растолковать, почему Товарищество действовало так, а не иначе, и какие я вижу для него перспективы на будущее».

Альфред продолжал год за годом критиковать коммерческий отдел главной конторы. «В Петербурге, похоже, творится жуткий беспорядок. Здесь уже опротестовали два их векселя. He потому, что у компании нечем платить, а потому, что расчет направили не в тот банк». Работали в конторе действительно небрежно, спустя рукава, и репутация Альфреда в финансовых кругах поколебалась. По его мнению, в правлении не хватало человека, достаточно сведущего в торговле и финансах, и Альфред писал: «Я могу рассердиться до чертиков, моту полыхать от злобы, но не более получаса. И не думай, что я злюсь без веских оснований». За эти полчаса он успевал отправить ругательные письма, о которых потом жалел – но было поздно. Ta же чреватая конфликтами тема возникнет снова через три года, усугубляя обиду Людвига.

 

Укрощение нефти и предотвращение пожаров

B начале 1880-х забило много гигантских фонтанов, на Биби-Эйбатском месторождении один из них достиг чуть ли не 70-метровой высоты. Когда ветер дул в сторону Баку, весь город застилало дымом. Нефть тоннами изливалась в море. Нужно было найти способ укрощать фонтаны. Напор газа придавал нефти колоссальную силу: се струя, смешанная с песком и галькой, вдребезги разносила буровую вышку. Густав Тёрнудд описывает в своей книге, как они сооружали коленчатую трубу или ставили боком бетонную плиту, подпирая ее железнодорожным рельсом, чтобы отклонить струю в определенную сторону, как рыли канавы и ямы для сбора нефти. Огромное количество нефти давали фонтаны на нобелевских скважинах № 15 и 18. Когда в Баку приехал российский морской министр и пожелал увидеть нефтяной фонтан, по такому случаю фонтан открыли… на десять минут, после чего удалось его спокойно закрыть. Для мелких промышленников огромный фонтан нередко был равносилен концу: они не могли ни сохранить бьющую из-под земли нефть, ни заменить испорченное оборудование, ни заплатить тем, кто требовал возмещения убытков. «Товариществу бр. Нобель» часто предлагали купить нефть, с которой не могли справиться другие производители.

Опасность возгорания была особенно велика там, где били фонтаны, а также на заводах, в трубопроводах, сточных канавах и амбарах. Принимавшиеся на промыслах меры безопасности позволили со временем снизить число пожаров. Вместо дерева стали использовать железо, а заводские конструкции изменили так, чтобы в нефтепродукты не могла попасть искра. Курение на рабочих местах было запрещено. Добровольная пожарная команда Нобелей была единственной бригадой всем Баку и тушила не только свои, но и чужие пожары.

Непрерывная перегонка была внедрена на всех предприятиях «Товарищества бр. Нобель». Ежегодно они вырабатывали 106 тысяч тонн нефтепродуктов против 100 тысяч, производившихся остальными фирмами. Ha заводах получат осветительный керосин, солярное, веретенное, машинное и цилиндровое масло; остатки назывались мазутом или гудроном. Яльмар Круселль специализировался на смазочных маслах – они оказались выгодной продукцией. Он построил в Баку высоченный перегонный куб, который все называли «Иваном Грозным» и который давал 30 тысяч тонн смазочных масел в год. Спустя десять лет «Иван Грозный» взорвался.

Людвиг Нобель был первопроходцем и новатором во многих отношениях. B 1886 г. он сочинил промеморию «Предложения по организации управления в Балаханах», где попытался определить обязанности своих сотрудников. «Геологу надлежит указывать подходящие для бурения участки для их последующей аренды или покупки», но сначала ему следует представить заключение. Он должен определять места для бурения скважин и в каком порядке их следует бурить, должен производить разведку и предлагать приобретение новых нефтеносных площадей. Вместе со старшим буровым мастером геологу положено руководить буровыми работами, следить за ходом бурения на каждой скважине и решать, когда его пора прекращать, когда закладывать пробные скважины и когда мастер может передать скважину для повседневной эксплуатации. Геологу полагалось также следить за эксплуатацией скважин: может, добычу там пора сворачивать? B случаях особо сильного или продолжительного фонтанирования геолог с начальником отдела решал, какие надо принимать меры. A еще он должен был писать отчеты в контору.

У товарищества был свой земельный агент, Карасев, который служил посредником при покупке участков, а заявки на их разработку регистрировались властями. Разумеется, все считали запасы нефти неисчерпаемыми. Когда в конце 80-х Яльмар Шёгрен опубликовал свое сочинение «О снижении уровня нефти на Балаханском плато», в Баку поднялся переполох. Никто и не мыслил, что добыча нефти может упасть, а то и вовсе прекратиться, – тем более Дмитрий Менделеев, утверждавший: «Насколько нам известно», во всем мире нет запасов нефти, которые бы могли сравниться с бакинскими».

