Часы неспешно отмеряли секунды тишины парадного зала. Казалось, с каждым тик-тик-тик, они становились громче, задевая струнки нервов и хрупкое терпение.

Я сидел на стуле, скинув сорочку и терпеливо ожидая, пока надо мной хлопотала Настя, и смотрел перед собой. На точно таком же стуле в пяти шагах от меня сидел связанный сторож кладбища. Позади него стоял часовой, направив винтовку в спину. Часовой уже устал, переминаясь с ноги на ногу и бросая взгляд то на меня, то на пойманного человека, то на остальных членов отряда. Порой его взгляд падал на часы и был при этом таким красноречивым, что в нем явственно читалось, что он лучше бы сейчас сидел в сторожке у печурки с греющимися на ней котелками с кашей, или просто торчал на проходной, наблюдая за проходящими мимо людьми.

Я тоже хмурился. Из сторожа невозможно было вытянуть ни слова, и не потому, что он был фанатиком или несведущим, а потому как передо мной сейчас сидел зомбий. Именно так отозвался про него Сашка, когда мы только начали допрос. Не знаю, что значит слово «запрограммированный», но сторож сидел с безразличным ко всему взглядом, пуская слюну изо рта. Стоило ему вложить в пальцы незаряженный револьвер, как человек вскидывал руку и начинал методично нажимать на спусковой крючок, щелкая курком. Словно мозги хлоркой промыли начисто.

На пленного мрачно поглядывали абсолютно все. И Ольга, сидящая в мягком кресле, и Анна, стоящая у входа в обеденный зал, и Настя, пытающаяся бинтовать меня, и Никитин, стоящий рядом с дневальным, опершись локтями на стойку.

– Барин, вы смерти моей хо́чите? – загоношилась Настя, наматывая на моё плечо бинт. Девушка глядела в лежащий на табурете врачебный справочник и суетливо тянула моток. – Я вам руку в тот раз едва залечила, а потом была не лучше этого.

Она кивком подбородка показала на сторожа, который не шевельнулся за все это время ни разу и лишь противно скрипел сломанной челюстью да изредка моргал. Я легонько улыбнулся. Есть такой тип людей. В новой обстановке среди незнакомых людей скромницы скромницами, а как освоятся, розгами не утихомиришь. Так и сейчас, Настя бурчала, как старая бабка, у которой соседские мальчишки всю брюкву повыдергали. Одним словом, ведьма. Юная, а уже ведьма.

– Вам нож чуть лёгкия не вспорол. Были бы как заяц, давеча батькой стреляный. Он с дробиной в грудине ещё десять вёрст бегал, а потом издох. Так и вы бы.

– Прям десять? – спросил я, подняв глаза на хмурую до серости Ольгу.

Она молча сидела на своём стуле, крутя в руках платок, не останавливаясь ни на секунду.

– Мож, двацыть, – тут же отозвалась Настя, прежде чем поддеть зубами край бинта и разорвать марлевое полотно. – Батька тады так напился, что мог провялиться под кустом в ожидании, пока заяц не подойдёт и не попросит добить яво из жалисти, а уж соврать и вовсе легче лёгкага. И вы тоже хороши. Я вам загово́ром кровь сдержала. Завтра ещё пошепчу и бинты сменю.

– Завтра уже не надо будет. За неделю заживёт все.

Настя ещё раз глянула в пожелтевший справочник с потёртыми страницами, шевеля при этом губами так, словно читала по слогам, а потом начала заматывать концы бинта, фиксируя повязку. На очереди был бок.

Я поглядел на сторожа и печально вздохнул. Идеальное заметание следов. Этот тип не то что о преступлении рассказать, имени своего назвать не может. И непонятно, как его так обработали.

– Дневальный, позвони штабс-капитану Баранову. Он с удовольствием свалит на этого зомби все нераскрытые убийства в городе.

– Он не такой, – подала голос стоящая у двери Анна, отчего я посмотрел на девушку через плечо. Кукушкина опустила взгляд в пол и покраснела. – Ну, я думаю, что он не такой.

– Барин! Не вертитесь! – звонко выкрикнула Настя, а потом насупилась, поймав мой недовольный взор. – Извините, – буркнула она и повернулась к провидице. – У него взгляд блядский. У Петьки-гармониста такой же был. Так он трёх девок обрюхатил на сеновале, а потом укатил на паровозе. Только его и вида́ли. И этот тожа такой, поди.

