Но дому в Эрмоза предстояло подождать. Зазвенел телефон.

— Джеки хочет, чтобы ты поужинала с нами, — сообщил ей Рауль. Поэтому она продолжала ехать, но теперь ощущала какое-то оживление. Спина, казалось, срослась с сиденьем. Мимо пролетали километры. В небе висела луна, похожая на выпуклую тыкву. Хорошо, хоть машин стало меньше.

Дверь открыл Рауль. Очки криво сидели на носу, поверх парусиновых шорт был повязан желтый, сильно заляпанный мамин фартук. На полу работал вентилятор.

— Кондиционер сломался. Она в спальне. Попробуй поговорить с ней ты. Она не хочет меня слушать.

Он прошел в кухню, чтобы сделать томатный соус.

— Что едим?

— Спагетти должны поднять ей настроение.

— Мне тоже. — Кэт сбросила туфли и босиком пошла в спальню.

— Проваливай, — приказал голос из спальни.

В зашторенной комнате было совсем темно. Два работающих вентилятора были направлены на кровать. Глаза Кэт привыкли к темноте. Она увидела сестру, которая свернулась калачиком на краю огромной кровати. Постель не была застелена. У Джеки были заплаканные глаза.

— В чем дело?

— Я кит, собираюсь родить маленького китенка. Единственное, чего не хватает, — это той части океана, где плаваешь ты. Короче говоря, все в порядке.

— Не можешь удобно устроиться?

— Моя печень срослась с желудком. Почки превратились в месиво, перетертое между двумя острыми костями в спине. Мое сердце сжалось до размеров грецкого ореха. Пища в моем горле превращается в кислоту. Да еще в эту самую жаркую ночь в году наш кондиционер сломался.

— Надо позвонить доктору.

— Звонила.

— Что сказал?

— Что обычно и говорит: все в норме.

Кэт взяла две подушки, одну подоткнула под спину Джеки, а другую — под ее живот.

— Лучше?

— Кэт, помнишь, как мама попросила тебя купить в магазине немного мяса, а вместо этого ты потратила деньги на букет ромашек?

— Я решила, что они нам нужнее.

— Ну сейчас нечто похожее. Мне надо родить, а ты мне принесла подушки. И все-таки это приятно. Рауль бы не справился.

— Зато он догадался позвонить мне. Он старается как может, Джеки, — возразила Кэт.

Это вызвало еще один поток слез.

— Конечно это так. Он великолепен. Фантастичен. Я его не заслуживаю!

Кэт встала и направилась в ванную за полотенцем. Намочила его в холодной воде, сложила и, вернувшись в спальню, положила на лоб сестры.

— Отдыхай. Мы позовем тебя, когда еда будет готова.

— Он загадит мою кухню.

— Не волнуйся.

Джеки застонала и закрыла глаза.

Кэт пошла в кухню помочь Раулю. Помощь прежде всего состояла в том, чтобы убирать за ним.

— Она вернется на работу после родов? — спросила Кэт.

— Говорит, что нет.

— А там знают, что она собирается уходить?

— Она говорит, что у нее три месяца оплаченного декретного отпуска. За это время хочет рассмотреть какие-то другие варианты.

— Иными словами, не вернется.

Держа в руках вилки, он ответил:

— Кто знает? Возможно, посидев дома несколько месяцев, она будет умолять их взять ее назад.

Кэт вынула из ящика салфетки и положила их на столе в гостиной, сразу три на углу.

— Рассчитывай на четырех, — предупредил Рауль. — Джеки обещала к нам присоединиться, и у нас будет еще один гость.

Кэт достала еще одну салфетку.

— Кто будет?

— Это сюрприз.

— Она знает, что я ненавижу сюрпризы.

— Кто-то, кого она уболтала прийти, в смысле пригласила.

— Лей?

— Нет, нет. Я обещал не говорить.

— Скажи, или я уйду.

Рауль развязал фартук и бросил его на пол. Ставя на стол свечи, он сказал:

— Это парень с моей работы. Она хочет, чтобы ты с ним познакомилась.

— Боже мой, она плачет целый день напролет, воет всю ночь и еще планирует встать с постели, чтобы подставить меня? Позвони ему — пускай не приходит. Она не в форме…

— Она очень хотела, Кэт.

— Только не говори, что она втянула тебя в свою кампанию по моему остепенению.

— Я серьезно.

Рауль налил себе бокал вина и предложил ей. Она отказалась и села за стол.

— Ты о лечении не думала?