B 1885 г., когда Яльмар Шёгрен поступил геологом 15 «Товарищество бр. Нобель», он был доцентом и исправляющим должность профессора минералогии и геологии в Упсальском университете. Кое-кто из его ученых коллег в Швеции считал, что Яльмару негоже брать в университете длительный отпуск и отправляться за границу: место профессора – в лаборатории. Однако годы, проведенные в России, оказались плодотворными и для товарищества, и для карьеры самого Шёгрена. K тому же геология и минералогия – благодаря ученым вроде Шёгрена – стали приобретать все большее уважение и за пределами университетов. Кроме того, чем больше знаний накапливали эти науки, чем больше получали стимулов, тем больше становилась область их применения. Яльмар объездил Северный Кавказ и Закавказье, подолгу бывал на Балканах и в Персии, а затем до самого 1917 г. не раз выполнял разные задания по просьбе Эмануэля Нобеля.

Яльмар Шёгрен еще в 1885 г. заинтересовался грязевыми вулканами к югу от Баку. Когда через два года случилось извержение одного из них, Яльмар живописал его для шведской газеты. On хотел подойти как можно ближе, что было отнюдь не безопасно: газами можно было отравиться, а их смесью (грязью, которую выбрасывал вулкан), – обжечься.

Баку и его окрестности время от времени сотрясали не только извержения вулканов, но и землетрясения. Товарищество открыло сейсмическую станцию, ежедневно регистрировавшую юнги земной коры. И в газете «Рождественский поросенок», которую выпускала нобелевская колония, не могли не пройтись по такому поводу: «Сейсмограф зарегистрировал сильный толчок! Ho это, оказывается, споткнулся и упал господин Шёвалль. Через несколько дней свалился с лестницы господин Юлленхаммар. C тех пор у нас тишина и спокойствие».

 

«Излишества, которыми балует меня мой Альфред»

Каждый год братья Нобель с детьми и женами собираются в Стокгольме у матушки – она по-прежнему центр притяжения семьи. Матушка Андриетта живет на старости лет покойно и счастливо. B 1883 г. Людвиг пишет, что в свои 80 лет она «совершенно не изменилась, по-прежнему добра и обходительна, любезна сердцу, как любезны вечерние сумерки после солнечного дня». Сама она пишет так: «Разумеется, годы дают о себе знать, зато теперьуменя никаких забот, одни только радости, которые доставляют мне дети и внуки, отчего мою старость – если бы не недуги – можно назвать поистине счастливой. Мои мальчики – самые лучшие сыновья на свете». Впрочем, она сообщает Альфреду, что «многотрудные бакинские дела» вызывают у нее беспокойство за него и Людвига, в остальном же все хорошо: она развлекается «прогулками в экипаже, театральными представлениями и прочими излишествами, которыми балует меня мой Альфред». Из всех сыновей он ее любимец.

B январе 1884 г. она сердечно благодарит Альфреда за подарки к Рождеству: «Серебряные сахарница и лопаточка для торта – ничего подобного у меня в жизни не было, а ведь серебро моя давняя слабость. <…> Спасибо, милый, за все, что ты для меня делал и делаешь! Твоими заботами восьмидесятилетняя старуха получает радость, и если меня мало что уже может развлечь, то ощущение безмерного счастья привносит в мою душу мир и покой. Этим счастьем я обязана своим дорогим детям, которых денно и нощно не упускаю из головы».

Альфред Нобель – третий сын Иммануэля Нобеля. Шведский химик, инженер, изобретатель динамита. Завещал своё огромное состояние на учреждение Нобелевской премии

 

Тридцатилетняя война за нефтяной рынок

Многотрудные бакинские дела перерастают в тридцатилетнюю войну за мировые нефтяные рынки.

Создав в 1883 г. БНИТО, Ротшильды стали самым опасным конкурентом из всех, с какими приходилось сталкиваться «Товариществу бр. Нобель». Черноморский порт Батум закипел деятельностью: там работали на полную мощность построенные Ротшильдами заводы, там нагружали и выгружали товар 5 тыс. судов.

Развитие событий в далеком Закавказье стало восприниматься как угроза и Соединенными Штатами, и Европой. Разворачивается борьба за обладание нефтяными рынками. Первым се признаком стало обращение братьев Ротшильд Нобелям с вопросом: не интересует ли тех возможное сотрудничество? Ha переговорах в Париже в мае 1884 г. товарищество представляли Альфред Нобель, Михаил Белямин и Ивар Лагервалль.

Ротшильды сообщили размеры своих активов и долей в перегонных заводах в Австрии, Франции и Испании. Добываемая ими в Баку сырая нефть отгружалась через Батум. Людвиг поручил своим представителям обсудить продажу 25 % акций товарищества – незадолго перед этим проводилась оценка его активов, и решено было увеличить уставный капитал до 20 млн рублей. Людвиг подумывал о новых вложениях в Баку и Батуме – в размере 5 млн рублей. По-видимому, он надеялся получить часть этой суммы от продажи акций Ротшильдам, а остальное – за счет выпуска облигаций.

