Первый вопрос

Ошо,

Насколько я понимаю, недавно на лекции ты сказал, что Иисус не ходил по воде и что чудес как таковых не бывает. Но разве человек не может ходить по воде, практикуя саньяму, описанную Патанджали в сутре Удана? Пожалуйста, расскажи об этом.

Я повторяю: чудес как таковых не бывает, ибо все существование — чудо. Возможно ли большее чудо? Каждое мгновение, каждое событие — чудо.

Религиозен тот человек, для которого все, начиная с самых обыкновенных вещей и заканчивая самыми необыкновенными, становится чудом. Семя, прорастающее зелеными листьями, — разве оно не большее чудо, чем какой-то парень, разгуливающий по водам Галилейского озера? Птица, летящая в небесах, раскинув крылья, — разве она не большее чудо, чем идущий сквозь огонь человек? Розы, лотосы, маргаритки, миллионы цветов… а вы не видите в них ничего чудесного.

Вы ищете разные глупости. Кто-то материализует швейцарские часы, и это чудо, — а роза не чудо.

Другой материализует священный пепел, и это чудо; но ведь человек, который производит священный пепел, просто засранец! А доносящийся издали зов кукушки — не чудо! Вы слепы, совершенно слепы и безумны. Вы верите только в фокусы, рассчитанные на детей. Вы не ищете в жизни настоящее волшебство, потому-то глупые фокусники вас и обманывают.

Просто быть уже более чем невероятно. Дышать, видеть восход солнца, слышать щебетание птиц, чувствовать любовь и благодарность, молитву и тишину… Это мгновение и есть чудо. Тишина, что окружает вас, любовь, что струится между мной и вами, эта общность, сатсанг — ваши сердца открыты, подобно цветам лотоса, вы пьете меня в величайшем доверии, с величайшей открытостью… Какие еще нужны чудеса, чтобы доказать таинственность существования?

Однажды случилось вот что.

К Рамакришне Парамахансе прибыл в гости один великий махатма, славившийся умением ходить по воде. Рамакришна жил тогда недалеко от Калькутты, в Дакшинешваре. В тот день он сидел под деревом баньяна, любуясь красотой Ганга.

Такие люди, как прибывший махатма, безусловно, одержимы галлюцинациями эго. Махатма мог ходить по воде — конечно, он был великим человеком! В нем все как бы говорило: «Я здесь самый праведный».

Он встал перед Рамакришной и сказал:

— Я слышал, что люди считают вас великим мистиком. А можете ли вы ходить по воде?

Рамакришна ответил:

— Нет, я не могу ходить по воде. По правде сказать, я и плавать-то не умею! А вы?

Махатма ответил:

— Да, я могу ходить по воде.

Тогда Рамакришна спросил:

— Уважаемый, скажите, пожалуйста, как долго вы обучались этому искусству?

Махатма ответил:

— Искусству ходить по воде я посвятил восемнадцать лет своей жизни.

Рамакришна засмеялся, как ребенок, и сказал:

— Это же глупо! Когда мне нужно переправиться на другой берег, я сажусь на паром, и паромщик берет с меня всего одну рупию! Я могу оказаться на том берегу всего за одну рупию, а вы потратили на это восемнадцать лет? Это стоит не больше рупии. И вы еще считаете себя святым?

Похожая история случилась с таинственной мусульманкой, Рабией, к которой пришел суфийский мистик Хасан; он хотел показать ей, на что способен.

Желание продемонстрировать свои способности само по себе уродливо — в нем проскальзывает некая политика. Оно не религиозно и совсем не духовно. Хасан заговорил о чем-то другом, поджидая подходящего момента для демонстрации своих способностей.

И вот Рабия сказала:

— Мне пора читать Коран. Хочешь почитать Коран вместе со мной?

Этого-то мгновения он и ждал. Он предложил:

— Давай ходить по воде. — Перед ними лежало озеро. — Мы будем гулять по воде, читая Коран вслух!

Рабия ответила:

— Гулять по воде, читая Коран? Что-то не хочется. Видишь то белое облако? Отправимся-ка лучше туда и будем читать Коран, сидя на облаке,

Хасан воскликнул:

— Но я не умею летать по небу. Неужели ты освоила искусство летать в небесах?

Рабия ответила:

— Птицы могут летать по небу — не такое уж это сложное искусство. Рыбы могут плавать в реке, в озере — не такое уж это сложное искусство. Хасан, опомнись! Я просто пошутила. Я не могу летать среди облаков и не умею ходить по воде. Но вот настоящее чудо: читая Коран, я исчезаю. Ты можешь так? Остается только чтение, только пение — поющий исчезает, меня больше нет.

Я согласен с Рабией. Очень немногих женщин можно назвать мастерами. Рабия — одна из них.

Ты спрашиваешь меня: «Ошо, насколько я понимаю, недавно на лекции ты сказал, что Иисус не ходил по воде…»

Да, я очень уважаю Иисуса и потому не могу поверить, что он был настолько глуп, чтобы ходить по воде.

Ты продолжаешь: «Ты также заявил, что чудес как таковых не бывает».

Да, чудес как таковых не бывает, потому что чудесна вся жизнь. Вы находитесь здесь и только здесь — разве это не чудо?

Рассказывают, что однажды, когда мулла Насреддин занимался любовью с женой своего друга, тот внезапно вернулся домой. Женщина сказала Насреддину:

— Спрячься где-нибудь, это мой муж! Прячься скорее!

За неимением лучшего укрытия мулла залез в шкаф.

Входит муж. Он видит ботинки — и узнает ботинки Насреддина. Он видит на столе одежду — и узнает одежду Насреддина. Он видит свою жену — взволнованную, смущенную, раздетую, — и спрашивает:

— Где мулла Насреддин?

Жена отвечает:

— Не знаю. Его тут не было!

Муж тем временем приходит в ярость, как и полагается мужьям. Он мечется по всему дому, заглядывая в каждый угол, под кровать, в ванную, на кухню. В конце концов он открывает шкаф — там стоит совершенно голый Насреддин.

