Выбравшись из вагонетки, Незнайка снова увидел крохотных малышек-бабочек, которые встречали возвращающихся из Империи гостей.

— Хорошо отдохнули? — защебетали они, изящно помахивая крылышками. — Приезжайте ещё!

— Нет уж, ни за какие прянички, — недовольно буркнул Незнайка, всё ещё до глубины души потрясённый ссорой с Гунькой.

— Ну, тогда всё равно до свидания! — сказали они в два голоса и, подведя Незнайку с его чемоданом к пятачку-лифту, на котором он прибыл, помахали ему на прощанье кружевными платочками.

Лифт поднялся наверх, и вскоре Незнайка очутился в той самой круглой комнате, откуда он уезжал в Империю.

— Долго же вы гостили, — промямлил сонный Медуза. — А Папашка уж давно приехал.

Возвращаясь запутанными коридорами, Незнайка услышал какой-то подозрительный шум. Выглянув из-за очередного поворота, он повертел головой, но вокруг было тихо. Пройдя ещё несколько метров, он вдруг нос к носу столкнулся с обалдуем, который от нечего делать лениво помахивал своей эшкой.

— Стой! — закричал тот. — Гляди-ка, ещё один стервец из пропащих, видать!

Тут же со всех сторон в коридор высыпали обалдуи.

— Облава! Спасайся! — услыхал он голоса Папашки и Прыща, но было уже поздно.

Через несколько минут Незнайку, отобрав у него чемодан, вместе со связанными пропащими коротышками вытащили наверх, затолкали в грузовик и повезли в каталажку.

— Плохи наши дела, — принялся сокрушаться Папашка, сидя на деревянной скамейке в кузове грузовичка. — Мы ведь коротышки особо вредные и опасные, по-ихнему. Не иначе, как к оболтусам отправят, а оттуда…

— А ты не каркай, как ворона! — занервничал Прыщ. — Ишь, раскаркался!

— Каркай, не каркай… — вздохнул Папашка и печально оглядел притихших пропащих коротышек. — Теперь уж, братцы, прощайте, да лихом не поминайте!

С этими словами Папашка заплакал, а вслед за ним расхныкались и все остальные. Один только Незнайка, сам чуть не плача, утешал их, как только мог. Однако все его старания оказались напрасными. Пока грузовик доехал до места назначения, в кузове уже стоял такой рёв, что даже обалдуи не рискнули грубить несчастным арестантам — такую жалость они вызывали.

Их привезли в особую каталажку, где наряду с обалдуями по коридору туда-сюда шмыгали ещё и оболтусы, а потом стали уводить по одному в неизвестном направлении. Вскоре дошла очередь и до Незнайки.

Огромный обалдуй без лишних слов схватил его за шиворот и поволок по коридору к большой двери, обитой чёрным дерматином. Втащив Незнайку в кабинет, обалдуй швырнул его на пол, как будто это был и не коротышка вовсе, а какой-то мешок, набитый картошкой.

Кряхтя, несчастный арестованный приподнялся на четвереньки, поднял глаза и увидел перед собой Репку, который горделиво восседал за широким столом, на котором возвышался чемодан, полученный Незнайкой в подарок от Гуньки.

— Ты-ы? — вытянулось у Репки лицо. — Вот удача-то! Вот мы и встретились, рецидивист Незнайка, или как там тебя…

— Какая уж тут удача, — опустил голову Незнайка. — Сплошная, как говорится, неудача.

— Ну, это с какой стороны посмотреть, — улыбаясь до самых ушей, просиял Репка. — Тебе, может быть, и неудача, а мне просто, надо сказать, неслыханное везение. Да ты присаживайся, не стесняйся. Мы же с тобой вроде уже и не чужие. Скомпрометировал ты себя, Незнайка, по самые уши. Что теперь с тобой делать ума не приложу? В шахматную отправить, чтобы помучился, или сразу в инкубатор?

— Слушай, Репка, а как это скомпром… скомпрометировал? — убито поинтересовался Незнайка скорее по привычке, чем из любопытства.

— А это, голубчик, если ты ведёшь себя неправильно, не так, как послушные коротышки, а наоборот, и при этом думаешь, что раз тебя никто не видит, то никто об этом не узнает, а потом об этом кто-то узнаёт и всем остальным рассказывает. А тебе за это по шее! Вот это и называется скомпрометировать. А чтобы всё было по форме, нужно собрать в одном месте все компрометирующие материалы — компромат, короче говоря. Вот у меня какой компромат на тебя собрался! — и Репка, нырнув куда-то, достал оттуда увесистую папку и водрузил её на стол. — Во! Видал, какая папка? Здесь всё, что ты натворил, и побег, и даже моё личное умозаключение, которое указывает на то, что ты, Незнайка, и этот отъявленный мерзавец фотограф Рыжик — одна и та же личность. И про все плохие поступки твои здесь написано. Так что по шее получишь за свои вредные проделки, как говорится, от и до!

