— Яробор —
Я сидел на крыльце и внимательно наблюдал за стражником Антоном, ставшим ныне старшим жрецом имени меня, он шёл по поляне, а за ним из леса волочилась по земле вязанка брёвен, в обхват двух рук каждое. Антон шёл, согнувшись в три погибели, аки бурлак, тянущий ляму. Он её взаправду тянул, только лямка та была незрима и руками не трогаема. Я сам на них заклятие наложил. Можно было бревна сделать ещё легче, но с одного норов сбить нужно, с другого тоску. А нет ничего лучше для этого дела, чем тяжкий труд для моей пользы.
Я сидел на крыльце и слушал крохотного рассказчика. Тот стоял на перильце и читал мне книгу. Я бы и сам мог прочесть, грамоте обучен, да только нынешний слог шибко разнится со старым.
Речь его была чудная, но в тоже время интересная. Я ведь как попросил, опосля увиденного мной в городе такого же рассказчика? Нужна мне небылица интересная, но чтоб не шибко новая, а то я не разумею этих не то гадов жадных, не то гаджутов. И чтоб про нежить была. Сказ оказался не про призраков заблудших, а про мошенника хитрого. Мёртвые души называется.
Антон совсем уж близко подошёл.
— Я думал, лешие деревьев не портят, — проворчал он, когда пришла пора сбросить ношу и отправиться за следующей.
— Я и не порчу, — ответствовал я, ухмыляясь и глядя, как за ним, скуля и ноя, выполз из зарослей исцарапанный Андрюша со своим грузом. — Я лес прореживаю, дабы молодняк смог подняться к солнцу.
Отрадно было внутри. Столько столетий отшельничал, а ныне вспоминается сладостное. Был у меня уже небольшой посёлок пять сотен лет назад. Был, да всех их морово поветрие сгубило. Всех до единого. Больно было наблюдать, как сиротеют дома, как лесные звери растаскивают домашнюю живность, как гниёт идол мой, к которому я не мог притронуться. Токмо люди могут ухаживать за ним.
— Шеф, я проводку протянул, — вышел, протирая руки тряпицей, искричества мастер с простым и привычным моему слуху именем Иван.
— Шеф, — снова начал мастер, оглянувшись по сторонам, и перейдя на шёпот, — ты бы это, колдонул чекушку. Выпить хочется.
— Обойдёшься, — нахмурился я.
Иван вздохнул и осторожно обошёл меня по ступенькам, подойдя в амбар, к сложенным вместе коробам. Я семь раз в город туманом ходил, измотался весь. Зато на торжище много для пользы куплено было. Слышно было, как мастер придирчиво поковырялся в коробках, а потом вышел на свет с охапкой тонких белых палочек. Помнится, эти палочки в городе сияли сами и разливали вокруг себя сияние яркое. Лампы называются.
Андруюша уже совсем близко подошёл. На связке брёвен, на самом верху сидела Лугоша, болтая ногами. Ручейница ни на миг не замолкала, щебеча, как птица на жёрдочке. Парень тихонько огрызался, но девчушка задавала вопрос за вопросом. Вскорости она соскочила с брёвен и подбежала ко мне. Я приказ сказителю заткнуться, всё одно не слышно будет из-за девчонки.
— Дядька, — заголосила она, — у них такие невидали есть, одно слово сказка. Реку перекрывают, аки ручей малый, и искры из воды высекают.
— ГЭС называется, — угрюмо ответил покрасневший и вспотевший от натуги Андрей. Он тяжело вздохнул и сел на край ствола. Видно было, что ноги у него подкашиваются от усталости. Ничего. Ему полезно. От лихих мыслей работа тоже избавляет.
— А ты знаешь, что воздух они заморозить могут, да так, что тот льдом становится? А эти их капутеры, ежели меж собой стеклянными нитями связаны, то письма передают. Они ещё и по небу могут письма слать, без голубей, но с нитями быстрее. В городе всё паутиной опутано, и шагу ступить не могут.
— Не видел я нитей, но это и не моя забота, — ответил я, а потом встал и подошёл к вязанке, что Антон приволок.
— Андрюша, под сюды, — не оборачиваясь произнёс я.
Толстяк со стоном встал рядом.
— Давай сюда руку.
Андрей недоверчиво протянул длань, и я осторожно, чтоб не сломать хрупкое человеческое существо, сжал его запястье и приложил к стволу древа. Антон, Иван и Лугоша с любопытством уставились на нас, ожидая того, что дальше последует.
— Я дал вам часть своей силы. А вы должны научиться ею владеть. Почувствуй это.
— Прямо как джедаи, — усмехнулся Андрей, приложив руку к шершавой тёплой коре.
— Кто такие джедаи? На жердь слово похоже.
— Это в Звёздный Войнах рыцари такие, вещи силой воли двигают и световыми мечами бьются.
Я посмотрел на парня, старясь понять, шутит он или нет. Что за орден такой, имени какой звёзды он, да как меч может быть световым? Ангельский что ли? Он в свою череду уловил мой тяжёлый взгляд и сразу поправился.
— Это сказка такая.