Друг спрашивает:

— Почему ты здесь?

— Какой серьезный метафизический вопрос! — глубокомысленно отвечает Насреддин. — Человек же должен где-то находиться. Я не специалист по части философии. Ты, можно сказать, спрашиваешь меня, почему я существую. «Почему ты здесь?» — спрашиваешь ты. Этот вопрос можно задать где угодно. Где бы я ни оказался, кто-нибудь всегда может спросить, почему я здесь.

И муж согласился. Он сказал:

— Да, это так. Это действительно метафизический вопрос.

Почему вы здесь? Почему существует все сущее? Разве это не потрясающая тайна, не чудо? А вы спрашиваете о каких-то пустяках. Все они придуманы людьми: всего лишь несложные фокусы или что-то еще из области фантастики.

Я слышал историю об Иисусе, Ауке и Иоанне. Они втроем направлялись к лодке, находящейся на середине озера. Сначала по воде пошел Лука, за ним Иоанн, и оба они благополучно добрались до лодки. Иисус идет вслед за ними и вдруг начинает тонуть.

Лука поворачивается к Иоанну: «Ну что, скажем ему, где отмель?»

Еще одна история…

В одном городке было озеро, воды которого обладали чудотворной силой. Люди приходили к озеру, погружались в него и выходили на другой берег исцеленными.

— Я сам видел! — утверждал один старожил. — Я видел, как слепой бросился в озеро и вынырнул на другом берегу с криком: «Я прозрел! Я прозрел!»

Услышав этот рассказ, какой-то старый нищий калека решил туда пойти. На его глазах человек без ноги прыгнул в озеро и, появившись из воды на другом берегу, стал кричать, не в силах поверить в чудо: «Я снова могу ходить, у меня две ноги!»

Калека не мог больше ждать. Вскочив в свою старую инвалидную коляску, он съехал в озеро…

Стоявшие на другом берегу горожане вытащили его мертвым. Зато у коляски появились новенькие шины!

Похоже, инвалидная коляска владела искусством Патанджали и умела творить чудеса!

В сутрах Патанджали действительно говорится о чудесах, но по совершенно иной причине, нежели вы думаете. Патанджали посвятил отдельную главу сиддхам, чудесам, с одной лишь целью: чтобы ими никто не соблазнился. Она была написана с намерением оградить, предостеречь. Она не ставит цели заинтересовать вас чудесами. Цель Патанджали абсолютно ясна.

Он говорит, что увлекшиеся чудесами попадают в непроходимые джунгли. Внутри вас, несомненно, есть некие силы, скрытые силы, которые вы не осознаете. И когда вы начинаете углубляться в медитацию, эти скрытые силы начинают проявляться, и вы, скорее всего, поддадитесь их соблазну. В них нет ничего чудесного, они столь же естественны, как и все прочие законы природы. Просто мы не знаем законов, которым они подчиняются, потому и называем их чудесами.

Например, если вы будете медитировать, то вскоре поймете, что можете читать мысли окружающих. Это будет казаться чудом: вы сможете ответить на вопрос прежде, чем человек его задал. Он очень удивится, а вас станут почитать как великого святого. Но это так глупо: только-только избавившись от собственных мыслей, вы начинаете интересоваться чужими. Ваши мысли были бесполезны; вы думаете, чужие мысли очень важны? Вы предприняли долгое и нелегкое путешествие, чтобы как-то избавиться от своего ума, и теперь навлекаете на себя еще большие неприятности. Вас окружают миллионы умов, и вы будете читать мысли каждого, кто проходит мимо. Вы упустили самую суть!

Это неразумно. Нет ничего особенного в том, чтобы вмешиваться в чужие мысли и их читать; это просто глупость. Конечно, вы произведете большое впечатление на людей, и они начнут вам поклоняться, но их поклонение только усилит ваше эго. А вскоре вы заметите, что с усилением эго возвращается и ум, и утратите способность читать чужие мысли.

И людям приходится идти на разные ухищрения, делая вид, что они по-прежнему обладают способностями, которые на самом деле утратили. Признать поражение крайне трудно. Такого человека сочтут шарлатаном, обманщиком. Возможно, вначале он и обладал какими-то внутренними силами, и они проявились; теперь он их утратил Но как сказать людям: «Я их утратил»? Стоит вам только признаться в этом, как от поклонников и последователей не останется и следа.

Патанджали написал целую главу только для того, чтобы вы знали, что все эти чудеса возможны. Внутри вас скрыты такие возможности, которые вам и не снились. Когда вы идете вовнутрь, они могут начать проявляться. Но ни в коем случае не увлекайтесь ими, оставайтесь свидетелем. Не поддавайтесь соблазну и продолжайте двигаться вовнутрь. А соблазн будет велик. Вас соблазняют не бесы и не сатана; вас соблазняют только ваш собственный ум и его внутренние возможности.

По той же причине и я отвергаю чудеса. Я не хочу, чтобы вы соблазнялись чем-то таким, что может отвлечь от настоящего поиска. Я отлично знаю, что если рыба может плавать в воде, а птица — летать по небу, то вполне вероятно, что с помощью определенных практик йоги ваше тело может освоить левитацию. Определенные дыхательные практики могут помочь вам преодолеть силу тяжести и освободиться от нее. Вы можете стать почти невесомым и после этого ходить по воде или летать по небу.

Но я отвергаю все эти чудеса по той же причине, по которой говорит о них Патанджали. Я убедился на собственном опыте, что предостережения Патанджали ни к чему не привели. Было бы гораздо лучше, если бы он вообще не говорил о чудесах, — люди настолько глупы… В действительности главу о чудесах читают чаще всего. В сутрах Патанджали четыре главы. Три из них следует практиковать, а четвертую лучше обойти стороной. Но людей интересует только четвертая глава; если они и читают остальные три, то только в качестве полезного предисловия к четвертой. Усилия Патанджали оказались совершенно тщетными.

