— Егор Соснов —
Я сидел на кухне и смотрел на свою еду, злой и усталый. Макароны тихонько шевелились, расползаясь по краям и норовя выпасть на стол. При этом они оставляли за собой дорожки из слизи, как садовые улитки. Кусок говядины покрылся пушистой шапкой белой плесени, в которой кишели какие-то блохи, совсем как у дворового кота. Кусок хлеба скукожился и почернел обугленной головёшкой.
Я зло отложил помутневшую вилку, проклиная всё на свете.
— Лимит килокалорий на ужин истёк, — раздался тихий шипящий голос из-под потолка.
Там, в углу над холодильником, виднелись три тёмные фигурки размером с ладонь человека. Синтетические фантомы, созданные на благо человечества и скачиваемые с сети. Только были они не совсем обычными, что, впрочем, не удивительно, с моим-то везением на всё сверхъестественное.
Страж, а вернее стражница, которой было положено выглядеть как ангелу в сияющих доспехах, имела облик тёмного рыцаря с крыльями летучей мыши. Функции она, конечно, исполняла, да вот, только всякие призрачные вирусы не удаляла до конца, а коллекционировала, отчего в углу над холодильником образовалось самое настоящее сборище заразы к тихому недовольству домового. Там, помимо плесени всех сортов, ядовитых грибов, а так же ползающих, копошащихся и роящихся тварей, экосистему дополняли настоящие трилобиты.
Второй фантом был воплощением моего смартфона. Он озвучивал уведомления, сообщения и погоду, но закутанное в серый плащ с капюшоном создание комментировало, давая оценку с точностью на оборот. Например, если солнечная погода, то молвило, что опять это гадкое солнце и ни единого облака. Если непогода, то вещало, что лепота полнейшая, прекрасная грязь, чудесная морось и великолепный полумрак.
Третье же творение Хэллоуина было призвано следить за моей диетой. Оно считало калории, улыбаясь змеиной пастью-щелью с тысячью иголок-зубов на худом женском лице серого, как на старой черно-белой фотографии, цвета с чёрными бездонными глазищами, и откидывая вот такие фокусы с едой.
Всему виной были ночницы, которых я спаял с синтетическими фантомами. Получились одержимые нечистью квантовые программируемые модули. Уж очень они выручили меня в походе сквозь Навь, что я не мог не откликнуться на их просьбу дать им дневной облик. Программные творения колдовства теперь имеют больше самостоятельности, не потеряв при этом в функционале, а древние ужасы полночного часа не боятся света и пользуются благами цивилизации, оставаясь относительно под контролем.
— Задолбала меня эта диета, — тихо выругался я. — Вот пойду в кафе и наемся суши и шашлыков.
— Чем не доволен? — раздался со стороны дверей заупокойный, как на похоронах, девичий голос.
Я толкнул пальцем вилку, отчего та сделала пол-оборота на столе, и перевёл взор на новое действующее лицо, мимолётно остановившись на вместилище всего вожделенного, то есть холодильнике.
— Я есть хочу, — ответил я Оксане.
— Ты же сам хотел похудеть, а то всё жалуешься, что как маг мало двигаешься. Тебе даже за сахаром в антресоль тянуться не надо. Глаза выпучил, зубами скрипнул, и кубики сами в чай посыпались. Вот и жирок завязался. Сколько ты весишь? — спросила утопленница, засунув голову в раковину и открыв кран с холодной водой.
— Нормально я для мужика вешу.
— Метр семьдесят росту и весишь восемьдесят кило. Пузо отрастил. Скоро излишний вес будет. Боевой маг называется.
— Хватит меня подкалывать. Я худею.
— От чего ушли, к тому пришли. Что жалуешься? Метод работает, все довольны.
— Жрать хочу.
Девушка выпрямилась, отчего по её бледному телу и длиннющим чёрным волосам побежали струи воды и прямо на пол. Если бы я был обычным человеком, то моя женщина устроила бы мне взбучку за непотребство на потолке, за голую девку на кухне, что хлещет воду из-под крана, как с глубочайшего похмелья. Вот, только моя женщина тоже была не обычным человеком, и её не волновал этот ходячий труп, постоянно гундящий о жизни после смерти, при этом записанный для конспирации как моя племянница. А хрень на потолке, похоже, кроме меня никого сильно не напрягала, ни Александру, ни деда я Семена, ни тем более Оксану. Даже Ангелина не удостаивала призрачную вирусную базу взглядом, лишь изредка отмечая интересные новинки.
— Оксан, — раздражённо заговорил я, — мне даже Ольху удалось к одежде приучить, а ты что, хуже что ли?
— Вот, только не начинай. Я нежить, мне простительно.
— И посыльных встречать нагишом? И гостей тоже?