Людвиг был «нефтяным королем Баку», а потому чувство-нал себя уверенным и сильным. Молва о его достижениях в России, а также об успехах Альфреда шла по всей Европе. После возобновления переговоров Ротшильды отвергли Людвигово предложение: они хотели иметь либо контрольный пакет акций в «Товариществе бр. Нобель», либо ничего. Людвигу нужно было изыскивать новые способы добыть средства для капиталовложений. Он вступил в переговоры с «Дисконто-банком».

Состоялась еще одна встреча с Ротшильдами, но и она кончилась безрезультатно.

B 1883 г. американский керосин был фактически вытеснен с российского рынка, и тут компания «Стандард ойл» пробудилась от своей самодовольной спячки и стала прощупывать почву насчет объединения. Впрочем, американцы не претендовали на полное завладение товариществом: они считали Людвига с его опытом и связями незаменимым руководителем.

Восприняв все эти события как предупреждение, Людвиг постарался обезопасить себя от новых угроз и попыток отнять завоеванные товариществом территории. Он перезаключил контракты со своими агентами как в России, так и в Европе, а заведовать торговым отделом в главной конторе посадил крепкого начальника по фамилии Гиссер, который состоял в правлении нескольких русских банков и возглавлял санкт-петербургскую транспортную компанию «Шёнман и Шпигель». B Австрии была создана новая торговая организация ЭНИГ, получившая право торговать нефтепродуктами также в Швейцарии и Южной Германии. Вскоре «Товарищество бр. Нобель» охватило своей сетью сбыта всю Северную Европу – за исключением Франции, в которой господствовали Ротшильды. Впрочем, парижская фирма Александра Андре обладала монопольным правом на продажу нобелевских смазочных масел и мазута по всему континенту. Теперь-то Людвиг и заказал океанский пароход «Петролеа», призванный совершать рейсы в Скандинавию, Германию и Бельгию. B Стокгольме, Любеке, Свинемюнде, Копенгагене и Антверпене были оборудованы крупные склады.

По Черному морю начали курсировать суда «Фергюсонс» и «Свет», оба построенные на Мутальском заводе. «Свет» принадлежал «Российскому обществу пароходства и торговли», которое посрамило скептиков, когда в 1885 г. «Свет» доставил свой груз очищенной нефти прямо в Лондон. Больше всего спроса на нефтепродукты было в России, за ней шли Англия, Германия, Бельгия, Швеция и Дания. Гиссер подумывал о дальнейшей экспансии, когда компания «Стандард ойл» вдруг резко снизила цены. Рокфеллер контролировал более 90 % американского рынка и мог позволить себе снижения цеп, разорительные для других фирм, – уловка, к которой он в случае необходимости будет прибегать еще не раз.

«Стандард ойл» главенствовала на нефтяном рынке по всему миру – кроме России. Падение цен немедленно сказалось на сбыте продукции у «Товарищества бр. Нобель», и ни о какой экспансии уже не было речи. Чтобы навредить Нобелям, американцы слали прибегать к саботажу, распространению слухов и подкупу. Для отражения этих нападок Людей? вынужден был обратиться к независимым экспертам из научных кругов. Впрочем, в Англии возникли проблемы уже у «Стандард ойл», поскольку нефть из Огайо была низкого качества и потребители стали высказывать претензии. За несколько следующих лет Людвигу удастся совместно с Ротшильдами – через компанию «Бесслер энд Вэхтер» занять третью часть британского рынка.

«Стандард ойл» ответила учреждением «Англо-американской нефтяной компании» (Anglo – American Petroleum Company) со штаб-квартирой в Англии. Спустя два года был создан филиал и для Германии – «Дойче американише петролеум гезельшафт», ДАПГ. Ha протяжении долгих лет между БНИ-TO «Товариществом бр. Нобель» и «Стандард ойл» происходили переговоры в самом разном составе. Догоноренности и обманы, ценовая война, взятки, клевета, сплетни, промышленный шпионаж – в борьбе за новые европейские рынки все средства были хороши.

 

Густав Тёрнудд в Баку: «Я как сыр в масле катаюсь!»

Густав Тёрнудд приехал в Баку зимой 1882 г. в качестве главного управляющего «Товарищества бр. Нобель». K томувремени две тысячи тамошних служащих занимались под руководством Людвига Нобеля расширением нефтяного производства. Густав Тёрнудд родился 18 марта 1832 г., то есть он был примерно ровесником братьев Нобель. По окончании школы в Выборге набирался практического опыта в мастерских финского города Васы, Санкт-Петербурга и Лондона, где он также учился на конструктора в Столичной школе искусств, Metropolitan School of Arts (прошел там годичный курс). Слух о талантливом юноше распространился и у него на родине, в Финляндии, так что его приглашали служить во многие хорошие места. После крайне неприятной работы в российской железнодорожной отрасли, которая «находилась на пороге развала», Густав вернулся в Финляндию.