Кэт бросила на него испепеляющий взгляд:

— Ну, Рауль, это отвратительно. Я терпела твои лекции по психологии как о псевдонауке. И теперь ты хочешь втравить меня в то, что называл — если вы позволите процитировать вас, профессор, — «бредом сивой кобылы»? К тому же слухи о моей необузданной сексуальной жизни явно преувеличены. Возможно, я сама их раздула.

— Сколько лет я знаком с тобой? Восемь? Мы познакомились, когда тебе было двадцать семь.

— И?

— И… — он тщательно подбирал слова, голос его был мягок: — Джеки волнуется. Я же хочу, чтобы она была счастлива.

Кэт глубоко вздохнула:

— Скажи ей, чтобы перестала вмешиваться…

— Сама скажи, — посоветовала Джеки, появившись из спальни. На ее губах расплылась широкая улыбка. Она была одета в голубую рубашку со складками а-ля принцесса, которая сильно расширялась книзу. Тяжело плюхнувшись рядом с мужем, она взяла его руку и поцеловала.

— Теперь, трусиха, этот милый и в высшей степени рациональный мужчина предлагает колдовство, — сообщила Кэт. — Знаешь, Рауль, ты мне нравишься, но я не уверена, что мне понравится то, что моя сестра заставляет тебя вмешиваться в мою жизнь.

Рауль посмотрел сначала на нее, потом на жену.

— Он никому не расскажет, Кэт, — Джеки ласково поворошила его шевелюру, — не считая меня конечно. — Она посмотрела на часы, которые висели на стене. — Пока Зак не приехал, расскажи: ты связалась с Лей?

Ощутив огромное облегчение от смены темы, Рауль извинился и удалился под предлогом того, что ему нужно переодеться и помыть посуду перед приходом гостя.

Они переместились на диван. Джеки попыталась устроиться поудобнее, но тщетно. В конце концов она с усталым вздохом откинулась на подушки.

— Я помогу тебе, когда ты решишь вставать, — заверила Кэт. — Кстати, Рауль сделал прекрасный домашний соус. Ты знала, что он умеет готовить?

— Он читает рецепт и точно ему следует. Робот мог бы делать то же самое.

— Ах, это все равно, что смешивать реактивы в лаборатории.

— Именно, — согласилась Джеки. — Он, конечно, творческая личность, но в своей области. Там он бог — стоит признать.

Джеки слишком сильно любила мужа. Можно ли было то же сказать о Рауле?

— Так ты с ней разговаривала?

Кэт начала с подробного описания дома Рея Джексона и закончила пересказом их путаного разговора.

— Ты слишком быстро подружилась с ним, — заметила Джеки.

— Заткнись.

— Ты сказала, что он симпатичный?

— Перестань.

— Ты думаешь, она ему изменила?

— А что еще может быть?

Джеки высунула язык.

— Что будет дальше?

— Ничего особенного. Секретарша Лей получит зарплату. У меня такое впечатление, что Рей хочет представить дело так, будто Лей уехала без него в небольшой отпуск. Женщины, бывает, так поступают. Ну ты же знаешь. Он не вдавался в подробности. Но из его слов можно было решить, что она или отдыхает в санатории в Кабо Сан-Лукас, или гуляет по Мунстоун-Бич в Камбрии, или в Париже в милом пансионате на Буль Миш потягивает белое сансерское и гуляет вдоль Сены. На ней туфли на дизайнерских каблуках, но походка у нее легкая. Ей всегда нравилось путешествовать, а то, что она любит белое сансерское вино и высокие каблуки, — это не мое дело. Она позвонит, если захочет, когда прочитает мою записку. Или не позвонит. Может, она нашла еще одного Тома. Бросила Рея Джексона, и он пытается сохранить лицо, придумывая небылицы. Кто может винить его за это?

— Мне это не нравится. Женщина может изменить мужу, но она не изменит делу, которому отдала достаточно много лет. Он темнит. — Она плотно сжала губы и выдала приговор: — Ух, что-то здесь нечисто.

— Думаешь, с ней что-то случилось? Тебе точно нужно лечение!

— Ну, подумай сама.

— Ты умеешь вывести, Джеки.

— Ты обязана этим сама себе. И ты обязана этим Лей, лучшей подруге, которая когда-либо была у тебя. Не говори Раулю о моем приступе суеверия…

— Как будто он сам не знает.