– Ничего он не такой, – пробубнила красная, как варёный рак Аннушка, а потом отвернулась от всех и начала разглядывать вид за окном.

Я только сейчас приметил, что Анна уже переоделась в скромное, но при этом симпатичное бежевое платьице с накрахмаленным белым воротничком. Осталось надеть перчатки и шляпку, и готова красавица на бал.

– Может, не поедем на приём к приказнику́? – подала тихий голос Ольга. – Ты сейчас не в том состоянии, чтоб ехать.

– Нормальное у меня состояние. Бричку вызовем, и все.

– Шеф, – встрял в разговор Никитин, время от времени тыкающий в спину сторожу принесённой из обеденного зала кочергой. А ещё он в руке держал серебряную вилку. – Я за руль сесть могу.

– Ты?

– А что сложного? Газ и тормоз. Поедем-то небыстро, и гаишников у вас нет. Это же не двести по встречке.

– Двести по встречке? – не понимая, переспросил я, хотя догадывался, что встречка это когда друг на друга прут.

– Ну да. Я тут вспомнил внезапчайно. У нас тачки летают по трассе, только свист стоит. Не помню подробности, но перед глазами стоят обтекаемые, блестящие на солнце силуэты. И рёв движков.

– Двести, это чего?

– Километров в час.

Я нахмурился, пытаясь представить такую умопомрачительную скорость. А потом воображение нарисовало, как два таких авто могут столкнуться. Результат, наверное, будет таким же, как у аэроплана, рухнувшего на землю. Куча разрозненных обломков, разорванное тело пилота и вспаханное поле.

– Я бы запретил так быстро ездить.

– Ну, у нас и так запрещают, а толку-то? Лихачи всегда найдутся.

Я кивнул и поднял руку, так как Настя начала обматывать мою грудину, в которуюугодил нож сторожа. Благо нож был коротким, а то бы, в самом деле, мог сердце зацепить.

И я ещё перед этим овощем тирады пафосные произносил, с обидой подумалось мне. Знал бы наперёд, просто расстрелял сквозь дверь, и дело с концом.

– Я против, – произнесла Ольга, – ты ранен. Вдруг раны откроются?

– Не страшно. И не в такие передряги попадал. Но мы должны пойти. Может случиться так, что помощи будем просить у него. И надо начинать с вежливого визита.

– Я все равно против, – с отзвуками металла в голосе произнесла Ольга.

Слова хоть и были негромкими, но могли порезать кожу, будь они материальными.

– Мы не на войну. Всего лишь отужинаем, – ответил я. – Или ты не хочешь наверстать упущенное за три года?

Жена опустила глаза и горько ухмыльнулась.

– Если бы ты погиб или подал на развод, то навёрстывать не пришлось. А так я уже привыкла все больше по врачам да в одиночестве, чем по приёмам. Хотя, будь по-твоему.

– Шеф, а почему нельзя прийти, схавать самые ништяки, ручки этому начальнику поцеловать, а потом, типа ой, у нас опасный попаданец, и свинтить? Там же все придурки соберутся. Будут с умным видом хрень обсуждать. Скука.

– Откуда ты знаешь? – с усмешкой спросил я, глядя на Никитина.

– Ну, у нас так же было. Это потом на корпоративе можно гульнуть, а официальные приёмы нужны только для того, чтоб пересчитать тех, кто потом будет либо выпрашивать что-нибудь, либо подхалимством заниматься. Некоторые для отчётности придут и через часок свалят. Так что мы не единственные, кто свинтят под хорошим предлогом, типа, любимая кошка рожает, нужно лично держать за лапку и кричать: «Тужься, тужься».

Я посмотрел на Ольгу, и та кивнула. Нет, я, конечно, мог стукнуть кулаком по столу, мол, я так сказал, но светские мероприятия и мне были не совсем по душе.

– Дорогой Александр, – заговорила моя жена, ласково улыбаясь, но при этом создавалось впечатление, что она сейчас начнёт с нашего попаданца кожу снимать живьём. – Нам весьма импонирует ваша непринуждённость и жизнерадостность. При всём этом вы порой на грани того, чтоб переступить черту приличия. Я понимаю, что вам немного страшно, и вы пытаетесь как-то вжиться в чужой мир и казаться своим парнем, но вы и так уже свой. Отбросьте излишние словечки. Вы же образованный человек.

