Я провалился в небытие. Когда же приходил в себя, то видел небольшую поляну и своих товарищей, а над ними витала прозрачная сущность с размытыми контурами. Я погружался во тьму, и выныривал на свет несколько раз.

Теперь же я лежал на спине, глядя на кроны вечнозелёных сосен, прикрывающих лоскутное небо. Подо мной пружинил тёплый мох вперемешку с мелкими хвоинками.

Я собрался с силами и сел. Какая-то мелкая живность бросилась врассыпную по кустам. Рядом лежал Карасёв, на руке которого была намотана пропитанная кровью повязка. Я глянул на своё плечо, его тоже обёртывала грубая побагровевшая ткань. Боли не было. Я повёл рукой. Она свободно двигалась и не причиняла мук.

Чуть поодаль свернувшись калачиком лежала голая Александра. Я приподнялся и пошёл к ней.

— Не хочу больше, — прошептала девушка, когда я наклонился над ней.

— Ты о чём?

— Обо всём. Я для этого не создана. Бороться с нечистью, кромсать маньяков.

— А спасать детей? — спросил я, сев рядом спиной к ней.

— Пусть другие спасают.

— Не выйдет. Если мы не справимся, другие и подавно. Тогда эта орда потусторонних подомнёт под себя человечество. Тогда, вообще, укрыться будет негде.

— Не знаю. Тогда в отпуск хочу, — всё так же тихо проговорила Белкина. — И надо менять что-то. А то так точно не справимся.

— Менять надо, — согласился я. — Я подумаю.

— Ты то что сделаешь? Тебя самого на суку вертели.

— Не сидеть же просто так, сложив лапки. Голову включу. Учёная степень есть.

— Правда?

— Почти. Не успел защитить. Теперь мир защищаю.

— Много же ты сделаешь, если ботаника врубишь.

— Много, немного, но самое страшное оружие самые ярые ботаники сделали.

Мы замолчали. На поляну вышла волчица, из этих, полулюдей. С пояса свисала шкурка зайца на манер набедренной повязки, закрывая гениталии. Что примечательно, грудь была человеческой, а не звериная, не в три ряда сосков.

При этой мысли снова оглядел голую Александру, а потом снял с себя порванную куртку и отдал ей. Девушка обмотала её вокруг бедер на манер юбки.

Волчица, бросая на нас любопытный взгляд, мягко подошла к Карасёву, несколько раз нюхнула, а потом быстро убежала обратно в лес. Спустя некое время на прогалину леса стали выходить всякие твари. Когда на поляну шагнул высокий широкоплечий старец с длинной зеленоватой бородой, одетый в меховые одежды, то вся она была окружена различными созданиями. В основном полулюди-полузвери, в основном, хищные, то как волки, медведи, лисы, барсуки и рыси, но хватало и других. Особняком на большой сосне с толстой боковой ветвью сидела пятёрка голых длинноволосых девиц. Ни дать, ни взять иллюстрация к сказке. В голове всплыл фрагмент старого мультика про домовёнка Кузю, когда старая ведьма обещала рассказать маленькой девочке сказку. Та спросила: «А сказка страшная?» «Других не знаем», - было ей в ответ.

Так и здесь. Твари одна другой свирепее. Все разукрашены как дикари из тропиков перьями, и с черепами в одежде. А на мох бросили отрубленную голову того маньяка.

— Ну, здравствуйте, гости, — заговорил старик сильным, но немного хрипловатым голосом, пристально глядя на нас. — И ты здравствуй, старый друг, — обратился он к Полозу, на что тот лишь слегка прошипел, приподняв голову над землёй.

Карасёв к тому времени уже очнулся и на четвереньках подполз к нам, лишь потом выпрямившись. Мы и сами встали в полный рост, приткнувшись бочком друг к другу. Я отобрал у него почти целую куртку и отдал Белкиной.

— Я хозяин этого леса. Не со мной ли вы встречи искали?

— Не так мы себе эту встречу представляли, — набравшись смелости, ответил я.

— Вы об этом? — спросил лесовик, поддев носком сапога отрубленную голову. — Я тут ни при чём. Мои воины долго шли по его следу, но он, шельмец, хитро прятать свою суть умел. Вы как сорвали с него пелену, так они сразу туда. Десять вёрст одним броском отмеряли. Да только уже всё кончено было. Так, что я вам спасибо сказать должен.

— Кто он?