Опыт пяти тысяч лет духовных исканий, блужданий во мраке, наблюдение за миллионами людей привели меня к убеждению, что, если бы Патанджали вообще не говорил о чудесах, пользы было бы гораздо больше.

Все та же история… Бог запретил Адаму и Еве есть плоды древа познания — и они немедленно им заинтересовались. В Эдемском саду росли миллионы деревьев, но ни одно из них не вызывало у них такого интереса.

Древо познания влекло их все больше и больше. «Почему бог наложил на него запрет?» Запретный плод становится более желанным. Всем известно, что запретный поцелуй гораздо слаще, а от украденного поцелуя можно и вовсе заболеть диабетом! Это чистый сахар.

Бог сказал Адаму: «Не ешь плоды с этого дерева», — и с того дня Адам, должно быть, стал все чаще и чаще о них мечтать. Наверное, он ходил к этому дереву по утрам, по вечерам, ночами, много раз в день, чтобы посмотреть, на месте ли оно, и как растут его плоды. Можно себе представить, сколько он о нем думал — снова и снова.

И это полная чушь — говорить, что дьявол в образе змея явился его искусить; достаточно было одного бога. Самого запрета было достаточно, чтобы искусить Адама. Не нужно было никакого дьявола, никакого змея.

Скажите любому ребенку: «Не делай этого», и, скорее всего, он это сделает.

Мой отец как-то мне сказал:

— Пока не поздно, я хочу предупредить тебя, чтобы ты не курил.

Я ответил:

— Теперь это будет очень трудно!

Он спросил:

— Что ты имеешь в виду?

Я сказал:

— Я никогда и не думал курить. По правде сказать, эта идея всегда казалась мне глупой. Вдыхать и выдыхать удушливый дым вместо того, чтобы дышать чистым воздухом… да еще за это и платить! И к тому же курить вредно. Я видел людей, которые мучались от кашля и все равно продолжали курить.

Мой дедушка кашлял всю жизнь. Доктора убеждали его: «Не курите!» — но он не мог отказаться. Он до самого конца продолжал курить.

Поэтому я сказал отцу:

— Мне было достаточно видеть дедушку. Зачем ты мне сказал: «Не кури?» Теперь я рк точно начну курить, будь в этом уверен!

И в тот же день я впервые в жизни попробовал курить. Разумеется, опыт не удался, ничего хорошего из этого не вышло: я закашлялся, из глаз полились слезы. Я не мог понять, почему этим занимаются миллионы людей. И я сказал отцу:

— Сегодня я попробовал курить, и с этим покончено. Но если бы не твои слова, я, возможно, не стал бы даже и пробовать. В мире есть миллионы вещей поинтереснее.

Патанджали — из лучших побуждений — совершил ту же ошибку. Он подробно описал все сиддхи, все возможные способности, чтобы ищущий понимал, с чем имеет дело. Но при этом он сам совершенно не осознавал глупости людей, которые будут эти сутры читать.

Дело в том, что в те времена сутры Патанджали не записывались. Они были безопасны, потому что передавались изустно, от мастера к ученику. Их мог услышать только человек, которому доставало ума и способностей. Но широкое распространение сделало их опасными.

Кто бы ни читал сутры Патанджали, его интерес сразу же привлекает именно та глава, где пишется о том, чего делать нельзя. Таковы люди. И не только обычные; люди выдающегося ума, великие люди тоже интересуются запрещенными вещами.

Так, например, Дж. Кришнамурти, один из умнейших людей современности, до сих пор читает детективы только потому, что в детстве, в том возрасте, когда детям нравятся детективные рассказы и романы, ему запрещали их читать. За каждым его шагом следили: следили, что он ест, что читает, куда идет… Его воспитывали как заключенного. С девяти и до двадцати пяти лет за ним велось постоянное наблюдение, его ни на минуту не оставляли одного.

Этот грязный старикашка Аидбитер, которому Анни Безант, президент Теософского общества, поручила присматривать за Кришнамурти, ходил за ним по пятам, как тень. За бедным ребенком постоянно кто-нибудь следил, потому что Кришнамурти должен был стать Учителем Мира. Нельзя же допустить, чтобы Учитель Мира курил, играл в карты и шахматы, экспериментировал с психоделиками или влюблялся.

Ему не разрешалось находиться в обществе ровесниц. Когда ему исполнилось тринадцать лет, ему позволили общаться с сорокалетней женщиной, и даже тогда по всему миру поползли слухи, будто бы они полюбили друг друга Той женщине было сорок лет, и она относилась к нему почти как к родному сыну. Но слухи были так настойчивы, что в конце концов их разлучили, заставили расстаться. В каком-то смысле они действительно полюбили друг друга: он полюбил ее как мать, а она его — как сына. Но даже это было недопустимо: любая привязанность может задержать развитие Учителя Мира. И разумеется, никаких детективных романов, никаких рассказов…

И вот однажды он освободился. Когда ему было двадцать пять лет, он объявил: «Я не собираюсь становиться Учителем Мира. Я распускаю организацию, созданную специально для меня…» Для встречи Учителя Мира была создана огромная организация, орден Звезды Востока; он распустил этот орден. Он вернул ордену все принадлежащее ему имущество; он вернул все пожертвования, перечисленные на его счет. В двадцать пять лет он освободился от теософов. С тех пор он ни разу не читал ни Гиту, ни Коран, ни Библию, ни Упанишады, ни Дао Дэ Цзин, ни Талмуд. С тех пор он читал только детективные романы. Вот так работает ум. Этот запрет до сих пор остается для него пережитком прошлого.

Я не отрицаю, что в человеке скрыто великое множество сил, просто я не хочу, чтобы вы проявляли к ним излишний интерес. Поэтому я говорю, что это глупо. Со всех сторон вас окружают куда более удивительные чудеса. Повернитесь к ним; я с вами для того, чтобы способствовать вашему духовному росту, а не мешать.

Второй вопрос

Ошо,

Правда ли, что бог умер, как сказал Ницше?