— Да ладно тебе? У тебя все гости либо нелюди, либо нежить, либо чародеи. Ни одного нормального человека. Нашёл, кого удивлять. Один раз даже польза была.
— Тебя мама не учила, что ли?
— Не трогай мою жизнь, — сухо вспыхнула навья, — я мертва. Родителей не помню. Меня изнасиловали, утопили связанную и сделали нежитью, не начинай.
Я вздохнул, вспомнив случай, произошедший, когда мы во время ремонта в городке жили на съёмной квартире. Тогда к нам пришли свидетели Иеговы проповедовать. Надо было видеть из лица, когда дверь открыла обнажённая бледная и худая девушка. С длинных, до самого пола, чёрных волос текли струи воды, на непрошенных гостей смотрели белёсые выцветшие глаза, немигающие как у змеи, а в коридоре с потолка на них смотрела сотня очей растёкшегося там Мягкой Тьмы и три ночницы. Один из свидетелей, заикаясь, спросил воды. Оксана отжала волосы на бетон лестничного пролёта и спросила, мол, хватит утопиться? Кажется, один из этих сектантов ноги сломал, убегая по лестнице.
Я снова толкнул вилку, а потом увидел ещё одно действующее лицо. Ольха, находящаяся сейчас в облике человека, подскочила к столу и с широкой улыбкой пододвинула мою тарелку к себе. Она поджала губу, рассматривая мой расползающийся ужин, а потом схватила кусок говядины и стала чавкать им с огромным аппетитом. Конечно, всё что творилось с едой, было хорошим мороком, реалистичным на вкус, по запаху и на ощупь, но желание поесть отбивало сразу. Зрелище того, как ребёнок уплетает кусок плесневого мяса, заставил поморщиться. Лесавка доела мою пайку и оглядела стол в поисках ещё чего-нибудь вкусного, а не найдя, так же беззаботно убежала восвояси.
Зато проявился из воздуха дед Семён. Домовой деловито осмотрел кухню, а потом выставил вперёд правую руку и зажмурил левый глаз. Он развёл большой и указательный пальцы, измеряя что-то, понятное только ему.
— Дед, ты хотя бы скажи этой нудистке, чтоб не ходила в чем мать родила.
— Я хожу, в чем умерла. Я… — возразила Оксана.
— Да, я помню. Уже сто тысяч раз слышал. Надоело. Хотя бы саван накинь, — скорчил я мученическую физиономию, стараясь не опускать глаза ниже подбородка навьи. Но глаза сами пробежались по двум бледным грудям второго размера с сосками такого цвета, какой бывает у людей до посинения плескающихся в ледяной воде. Взор поднялся выше и остановился на совершенно белом шраме под левой ключицей, оставшемся от поражения серебряной пулей. Раны от обычного оружия на ней заживают без следа, и только это напоминает о тех днях, когда закрыл собой удочерённую русалку от выстрелов снайпера.
— Саван в стирке.
— Он у тебя всегда стирке. У тебя их десять штук на все случаи жизни, и не один не используешь. Всё лежат стопочками с бирками, по какому поводу они предназначены.
Несмотря на достаточно привлекательную фигуру утопленницы, распускать руки чревато. Александра, как экстрасенс высшего порядка, за сто километров почует мои поползновения и сразу позвонит на сотовый телефон, дабы, вежливо стиснув зубы, напомнить о себе. Если другая девушка попробует обратить на меня внимание, то порча лёгкого типа, например со слабительным эффектом, конкурентке гарантирована.
Оксана же действительно труп, и потому не проявляет никаких сексуальных рефлексов, исключая повод для ревности и скандалов. В моей команде, как известно, было ещё две совершеннолетние особи женского пола, но Света сосредоточила своё внимание на Сорокине, а Ангелина мужчинами не интересуется в принципе. Для неё мы все просто приматы.
— Дед, — повторно обратился я к домовому, — повлияй.
— Некогда мне, — ответил старец. — Я к переезду готовлюсь.
— К какому?
— В крепость.
— Дед, во-первых, её ещё не построили, а во-вторых, я ещё ничего не подписал.
— Во-первых, построят, а во-вторых, я тебе не домовой более, если не поедешь, — насупившись, ответил дед Семён.
— Дед, чего я не понял?
— Я бумаги глянул.
— Они в сейфе. И зачарованы от подсматривания.
— Да ладно тебе. Мы с Ангелиной вскрыли. У неё все твои пароли есть и ключи от заклинаний.
— Да чтоб вас, — выругался я.
Во мне опять проснулось желание хоть чуть-чуть побыть одному. Даже на спальню приходится кучу чар навешивать, что можно было уединиться с Александрой. А теперь они и до сейфа добрались.
— Мне чин дают, — повысил голос домовой, — и паспорт. Я теперь не голь запечная, а цельный прапорщик.