Пятнадцать лет он прослужил на Выборгском машиностроительном заводе, изготовляя паровые суда и оборудование для многочисленных лесопилок. Мало того что по его инициативе в городе создали добровольную пожарную дружину, Густав еще участвовал в работе муниципалитета, избирался от Выборга в сейм, а в 1880 г. стал одним из учредителей либеральной партии. Знакомый финляндец, Харальд Берг, был инженером на петербургском заводе Нобеля, и через него Людвиг Нобель предложил Густаву Тёрнудду должность главного управляющего в Баку, которую раньше занимали Роберт Нобель, Карл Улльнер и Альфред Тёрнквист. Жена Густава умерла родами еще в 1875 г., поэтому пятеро сирот школьного возраста остались в Выборге на его племянницу, Мод Альсениус. Ей и детям Густав будет впоследствии живописно рассказывать о крае, в котором ему предстоит трудиться до 1888 г.

Пятидесятилетний Густав Тёрнудд берег в свои руки бешено расширяющееся бакинское производство, будучи цельным, уверенным в себе и абсолютно здоровым человеком. Если другие сетуют на болезненность и одолевшие их хвори, рассуждают о длительных курсах лечения на водах и странных медикаментах, которые им прописал врач, то Густав поет хвалу себе – он здоров!

K месту службы Густав сначала шесть дней едет из Петербурга на поезде. «Я чувствовал себя превосходно и заглатывал еду, как крокодил!» Bo Владикавказе железнодорожная линия кончается, гак что он пересаживается в конные сани, которые и доставляют его по заснеженным горам к Каспийскому морю. Он пишет о тяготах пути, о лукавстве местных жителей, о всяких смешных случаях; оказывается, с помощью денег можно разрешить большинство проблем, начиная с того, чтобы тебя согласились везти в небезопасной тьме, и кончая чтобы в комнате разожгли на ночь камин. Неподкупны были только клопы.

После 1872 г., когда было покончено с откупной системой, население Баку выросло почти в два раза и там остро не хватает жилья. Bce помешаны на добыче нефти. «Куда бы я ни пошел – к цирюльнику, сапожнику, мяснику, колбаснику или трактирщику, – каждый заводит речь о своих скважинах, своих перегонных заводах, своих участках, на которых они ищут нефть». Как средоточие торговли, Баку притягивает к себе самые разные народности. «Все держатся за свою нацию и, похоже даже гордятся ею, благодарят Господа, что он позволил им родиться среди того народа, к коему они принадлежат, будь то армяне, персы, татары, грузины, черкесы, чеченцы, лезгины, осетины, имеретины, туркмены, арабы, негры, текинцы, гурки, греки, русские, итальянцы, французы, румыны, всевозможные немцы, евреи, англичане, американцы, швейцарцы, датчане, шведы пли финны. Компания довольно разномастная, однако мы живем в братской дружбе и величайшем согласии».

Дороги отвратительные. Bce товары переносит целая армия мужчин и мальчишек. «За мной повадился ходить по пятам один сердитый чернявый плутишка, который хочет быть рядом на всякий случай и нередко вынужден драться и кусаться, отбиваясь от других претендентов на его место. <…> Я плачу щедрее местных: они обычно дают три копейки, тогда как я даю пять. Пресной воды тут нет, вся более или менее соленая». Сорок тысяч жителей Баку и его окрестностей пьют воду из кувшинов, доставляемых ослами. Буйволов используют как тягловую скотину, а лошадиный век тут короток: «От пропитанной нефтью земли у лошадей портятся копыта».

Издалека прибывают караваны верблюдов. «Верблюд – корабль пустыни – обычно украшен пестрым покрывалом, цветами, перьями и множеством колокольчиков, иногда едва ли не колоколов. Верблюд держится очень важно, словно несет на своих плечах судьбу мира. При виде верблюда я сразу прихожу в хорошее настроение, а так как я вижу их каждый день сотнями, я почти все время в чудесном расположении духа!»

Есть тут и домашние животные, в частности тараканы: «Утром, когда комнаты убраны и камины погашены, нужно налить в миску нефти (лучше всего нобелевской) и как следует намазать ею полы, потом закрыть окна и двери и удалиться на час или около того. По возвращении ты застаешь тараканов прилипшими к полу своими длинными задними ногами. B таком положении ты и оставляешь их подыхать или же приканчиваешь молотком. Средство верное, благодаря ему я был избавлен от бессонных ночей».

Комариные укусы Густав смазывает нашатырным спиртом. Однажды его кусает саранча. Как он выяснил, плохо заживают укусы большого ядовитого паука тарантула, но пока что Густав видел всего одного. Скорпиона же, которого убили в конторе, он и вовсе не видал. Больше всего донимают мухи, а их здесь мириады похуже, чем в каком-нибудь финском хлеву.

 

Высокопоставленный ревизор и иллюминация всего города

B одно прекрасное утро Густав, направляясь в контору, к своему удивлению видит на улице… метлу! Подумать только, город подметают! Оказывается, ждут с инспекцией кавказского генерал-губернатора, князя Дондукова-Корсакова. Полицмейстер возмущен: «Почему он не может сидеть у себя в Тифлисе и оставить нас в покое?! Гнев его ужасен!»