Фридрих Ницше — одна из самых значительных в истории человечества фигур, ничуть не уступающая по величине Иисусу, Моисею, Мухаммеду, Махавире, Заратустре или Будде. Он мог стать просветленным, но что-то ему помешало. Его прорыв обернулся надрывом.

Западная атмосфера, интеллектуальный климат Запада — вот что ему в действительности мешало. И ответственность за это лежит на христианской церкви. Виновата христианская церковь. У множества людей, подобных Фридриху Ницше, она отняла всякую возможность просветления.

Христианская церковь полностью лишила Запад интеллектуальной свободы. Малейшего намека на бунт было достаточно, чтобы людей заживо сжигали; их книги запрещали, уничтожали. Христианская церковь была одной из самых фашистских организаций в истории человечества. Не случайно все три самых опасных диктаторских движения двадцатого века: фашизм, нацизм и коммунизм — были порождениями христианства.

Нельзя перекладывать всю ответственность на Восток, потому что на Востоке свободомыслие существовало всегда и всегда пользовалось уважением. Ни одного восточного мыслителя не распяли, как распяли Иисуса; ни одного философа не отравили, как отравили Сократа; ни одного мистика не убили, как убили Аль-Хилладжа Мансура Восток видел больше людей, подобных Сократу, и дал жизнь гораздо большему числу людей, подобных Иисусу, нежели Запад; Восток изобилует мистиками, подобными Мансуру. И мы никогда — ни на одно мгновение — ни у кого не отнимали свободы. Мы уважаем свободу как величайшую ценность. Поэтому, когда человек становится просветленным и познает высшую истину, мы говорим, что он достиг мокши. Слово «мокша» означает абсолютную свободу, безусловную свободу, свободу, которую уже невозможно потерять.

А христианство всегда было крайне деспотичным. В конечном итоге это привело к тому, что церковь стала сборищем посредственностей. Все разумные люди от нее отвернулись. Даже оставаясь с нею, они оставались только формально; их сердца ей не принадлежали.

Фридрих Ницше питал такое отвращение к христианству… А ничего другого он не знал; он ничего не знал о дзэн-буддизме, о суфизме, иначе он был бы совершенно другим человеком. Катастрофы можно было бы избежать, надрыв мог бы стать прорывом. Он боролся против господства христианской традиции и боролся так яростно, что в конце концов превратился в Антихриста Хотя он и попал под очарование личности Христа, он стал Антихристом, потому что, к несчастью, Иисус стоял у истоков христианства, не то чтобы он намеренно основал церковь, просто так вышло, что она на его идеях возникла. Перед смертью Ницше подписывался как «Антихрист Фридрих Ницше». Он сошел с ума. Рискуя душевным здоровьем, он отстоял свободу.

Я уважаю этого человека, я люблю его. Я бы предпочел, чтобы он стал мастером — он мог, у него могло получиться, — но он находился в неподходящей для этого среде. Ему нужна была восточная свобода, восточная почва.

В своем антагонизме он зашел так далеко, что не только восстал против Христа, но и сделался заклятым врагом самого бога, потому что, проникая глубже в суть явления, он стал понимать, что настоящая основа христианской церкви — не Иисус; на самом деле церковь зиждется на боге, на идее бога. И если из-под нее не выбить веру в бога, церковь не рухнет.

Потому-то он и сказал, что бог умер. Но это только часть его знаменитой фразы, возможно, вы не слышали ее целиком. Важно знать всю фразу. Она звучит так: «Возрадуйтесь! Бог умер, и теперь человек абсолютно свободен». Тогда слова обретают смысл. «Радуйтесь: бог умер! Повелевать вами больше некому. Над вами никого нет, и больше не нужно бояться никакого бога; можете навсегда забыть о боге и об Иегове».

Надо сказать, что бог в представлениях иудеев, христиан и мусульман — особа не слишком приятная; он далеко не джентльмен. Иудейский бог, прародитель христианского и мусульманского бога, говорит о себе так: «Я — бог ревнивый. Каждого, кто восстанет против меня, я уничтожу. Кто не со мной, тот против меня. Те, что со мной, обретут райские наслаждения, а те, что не со мной, будут вечно гореть в геенне огненной».

Ницше говорит: «Возрадуйтесь: бог умер! Нет ни ада, ни рая. Не бойтесь ада и не стремитесь к вожделенным небесам, ибо бога нет. Бог умер, и человек абсолютно свободен».

На Востоке та же самая мысль была выражена гораздо тоньше, изящнее. Махавира — по той же причине, что и Ницше, — говорит, что бога нет. Махавира говорит: человек не может быть свободным, если есть бог. Это важная мысль, в ней есть логика. Если бог существует, человек не может быть свободным. Как он может быть свободным? Ведь человек не более чем сотворенное создание. Бог создал вас потому, что он так решил. И если завтра он решит вас уничтожить, он вас уничтожит. Какая уж тут свобода! Такими, какие вы есть, вы созданы по божьему произволению, и вы не несете за это никакой ответственности. Как вы можете отвечать за те инстинкты, которыми он вас наделил?

Махавира говорил: «Посмотрите, насколько бессмысленны доводы теистов. Посмотрите, насколько нелепа сама человеческая идея самоосуждения: осуждение секса, осуждение жадности, осуждение гнева. Что может поделать человек? Если таким его создал бог, то в ответе за это не человек, а бог. Зачем тогда он создал человека и мир именно такими? Если кто-то и должен страдать, то не человек, а бог. Человек — всего лишь его творение».

Представьте, что вы делаете игрушки. Если игрушка неисправна, то кто в этом виноват? Нельзя обвинять в этом игрушку. Вы делаете машины. Если в машине что-то неисправно, отвечаете за это вы, а не машина.

В том, что на Хиросиму и Нагасаки были сброшены атомные бомбы, нельзя винить сами бомбы или атомную энергию. Обвинять надо политиков, приказавших сбросить бомбы, или создавших эти бомбы ученых. После Хиросимы и Нагасаки Альберт Эйнштейн не мог отделаться от чувства вины — ему было не по себе.