— Шурочка и Ангелина против будут.
— Не будут. Они говорят, что теперь ты не будешь шарахаться по смертельно опасным вылазкам, а сядешь на спокойную штабную работу под защитой цельного войска. Она тебя за шкирку утащат и не спросят.
— Что ещё ты там вычитал?
— Там всем пряники сулят. Тот, кто тебе дал эти бумаги, нарочито готовился. Всем чины раздают, всем добро обещают.
— Нет. Не хочу. Мне и так комфортно без их должностей.
Я вздохнул и подошёл к холодильнику, дёрнув за дверцу, но та и не подумала выполнять свои функции врат в райское место с омлетом и супом. Я ещё раз подёргал за ручку, боясь применить телекинез, так как мог вовсе оторвать. Домовой нахмурившись поглядел на мои манипуляции, а потом скосился на ночниц, невозмутимо висевших в своём углу со сборищем сверхъестественной заразы.
— Они меня обижают, — послышался тихий хнычущий голос.
Я повернулся, шумно втянув воздух и сжав кулаки. Ни деда и Оксаны на кухне уже не было. Они ушли по своим делам, то есть дед считает своё добро, нажитое за мой счёт, а русалка спряталась тонуть в ванной, причём в моей ванной, хотя у неё своя есть. Оттуда уже слышался шум бегущей из крана воды. До вечера проваляется без дыхания и движения, а ночью будет бродить по коридору как привидение, тихо напевать песенки или слушать тяжёлый рок в наушниках на такой громкости, что и остальным будет слышно.
На пороге стоял Маягкая тьма.
— Чем тебя обидели? Чем тебя вообще можно обидеть? Тебя даже ядерный взрыв не пронял, хотя ты был в трёх километрах от эпицентра.
— Они дразнятся.
— Кто?
— Они, — тихо произнёс бог древней пещеры и показал на ночниц.
— Хорошо. Я поговорю с ними, — кивнул я, и проводил взглядом унылое создание, пошедшее в коридор, где оно спрячется в нише шкафа за верхней одеждой, обнимая банку с темной субстанцией. Впрочем, субстанция и была демоном, а мальчик лишь его марионеткой.
Я сложил ладони коробочкой и создал внутри колдовскую пчелу. Слегка светящееся насекомое размером со спичечный коробок, мохнатое, как упомянутый хомячок, и забавно жужжащее жёсткими слюдяными крылышками, цеплялось колючими лапками за кожу рук. Оно успокаивало. Это был моя защита и моё оружие. Моё средство самовыражения, дающее хоть немного покоя. Я мог сотворить сотни таких, способных быть датчиками движения, поисковыми дронами, яркими светлячками или гранатами. Но сейчас оно помогало сосредоточиться.
Я раскрыл ладони, выпуская на волю пчелу. Та тяжело загудела и поднялась воздух. Насекомое сделало круг, а я устало закрыл глаза. Мерное ж-ж-ж успокаивало и нагоняло сон, охота было положить голову на сложенные на столешнице руки и просто сидеть так в объятиях Морфея.
— Егор!
Я со вздохом открыл глаза и наткнулся взглядом на деда Семена. Совершенно дикое выражение на его лице заставило похолодеть всё внутри меня.
— Шурочка, — выдавил домовой.
Мои пальцы вцепились в кожу кухонного уголка, а обеденный столик от телекинетического импульса отлетел к плите, со звоном уронив посуду на пол, и разбив стекло на духовке. Я рванул в спальню, где отдыхала Александра. Прихожая, двери в ванную и санузел размазались в один штрих, как на экшен-камере. Дверь открылась раньше, чем я к ней подбежал.
Александра лежала на кровати лицом вниз, а над ней склонилась массивная фигура, одетая в охотничий камуфляж. Глубокий капюшон с москитной сеткой мешал разглядеть лицо. Под сеткой едва различимо виднелись горнолыжные тёмные очки и шарф, намотанный на рот и нос. Фигура упёрлась коленом в спину Шурочке и держала бледную от страха девушку одетой в перчатку рукой за волосы. В правой руке у незнакомца тускло блестел лезвием охотничий нож.
Я ударил фокусным импульсом. Энергии было достаточно, чтоб разорвать человека пополам, но незнакомец лишь поднял скрытое под капюшоном лицо, а по воздуху разлилось призрачное свечение. Оно языками холодного пурпурного пламени поднялось к потолку и растаяло. Импульс был попросту поглощён.
Я даже не заметил, как Игла скользнула мне в ладонь, загоревшись янтарным угольком на навершии.
— Сука! — закричал я и бросился вперёд.