— Но все это неспроста. Я смотрю, что все сходится. Я волнуюсь, что ты чувствуешь себя одиноко. Потом мой сон. Ты должна найти ее, хотя бы для того, чтобы убедиться, что она села на первый попавшийся поезд, так как не хотела терпеть семейных сцен. Возможно, только ты и можешь это сделать.

Джеки приподнялась на локтях и скривилась.

— Ну? — спросила она.

Вздрогнув, Кэт поняла, что Джеки права.

Так как Эсме уловила нервные нотки в голосе сына, когда он позвонил и сказал, что собирается заглянуть к ней, она решила испечь ананасовый пирог. В детстве это было одно из самых любимых его лакомств. У нее было время, чтобы сделать что-нибудь относительно изысканное.

Лей не нравился ее ананасовый пирог. Лей… Эсме не любит задумываться о том, что приходится терпеть ее мальчику, и все из-за этой женщины. Но она пыталась предупредить его насчет того, что брак несет с собой неприятности и страдания. Сердечную боль. Ей ли не знать.

Эсме размышляла над этим, смешивая масло с коричневым сахаром. Она покрыла противень жиром и мукой. Мать, которой надо растить ребенка, готовит тысячи неинтересных блюд — макароны, супы, каши… Эсме никогда не нравилась подобная стряпня. Это так же скучно, как и целый день проверять неинтересные покупки других людей. Генри, отец Рея, ее стряпне предпочитал всякие гамбургеры, картофель фри и все в том же духе. Как она вообще могла додуматься до того, чтобы выйти за такого человека?

Такого человека… Эсме взбила масло с сахаром до однородной смеси, затем начала добавлять яйца, одно за другим, ударяя по ним сильнее, чем требовалось. Перед глазами у нее стоял Генри. Она раздумывала о поворотах судьбы.

Пытаясь отогнать его образ, который, как живой, возник перед ней, Эсме добавила ваниль, а затем попеременно сыпала муку и доливала молоко, стараясь не переусердствовать и не испортить теста. Она следила, чтобы образовалась однородная блестящая масса — это означало бы, что тесто удалось. Закончив, она взяла длинный нож и положила ананас на разделочную доску. Сначала Эсме почистила его, а потом начала резать на аккуратные тонкие ломтики.

Порезав половину ананаса, она поняла, что нож надо подточить. Эсме водила им по оселку, пока, потрогав острие пальцем, не порезала его, к счастью не до крови.

Бац! Так-то лучше.

Кружочки ананаса выглядели очень мило. Она заполнила их дырочки аппетитными кусочками сластей и выложила на противень в виде определенного рисунка; затем залила все это взбитым жидким тестом; засунула противень в прекрасную духовку, которую купил ей сын; выставила таймер и закрыла дверцу.

Эсме приготовила кофе. Она собиралась убрать к приходу Рея, но вместо этого удобно устроилась на стуле в гостиной и погрузилась в чтение статьи о космическом челноке.

Раздался звонок в дверь.

Она встала, сложила газету и оставила ее на столе возле камина. Рей любил в доме чистоту и порядок, а Эсме любила угождать ему. Перед тем как идти открывать, она осмотрелась и пришла к выводу, что только в кухне царит беспорядок, но она скоро исправит и это.

Как же она была благодарна за то, что они до сих пор были так близки, хотя их связь между матерью-одиночкой и единственным ребенком в семье пережила многие жизненные испытания. Поправив волосы, она открыла дверь.

— Дорогой, — улыбнулась она, обняв его.

Ей до сих пор нравился его запах.

— Мама.

Но Рей не смотрел по сторонам, а сразу отправился в кухню и уселся за стол. У нее было много немытой посуды. Так как раковина находилась посередине кухни, она могла работать и общаться с Реем. Эсме начала с форм для теста.

— По телефону у тебя был расстроенный голос. Что-то… с Лей?

Он отрицательно покачал головой.

— Нам надо поговорить, мам.

— Конечно, дорогой.

Согласно таймеру у нее было еще двадцать минут, поэтому Эсме незаметно пожала плечами и вернулась к раковине. Она нагнулась, чтобы достать чистящее средство: нужно было хорошо отмыть изящную фарфоровую раковину цвета миндаля. Эсме не хотела, чтобы Рей сидел возле раковины, смотрел на эту чертову течь и опять начал зудеть по этому поводу. Но он не собирался подходить к раковине. Рей сидел, постукивая пальцами по столу, по всей видимости о чем-то напряженно размышляя.

— Я ездил в Норуок, мама.

— По работе?

— На Бомбардье-стрит. Разыскал наш старый дом.

