Костер бросал тени на окружающие нас руины, создавая гротескные фигуры, которым хотелось жить собственной жизнью. Но законы мироздания запрещали это. От этого тени еще злее корчились, словно пытаясь причинить вред своим хозяевам.

Вопрос, адресованный странной парочке, был сродни этим теням. Он взбудоражил сознание. Гости не были ни людьми, ни живущими вне времени. Девушка окинула нас взглядом, наполненным смесью пренебрежения и надменности.

– Мир сложнее, чем его видеть вы, хье, – заговорила она, тщательно проговаривая слова. Сразу резануло по ушам употребление ею форм глаголов. Она могла их ставить только в несовершенном виде. И еще я понял, что слово «суть» означает множественное число глагола «есть».

– Все хье рождаться в этом мире. Все хье тянуть силу миросдання. Все могут дать ее светле деэ, Ясуням, таким, как Саварок, Маря. Могут дать ее малымь сутям. Хье родить, жить, а потом умереть. Куда дальше уходить хье? Он не таять в мире. Он уходить в Навь. Становить другим. Все живоя уходить в Навь. Навь делить на царства. С каждэ смерттю бытие хье проваливать от царства к царству, менять свои обличча. Царстваммя править Дасуни. Дасуни суть темны деэ в отличе от светлы Ясуней, что жить в Яви. Хье падать в Навь. Там их пользовать для блага, как пользовать тут Ясуни. Но в Нави жить не только Дасуни. Каждо царство иметь свои жители, которы служить свои володыкам. И я есть житель первого царства. Я есь бесь. Все беси есть дети великого Ящера, володыки перваго царства, господина подземных вод и глубинных недор. Все сыны и дощери его подобны ящерицам.

– Бесовка, – процедил Николай, найдя новое абсолютное зло, пострашнее вампирского.

– Меня именовать Лилитурани-Пепельный-Цветок, – с таким же нажимом ответила потусторонняя гостья.

– Ты отродье преисподней, богомерзкая тварь!

– Когда ты помирать, – холодно ответила она Кузнецову, – я спесально искать тя средь черных болот, лепить из тя ночне горшок, испражнять туда и бить все время, а ты благодарить меня за каждый миг пыток и униженнев. Две сотня лет жить хье в первом царстве, прежде чем пасть в следущще. Может, поболе, а может, помене, но ты помнить всяк миг.

– Тихо, Николай, – перебил я его и обратился к гостье: – И что вы забыли в нашем мире? Ведь не просто так житель нижнего мира явился в этот.

– В Явь? Да. Ты прав, Посрединник. Уже здесь идти в наши миры напасть. Отцу велено быть узнать, что твориться в Яви, он послать детей своих. Мы ближе всех к вам. Раньше остальных почуять беду. Хье. Вот основа нашего благоденства. Мы искать в черных болотах бесформенных и безликих павших и делать из них вещи. Живые вещи, что наполнять дом уютом. Стул, что сам близиться, когда ты хотеть сесть, стол, что сам класть вещи. Кровать, что обнимать тебя и шептать ночную сказку. Печь, что сама готовить. Посланец, что несет письмо другу. Много вещей. Но нечто ставить заслон, от которого павшие не мочь идти в Навь. Немного хье, утерять белково тело и ране быть в Яви, но это капля в бескраинных болотах. Тут же все те хье, что должны идти, но не здесь. Наша экономика, это слово вы применять к способу достиження благоденства, она рухнуть без хье. Не быть быта, не быть рабов, не быть товара в другие царства, не быть воинства. Мы быть слабы и бедны. Мы быть сами собирать ил черных болот и ловить червей на корм себе, как наши глупые предки. Я идти сюда и тут узреть новую силу, что хотеть отнять у нас Явь, отнять Навь. Сила эта чужда и Яви и всем царствам Нави.

– Эта сила не могла прийти из Слави? – уточнил я.

– Слави? Нет, хье. Славь – обитель всеродителя жизни. Это самая вершина падения хье сквозь Навь. Там он становиться никем, обретать себя частю всеродителя. Это вы звать словом «рай». Все они суть часть великого рода. Не мочь они быть из Слави. Никто в Слави не подумать худого для Яви. Да не так легко идти семь смертей и вернуться в Явь. Лишь по умыслу рода.

– То есть род впитывает в себя души? Питается ими?