Кто-то спросил Эйнштейна в день его смерти: «Если бы вам пришлось снова родиться, кем бы вы хотели стать? Хотели бы вы снова быть физиком, математиком?»

Эйнштейн ответил: «Ни за что! Скорее, я бы стал водопроводчиком, я причинил человечеству столько зла, конечно, не сознательно».

Но нельзя сказать и то, что бог создал человека не сознательно. Если даже сам бог не сознателен, как можно надеяться, что человек когда-нибудь станет сознательным?

Махавира говорит, что бога нет, потому что только вне существования бога человек становится ответственным. И я согласен с Махавирой, с Буддой, с Ницше. Первое и основное качество религиозного человека — это ответственность за самого себя, чувство: «Кем бы я ни был, я несу за это ответственность. Таков мой выбор. Мне были открыты любые возможности. Ничто в моей жизни не было предопределено от рождения. Каким бы ни был я, хорошим иль плохим, — за все отвечу я один. Нет ни судьбы, ни бога».

Махавира отрицал существование бога, но не сошел с ума, как Ницше. Его спасла медитация. Будда отрицал бога, и не только бога; Будда сделал еще один шаг — по сути, последний: отрицая бога, Будда отрицал само существование самости [5]В оригинале — Self.
. Будда говорил, что не существует ни бога, ни самости. Он говорил, что при наличии самости нельзя достичь полной свободы. Ваше «я» обладает определенными внутренне присущими ему качествами, и эти качества будут всегда оставаться с вами. Свобода будет условной. Нужно избавиться от бога — во-первых; во-вторых, нужно избавиться от «я». И тогда вы полностью свободны. Тогда останется только свобода и ничего больше. Будда не сошел с ума по очень простой причине: его спасла медитация.

Ницше мог стать Махавирой или Буддой, но медитативное измерение для него было закрыто. Как только вы перестаете верить в бога, на вас обрушивается непомерное бремя ответственности за свое собственное бытие. Оно может вас раздавить. Именно это и произошло: Ницше был сокрушен своей собственной свободой, он не смог с ней справиться.

Бога, каким его представляют христиане, мусульмане, иудеи и индуисты, не существует. Но я, в отличие от Махавиры, Будды или Ницше, не говорю, что бога нет. Я говорю, что жизнь — это бог. Вообще говоря, мне не нравится слово «бог». Я предпочитаю называть это бхагаватой, «божественностью». Существование исполнено божественности, и в глубокой медитации вы причащаетесь этой божественности. Если бог есть жизнь, если это синонимы, тогда ни о какой смерти бога не может быть и речи. Жизнь не может умереть; она вечна.

Я слышал…

В одном затерянном уголке Земли стоят два надгробья. На одном написано: «Бог умер», и внизу стоит подпись: «Ницше». На другом написано: «Ницше умер», и подписано: «Бог».

Мне кажется, вторая надпись ближе к истине: Ницше умер. Бог не умер в том смысле, который имел в виду Ницше, поскольку его представление о боге было в основе своей неверно. Это была христианская идея: бог как личность, причем личность доминирующая.

Один из великих индийских мистиков, баул из Бенгали… Слово «баул» означает «безумный». Баулы действительно безумны — они безумно любят бога. Так вот, этот безумный баул Чандидас говорит: «Сабар упар манус сатья. Тахар упар нахин», то есть: «Человеческая истина есть высшая истина! И нет истины выше». Он говорит то же самое, что и Ницше, но его высказывание более позитивно. Он провозглашает божественность человека, богоподобие человека. Ницше же просто отрицает, ничего не утверждая. Его отрицание приводит к негативной пустоте. Чандидас тоже отрицает, но из его отрицания рождается позитивная пустота.

«Сабар упар маку с сатья… Человеческая истина есть высшая истина! И нет истины выше». Он тоже говорит, что бога нет, но при этом утверждает, что божественны вы сами. Бог не умер, потому что жизнь — жива. По-прежнему распускаются цветы, по-прежнему поют птицы, все вокруг продолжает существовать — как может умереть бог?

Но Ницше умер, и его жизнь была полна невероятных страданий. К несчастью, он родился на Западе и вырос в христианской среде. Ему была необходима восточная атмосфера. Если бы он попал в дзэнский монастырь или в суфийскую общину… Там он все равно узнал бы, что бога нет, но это знание не свело бы его с ума; наоборот, он стал бы просветленным.

Третий вопрос

Ошо,

Ты назвал меня Девадаттой, но многие люди говорили мне, что так звали того малого, который много раз покушался на жизнь Гаутамы Будды. Почему ты дал мне такое имя?

Девадатта!

Это имя само по себе красиво. Оно значит: «данный богом, божьей милостью; божий дар». По значению оно в точности соответствует английскому имени Джон. Имя Джон означает «милостивый дар бога». «Девадатта» значит то же самое. Человека, не один раз пытавшегося убить Гаутаму Будду, звали Девадаттой по чистой случайности.

Девадатта приходился Будде двоюродным братом и был очень ревнив. Он стал его учеником. Однако, поскольку они были двоюродными братьями, почти ровесниками, поскольку они учились в одной школе, вместе играли и вместе охотились, он хотел быть ему равным. Сам Будда не один раз ему говорил: «Мы равны, и не только мы с тобой: равны все люди, любой человек ни в чем мне не уступает. В миг просветления все вопросы о превосходстве исчезли. Даже камни мне равны, потому что все мы — одно существование».

Но Девадатта не мог успокоиться: ведь Будда был великим мастером, а он — всего лишь одним из многих тысяч учеников, практически никем В конце концов он решился на заговор. Собрал вокруг себя несколько учеников, он предал Будду, надеясь, что к нему стечется гораздо больше последователей. Но никто, кроме горстки поддержавших его людей, к нему не пришел; да и те понемногу стали расходиться, потому что он им ничего не смог дать. У него не было живого опыта общения с истиной; он был так же бессознателен, как и они сами. Ему удавалось обманывать их всего несколько дней. Он был большим интеллектуалом, но не просветленным, он умел спорить и убеждать на интеллектуальном уровне, но не мог утолить жажду истины, живущую в глубине сердца.