Густав спрашивает, чем может помочь. Полицмейстер перечисляет: «Вы должны бесплатно выделить городу две тысячи тонн нефти, чтобы мы могли полить ею улицы и на время посещения князя избавиться от пыли. Вы должны убрать свой балкон коврами, флагами и китайскими фонариками, обучиться во фрак, устроить для его светлости изысканный завтрак с шампанским у скважин в Балаханах, вывесить флаги на заводе, насосных станциях и буровых вышках, принять участие в городской иллюминации и жизнью отвечать за соблюдение порядка как на вашей территории, так и на всех прочих!» Густав полагает, что это уж точно входит в обязанности полиции, но нет, у нее хватает других забот! И полицмейстер в сопровождении казаков покидает контору.

Bce получилось иначе, чем было задумано. Дондуков-Корсаков отнюдь не дурак и знает, на что горазды вверенные ему люди… Он учиняет проверку не там, где к ней подготовились и все вылизали, он осматривает учреждения и казармы, которые не должен был видеть, велит провезти себя по улицам, на которые ему лучше было не заглядывать. И гнев его ужасен!

«Наступает моя очередь. Я встречаю князя при полном параде, здороваюсь, приглашаю зайти внутрь и добавляю: “Осмелюсь попросить ваше превосходительство погасить папиросу, курение тут запрещено”. Он меряет меня взглядом, все затаили дыхание, а он спрашивает: “Вы какой будете нации?” – “Я финн”. – “Ага. Милостивые государи, погасите папиросы!”

Затем мы обошли завод, и надо мной воссияла Божья благодать, так что и само нобелевское предприятие, и его служащие, и все к ним относящееся были признаны образцом для всей Российской империи. A потом наступил вечер, когда нужно было устраивать грандиозную иллюминацию».

«Зрелище получилось невероятное! Ha склоне горы возвышались две колоссальные литеры – Д и K – в горящем дубовом венке. Их окружали огнедышащий дракой, гигантское дерево, гигантские верблюды, гигантские быки и огнедышащий вулкан со стекающей по горным склонам лавой. Островок Нарген близ Баку был иллюминирован гербом Персии: лев на фойе восходящего солнца. B гавани все суда, от мала до велика, расцвечивались тысячами потешных огней – ракетами и саксонскими колесами, фонтанами и шутихами. Город был залит морем света, а жители еще ходили по улицам с китайскими фонариками, которые выхватывали у них из рук черномазые татарчата – и убегали, прихватив по три-четыре штуки каждый».

B письме от 10 августа 1882 г. Густав Тёрнудд посылает домой чертеж поселка Петролеа, присовокупляя к нему описание:

парк и дома расположены в очаровательной долине, с южной стороны которой возвышаются две горы, живописно спускающиеся к морю. «Нам принадлежит около 10 туннландов земли, на которой мы возводим поселок для примерно ста служащих компании. Bce дома расположены на одном склоне, так что из каждого окна, обращенного на восток или на юг, видно море – иногда поверх домов, иногда между ними. Bce здания сооружаются в византийском стиле из белого, тонко обработанного песчаника, некоторые будут в один, другие в два этажа, а вокруг раскинутся пресные сады и парки. C южной и восточной сторон – как на первом, так и на втором этажах – дома окаймлены изящными просторными верандами. Пресную воду ежедневно доставляют с Волги и заливают в резервуар, откуда она по трубам поступает в кухни, ванные комнаты, к фонтанам и брандспойтам».

Густав рассказывает обо всем подряд; вот гостиная, кегельбан, хозяйственный блок с ванными ней, прачечной, помещением для катания белья и гладильней. Далее идет описание квартир. «Есть также клуб, в котором размещаются ресторан, музыкальный и бальный залы, биллиардная и библиотека с читальней. Погреб до отказа набит льдом с Волги, и этот ледник стал для нас истинным спасением. Впоследствии будут построены оранжерея, конюшня, сараи для экипажей, птичий двор, пруды для уток, коровник, свинарник; кроме того, мы надеемся прикупить еще земли и со временем устроить крупное сельскохозяйственное предприятие. C завода к домам подведен газ для приготовления еды и отопления комнат. Освещение и на заводе, и в поселке уже частично электрическое. Телефонная линия тоже есть, но от нее нужно сделать отводе! к каждому из подразделений и в конторы – городскую и в Балаханах».

«Чуть было не забыл упомянуть: мы устанавливаем очень Дорогое оборудование, чтобы посредством сжатого воздуха снижать температуру в комнатах “Виллы Петролеа” до 15–20 градусов, то есть нормальной температуры, к которой мы, северяне, привычны. Будет возведена и больница в окружении красивого сада. Мы строим отличную казарму для нашей охраны – 40 человек отборных петербургских гвардейцев, все хорошо вооруженные, а часть к тому же на конях. Разве это в похоже на сказку из “Тысячи и одной ночи”? Тем не менее это правда и подтверждает, что Людвиг Нобель не пожалел удов и средств, чтобы сделать Баку как можно приятнее для нас скандинавов».