— Я, видишь ли, решил подальше от больших да частых городов уйти. Сюда. Где есть величественный град, зато не разбросан по сёлам и хуторам народ, как там, за Уралом. Все в одном месте, как в кулаке держится. Пришлось пройти путём Ермака, и не только вёрстами, но судьбой. Тут много местных было таёжных князьков. Кого зашиб, кого под своё крыло взял. А этот всё прятался, да месть измысливал. Силёнок-то не хватало для честного боя, вот и копил, убивая всех, кто под руку подвернётся. Тут вы, чародеи. Вы для него как кусок сладкого мёда по сравнению с кислой ягодой. Не устоял он перед соблазном.

— Разве так можно силу собрать?

— Не саму силу, а ту часть вашей сути, что за ниточки отвечает, что из опустошённого мира волшбу тянет. Я тоже помню таким был. Давно это было. Сначала одного человека поглотил, потом другого. С каждой крупицей души моя собственная появлялась. На третьем десятке разум обрёл. С тех пор давно стар я стал, да тих. Но сколько вас, человечков, в моих лесах сгинуло, уже и со счёту давно сбился. Сотнями тысяч лежат они, ежели не миллионами. Одним словом, тьма.

— Нас прислали узнать, чего от тебя ждать. Что ты хочешь? — оборвал я его воспоминания о былом.

— Знаю. Потому и встретил вас. Я хочу покоя. Но я не глуп, и знаю, что люди просто так не утихомирятся. Посему требую, чтоб на моих землях были соблюдены простые правила.

Старик шагнул к нам, остановившись в пяти шагах.

— Я не против людей в лесу, но ежели ты срубил древо какое, то посади четыре. Ежели по грибы да по ягоды пришёл, или на отдых, то можешь смело шагать в южной части моих владений, что к городу примыкают. Только сор забрать не забудь. Ежели ты на зверя идти решил, возьми с собой честные лук со стрелой и рогатину с топором, никто слово поперёк не скажет. Даже если верхом на коне и со псами. Но ни ружей, ни машин не потерплю. Смерть придёт к тому. А кто в пожаре виновен будет, тот сам в этом огне и сгорит. Так я требую. О сего места четыреста вёрст на восток, четыреста вёрст на запад, да к самому северному океану.

— Так это ж тысячи километров. Никто тебе их так просто не отдаст. За такие природные ресурсы тебя измором брать будут.

— Размотай плечо, чародей, — ухмыльнувшись, произнёс лесовик.

Я аккуратно снял повязку, под которой обнаружилось совершенно здоровое тело. Только большой неровный шрам белел на том месте, где меня проткнул тот маньяк.

— Я ведь не дурень, — повторил хозяин леса, — ответь мне, кудесник, на что я смогу променять живую воду, что любые раны исцеляет, да за мёртвую воду, что любую хворь бьёт? Только мёртвых она не поднимет, это не в моей доле. Так что ваши погибшие друзья здесь останутся, став частью великого круга жизни.

Я ещё раз глянул на своё плечо, обдумывая ситуацию. За такое благо люди кинут к его ногам все дары человечества, начнут любую войну, а уж в покое точно оставят. Жизнь — сильнейший наркотик и к нему идёт мгновенное привыкание. Без неё никак.

— А гляжу, ты понял мою мысль. Пусть послов отряжают, обговорить много чего надобно. Межу по карте провести, правила прописать законом, на князей ваших поглядеть.

Старик, показывая свой товар лицом, аккуратно бросил на мох перед собой несколько плотно закупоренных склянок, к ним присоединилась корзина с ранетками.

— А уж на что они пойдут, эти человеки, ради яблочек молодильных, — с прищуром добавил лесовик. — Они друг другу кости заживо грызть будут. Не раз зрел такое.

Он помолчал немного. С ветки грациозно спрыгнула одна из лесных дев, приземлившись на землю большой куницей. Зверь ловко подскочил к старику и снова обернулся девушкой. Она что-то шепнула хозяину. Тот тихонько кивнул.

— На тебе есть метка моего народа, чародей. Говорят, ты пригрел из чистоты сердечной в своём доме одну из моих чад. В благости она живёт у тебя. Посему одарю вас.

Он слегка приподнял вверх ладонь. Из чащи вышли три волчицы с плетёными подносами, на которых полотенца были с предметами. Старик взял с одной склянку и подошёл к Карасёву.

— Возьми, воин, живую воду. С умом воспользуйся ей, если на то нужда будет.

Лесовик, взял со второго полотенца выбеленный череп какого-то большого грызуна с жёлтыми резцами. Шагнул к Александре и положил дар на ладонь. Девушка вздрогнула, когда одна из прядей её волос быстро свилась в тоненькую косу, вплетя в себя страшный подарок. А старик, подошёл ещё ближе и приобнял опешившую чародейку.