Постепенно люди стали от него уходить. Он был очень зол, его охватила ярость. Ему оставалось только одно: убить Будду. Он много раз покушался на его жизнь, но безрезультатно, всякий раз безрезультатно.

Рассказывают такую историю…

После очередного неудачного покушения на Будду Девадатта пришел в отчаяние.

— Похоже, этот малый и в самом деле святой, — нехотя признался он лучшему из нанятых убийц. — Мне никак не удается его достать!

Потерпев сокрушительное поражение всех своих поползновений, Девадатта решил свести счеты с жизнью.

— Что ж, — сказал он, — в конце концов, я могу завещать сангаму Будды свою страховку. Может быть, хоть это мне зачтется. Скажи, друг, за сколько бы ты согласился меня прикончить?

Старый товарищ внимательно посмотрел на него и ответил:

— О Девадатта, для тебя я это сделаю бесплатно!

Помните: совершающий убийство человек ничем не отличается от самоубийцы. Человек, который хочет кого-то убить, и человек, который может убить самого себя, одинаковы. Психологам еще предстоит осознать тот факт, что эти люди не отличаются друг от друга. Энергия одна и та же, агрессия одна и та же. Направленная на другого, она становится убийством; направленная на себя, она становится самоубийством. При движении наружу эта энергия убийственна; при течении вовнутрь она самоубийственна.

Девадатте так и не удалось убить Будду, и эта неудача привела его к мысли о самоубийстве. То же самое случилось и с Иудой. Но поскольку индусы больше склонны думать, чем делать, Девадатта так и не совершил самоубийства — он только о нем помышлял. А Иуда действительно покончил с собой на следующий день после того, как Иисуса распяли, на следующий же день. Иисуса распяли, и назавтра Иуда покончил с собой. Ответственность за убийство Иисуса лежала на нем: он продал Иисуса, продал за какие-то тридцать серебреников. Но убийство Иисуса полностью изменило ситуацию, полностью изменило положение дел.

Между прочим, этот момент заслуживает внимания: теряя друга, вы теряете не так уж много; но если вы теряете врага, ваша потеря велика. Когда умирает ваш заклятый враг, внутри вас образуется некая пустота. Пока он был жив, вы с ним сражались, вы были с ним связаны, вы были заняты борьбой. А теперь больше ничего не осталось, все кончено.

Иуда не один месяц и не один год размышлял, как бы устранить Иисуса, не подозревая о том, что, как только Иисуса не станет, он почувствует абсолютную пустоту и безысходность. Иисус был смыслом всей его жизни. Так и случилось: на следующий день после распятия Иисуса Иуда почувствовал такую внутреннюю пустоту, такую безысходность, что покончил с собой.

Такое случается с каждым. По-разному, в разных ситуациях, но каждый должен это понять.

На днях Шила написала мне письмо, в котором говорится, что после смерти Чинмайи она чувствует себя совершенно опустошенной. Она все время вспоминает Чинмайю, и ее отношения с Витрагом зашли в тупик. Между ней и Витрагом выросла какая-то стена, и в их отношениях уже нет той гармонии, какая была при жизни Чинмайи.

Пока Чинмайя был жив, любовь с Витрагом не была настоящей любовью, на самом деле это был лишь способ сбежать от Чинмайи. Шила была счастлива, и ее отношения с Витрагом развивались чудесно. Но я боялся, что в день смерти Чинмайи могут умереть и отношения Шилы с Витрагом — ведь они зависели от существования Чинмайи. Когда Чинмайи не стало, исчез и конфликт с Чинмайей. И теперь ум Шилы полон приятных воспоминаний о том, какой это был замечательный человек.

А он был действительно прекрасным человеком. Он красиво жил и красиво умер. Он много страдал, но переносил страдания с изяществом. И я могу понять, как трудно было Шиле. Жить с человеком, который постоянно болен, который годами находится при смерти… Я знал его не меньше восьми лет, и все эти годы он был в двух шагах от смерти. Можно любить человека, больного тропической лихорадкой, — каких-нибудь два-три дня, ничего страшного, — или даже гепатитом. Три или шесть недель, — но конец очевиден.

Я очень сочувствую Шиле. Ей было трудно, очень трудно жить с обреченным на смерть человеком. Западные врачи говорили, что он не проживет и больше двух лет, но он прожил восемь. Эти восемь лет стали для Шилы сплошным страданием, и, конечно, ей было необходимо как-то отвлечься, найти такое место, где она могла бы совершенно позабыть о Чинмайе. Он нуждался в круглосуточном уходе, двадцать четыре часа в сутки, и Шила ухаживала за ним с любовью, делая все, что было в человеческих силах. Ночи напролет он мучился от кашля. Он тяжело, шумно дышал, у него были постоянные хрипы, все тело болело. Это была пытка. Чинмайя переносил свою болезнь как свидетель и рос, но для Шилы это было гораздо большей пыткой, и ей хотелось как-то отвлечься.

Когда она влюбилась в Витрага, Витраг был ни при чем. Мне кажется, на его месте мог оказаться кто угодно. Это был только предлог; но пока Чинмайя был жив, роман Шилы и Витрага продолжался. И вот Чинмайи больше нет. Я и предполагал, что теперь между Шилой и Витрагом вырастет стена, потому что человек, от которого Шила пыталась убежать хотя бы на несколько минут, чтобы забыться, укрыться в ком-нибудь… Витраг был для нее чем-то вроде транквилизатора, успокоительного, способ, который позволял занять себя и забыть о Чинмайе и его болезни. Это было необходимо, это было ей полезно, и я не возражал; я поддерживал их роман. Я говорил: «Все очень хорошо». Но оставался вопрос: что случится, когда Чинмайи не станет? Ведь причиной роману был Чинмайя: Шила хотела уйти подальше от Чинмайи. После его смерти уходить не от кого.