«Замечу мимоходом, что перспективы моей службы под началом Людвига Нобеля столь великолепны, что мне и в голову не приходит жалеть о том дне, когда я покинул Выборгский завод. Ha зиму у Людвига грандиозные планы нового строительства на предприятиях, и я просто потрясен колоссальными суммами, которые ежедневно проходили и проходят через мои руки. Если говорить о деньгах, они исчисляются миллионами, однако и продукции мы выпускаем тоже на миллионы! Производительность собираются увеличить вдвое по сравнению с теперешней, а еще сооружают заводы для выпуска новых, доселе не виданных продуктов. B создавшихся обстоятельствах да еще при том, что я тут как сыр в масле катаюсь, я посчитал делом чести отказать себе в удовольствии ради исполнения долга!» (Густав не успевает приехать домой.)

«В ноябре 1882 г. прибыл Эмануэль Нобель, исключительно милый, доброжелательный, порядочный и серьезный молодой человек 23 лет от роду, а также, коли будет на то Божья воля, следующий глава фирмы. По части головы Создатель одарил его менее, чем отца, не наделив в должной степени и Людвиговой энергичностью или настойчивостью. Если отец, паче чаяния, скончается, на плечи бедняги Эмануля падут безмерный труд и безмерная ответственность, благодаря железной воле и огромному авторитету отца все тут ходят по струнке, но, как только его не станет, каждый из Эмануэлева окружения начнет блюсти собственные интересы – в ущерб общему делу. Разумеется, если я, даст Бог, еще поживу на свете, то по мере своих сил не дам Нобелевых детей в обиду, и мне кажется, Эмануэль это интуитивно чувствует».

Густаву удается вдвое сократить себестоимость нефтепродуктов. «Это была чудовищная работа – я не жалел ни себя, других, однако был хотя бы здоров и с утра до вечера вертелся как белка в колесе!»

Людвиг Нобель – инженер, изобретатель, предприниматель и меценат. Владелец и организатор производства машиностроительного завода «Людвиг Нобель» (впоследствии «Русский дизель», Санкт-Петербург)

Весной 1883 г. Людвиг Нобель повышает Густаву Тёрнудду жалованье. «Конечно, это в высшей степени любезно и щедро с его стороны, ибо я не могу претендовать на что-либо свыше обещанных мне 15 тысяч рублей, но что выкладываться за повышенное жалованье я буду еще больше, тут двух мнений быть не может! Признание Нобелем моих заслуг было настолько дружеским, безоговорочным и доверительным, что у меня потеплело на душе – независимо от денет, которые, понятно, тоже не будут лишними. Здоровье и самочувствие у меня превосходные, только, видит Бог, катастрофически не хватает времени. Надеюсь, недели через две завод будет готов в своем обновленном, помолодевшем виде и тогда мы сможем вырабатывать по 35–40 тысяч пудов в день. Если мне удастся заполучить в Баку наши новые суда и начать отгрузку продукции, все будет в порядке. Насколько мне позволено судить самому, я замечательно справился как с возведением нового, так и с перестройкой старого. До сих пор у меня не было ни одного пожара. Bce работает как часы, и все предприятие настолько грандиозно и великолепно, что даже я могу быть доволен!» K концу года у товарищества уже 30 скважин, из которых Густав надеется извлечь целое море нефти.

Co временем на помощь приходит Эдвин Бергрот, облегчив неимоверную нагрузку Густава. Вот как тот отзывается о нем: «У Эдвина есть не только голова, но и сердце, а уж кому, как не мне, знать, что личность важнее капитала. Теперь в спокоен. Были кое-какие неприятности, не очень страшные. B основном течение событий нарушается лишь пожарами, однако совсем не такими опасными, как, например, изобразила газета “Эстpa Финланд”. Когда я телеграфировал туда: “Никакого поджога у нас не было, и казаками завод не охраняется” редактор Лагус пожелал передать мою телеграмму следующим образом: “В настоящее время казаками завод не охраняется”. Откуда он взял это “настоящее время”? Кстати, все сообщения из Баку, которые я видел в финской печати, неверны.

Пока длится навигация, для меня не существует ни воскресных, ни праздничных дней, я тружусь без отдыха. Впрочем, неприятностей все равно хватает, в этом году не обошлось без трех пожаров».

 

«Степь охвачена зловещим белым сиянием»

Шведскую публику всегда увлекали рассказы об исследовательских экспедициях в дальние края, Осенью 1880 г. в Стокгольм через Японию и Суэцкий канал вернулись на судне «Нега» Норденшёльд и Паландер, первыми проплывшие Северо-Восточным проходом из Атлантического океана в Тихий. Необъятный мир становился меньше. После возвращения «Беги» об экспедициях в полярные широты стал меч гать и Свен Хедин, еще школьник. 115 России Хедин более известен как Гедин, но уже появились издания, где его фамилия передается более правильно.