– Глуп ты, хье. Все, когда-либо жить в Яви и идти сквозь Навь, становить в итоге единым. Не богом, но суть многогранно и невообразимо. Все сотни сотни миллиардов жить под небом Яви зверей и птиц, гадов и рыб, но превыше всех – это хье. И потому имя тому, где все отцы и матери живых – род людской.

– Это, конечно, хорошо и информативно, но что хотят эти пришлые?

– Вас.

– Кого – нас?

– Всех хье. Вы источник силы. А сей град сибирский – их точка входа… пласдарм… преддверре ко вратам меж мирами. Они намеренно сейчас удерживать мертвых, дабы мы потом не мочь получить себе войско. Они умны, но это пока только начало. Они сейчас хотеть изводить хье в этой долине измором, лишить Ясуней источника сил, бить всех. А потом покорить все миры, сделать хье рабами, а деэ прислугой.

– Ну прямо война миров, – проронила Ангелина.

– Люди объединятся против такого зла, – предположил я.

– Да, хье. Но толку нет. Все армии бросить сюда, а они проделать другой лаз и ударить с тыла. Потому другие державы и другие деэ должны держать надзор над своими местами.

– А почему они здесь начали прорыв, а не где-то там?

– Место таково. Грань тонка. Легко здесь идти. Потому проще брать эту долину, строить стену, сказать… карантин. Хье не вы-ве-дут, – глагол в совершенном виде дался ей очень тяжело. – Потом создать город внутри зла. Крепость. Иначе все пасть, и они получить цель.

– Их бы ядерным ударом тогда, как они нас.

– Нет, Посрединник. Куда бить? Их воинство не бояться отравы миров. Их властители прятаться. Нет. Только крепость. Да и щит они тоже уметь ставить.

– Хороша же крепость, – начала говорить Белкина, – на полтора миллиона человек. Их нужно кормить, одевать, согревать. Это не солдаты. Это простые жители.

– Топь обеспечить рыбой, Велес скотом, Сварог теплом. Сюда скоро тянуться многие боги. Вся волшба страны скоро работать на вас. Но горожан не мочь пустить. Доставлять припасы, но не пустить. Жители – это источник силы для сдерживания иного зла. Но об этом все, зверобои. Ваши друзья отходить от колдовского сна. Им помощь нужна.

Я, не распрямляясь, пересел к Анне. Она приложила ладони ослабших рук к лицу и тихо забормотала. Ощутил все возрастающее колебание магополя, характерное для работы целителей. Она приводила сама себя в чувство. Наконец она тихо застонала, открыла глаза и перевернулась со спины на бок.

– Что происходит? – тихо спросила она, приподнявшись на локте.

Анна плотно зажмурилась, тряхнула головой и снова открыла глаза.

– Война, – так же тихо ответил я. – Ядерная война.

– С кем? С Америкой? – удивленно переспросила она, переведя недоуменный взгляд с меня на Кузнецова.

– Нет, с темными силами. Каким-то внешним злом, – продолжил я. – Как ты себя чувствуешь?

Анна не ответила, а лишь села и обвела глазами темнеющую местность, в которой слегка угадывался коттеджный поселок, находящийся здесь до удара.

– Матерь Божья и пречистые берегини, – вырвался у нее возглас, от которого Николай скривился как от глотка уксуса.

– По-о-оче-е-ему-у-у я не сдохла! – раздался протяжный голос Оксаны.

Она осталась лежать на спине и смотрела на мутное от темно-серых, почти черных облаков небо, грозящее разразиться снегопадом.

– Потому что сдохла давно, – ответил ей дед Семен, перенесясь поближе к костру. – Привыкай. Я вон за свои века уже обвык.

Последней из сна вышла Ольха. В обличье дикой кошки она с детской непосредственностью подскочила к нам и начала обнюхивать вещи, тыкаясь мордочкой во все подряд и осторожно ступая мохнатыми лапками, пока не уселась мне на колени.

Мелкое создание по кличке Форя сунула себе в карман Оксана, сказав, что оставит у себя вместо морской свинки. Неживой свинки.