Теперь Витраг стал все больше и больше отдаляться, и Шила не может понять, почему это происходит, — ведь теперь она может быть с Витрагом круглые сутки. Откуда же взялась эта стена? Ее не было, пока был жив Чинмайя.

Здесь простая психология, и каждый должен ее понять. Вы многое делаете, не осознавая причин; причины же начинаете осознавать только тогда, когда они исчезают.

Теперь можно только пытаться как-то поддерживать эти отношения, но в них уже не будет прежнего аромата. Их отношения были негативными, а не позитивными. Рано или поздно им было суждено увянуть. И если они оба это поймут, то они смогут сделать увядание радостным, исполненным благодарности, ибо все, чем одарила их любовь, было прекрасно. Зачем требовать большего? Зачем жадничать? Когда приходит время с чем-то расстаться, нужно уметь разжать руки.

Я понимаю, что Шиле трудно: Чинмайя умер, ее отношения с Витрагом сходят на нет. Похоже, она остается совершенно одна. Но не беспокойся ни о чем, Шила, потому что только из полного одиночества рождается нечто потрясающе прекрасное, такое, чего никогда не дают ваши так называемые отношения. И если вы способны на одиночество, если вы начинаете ему радоваться, если вы можете его танцевать, тогда для вас откроется совершенно новое качество отношений. Вы снова сможете полюбить, но теперь любовь будет любовью изобилия: у вас будет так много всего, что вы захотите поделиться. А когда мы внутри пусты, нам хочется заполнить внутреннюю пустоту чужой энергией, но партнер тоже пуст. Двух нищих, которые все надеются и думают: «Другой богат, и я что-нибудь от него получу», неизбежно постигнут неудача и разочарование. Они обречены.

Я собирался позвонить Шиле и сказать ей все это, но подумал, что лучше расскажу всем вам, потому что этот опыт важен для каждого — нечто подобное нам всем приходится переживать.

Четвертый вопрос

Ошо,

Неужели индусы действительно так глупы, как ты говоришь?

Не отчаивайся! Есть люди гораздо глупее индусов — всегда помни о них, и будешь бодрым и довольным. Есть еще и поляки…

Почему поляки открывают дверь спальни, когда занимаются любовью?

Чтобы никто не мог подглядывать в замочную скважину.

Очень разумно!

Поляк идет домой с ярмарки с поросенком под мышкой. К нему подходит знакомый и спрашивает: «Где ты его взял?»

Не успел поляк и слова вымолвить, как поросенок отвечает: «Я выиграл его на ярмарке!»

Пока на свете существуют поляки, вам не о чем волноваться.

Поляку посоветовали заменить осветительную систему в новой машине.

Но машина не прошла в двери церкви, и ему так и не удалось ее освятить.

Почему польская туалетная бумага на пятьсот листов длиннее обычной?

Потому что на первых пятистах листах печатают инструкцию по применению.

Не падайте духом! Не стоит беспокоиться!

Почему поляка нельзя засунуть в пушку?

Потому что, согласно Женевскому соглашению, снаряды типа «дум-дум» использовать запрещено.

Чем польская стремянка отличается от обычной?

Наверху у нее табличка с надписью «Стоп!». Не будь ее, поляк бы, не останавливаясь, лез все выше и выше. А лестница осталась бы внизу.

А ты спрашиваешь: «Действительно ли индусы так глупы, как ты говоришь?»

Не все индусы… Сант, например, совсем не глуп. Я сажаю его рядом с собой…

Кто-то однажды задал мне вопрос: «Ошо, если бы кто-то тебе сказал: „Не говори, не молчи, но все же ответь мне, кто ты?“ — что бы ты сделал?»

Для того-то рядом со мной и сидит Сант: он стукнет этого любопытного как следует! В прежние времена мастера дзэн били людей сами. Я ленив, а Сант хороший боксер. И вы знаете, чтобы заниматься боксом, большого ума не надо! Сант преподаст ему урок. Именно для такого ответа я и разрешаю Санту сидеть рядом со мной. Сам я не стану отвечать на этот вопрос Я просто посмотрю на Санта, и Сант за меня ответит.

Однажды ко мне пришел человек и сказал: «В Индии родилось двадцать четыре аватара, в Индии родилось двадцать четыре тиртханкара, в Индии родился Гаутама Будда, и во всех своих предыдущих жизнях он рождался в Индии, и многие другие святые и махатмы тоже родились в Индии. В Гите бог говорит: „Я всегда приду, когда буду вам нужен", и он всегда приходил в Индию. И тем не менее вы говорите, что Индия — материалистическая страна, что индийцы не отличаются особым умом, что Индия не обладает особой духовностью, что это нерелигиозная земля?»

Я ответил: «Да, так и есть. Все, что вы сказали, только подтверждает мои слова». Кришна говорит в Гите: «Я всегда приду, когда буду вам нужен». Такое впечатление, что Индия нуждается в богах больше, чем любая другая страна! Двадцать четыре аватара — и что же? Нам нужно больше, даже сорок восемь аватаров вряд ли смогут нам помочь. Мы сводим на нет все, что они делают, — мы большие специалисты по этой части. Двадцать четыре тиртханкара — и что с того?

Подобным образом один человек похвалялся своим здоровьем. Он говорил: «Посмотрите! Ко мне ходят все городские врачи. Надо полагать, что у меня самое крепкое в мире здоровье!» Если все врачи стали его постоянными посетителями, у него, должно быть, самое плохое в мире здоровье!

Бог так часто посещал Индию — похоже, здесь просто полный кавардак! Да, Будда умен, но много ли таких, как Будда? Махавира умен, но много ли таких, как Махавира? Да, изредка один человек из многих миллионов достигает высочайших вершин. Но много ли таких людей? Их можно пересчитать по пальцам. И не думайте, что, раз они великие, значит, и вы тоже. Не живите в лучах чужой славы, это очень глупо. Именно так мы жили на протяжении многих веков: мы жили в свете чужой славы. Кришна, Будда, Махавира… и мы уже так счастливы, что совершенно забываем о том, что и сами должны что-то сделать, что мы тоже должны быть разумными, что сами должны что-нибудь создать.