– Да, да, – поддакнула Настя, – и у него тоже взгляд блядский.

– Вас это тоже касается, Анастасия! – слегка повысила голос Ольга. – Вы не Золушка! Вам до этого ещё работать и работать над собой. А то вместо принца вам конюх достанется.

На несколько минут в воздухе повисла тишина. Никитин замер с вытянутым лицом, словно его макнули в холодную воду. Настя насупилась, складывая бинты, ножницы и справочник в небольшой, видавший виды саквояж. А я тяжело вздохнул. Те куски памяти, что достались от прежнего Евгения, подсказывали, что Ольга раньше такой не была. Впрочем, три года – достаточный срок, чтоб человек изменился.

Однако стоило мне открыть рот, как зазвонил телефон. Дневальный тут же поднял трубку, чирикнувшую едва различимым голосом, а потом доложил.

– Штабс-капитан Баранов прибыл.

Я поглядел сперва на Ольгу, а затем на связанного сторожа и только потом ответил.

– Проси.

Мы не успели встать, как в дверь, сияя белым парадным кителем с аксельбантом на оранжевом шнуре, вошёл штабс-капитан уголовного сыска. Оранжевый цвет полагался всем сотрудникам полиции по табелю, но сейчас витой шнур казался самым оранжевым из возможных. Не иначе из Европы травленный в химических красках заказал. И на этот раз при нем не было пистолета, только палаш парадный в ножнах.

Баранов щёлкнул каблуками, щеголевато пригладил костяшкой указательного пальца усы, а потом сделал несколько глубоких кивков.

– Сударыни. Господин коллежский асессор.

Взгляд его хитро и оценивающе остановился на стороже, а потом на моих бинтах.

– Быстро вы, – произнёс я, глянув на часы, встав со стула и подойдя к гостю, чтоб пожать руку. – И пяти минут не прошло.

– Дело нехитрое, особенно если быть одетым и к тому же жить на соседней улице.

– Странно. Я вас не замечал ранее.

– Служба, однако. Утром уже по делам убегаешь. Вечером приползаешь по темну, – ухмыльнулся штабс-капитан.

– И все же, – протянул я.

– Я только несколько недель как перебрался в новую квартирку. В старой с владельцем не сошёлся. Он цену непомерно задрал.

Я кивнул в знак того, что понял.

– А это, вестимо, давешний убийца, – произнёс Баранов, сделав шаг к пленнику.

– С чего вы так решили?

– А нам уже донесли, что вы на кладбище перестрелку устроили. Сначала списали на ловлю попаданцев, но потом опросили чернорабочих, и они опознали в том, кого вы увезли, сторожа. Наши склеп обыскали уже. Нас же всего трое из уголовного сыска на этот городишко, и новостями делимся быстро.

– Быстро же вы. И что же нашли? – поинтересовалась у штабс-капитана Ольга, наклонив голову и прищурив глаза.

– А ничего. Пятна крови, ведро с водой и битое стекло, словно кто-то уронил ящик с лампами.

– Забирайте, – указав рукой на связанного и пускающего слюну сторожа, произнёс я.

Баранов протяжно вздохнул, снял перчатку и взял пленного за подбородок. Противно скрежетнула сломанная челюсть, и все скривились от отвращения. Сам же зомби лишь неспешно моргнул.

– Прелюбопытнейше, – протянул штабс-капитан, отступив на шаг и обведя взором всех присутствующих. – И ещё любопытнее, что нам запретили заниматься этим делом. Говорят, это дело контрразведки.

Он замолчал, ожидая моей реакции, а я сделал шаг поближе.

– Знаете, а нам тоже.

Баранов вскинул брови и выпрямился.

– А не сходить ли нам завтра на природу? – заговорчески протянул он. – Свежий воздух, вино, печённое на углях мясо. Обсудим кое-что.

– С удовольствием, Семён Петрович, – с улыбкой ответил я. – Если дождя не будет.

– Не будет! – в голос выкрикнули Анна с Настей.