— Нарекаю тебя одной из своих дочерей. Даю имя Волчья Ягода, дабы все знали, что ты мне после смерти обещана. Ни одна тварь лесная не тронет тебя. И помни, дело твоё правое, никому дурные да лихие не нужны. В лесу всяк былинка на своём месте, все подчинено вечному и мудрому порядку. Слаб ты — беги и прячься. Силен — иди смело, уступая путь ещё более сильному. Все смерти в лесу не напрасны, ибо зверь ради забавы не убьёт, только лишь для того, чтоб жить. Не тронь сытого, и он не тронет. Покажи голодному силу, не тронет он, будет больного, да слабого искать. А в тебе сила есть, только покажи её всем, дочь моя. Ты жемчужина, драгоценный яхонт, средь осколков цветного стекла.

Он отошёл от Александры и взял подарок для меня. То был небольшой кинжал. Серое железо лезвия покрывал хитрый узор, костяную рукоять оплетал кожаный ремешок, а на самом навершии красовался большой полукруглый кусок янтаря. Лесовик протянул кинжал мне.

— Много всякого в лесах моих лежит. Но это из особенных. Есть в нём загадка, и я не смог разгадать её. Одно лишь узнал, вещь сия только в руках колдуна полезна, но что она даёт, я не знаю. Вот и хочу утолить своё любопытство.

Я взял клинок и покрутил в руках. Сила ощущалась, но что именно я тоже не мог понять. Я никогда не видел колдовские артефакты раньше, только от деда Семена слышал, что есть такие.

Лесовик, тем временем, развернулся и взмахнул руками, и прогоняя лесных обитателей с поляны, и зашагав к большому древу. Те отскочили за её край, оживлённо заголосив на разный лад, и с любопытством разглядывая лесную прогалину.

Я обернулся по сторонам. Мои товарищи тоже отошли, а на поляне остался здоровенный волчара. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и поигрывая мускулистыми плечами. На поясе у него покачивались волчьи и рысьи черепа, на шее висело ожерелье из кабаньих клыков и медвежьих когтей, в мех на загривке вплетены перья разных птиц, на левом плече было подобие наплечника из распиленного человеческого черепа, а на запястья намотаны толстые куски шкуры. Он вынул из-за пояса свой нож и оскалил зубы.

Я не понимая глянул на лесовика. Тот слегка кивнул.

— До первой крови.

Волк рявкнул и бросился на меня. В тот же миг мир вокруг меня застыл, как залитый густым мёдом. Вспыхнул ярким жёлтым огнём янтарь на кинжале и тело само собой, под гулкие удары моего сердца, ушло с линии атаки. Я двигался, как в замедленном кино, зато мысли были ясными, а глаза видели всё, что есть вокруг. По телу прошлась волна адреналина, заставив полыхать каждую венку огнём и нагнетая в мускулы звериную силу.

Противник был неплох и уже на излёте попытался зацепить меня ударом наотмашь. Но моё запястье вывернулось и отбило удар лезвием кинжала его нож. Волк затормозил, припав к самой земле, и снова бросился. Я и на этот раз увернулся.

Волк пошёл по дуге вокруг меня, делая различные ложные броски и выпады. Тело словно само знало, как вести рукопашный бой. И когда противник прыгнул с яростным рычанием сначала в одну сторону, а потом резко сменил направление, я перекинул нож в левую и перехватил его за запястье, придав дополнительное ускоренье, а лезвием чиркнул в развороте по уху.

Волк коротко взвизгнул, проскочив мимо, а потом выхватил второй нож.

— Довольно! — разнеслось по поляне.

Зверь замер, зло сверля меня жёлтыми глазами.

Мир поблёк, равно как и янтарь на клинке. Долго ещё я дышал как после стометровки, а руки слегка тряслись.

— Я узрел, — произнёс лесовик. — Забавно. Жаль не могу эту вещь использовать. Забирай её чародей, она тебе может пригодиться. Ваше добро ждёт там, в чащобе. Первый Клык, проводи их до дороги. Их ждут там. Четыре дня как ждут. И запомни, посрединник, всё, что я сказал.

Клык зарычал в воздух и пошёл прочь, остановившись только лишь на краю поляны, воткнув несколько раз в ствол сосны свой нож, и рявкнув на какого-то волчка, что просто стоял рядом.

Нам помогли дотащить вещи до края леса, на что ушло около четырёх часов. Там стояли несколько машин. И люди. Среди всполошённых автоматчиков и засуетившихся врачей я увидел два знакомых лица. Белкин, Семерский.