— А-а-а. Ну, раз сказка, тогда ладно. Далече тем джедаям до нас. Как дитям малым. Вот почувствуй. Это лиственница. Я её сотню лет с заботой и любовью выращивал для нижних венцов дома, чтоб от земли не гнили. Она сотню лет солнцем и землёй питалась. Добрый дом будет. Почувствуй.
Я отпустил запястье парня и приподнял руку, а потом сделал жест, словно стряхивал с пальцев воду. Древо с треском взорвалось по всей длине обломками коры и сучьями, явив свету чистый и ровный ствол. По поляне разлился запах свежей древесины. Андрей отскочил от вязанки и уставился на это, вытаращив глаза.
Я снова легонько притронулся к древу и убрал персты. Бревно плавно и величаво воспарило в воздух. Не высоко, не выше голов наших.
— Положи ладони свои на него. Вот так. Теперь оно высохнуть должно.
— Как? — почти шёпотом спросил Андрюша, рассматривая, как под его пальцами бревно начинало вертаться то в одну сторону, то в другую. Неспешно, неохотно, но по его указке.
— Ты попроси. Оно само всё сделает.
Парень тихонько произнёс: «Пожалуйста», — думая, что я не услышу. Его даже Лугоша слышала за десять шагов отсюда. А вот Антон и Иван нет, слух не тот.
Бревно едва заметно сжалось и посветлело. Снизу по нему потекла тонка струйка воды, падая в траву. С торцов, где был ровный гладкий срез, проступила тягучая смола, собираясь тяжёлыми рыжими каплями.
— Теперь это строевой лес. Теперь из него можно дом делать. Дальше ты сам.
Бревно неспешно опустилось на траву, обозначая место для новой горки. Андрюша выпучил глаза и покраснел от натуги, видимо, представляя себя этим сказочным жирдяем, нет, жидаем. Он только и шептал «Пожалуйста», с таким видом, что по нужде пошёл и тужится. Оно всё не получается, а он тужится. Наконец неошкуренный ствол шевельнулся и приподнял один конец в воздух. Парень просиял.
Рядом что-то пару раз булькнуло, а потом зарычало. Я резко повернул голову на звук. Оказалось, то Иван ерундовину, именуемую ге-не-ра-тор, привёл в движение. Штуковина выплёвывала едкий дым и тряслась, как телега на камнях. Зато повешенная над входом лампа загорелась, ночью совсем светло будет. Иван замотал чем-то синим жилу и остановил короб гудящий.
Мои раздумья прервал странный шум, гул как от большого, гружёного мёдом шмеля. Издалека он шёл, но приближался, становился сильнее. Я стал всматриваться в горизонт, и вскоре увидел то, что шум производило, оно летело над лесом. Большое, как амбар, а над спиной было мельтешение крыльев, быстрое-быстрое.
Тварь диковинная подлетела совсем близко, поднимая ветер.
Из дому выбежал Иван с женой, Андрюша с Антоном с мест повскакивали. Но я их в дом загнал, чтоб не мешали. А Лугоша напротив за угол терема спряталась, присев на корточки и зажав уши. Ещё мгновение и на месте девчонки большая рыжая белка осталась, забежавшая по срубу почти под крышу и наблюдающая за сим чудом.
Я поднял руку и сжал её в кулак. Сила моя потянулась к диковинке, ухватив за твёрдую пятнистую шкуру.
— Кто ты?! Что надобно тебе здесь?! — заорал я, вопрошая непрошенного гостя, подтягивая его к себе, — Отвечай, не то погублю!
Это накренилось на бок, едва не касаясь земли крыльями. Сквозь гул услышал я крики, которые не мог никак разобрать, а потом увидел людей. Они сидели внутри этого, они махали мне руками сквозь окна и били кулаками о стекла.
Тьфу, ты. Не зверь то, но летучий корабль, оказывается. Чудно. В первый раз такой видел. Те, что высоко, крыльями не махали, паря аки орлы.
Я развернул кулак, и крылья застыли, а корабль, негромко свистя, как рассерженный змей, повис на нитях моей силы над самой травой. Стало видно, что не крылья это, а весла. Он ими по воздуху грёб. Это ж как грести нужно, чтоб лететь?
Люди внутри замерли.
Надобно опустить их на землю, а то обгадятся со страху.
Едва чудесный корабль лёг на брюхо, как ладья на отмель, как оттуда стали выползать бедолаги. Один из них, побледневший и пошатывающийся, подошёл ко мне. Знать, стрелецкий воевода пожаловал. Вон, какой важный. Был. Зелёный кафтан весь разукрашенный цветными квадратиками. На плечах золотое шитье. Сам невысок да упитан.
— Здравия желаю тебе, о, Яробор, — заговорил он, низко поклонившись и начав широко махать руками и тыкать перстами в разные вещи. — Мы прилетели с миром. И хотим, чтоб на земле твоей наши воины были. Они несут с собой громовое оружие. Но им защита нужна.
Я нахмурил брови. Мысль пришла мне в голову, что они меня считают, совсем глупым божком, видевшим только пни да коряги. Я, быть может, и не знаю всех премудростей, что намастерили они за последние века, но глупцом меня тоже полагать не нужно. Я слушал, стиснув зубы.