Раздался щелчок пальцами. Я поднял глаза. Бесовка, не глядя, ткнула пальцем в центр площадки. Здоровенный парень с улыбкой победителя лотереи на миллион долларов быстрым движением снял с плеча огромный рюкзак и, поставив на землю, стал сноровисто доставать оттуда зеленые картонные коробки с нарисованными на них звездами. Это был войсковой сухой паек. Здоровяк, после того как опустошил мешок, подхватил одну коробку и полоснул по ней охотничьим ножом, потом достал оттуда маленькую упаковочку с паштетом. Деликатес он так же быстро открыл и, воткнув в него пластиковую вилку, протянул своей госпоже. При этом встал на колено, словно перед королевой, а голову склонил вниз.

– Это что за шизофреник? – спросила Оксана.

Она лишь повернула голову, не вставая, и из такого положения наблюдала за происходящим.

– Вот это, я понимаю, борьба феминисток за свои права в действии, – хохотнула Ангелина, осторожно поддев свою коробку носком ботинка и пододвинув поближе.

Только потом она взяла паек и распаковала.

– Задницу слабо оторвать? – зло буркнул я, наклонившись за двумя рационами сразу для себя и Игоревой.

– Лень, – отмахнулась от меня Ангелина.

– Ты не забывай, что это на сутки. Сожрешь сейчас за один присест.

– Этой худобе такого на год хватит, – подхватил Николай. – Она, поди, как Дюймовочка, по ползернышка ест.

– Нормально я ем. Я, между прочим, фитнесом занимаюсь.

– Так кто-нибудь ответит, что за цирк происходит? – снова подала голос Оксана.

– На дворе Третья мировая, постапокалипсис, а это инопланетянка, – ответила Фотиди, намазывая на сухую галету овощную икру. – Сейчас бы кипятку. Можно было бы тогда чай заварить.

– Да где ж я тебе котелок найду? – возмутился Николай.

– Сейчас найду, – отозвалась Анна и с шумом сдвинула какую-то отломанную доску, на поверку оказавшуюся дверцей от кухонного гарнитура.

Анна отодвинула обломок и достала большую алюминиевую кастрюлю. Та была слегка помята, но без дырок. Она нагребла туда снега с горкой и поставила на костер, подкинув в огонь деревяшек и картонных упаковок от пайка. При этом она провела пальцами над емкостью и шевельнула пальцами. Я произвел идентификацию заклинания, оказавшегося стерилизатором и сорбентом одновременно. Теперь талую воду можно было пить, даже если туда упало нечто несъедобное.

Через пятнадцать минут в кастрюле забурлило.

Снова щелчок пальцев, и здоровяк достал из специального кармана на своем рюкзаке упаковку одноразовых стаканчиков. Совершенно игнорируя раскаленный вид кастрюли, он поднял ее за горячие ручки и налил в два стаканчика кипятка. Меня аж передернуло. В один он добавил порошковый кофе, а потом снова последовало коленопреклонение, на сей раз с напитком.

– Сам поесть, – приказала бесовка, и парень поспешно начал открывать мягкую банку консервов с соленым шпиком.

– Да что ж такое, – запричитала Анна и подскочила со своего места, а потом схватила сопровождающего бесовку за руки и повернула ладони так, чтоб осмотреть. Стали видны волдыри. Парень молча смотрел на них и все так же улыбался.

– Зачем вы его мучаете?

– Он раньше быть хье, быть таким, как ты или он, – снизошла до ответа бесовка. – Он умереть. Я купить. Мастер делать из него держак. Потом я сюда. Мне нужен слуга. Мастер снова делать его хье. Он мой предмет.

– Он раб?

– Нет. Раб иметь волю, но не иметь свободу. Он вещь. Он не иметь воли.

Анна осторожно провела по обожженной коже кончиками пальцев, зажмурившись, а потом подула на них.

– Он теперь всегда такой будет?

– Нет. Он смерть в первом царстве и быть в великой серой пустоши. Там память и воля быть. Ха, ненадолго.

– Ничего не понимаю. Какие царства? Какие хье? При чем тут смерти?

– Позже поясню, – произнес я.

Мы с огромным удовольствием завершили ужин, даже не задавшись вопросом, откуда у нечистой силы оказались общевойсковые пайки, но вот заснуть получилось далеко не у всех. Ночь прошла как на иголках, но опасения оказались напрасными, на нас никто не напал.

Я сидел и ковырялся в заклинаниях, освежая память и думая, что и где можно применить. Фокусный импульс и серебро не всегда могут помочь, нужно еще. Нужно думать. Еще как думать, не зря же я почти академик.