Варшавский генерал-губернатор генерал Жилинский командовал в начале войны армией, которая должна была вести наступление на Восточную Пруссию. По его словам, в скором времени после объявления войны пришел к нему генерал Б., находившийся в штабе генерала Ренненкампфа. Он привез Жилинскому договор, заключенный между генералом Ренненкампфом и поставщиком мяса для армии, и просил генерала Жилинского этот договор подписать.

Генерал Ренненкампф давно уже пользовался дурной славой, и его насилия в Китае и Маньчжурии были давно всем известны. Балтийские дворяне хотели его даже исключить из своего списка, но граф Пален уговорил их представителей этого не делать, несмотря на то, что и он сам не питал к Ренненкампфу особого уважения, так как не следует изобличать во время войны хорошего военачальника.

Полковник X., командующий Гусарским полком, рассказывал мне, что генерал Ренненкампф приказал, будучи в Восточной Пруссии, разграбить один из находившихся там дворцов и дал приказ Гусарскому полку послать к нему восемь унтер-офицеров с ящиками для упаковки вещей. Полковник X. потребовал письменного приказа у Ренненкампфа, чтобы обеспечить себя на будущее время от всевозможных упреков. Последствием этого было то, что Ренненкампф лишил его командования полком.

Конец генерала Ренненкампфа был очень трагичен. Он был лишен своим прежним покровителем великим князем Николаем Николаевичем своего поста и погиб впоследствии от руки убийцы.

Но вернемся к генералу Жилинскому. Он был очень взволнован и колебался давать свою подпись, боясь последствий. Он сказал генералу Б., чтобы он оставил у него для расследования эти документы. Но посланный сказал, что генералу Ренненкампфу важно получить эти документы как можно скорее обратно с подписью Жилинского. «Но я не могу брать на себя ответственность за такую большую сумму», — возразил Жилинский. Генерал Б., волнуясь, сказал, что Ренненкампф сочтет этот отказ за личную обиду, и намекнул на то, что и великий князь Николай Николаевич будет недоволен. «Я был возмущен тоном генерала, — сказал мне генерал Жилинский, — он меня покинул, и в его последних словах звучала угроза по моему адресу. 24 часа спустя я по телеграмме великого князя Николая Николаевича был смещен. Я передал командование другому лицу и уехал в Петербург. Этот случай со мною нашумел, и как обыкновенно бывает, меня стали избегать как впавшего в немилость. Единственным оставшимся по отношению ко мне любезным и предупредительным был граф Фредерикс. Я просил через него аудиенции у Государя. Когда Государь меня принял, он имел смущенный вид. Я просил у него разрешения доложить ему о происшедшем и развернул перед ним контракт, который я не решился подписать.

Государь сказал: «Вы поступили правильно, но я прошу Вас иметь терпение. В настоящий момент все должно быть подчинено высшему командованию. Я не могу выступить против великого князя Николая Николаевича, но подождите немного, мы еще вместе с Вами послужим России». С этими словами Государь меня обнял. Я был и тронут, и опечален слабостью воли нашего монарха. Я перенес тяжелую зиму. Был очень одинок, но когда Государь решил принять на себя командование армией и Николай Николаевич был послан на Кавказ, я в тот же день получил приказ явиться в Ставку Государя, где я был им принят тепло и любезно. Он назначил меня своим представителем во французский штаб. Я был принят во Франции с большим почетом, но несколько месяцев спустя у меня произошло разногласие с генералом Жоффром, который позволил себе со мной так же, как и с английским генералом, говорить в начальническом тоне, на что я ему заметил, чтобы он не забывал того, что я являюсь представителем русского императора. Вскоре после этого генерал Жоффр потребовал, чтобы я был отозван.