Мы все разом обернулись, уставившись на девушек, кто с улыбкой, кто с недоумением. Баранов коротко глянул на меня, пытаясь уловить суть забавы, которая произошла, но кроме нелепицы с барышнями ничего не увидел. А мы-то знали. Аннушка порой видела разное наперёд, а Настя ещё вчера подошла ко мне сообщить, что умеет погоду чуять. За это ее Сашка тут же прозвал филиалом какого-то гидрометцентра. В общем, ведьма, она и есть ведьма.

Я вздохнул, а Аннушка тут же покраснела и едва слышно пробормотала.

– Я сама.

– Что вы сами? – переспросил я.

Анна наклонила голову, сжала губы и стиснула в кулаке левой руки указательный палец правой.

– Кофием пахнет. Ну, будет пахнуть.

Она покраснела ещё больше, хотя казалось, что больше уже нельзя, стрельнула исподлобья глазами в штабс-капитана и легко ускользнула в дверь обеденного зала. Я же поймал себя на мысли, что нужно провести с Анной беседу. Всем известна проблема институток, заключающаяся в том, что они придумают себе образ рыцаря в сверкающих доспехах, а потом заочно охают по нему, вытирая бегущие в три ручья слёзы. Штабс-капитан видный молодой человек, но все же, они познакомились совсем недавно, и она его не знает.

Я вздохнул и посмотрел в сторону. Баранов проводил девушку взглядом, а потом приоткрыл рот, словно намереваясь что-то спросить, но передумал, да так и замер. Лишь десяток секунд спустя он вся же высказался.

– Прелестное создание. И весьма необычное.

– Не трогайте ее, Семён Петрович, – произнесла Ольга, которая пересела на мой стул, стоявший поближе к центру событий. – Этот цветок настолько экзотичен, что вам с ней не совладать. Для неё причина и следствие – весьма условные понятия. И вы никогда не сможете понять ход ее мыслей.

Несколько секунд спустя супруга уже держала в руках ажурный голубой зонт, бывший родней моей новой трости. Та же логическая лампа на рукояти и тот же фонарь у обитой латунью шпильки. Те же кнопки и наверняка та же способность бить током неприятеля.

Баранов снова открыл рот, собираясь возразить, но их спор так и не начался, так как на лестнице появился оператор следящего устройства.

– Евгений Тимофеевич, пробой.

Я вопросительно поглядел на Ольгу.

– Ну что, на приём или на охоту?

– Шеф, – подал голос Никитин, – а можно я сам на охоту? Ну, один. Обещаю, в перестрелки не полезу. Я справлюсь. Чесслово. Шеф.

Я ухмыльнулся и кивнул.

– Захвати Настю. Ей все равно по бала́м ещё рано.

– Ничо не рано, – шмыгнув носом, ответила рыжая девушка. – Я, эта, готова к балям. Щас тока сарафан поярче надену.

– Настя, – со вздохом произнёс я, – приказник – это не просто полицейский. Это одно из первых лиц города. Его чин приравнен к полковничьему. И там вам будет не совсем удобно. А если хотите высокого общества, то чем вас наше завтра на фуршете не устроит?

– А там, на фаршете, можно будет фотографью сделать? Я маме пошлю. И этих, устриц с шампанским. Можно? И этих, ананасов с рябчиком.

Я усмехнулся и кивнул.

* * *

Александр дождался, пока вся процессия не уйдёт переодеваться, а потом закричал на весь зал, потирая ладони.

– Настюха! С меня закусон и пивас! Собирайся! Мы махыч в стиле вахи сорок тыщ устраивать будем!

Парень вприпрыжку помчался наверх, расстёгивая пуговицы гимнастёрки. Влетев в комнату, он скинул с себя солдатскую форму и сапоги, и, прыгая на одной ноге, нацепил специальные подштанники, а потом и все остальные элементы хлопчатого поддоспешника.

– Ага, как же, без драки, – бормотал он под нос, – а если там какой уродец?

Одевшись, Никитин схватил из-за шкафа свой двуручник, а потом поддел им паркет в углу. Деревянные досочки подскочили, показав небольшую полость со спрятанным в нем ключом.

– Шеф меня убьёт, но если не поймаю попаданца, точно выгонит взашей. Это же грузчиком идти или в психушке лежать. Хорошо ещё до этой… торговли почками не додумались.