— О, ради всего святого. Зачем было это делать?

— Я думаю потому, что ты мне солгала, мама.

Он встал, засунул руки в карманы и подошел к окну, затем снова повернулся к ней.

— Все эти переезды. Я думаю, что ты все эти годы убегала. И я убегал вместе с тобой. Я уже взрослый. И я больше тебе не верю.

Она смела крошки со скатерти.

— Я сразу поняла, что ты чем-то недоволен. Но почему мы должны…

— Почему? Почему мы так часто переезжали?

Вздохнув, Эсме ответила:

— Ты был такой маленький. Так легко заводил друзей. Конечно, наверное, было жестоко таскать тебя кругом, но я не понимаю, почему… — Она сделала паузу, думая, почему он не может оставить это в покое! — Чего ты от меня хочешь, дорогой? Подробностей? Мы уехали из Норуока, потому что мне не нравилось, что там столько машин. Мы уехали из Редондо-Бич, потому что дом был холодным. Мы уехали из Дауни, потому что я нашла место с более низкой арендной платой.

— Помнишь дом на Бомбардье? Я заходил внутрь.

Опешив, Эсме опустилась на стул.

— Правда? Как?

— У меня остался ключ.

— У тебя сохранилась коллекция старых ключей?

— Я просто вспомнил: ты называла меня ключником, — казалось, он сам удивился этому воспоминанию.

Она кивнула:

— Как римский бог Янус.

— Кто?

— Он был двуликим: одно лицо смотрело в прошлое, другое — в будущее. Ты был таким серьезным мальчиком. Рей, пожалуйста, не говори мне, что ты подобрал ключ и вломился в дом.

— Именно это я и сделал.

— Боже мой! Ты сошел с ума? Ты в последнее время какой-то странный…

— Вообще-то, меня пригласили внутрь хозяева. — Он поднял руку. — Забудь об этом. Я хочу поговорить о другом — о кассете, которую нашел там.

Эсме вспомнила дом в Норуоке, крыльцо, его приступ гнева, цирковую палатку, которую она натягивала на Рождество в гостиной, ее первый тайник.

— Кассета, — повторила она, чтобы выиграть время.

— Да, помнишь ту половицу? Под ковриком в твоей комнате?

— Ты знал об этом?

— Я был внимательным.

В отличие от первых лет материнства, ее жизнь уже давно была полна покоя и мира. У нее было ощущение, словно она спокойно наслаждается прекрасным пейзажем, но тут появляется какой-то псих и толкает ее в водопад.

— Ты разговариваешь там с каким-то парнем, — сказал Рей.

Запищал таймер — пирог был готов. Эсме потянулась за тряпкой. Осторожно открыв духовку, она достала противень. Идеально. Она поставила противень на подставку. Хрустящая корочка, равномерно подрумянившаяся, пахла коричневым сахаром и аппетитными фруктами.

— Сразу переворачивай, — посоветовал Рей.

— Я многому научила моего мальчика. — Она аккуратно перевернула противень и положила его на тарелку.

— Мне было четыре, когда мы там жили. Значит, тебе было двадцать шесть.

— Я не хочу об этом говорить.

— Этот парень угрожал тебе.

— Ты прослушал какую-то старую запись и делаешь какие-то выводы. А они совершенно неверны. Разве я тебя не говорила, что твое воображение должно служить тебе, а не создавать проблемы? Ну я не знаю ничего ни о какой кассете. Это было слишком давно.

— Разве не знаешь?

У Рея на лице появилось обиженное выражение раздраженного подростка. Эсме подумала: «После всего, что я сделала, я подвела сына. Он обманывается, и это моя вина».

— Довольно.

Эсме немного резче, чем требовалось, убрала противень, отодрав немного ананаса. Рей наблюдал за ее действиями отсутствующим взглядом. Его глаза остекленели.

— Понюхай, — попросила она.

Рей сидел, потупя глаза. Ей стало страшно за него. Не зная, что делать, она критично осмотрела пирог. Потом отправилась в кладовую за вишневым вареньем и жареными пеканами — это все она использовала для украшения пирога.

— Теперь он выглядит так же хорошо, как и пахнет, — заметила Эсме слегка напряженным голосом.

— Ты говоришь ему, что вызовешь полицейских. Он называет тебя лгуньей.