Да, в Индии были люди высокой духовности, но Индия не духовная страна. Здесь были разумные люди, но сама Индия не проявила никакого разума. Что касается страны, то мы две тысячи лет жили в рабстве. Разве это разум?

Что касается страны… Я думаю, что в Индии самый низкий в мире уровень морали. Все представления индийцев о морали сосредоточены на сексе, на все остальное мораль не распространяется. Вы можете лгать, и никто не сочтет вас безнравственным. Вы можете обманывать, вы можете быть неискренними, вы можете пообещать прийти сегодня и не показываться многие месяцы, и никто не сочтет вас безнравственным. Обещание в Индии ничего не значит. Если кто-то говорит: «Я приду в пять», он может прийти в четыре, он может прийти в шесть, он может вообще не прийти в этот день, он может прийти в пять завтра. И нельзя сказать, что это безнравственно. Люди фальсифицируют все — не только молоко, но даже лекарства. Индийским лекарствам нельзя доверять. Возможно, вы надеетесь на спасительный укол, а он может вас убить, потому что вам могут впрыснуть обыкновенную воду, причем не очень чистую. Ни на что нельзя положиться.

Вся мораль заключается в том, что вы вцепляетесь в свою жену, а ваша жена в вас, и вы оба напоминаете сыщиков, шпионящих друг за другом; вот и вся мораль. Такое представление о морали очень глупо, такое представление о морали очень ограниченно.

Жить с нелюбимой женщиной безнравственно; неважно, приходится она вам женой или нет. Жить и делить постель с нелюбимым мужчиной — даже если он ваш муж, все равно безнравственно. Это проституция, разумеется, одобряемая обществом; но одобрение общества ничего не меняет. А много ли супругов любят друг друга?

Я гостил в сотнях семей по всей Индии, и за все время мне встретились всего две-три пары, где супруги действительно любили друг друг а. Остальные были врагами. Они сражаются не на жизнь, а на смерть, вечно сидят друг у друга на шее, но считаются в высшей степени нравственными, потому что жена строго хранит верность мужу — человеку, которого не любит. Какая же это верность? А муж верен женщине, которую ему давно хочется убить, — или он надеется, что это сделает кто-нибудь другой, или же уповает на какое-нибудь стихийное бедствие… дом обрушится от дождя, или она подцепит какую-нибудь инфекцию, или что-нибудь еще. В Индии постоянно что-то случается: автобусы падают в реки, самолеты разбиваются, поезда терпят крушение… И он все надеется: «Однажды что-нибудь обязательно случится, и я избавлюсь от этой женщины». Однако продолжает хранить верность женщине, которую не любит.

Какая может быть верность без любви? Это всего лишь страх, а не верность. Это формальность, а не верность. Это трусость, а не верность. Если вы смелый человек, если вы настоящий мужчина, вы скажете женщине: «Я тебя не люблю, поэтому не могу больше заниматься с тобой производством детей». И женщина ответит: «Я тоже тебя не люблю, так что давай лучше разойдемся».

Почти вся Индия настроена против меня по той простой причине, что люди думают, будто я разрушаю их моральные устои. Я не разрушаю моральных устоев, я пробуждаю в вас настоящее нравственное чувство. Сейчас мне мешают поехать в Катч, потому что я буду «подрывать моральные устои Катча». Но я не могу подрывать моральные устои только в Пуне; мне надо поехать в Катч, чтобы избавить от морали еще несколько человек!

Разве это мораль? Я еду в Катч, чтобы разрушить там безнравственность. Я называю безнравственным все, что делается во имя морали. Все это крайне безнравственно.

Идея брака безнравственна как таковая, брак по расчету в основе своей аморален. Нравственным может считаться только брак по любви, и то до тех пор, пока любовь жива. Как только любовь проходит, исчезает и мораль.

Да, Индия видела великих просветленных, но они подобны серебристым линиям, окаймляющим черные тучи. Не думайте, что от этих серебристых линий может быть много пользы; их света недостаточно даже для чтения. Вспышка молнии не дает возможности читать или писать. Да, в одно мгновение все видно, но затем повсюду снова воцаряется тьма — и она еще темнее.

Каждый раз, когда умирает мастер, эта страна все глубже и глубже погружается во тьму. Да, пока мастер жив, его окружает немного великолепия, немного света, немного славы, но и они доступны лишь храбрецам. Индия — страна трусов; иначе как объяснить две тысячи лет рабства?

Да, время от времени появляются умные люди, которые изобретают что-то новое; они достойны Нобелевской премии.

Я слышал одну историю…

В Ватикане проходит съезд, на котором прибывшие из всех уголков земного шара миссионеры делятся опытом работы в странах третьего мира. Разговорились два священнослужителя, один из которых работал в Индии, а другой — в Африке.

— Ну, святой отец, как обстоят дела в Индии? — спросил священник, прибывший из Африки.

— Спасибо, святой отец, все просто замечательно. Мы занимались проблемой нехватки продовольствия и попутно нашли новый метод сокращения численности населения.

— Какой метод? — спросил священник из Африки. — Вы используете новую методику контроля над рождаемостью?

— Нет-нет. Многочисленные эксперименты показали ее низкую эффективность. Поэтому мы разработали очень простую и действенную технику, которую назвали метод Шлеп-Шлеп.

— Что же это такое? — спросил заинтригованный священник.

— Наша организация ввела новый тип мужского туалета оригинальной конструкции для таких крупных мегаполисов, как Калькутта и Бомбей. Когда клиент садится на корточки, его яйца свешиваются вниз через два специальных отверстия. Один из наших сотрудников в это время стоит внизу с двумя кирпичами в руках. Шлеп! Шлеп! — и яйца в лепешку!

— О Пресвятая Богородица! — в ужасе вскричал священник. — Это же ужасно больно!

— Нет-нет, ничего подобного, — сказал священник из Индии. — Главное — следить, чтобы при ударе между кирпичами не оказались большие пальцы!

На сегодня достаточно.