Парень помимо всего прочего выхватил из шкафа солдатский вещмешок, заткнув на плечо, выбежал со своим оружием на лестничную площадку и помчался в другое крыло, промелькнув мимо горничной, которая прижалась к стене со стопкой полотенец и скатертей при виде здоровяка. Сашка только и сделал, что бросил короткое «Пардон», чуть не сбив девушку, а пробежав три шага, остановился и повернулся.

– А в щёчку поцеловать?

– Ты с Глашей тоже целуешься? – обиженно пробурчала горничная.

– А что, я вас ещё и различать должен? – шмыгнув носом, уточнил парень.

Даша схватила полотенце и попыталась со всей злостью хлестануть им добра молодца, но тот увернулся и помчался дальше.

На улице уже начинало неспешно темнеть и потому лампы дневного света, приделанные вдоль потолка, оказались весьма кстати. Впрочем, в коридоре и без этого было темновато. Днём светло только от двух окон, расположенных в противоположных углах коридора, да от лестницы гостевого зала, разделяющей коридор на две равные части.

Никитин был выше Тернского и шире, но почему-то Сашке казалось, что этот отморозок запросто разделается с ним при желании. Вон какие номера отмачивает. То руку себе ножом проколет, не поморщившись, то зомби голыми руками из склепа вытащит. И даже клинок между рёбер не помеха.

С такими мыслями парень подбежал к комнате Насти. После нескольких жалоб ее с Анной все же расселили по разным помещениям. Колхозная барышня даже не роптала, когда ей выделили крохотную каморку. У родителей судя по рассказам вовсе была отгороженная занавесью комнатушка. Сашка прикинул размер прежнего жилья, придя к выводу, что оно имело размеры чуть более плацкартного отсека.

Парень дёрнул за ручку двери и вбежал внутрь, сразу услышав вопль Насти.

– Я не одета!

– Да забей, – буркнул он, проскочив к узкому окошку мимо девушки, которая только успела нацепить подштанники и сейчас держала в руках специальную рубашку, прижимая ту к груди.

Попаданец прильнул к стеклу, всматриваясь во двор, так как с этой стороны дома был виден гараж с конюшней. Из дома вышли четыре тёмные фигуры, и только попав под свет фонаря, дали себя разглядеть.

Тернский в чёрном фраке с тростью, его няшка Ольга в тёмно-синей накидке с меховым воротником и шляпке с вуалью, Анька в сером пальтишке попроще, но тоже в шляпке, и этот, штабс-кэп из оперов. Парочками идут к машине. Анька, прям отсюда видно, сияет красным лицом, как стоп-сигнал автомобиля.

Сашка развернулся и подбежал к Насте.

– Руки вверх.

– Я кричать буду.

– А то я девок голых не видел, дура. Руки вверх, одеться помогу, – навис над ней Никитин.

– Я сама.

– Нос откушу! – прорычал Сашка, а потом выхватил спецрубаху из рук девушки. Настя испуганно задрала руки вверх, и парень один махом нацепил на неё поддоспешник, а потом шмыгнул. – Есть у сисек потенциал. Подрастёшь, женюсь.

– Правда? – опешила девушка, а потом сообразила и хлопнула маленькой ладошкой по плечу здоровяка. – Кобель!

Парень присел, подцепил Настю за попу и закинул на плечо.

– Отпусти! – взвизгнула ведьмочка, несколько раз стукнув по широкой спине кулачками.

– Время дорого! – выкрикнул он и выскочил в коридор, а потом помчался сперва к лестнице, а потом и вниз к хранилищу, держа в одной руке меч, а второй придерживая девицу.

Уже внизу их встретило смешливое кряканье Старого, только заступившего на ночное дежурство. Дневальный с прищуром проводил парочку до двери к хранилищу и ещё раз крякнул.

В хорошо освещённом, немного прохладном помещении он поставил ведьмочку на ноги и открыл шкаф с оборудованием, выхватив оттуда батареи.

– Эти… как их… Ну, неугомонные… А, вспомнил. Кролики дюрасиль, только каждый в своём танке, – пробормотал он и бросил прямоугольники на деревянный ящик со всякими запчастями.

Следующим шагом Никитин подцепил лёгонькую девушку под мышки и поднял в воздух. Та только и успела взвизгнуть, как парень поднёс ее к раскрытой кирасе и вложил внутрь.