— Так это ж называется сплетня! А тот, кто водит сплетни тот, значит, сплетник, — догадался Незнайка. — А то — конпр… контр… Ишь, словечко-то какое мудрёное придумали!

— А ты не умничай, не умничай, — беззлобно огрызнулся Репка. — Хоть компромат, хоть сплетня, а по шее всё равно надают.

— Так и тебе тогда тоже надают по шее! — оживился вдруг Незнайка, как будто в голову ему пришла блестящая мысль.

— Это ещё почему? — насторожился Репка.

— А у меня тоже на тебя контр… компро… Тьфу! Ну эта, как её, сплетня, короче говоря, имеется.

— Это какая же такая сплетня?

— А вот такая. Отличная, между прочим, сплетня! Да ещё и стереофотографии к ней прилагаются, где тебя, считай, без штанов и без маски в подземном озере мистера Гунявого на крючок, как карася какого-нибудь, ловят!

Репка заморгал глазками, перестал улыбаться и изменился в лице.

— Этого не может быть, — отчаянно сомневаясь, произнёс он и немного побледнел.

— Может, может! — засмеялся Незнайка. — Сам же говорил, что фотограф Рыжик — это я и есть. А не веришь — так вот он, чемодан-то мой. Там и жетончики мистера Гунявого, и ещё всячина всякая. Видишь, а ты-то полагал, что никто не видел, как ты верхом на утке в Империи по озеру катался! Так что, Репка, и ты свою шею приготовь, тебе тоже её тоже как следует намылят!

Репка вскочил, щёлкнул замками на чемодане, распахнул его и стал рыться внутри. На стол посыпались жетончики, конфеты, игрушки, однако фотографий, которые Репка рассчитывал там найти, не было.

— Ну, и где же эти доказательства?

— Там, где надо, — таинственно произнёс Незнайка, при этом страшно округлив глаза. — И учти, Репка, если со мной что-нибудь случится, то в газете «Лунные козни» твой портрет со спины, то есть, пониже спины, в натуральную величину напечатают и Всезнайке на стол положат!

— Так, — забарабанил Репка пальцами по столу. — Значит, ты меня шантажируешь?

— А как это — шантажировать? — простодушно спросил Незнайка.

— Шантажируешь — это когда хочешь чего-то добиться с помощью компромата, ну, сплетни, по-твоему. В общем, когда хочешь заставить кого-то делать что-то, чего делать не хочется! — чуть ли не истеричным голосом пояснил Репка, принявшись усердно тереть свой загривок, отчего волосы у него стали дыбом и смешно торчали в разные стороны.

— Ну… — с недоумением пожал плечами Незнайка. — Я ведь тебя не заставляю насильно что-то делать.

— Да ведь я тебя уже поймал, вот в чём беда! И рад бы от тебя избавиться, да все вокруг об этом только и говорят!

— Так я же, дурья башка, не заставлял тебя никого ловить! — заметил Незнайка.

— Ты мне скажи, откуда ты взялся на мою голову? Одни только неприятности из-за тебя да нагоняи! — схватился за голову Репка. — Ну, чего тебе, Незнайка, надо? Хочешь, я тебе… О! Придумал! Я тебя, если хочешь, вместе с твоими морскими фигурами на футбол отправлю! А? За границу, можно сказать. Ну?

— На футбол? — наморщил лоб Незнайка. — Это можно!

— Только ты мне эти фотографии брось всем показывать! А ну-ка, обещай, живо!

— Ладно уж, не буду я их никому показывать. Ты только признайся мне честно, Репка. Всё-таки: овощевод ты или не овощевод?

— Прекрати сейчас же! Замолчи, а? — умоляюще зашептал Репка, прикладывая палец к губам. — А то меня все оболтусы засмеют!

— Да ладно тебе расстраиваться-то! Очень мне нужно про тебя сплетничать, — миролюбиво ответил Незнайка.

А через несколько минут его уже везли в театр Бантика на репкиной машине. В кармане у него было самое настоящее удостоверение, в котором было написано: Фигура. С этим именем он должен был вскоре отправиться на остров Согласия, на самый грандиозный футбольный матч, который когда-либо происходил на Луне.