Эсме уронила подставку в раковину. Звон заставил их обоих вздрогнуть. С помощью миксера она взбила крем в холодной чаше, вылила немного на отрезанный для него кусок пирога и передала ему тарелку. Он молча ее взял. Их движения были механическими, неестественными, однако они немного успокоили Эсме. Она сказала:

— Некоторые вещи родители с детьми не обсуждают.

— Он запугивал тебя, — добавил Рей. — Он тебя обидел, мама?

Она положила ему на тарелку крем:

— Возьми еще немного.

Зачем он это сделал — пришел, закатил истерику, как малое дитя, испортил обед? Пытается разрушить свою жизнь, в которой она, Эсме, с таким трудом сохраняла безопасность и счастье.

Гнев в его голосе, который обычно лишь дремал, теперь достиг максимальной точки.

— Кто тебя преследовал? Кто это был?

— Я не собираюсь больше обсуждать это с тобой. Теперь сделай, пожалуйста, нам обоим одолжение. Хватит ходить кругами в поисках волшебного решения своих проблем, хватить ворошить прошлое, пытаясь превратить нашу обычную жизнь в большое приключение! Не разрушай свою жизнь, связавшись с этими чертовыми ключами! У тебя есть будущее — вспомни все хорошее, сосредоточься на нем.

Она снова подсунула ему тарелку.

— Теперь ешь этот восхитительный пирог, который я приготовила для тебя. Его нужно есть горячим.

Он отрицательно покачал головой. Казалось, весь гнев из него вышел. Рей принялся жевать и глотать пирог с таким видом, словно это была желчь.

Расстроенная, Эсме вытерла руки о фартук. Если бы она могла что-нибудь сделать… Она бы совершила все, что угодно, только бы он был доволен. Эсме сказала:

— Я заверну тебе немного, хорошо? Заморозишь и съешь потом. Говорят, тогда он даже вкуснее. Ты знаешь, я разместила этот рецепт в Интернете и получаю отзывы людей, которые попробовали приготовить его. В основном положительные — это же свежий ананас.

Рей вскочил, опрокинув стул и сбросив тарелку с недоеденным пирогом на пол. Она услышала, как хлопнула входная дверь. С дивана спрыгнула кошка, удивляясь, что же такое произошло.

Возвращаясь домой от сестры, Кэт думала о лучшем, что смогли подыскать для нее Рауль и Джеки — о Заке Гринфилде. Всего лишь на год старше ее, он обладал уверенностью, которая редко встречается. Это привлекало. Кажется, у него есть хватка, во всяком случае реальный план на будущее. Парни, вроде него, с серьезными профессиями и видом людей, которые уже все для себя решили, всегда встречались с девушками старше себя, вроде Джеки. Потом их отношения перерастали в дружбу на много лет, и эти девушки давали им добрые советы относительно их будущего.

Судя по всему, Заку нравились женщины. Он поддразнивал Джеки, говорил с Раулем как мужчина с мужчиной, заставляя их всех взбодриться. И уделял Кэт много внимания — прикасался к ее руке, задавал уйму вопросов.

Он заинтересовался. Вначале его внимание привлекли ноги Кэт. Это ей так польстило, что она захотела лечь на пол и предоставить ему возможность осмотреть их полностью, оценив длину. Они смеялись и разговаривали до полдвенадцатого. Вентиляторы разгоняли воздух, который ни на секунду не оставлял волосы Кэт в покое. Потом Джеки начала клевать носом, и Рауль обнял ее.

Пора было уходить, они засобирались вместе. Кэт было решила, что вечер точно должен продолжиться, когда внезапно вмешалась Джеки. Ее большой живот вклинился между ними.

— Заку завтра рано на работу, не так ли, Зак? — спросила Джеки, подталкивая его локтем к выходу.

Зак слегка нахмурился, но, не в силах противостоять женщине с таким удивительным и неоспоримым физическим преимуществом, наконец согласился:

— Ах да, конечно.

Кэт не мог не привлечь такой мужчина, который без лишних разговоров принял сумасшедшие требования Джеки, несмотря на то что всего в метре от него стояла разгоряченная Кэт.

Приехав домой, Кэт приняла душ и натянула ночную рубашку, которая в свое время понравилась нескольким парням. Она была сшита из белого батиста с пуговками в викторианском стиле. Ее маленький медный Будда сидел на обычном месте, ожидая ее. Ей говорили, что надо медитировать полчаса каждый день. Она уже направилась к нему, но каким-то непостижимым образом повернула вместо этого к кровати. Ей нужно было подумать о двух мужчинах и решить, что делать с Лей. Эти мысли роились в ее голове и не давали заснуть.