А что увидели они? Вместо пяти человек только трое. Два небритых мужика в разорванных одеждах и полуголая девиц, замотанная в распоротый спальный мешок. Все в крови с ног до головы. И стоящие на задних лапах звери тащат походное имущество.

Александра подошла к отцу, молча ткнулась ему в плечо и зарыдала. Карасёв сел на щебень обочины трассы. К нему подскочили врачи.

Я шагнул вперёд.

— Посрединник, — раздался сзади хриплый голос.

Я обернулся. Да что там, все посмотрели на Первого Клыка. Волк подошёл ко мне и достал свой нож. Лязгнули предохранителями автоматчики. Я махнул рукой, мол отставить. Волк чиркнул лезвием по своей ладони, а потом провёл ею по моей щеке, оставляя кровавый след. Интуиция подсказала мне сделать так же, и моя кровь осталась на морде зверя.

Волк тихонько кивнул и несколькими прыжками скрылся в лесу.

Меня быстро осмотрели, и я сел в одну из машин. На сиденье из кармана выполз Полоз, комфортно устроившись в виде маленького ужа.

— Ложь, — прошипел он.

— Что ложь?

— Всё ложь. Мне тяжело говорить, но я скажу.

Змей стал увеличиваться и скучиваться в кольца. Машина под тяжестью огромного тела накренилась на бок. Хозяин машины сунулся было на свое место, но увидев заполнившую всё пространство змею побежал к начальству. Было видно, как Белкин коротко взглянул в нашу сторону, а потом что-то сказал паникёру. Тот угомонился и стал ждать, издали наблюдая.

— Я не человек, — продолжил Полоз, — хозяин леса ещё меньше. Я слишком хорошо его знаю. Слишком. Мы всё же ровесники. Это на показ было. Он только лишь сделал шаг в свей бесконечной игре. Ему не было дела до того отступника, не сумевшего переварить больную душу. Но мы убили. Хорошо. Воды никакой нет, это ложь, сказка, как и яблоки. Есть только сила его. Чтоб лечиться, надо в лес идти с прошением. Там пить воду, как знак договора, знак мира и подчинения. Дар для Всевидящей. Это просто клеймо. Она наберет сил, и он придет за ней. Она ему нужна. Она почуяла отступника, а он нет. Обещана после смерти. Так он сказал. Но не он ли станет причиной смерти, когда дева войдёт в полную силу. Дар твоему соратнику — лишь шутка, но я не вижу её окончания. Дар твой. Он дал тебе кость, как цепному псу. Не хочет пачкаться. Он шепнёт твоим хозяевам, укажет на мешающего врага, и тебя отправят убивать. Ложь, что он хочет покоя. Это его игра, древняя как сама жизнь. Он не сможет успокоиться. Ты лишь орудие.

— Я понял, — со вздохом ответил я. — Тебе-то верить можно? Или тоже выгоду ищешь?

— Можешь, пока наши интересы совпадают. Ты сильный, я сильный. Вдвоем ещё сильнее. Так безопаснее. Я много не попрошу. Каплю силы и тепла. Можешь отдать большую крысу в подарок. Я ведь тоже чуть-чуть божество.

— Если вокруг ложь, такому верить можно, а кому нет?

— Я дал знание. Сам решай, что с ним делать, — прошипел змей, быстро растаяв до крохотного ужа, и спрятавшись в мой карман.

***Интермедия о проклятой душе 10. Смирение

Павшему более всего на свете были приятны муки своих хозяев. Тварей, что лишили его посмертия. Он стоял и глядел на этих сущностей с нескрываемой злобой, покуда мастер не схватил сильными ручищами и не вонзил в его голову длинную хрустальную спицу.

Тогда в самый мозг каленым железом стали падать тяжелые как оковы смертника слова.

«Я изымаю волю твою. Я изымаю имя твоё. Я лишаю тебя ненависти и дарю взамен любовь к прекрасной госпоже Лилитурани-Пепельный-Цветок. Я дарю тебе право слова, и слово может быть сказано только на благо твоей госпоже. Я дарю тебе силу, и сила будет щитом и опорой госпоже. Она для тебя божество, а ты её длань»

Павший открыл полные слёз глаза и подал руку помощи демонице, ибо не мог поступить по-другому.

Он помог встать и сделать первые шаги на людских ногах. Помог сказать первое слово человеческим языком, а после они все вместе шагнули в мир живых, где прошло за то время, что павший был проклят, двести лет.