Когда весной 1885 г. директор Бесковской школы в Стокгольме спросил новоиспеченного выпускника: «Не хотели бы вы поехать на Каспийское море, в Баку?» – мысли Хедина обратились в другом направлении. «Я и не подозревал, что мне суждено на всю жизнь связать себя с крупнейшим из континентов!

Семь месяцев Свен Хедин пробыл домашним учителем Эрхарда Сандгрена, отец которого был инженером-бурильщиком на Балаханском промысле «Товарищества бр. Нобель». Готовясь к дальней дороге, Хедин прочитал книгу корреспондента «Морнинг пост» Чарльза Марвина «Край вечного огня: рассказ о предпринятой в 1883 году поездке в нефтеносный район Каспийского моря» (“The Region of the Eternal Fire: an Account of а Journey to the Petroleum Region of the Caspian in 1883”). По словам Марвина, благодаря нобелевским трудам Восточная Европа преобразилась. Организация добычи и продажи российской нефти потребовала невероятных усилий, и справиться с этим мог лишь человек, наделенный редкими талантами Лессепса (строителя Суэцкого капала) или Людвига Нобеля.

Всякую свободную минуту Свен Хедни изучал суперсовременную технику товарищества. «“Бранобель” владеет 75 скважинами, из которых 12 действующих; нефть по тринадцати трубопроводам перекачивается на расположенные у берега перегонные заводы. Поскольку в Балаханах кругом нефтяные озера и канавы, поскольку земля, дома и вышки и буквальном смысле пропитаны нефтью, нетрудно представить себе, сколь велика опасность возгорания. Летом не проходит и недели, чтобы не случился большой или маленький пожар. Чаше всего он возникает по небрежности или от искр от котельной. Над Черным городом постоянно висит туча густого черного дыма».

Зрелище, которое описывает Свен Хедин, одновременно впечатляющее и страшное: «Дело было в феврале 1886 г., в тихий спокойный вечер. Вдруг послышались вопли: русские кричали “пожар” татары – “янго”. Эти слова неизменно вызывают испуг и замешательство. Когда мы выходим на простор, нас ослепляет море света. Вся степь охвачена зловещим белым сиянием. Ha светлом фоне привидениями стоят буровые вышки. B небо вздымаются белесые валы огня и дыма. Первыми на месте происшествия обычно оказываются нобелевские пожарные. Огонь либо тушат, либо дают ему выгореть. И степь опять погружается в непроглядный мрак».

Юный Хедин делится с Людвигом Нобелем своими мечтами по изучению Персии. Через много лет Эмануэль и Альфред дадут Хедину денег для путешествий по Азии. Отправляясь в очередное восточное странствие, Хедин нередко заглядывает в Санкт-Петербург, к Нобелям.

«Каждый такой случай побуждает меня изобретать новые способы предотвращать катастрофы. 17 июля на Балаханском промысле взметнулся огромный фонтан, который снес все преграды на своем пути и бушевал 32 дня, выбросив за это время семь миллионов пудов нефти! Уж будьте уверены, он заставил меня попотеть! Тем не менее, дело кончилось на удивление благополучно. Мне удалось не только спасти почти все, но и заткнуть глотку этой твари, хоть она и противилась до последнего мгновения. Этим сбесившимся чудовищем занималось 400 человек. Когда трубу наконец заглушили, а пробку придавили грузом в пять тысяч пудов, раздалось девятикратное “ура”! Bce совершенно измотались. Я давно обещал устроить по окончании сражения грандиозный пир. Татары зарезали чуть ли не стадо баранов, изжарили их на вертеле и заварили чай. Русские раздобыли свою любимую водку и массу того, что они называют “закуска”. И пошел пир горой – с возлияниями, песнями, играми и плясками».

 

За горами и долами

B разгар жары Людвиг Нобель посылает Тёрнудда поездом на Черное море, в Батум. Товариществу нужна земля для новых предприятий. «Пришлось принимать разные меры предосторожности; прежде всего купили самый большой глиняный горшок, какой только сыскали в Баку. Его обшили во много слоев одеялами и заполнили льдом из подвалов “Виллы Петролеа”. Затем упаковали в ящик 100 бутылок зельтерской, перекладывая их опилками и опять-таки льдом». Взяли также по два веера на человека. И вот Густав и землемер Карасев размещаются в салоне первого класса, где тотчас распахивают все окна и двери и опускают все шторы. Жара усиливается, и к концу путешествия оба едут в одних рубашках. Сутки они добираются только до Тифлиса. «Местность приобрела гористый характер, и впервые за почти два года взгляд мой снова ласкала пышная зелень». Их путь лежит мимо золотеющих нив и цветущих долин. Позади остаются развалины то ли рыцарских, то ли разбойничьих замков, орлиные гнезда вершинах утесов. Как явствует из описания, в отвесных скалах высечены целые города. Поезд взбирается все выше, и Густав, забыв про жару, неотрывно смотрит в окно. «Жители здешних гор со своей светлой кожей, белокурыми волосами и голубыми глазами оказались очень похожи на наших северян, а уж или в национальных костюмах были точь-в-точь как деревенские ребятишки в Финляндии».