— Сила твоя велика, о, Яробор. Но с нами можно ещё сильнее стать, — высокопарно глаголил этот вояка. — Мы врага лютого в миг одолеем.
Ага, как же, думалось мне. Там все боги разом не могут совладать, а тут со мной одним такие недоумки будут. И мы вмиг со врагом сдюжим.
Не дождавшись ответа, этот воевода осторожно отступил и тихо заговорил с другим стрелецким чином, так же попавшись в ловушку домыслов, что его не услышат. Сразу стало понятно, что это был не воевода, а один из его помощников.
— Товарищ полковник, я не знаю, как с этим дикарём общаться. Может бусы ему стеклянные преподнести, или что-то яркое из пластика. Он может и говорить вовсе не умеет. Главное, чтоб не требовал человеческих жертв.
— Схему неси, на пальцах будем объяснять, — ответил худой высокий полковник с густым хриплым голосом.
Пухлый, не понравившийся мне вояка загоношился и самолично вынес большой не то стол, не то скамью, на которой вырезаны были мои владения. Вырезаны добротно. Кажная полянка, каждый холм был виден. И дом мой был виден, совсем как настоящий, только крошечный. А ещё была видна крепость, чудная и большая. И совсем не там, где я её хотел видеть.
— Опусти очи свои, Яробор. Здесь войско будет.
Я стоял и молчал, а пухлый стрелецкий чиновник растеряно поглядел на полковника. Даже не оборачиваясь можно было догадаться, что сейчас из окон моего терема на всё это смотрят мои новоявленные жрецы. Но не только они смотрели. Пялились пятеро стрельцов, что в летучем корабле сидели, и кормчий того корабля. Хотя какой он кормчий, кормчий на корме сидеть должен у правила, а здеся он спереди сидел за большими гнутыми стёклами.
Не ударить бы в грязь лицом.
— Аз зело впадати в нелюбие, — проронил я, разглядывая окраину резного болота.
— Чего? — не поняв, переспросил гость.
Я кончиками пальцев дотронулся до края доски, вспоминая слова Градислава.
— Это три дэ макет гарнизона? Должно быть, да. А бусы стеклянные засуньте себе в срамное место.
Пухлый покраснел, как варёный рак, и покрылся испариной.
— Идиот, — процедил полковник, — иди, подарки неси. Я сам говорить буду.
Пухлый сразу скрылся в летучей ладье.
— Знаю, зачем вы ко мне пожаловали. Не утруждайте излишними речами. Мы лучше к делу перейдём. К слову сказать, вы меня знаете, а я вас нет.
— Полковник Жарков Иннокентий Валентинович. А это мой заместитель по воспитательной работе.
Он ненадолго замолчал, дожидаясь, пока пухлый не вытащит сундук. Пухлый выскочил, а потом побелел и попятился. Полковник просто открыл рот, глядя мне за спину.
— Дядька! — с криком выскочила из-за дома Лугоша с выпученными глазами, — Дядька, там такое… Дракон!
— Да откеля здесь дракон, — начал я, и тоже замер развернувшись. Из-за амбара неспешной походкой вышло нечто. О четырёх ногах, но больше амбара. По спине, задранному к верху крестцу и длинному мясистому хвосту росли не то листья, не то чешуйки рыбные, только торчком. Каждое со щит ратника величиной. Передние ноги вдвое короче задних. Голова маленькая. А на конце хвоста четыре рога, как у бычка.
Существо было полупрозрачным, тёмным, и внутри у него виднелись громадные кости.
— Вот это я понимаю бог, не то что сморчки некоторые, — хрипло произнёс полковник, — призрак стегозавра вместо коровы держит.
— Это не ваш разве? — спросил я, и мы разом переглянулись.
— Суслов, заводи вертушку! — заорал полковник, да так громко, что я скривился, — Если что, мочи этот парк юрского периода тридцаткой!
Кормчий летучего корабля кивнул и начал пальцами бегать по всяким сучкам, прикреплённым изнутри. Корабль загудел, становясь всё громче и громче. Весла закрутились, а потом вся махина оторвалась от земли, но словно передумала, тут же коснулась земли. Четверо стрельцов ловко соскочили с него и изготовили пищали.
Как он назвал дракона того? Стегозавур, кажется. Так тот неспешно брёл по поляне, опустив голову.
— Суши весла, — произнёс я, — он пасётся, как лось на лужайке.
— Завалим, если что? — спросил полковник с выражением в бывалого охотника в голосе, что с рогатиной в руке на секача смотрит да силы оценивает свои.
Я пожал плечами. Такую напасть сам первый раз в жизни видел. Всяко бывало, но призраки таких чудовищ в диковинку.
— Дядь, — прошептала Лугоша, когда летучий корабль, или как его назвал полковник, вертушка, утих. — Там целое стадо с телятами.
Я погладил бороду.
— Слушай, воевода, а когда вы сюды переселяться будете?
— Послезавтра, — не сводя глаз с чудища, ответил тот.