– Прищемишь волосы! – завизжала Настя.

– Первый готов! – выкрикнул он, выправив косу поверх брони, и потянул за торчащие на плечах тросики, захлопывая откидной ранец, играющий роль дверцы.

Не закрытой осталась только голова с рыжей шевелюрой.

Потом он быстро нацепил на специальные защёлки наплечники и поднял громоздкие механические перчатки.

– Не, ну точно игр насмотрелись, – произнёс он, нацепив бронерукавицы на девичьи руки. – Или у дураков мысли схожи, или идея непрямого управления и без того лежит на поверхности.

Перчатки были чисто механическими, а вот внутри полых наручей лежали другие перчатки – с датчиками аналогового управления пальцами и кистью. Получалось, что в случае, если кирасиру оторвёт пальцы, родные останутся целыми.

– Всё, теперь я! – выкрикнул Никитин, подбежав к своей разукрашенной кирасе. На все про все у него ушло ненамного больше времени. Нырнуть в паз поверх откинутого ранца, дёрнуть тросики, нацепить наплечники и бронеперчатки. И батареи. Шлемы с собой. – Настя, не спи!

Парень включил кирасы и схватил девушку за руку, потянув к выходу.

– Я не успеваю! – визгливо взмолилась рыжая ведьмочка.

– Ничо, мы не пешкарусом. Щас грузовое такси вызовем. Ну, или из конюшни чё стырим. Ты права и страховку на лошадь имеешь?

– Чего имею?

– Забей. Телега есть? А то тракториста не дождёмся. Он в магаз утопал.

– Есть, – кивнула Настя и показала на конюшню. – Гнедыша можно быстренько запрячь в таратайку. Только не сломается ли она?

– Не сломается. Веди. Я в лошадях ни бум-бум.

Парочка в кирасах подскочила к конюшне, и парень быстро стал открывать ворота, в то время как девушка подвела жеребца к повозке и начала надевать на него хомут.

– Ну чё, всё? – нетерпеливо спросил Сашка, стоя рядом.

– Нет ещё, – огрызнулась Настя, застёгивая ремешки.

– Все?

– Нет! Ты так думаешь, легко с застёжками возиться в этих перчатках?

Спустя долгих пятнадцать минут они влезли в скрипнувшую и просевшую таратайку. Настя шмыгнула носом, сдула выбившуюся чёлку и легонько хлопнула коня по крупу длинной хворостиной.

– Но, Гнедыш.

Конь вздрогнул, фыркнул и послушно направился к открытым воротам.

– Куды ехать-то? – спросила девушка, когда они выкатились на улицу.

– Знач так. Туда, у магазина с колбасками направо до церкви, потом налево и до конца улицы. Потом через мост и опять до конца.

Настя нахмурилась, а потом хлестанула коня посильнее.

– Это же, почитай, у меня дома!

– Ну, так едь, – неуклюже махнул парень закованной в броню рукой, а потом потянулся и щёлкнул небольшой тумблер.

Прогресс принял весьма специфичные формы, и таратайка вспыхнула огнями крохотных ламп накаливания, запитанных от небольшого аккумулятора, спрятанного под днищем повозки. Сзади вспыхнули красные неоновые огни, сбоку гирлянда жёлтых, а на груди коня загорелся большой белый фонарь, убранный в частую стальную решётку. На улице хоть и сияла полная луна, но фонарь знатно выручал.

– Стимпанк, мать его, – буркнул Сашка, получив со стороны Насти полный непонимания взгляд.

А потом они ехали молча. Никитин лишь вглядывался вперёд и пытался уловить хлопок пробоя. Но из-за цоканья подков и скрипа перегруженной тележки ничего не было слышно.

Парень жевал губу и думал, как быть дальше. С одной стороны, он уже видел разное, а с другой, боялся всё сделать не так. Он гадал, кто же может попасться на этот раз.

Нудисты без парашюта были, киргизские гопники были, дети были, даже зомби были.

Таратайка время от времени прыгала на ухабах, а конь фыркал и взмахивал хвостом. Дома с тусклыми огнями в окнах неспешно плыли мимо, словно ехали не на телеге, а на тихоходном троллейбусе по частному сектору. Впрочем, на такой дороге и спорткар будет еле теплиться.