Они прибывают в бывший турецкий город Батум, где приглядывают подходящий участок и решаются на покупку. Его владелец, Гемий Ахмат Касимаба (возможно, Ганий Ахмат Kaсим-аба или Касим-баба. – Т.Д.), живет в горах. По дороге к нему их останавливает громовой окрик «Стоять!»: сверху, из-за каменного бруствера в чаще леса, поблескивает ружейный ствол. Они знакомятся с Ахматом, почтенным 80-летним старцем с длинной седой бородой, восхитительным орлиным носом и голубыми глазами, в которых светится задорный, живой огонек. Происходит обмен любезностями, гостей угощают мацони и кукурузными лепешками, турецким кофе и кальяном. «И тут я выдвинул свое предложение. Неспешно обдумав его, Ахмат сказал, что хочет узнать мнение родни, после чего в комнату пожаловали не только мужчины, но и прежде остававшиеся невидимыми женщины в чадрах. Я был тем более поражен, когда дело было с ходу решено госпожой Касимаба, которая, выслушав предложение, некоторое время внимательно рассматривала меня, а потом заявила, что нужно согласиться на сделку, поскольку чужемезец ей весьма нравится и наверняка станет кабалетцам добрым и верным другом. <…> B отличие от других восточных народностей, у кабалетцев женщина пользуется огромным уважением и ее голос в большинстве случаев оказывается решающим. Зато в трудную минуту приходится вставать рядом с мужчиной – не менее его вооруженной и храброй».

 

«Дикари Стенли освещают себе путь Нобелевым керосином!»

«В лице Людвига Нобеля я обрел хозяина, который всякий раз видит дальше меня и не только на словах, но и на деле осуществляет задуманное, причем столь быстро, что я иногда подхватил другую из мимоходом брошенных мною, разработал ее и приказал довести до конца.

Проклятие всех прочих предприятий – деньги – он, казалось, выкапывал из-под земли; как бы то ни было, они в конце концов неизменно являлись, так что наш неутомимый муравейник трудится сутками напролет и на результаты его самоотверженного труда невозможно смотреть без радости, ибо целые поселки возникают словно по мановению волшебной палочки и там, где еще месяц назад была безлюдная пустыня, сегодня, как звезды в ночи, горят тысячи огней. И альфа и омега всего этого Людвиг Нобель. Какой богатырский дух живет в этой хрупкой оболочке и как он умеет заразить своим энтузиазмом всех, кто оказывается с ним рядом; иногда кажется, будто все на свете зависит лишь от желания и воли!»

«Не случайно у нас снова ожидаются грандиозные усовершенствования и стройки. Здесь идут вперед семимильными шагами. Сегодня приходит телеграмма: “Не могли бы вы в 1884 г. произвести столько-то миллионов пудов?» Завтра отсылается ответ: «Могли бы” а послезавтра следующая телеграмма: “Затребуйте необходимые средства и исполняйте”».

«В настоящее время положение таково, что рынок Российской империи целиком зависит от нас, и мы всерьез подумываем о вытеснении американцев не только из Европы, но и из Азии. Теперь взгляды наши устремлены в одну точку – на Baтум, и я надеюсь в течение 1884 года наладить оттуда крупные поставки, с одной стороны – в европейские порты, с другой – в Турцию, Египет и Ост-Индию. B мыслях я уже вижу, как нобелевским керосином освещают себе путь в Центральной Африке дикари Стенли».

«Вчера, в самое Рождество, я приобрел для нас дагестанские серные копи, которые в свое время поставляли серу на пороховой завод Шамиля, четверть века сражавшегося с превосходящими русскими силами. Тут все обернулось как в сказке. Для производства керосина нам требуется 100 тысяч пудов серы в год. Сицилийская сера дорожает и становится нам не по карману. Когда положение кажется совсем аховым, объявляются бывшие воины Шамиля и рассказывают чудесную историю про волшебные горы и нескончаемые запасы серы, запрятанные среди лесов в труднодоступном горном районе Дагестана. Скоренько туда посылают с сопровождением скандинава (т. е. самого Тёрнудда. – Б.О.). B пути его кормят исключительно ослятиной, а в Баку он возвращается с туземным владельцем горы, после чего никто оглянуться не успевает, как гора переходит во владение Нобеля! Ура! Ловко мы это спроворили! A сам Нобель тем временем понятия не имеет о происходящем. Впрочем, с чего бы ему быть недовольным, если мы сбережем ему эдак сто тысяч рублей в год?»

Густав Тёрнудд проработал в Баку до 1888 г., а затем еще четыре года оставался членом правления товарищества. Он умер в Финляндии 7 февраля 1894 г., разочарованный и разоренный неудачными предприятиями.