Незнакомец отпустил Шурочку и выставил вперёд левую руку. Чёрный клинок вошёл в запястье чужака, не встретив сопротивления. Рана засияла белым, словно там зажглась ксеноновая лампа. Демон молча дёрнулся и захотел всадить свой нож мне плечо ударом сверху, но кто-то дёрнул меня за шкирку, и тяжёлая рука вогнала лезвие в матрас. Я ударился спиной о стенку, уронив при этом на пол телевизор, задев его локтём.
Мелькнула Ангелина. Это она отдёрнула меня. Хранительница, одетая в белые шорты и спортивный топ, держала в руке пистолет-пулемёт. Вот только целилась она не в чужака, а в сторону окна. Я только сейчас заметил небольшую фигуру в тёмно-синем спортивном костюме, сидящую на подоконнике. И тот же глубокий капюшон, и те же черные очки. Показалось, что подбородок, губы и нос тоже были чёрными, как уголь.
Ангелина нажала на спусковой крючок, и тесную комнату заполнил грохот долгой очереди. Тот, кто сидел на подоконнике успел вскинуть руку и пули стали вязнуть в силовом щите.
Массивный чужак в охотничьем костюме быстрым движением ухватил кровать за край и опрокинул её вместе с Шурочкой, поставив сначала на торец. Александра, коротко охнув, упала на пол рядом со мной, зацепив при этом Ангелину и заставив её прекратить стрельбу. Кровать не рухнула до конца, уперевшись в стену подголовником, но при этом она совершенно загородила того колдуна, что виднелся в окне.
В комнате потемнело, и через дверь по потолку быстро протиснулся огромный чёрный паук. Двухметровые мохнатые лапы цеплялись за косяк, шкаф и люстру. Восемь глаз блестели, а жвала шевелились.
Луника в истинном обличие.
Демон ночи индейцев майя замер на долю секунды, а потом бросился вперёд. Перед ней тёк защитный барьер, сдвигая и роняя все со шкафа, сминая висюльки на плафоне. Огромная туша, размером с холодильник дёрнула лапами, зацепив чужака. Капюшон слетел с его головы. Упали на коврик очки.
Сползший шарф явил безликую чёрную, слегка поблёскивающую, как пластиковый манекен, гладь, там, где полагается быть глазам, носу и рту. Мясник, а это был он, взмахнул рукой, и охотничий нож перерубил лапу Луники прямо на сгибе сустава. Брызнула белёсая жижа.
Паук отпрянул назад, а убийца из орды, выхватил из-за спины обрез какого-то ружья. Я только увидел непривычный револьверный барабан, отчего оружие было похоже на причудливый старинный пистолет двенадцатого калибра.
Я, задыхаясь отбитой об стену спиной, вскинул руку, и кровать отлетела обратно. Но я не успел. Пять выстрелов прозвучали один за другим. Пули по идее должны были завязнуть в щите Луники, но они вспыхнули синими трассерами и прошли барьер, как того и не бывало.
Паук заверещал со звуком пенопласта, потёртого о стекло, дёрнулся и рухнул на пол, затрясшись в мелкой судороге. Из полыхающих фиолетовым огнём ран потекла толчками прозрачная, слегка зеленоватая жижа. Дёргающиеся в агонии лапы несколько раз больно ударили меня по ноге и расцарапали до крови лицо.
Ангелина быстро сменила магазин в пистолете-пулемёте и, дёрнув затвором, снова начала стрельбу. Гильзы посыпались на прикроватный коврик, сброшенные на пол подушки и одеяло, звонко отскакивали от полированной дверцы шкафа, оставляя на ней отметины. Но мясник уже стоял рядом с колдуном, и пули опять не достигли цели.
— Не мешай! — раздался в спальне громкий скрипящий шёпот, смешанный с металлическим звоном в ушах после замолчавшего оружия Ангелины.
Чужаки спрыгнули вниз со второго этажа. Я ударил клинком по воздуху и все окно взорвалось мелкими-мелкими стеклянными брызгами, перемешанными с обломка пластиковых рам, рухнувшими на газон. С улицы донеслись крики и визги. А когда я, держась за живот, подошёл к подоконнику, то твари орды уже исчезли из виду.
Рядом, зло шевеля челюстью, встала Ангелина. Я глянул на неё, а потом проковылял к Александре.
— Ты как?
Она не ответила, вздрагивая от тихого плача.
Я, задержав дыхание и сморщившись от боли, сел рядом с девушкой и опустил голову. Луника уже перестала двигаться. Аура её угасла. Она умерла.
Эти твари достали нас даже в городе. Ещё одно такое нападение, и я не смогу гарантировать, что смогу защитить Александру. Я потерял одну свою женщину, и не хочу, чтоб абсолютно та же участь постигла вторую.
Наших сил оказалось недостаточно. Нужно больше. Нужен целый гарнизон. Даже если он за барьером богов. Да, решено. Подписываю рапорт.