– А у меня честно сиськи красивые? – задала Настя настолько неожиданный вопрос, что Никитин даже растерялся, а потом посмотрел туда, где под кирасой была скрыта девичья грудь, словно мог рассмотреть сквозь защиту.

– Да. Отпадные яблочки. И мордаха прикольная.

Настя улыбнулась и прикусила губу, а через несколько минут потянула поводья на себя.

– Приехали.

Сашка вздохнул и слез с повозки, а потом помог сойти Насте. Девушка привязала коня к ближайшему забору, щёлкнув напоследок небольшим замочком, а парень вслушивался. Хлопка пробоя не было слышно. Тишину нарушали лишь редкие взбрехивания собак, мычание скотины, да фырканье Гнедыша. Где-то двери скрипели петлями, и слышался плач младенца.

Настя подошла к Никитину, протяжно вздохнула, а потом подняла руку и показала вдоль улицы.

– Глянь. Там дом с электрической лампой под навесом. Это мой. Мамка, поди, пироги стряпает. А папка опять с полотенцем на голове, и ходит да ворчит. Требует, чтоб мамка ему чуток налила.

– Зайдём потом?

– Да не-е-е, – отмахнулась девушка, – потом как-нить.

Они замолчали, а потом вздрогнули.

Неподалёку раздался собачий визг, да такой истошный, словно ее заживо лапами в мясорубку засунули. Следом ей завторили завывшие и залаявшие соседские псы, и крик какой-то женщины.

– Демоны! Демоны! Люди, помогите!

Собака визжала, что было сил.

Сашка взял меч, ухватил Настю за руку и побежал в направлении визга. Пришлось миновать бочком проулок между дворами, который был настолько узким, что многие штакетины и колышки отрывались от заборов.

Визг приближался, а вскоре стал виден его источник.

– Господи! – на выдохе прижав ладони к лицу, выкрикнула Настя и встала, как вкопанная.

– Нахрен такой Голливуд! – выругался Сашка.

Под небольшой рябиной стояла тварь с большими глазами и хитиновым панцирем. В членистых зазубренных лапах дёргалась собачонка, которую тварь, методично шевеля жвалами, поедала живьём. В темноте не было видно крови, но судя по ране, ее должно пролиться изрядно.

Тварь больше всего походила на выросшего до размеров небольшой лошади богомола. Она ела собаку и равнодушно взирала на людей.

Сашка посмотрел круглыми глазами на свой меч и, нервно сглотнув, поднял его перед собой.

– Я думаю, тут разговоры не нужны, – пробормотал он и стал осторожно приближаться к монстру.

Тварь замерла и шевельнула головой, а потом повернулась всем корпусом к непрошеным гостям.

– Бошку. Бошку ему руби! – закричала девушка.

– Легче сказать, – огрызнулся Сашка. – Я тебе что, Геральт из Ривии, чтоб нечисть кромсать направо и налево?

– Бошку надо.

Парень сделал ещё шаг, приподняв двуручный клинок. А следом ещё один.

Тварь замерла, а потом, не выпуская шавку, бросилась наутёк. Двигалась она на своих длинных ногах весьма резво, перемахивая через изгороди.

– Уходит! – закричал парень и бросился за монстром.

Под массой механической кирасы хилые заборчики начали разлетаться в щепки. Под ногами захрустели ломаемые заросли малины и прочие кустарники.

Тварь в очередной раз перемахнула через изгородь, за которой раздались испуганный детский вопль и отборная мужская брань. Никитин повернулся плечом, а потом снёс забор, угодив ногой в деревянное корыто, и чуть не упал.

– Держи его! – орала бегущая за ним Настя.

Вскоре огороды кончились, и монстр выскочил на широкую улицу, где тут же заржала случайная лошадь, развернувшись и помчавшись куда глаза глядят. А всадник рухнул на землю и стал выть, держась за ногу. Но лошадь испугала тварь, заставив помчаться в другую сторону.

– Да когда же она выдохнется, – запыхавшись, пробурчал Сашка.

Бег продолжался ещё долго, а потом вдруг тварь замерла. Раздались возгласы вперемешку с отборным матом. И все это время скулила подыхающая псина.

– Васёк, твою богу душу мать, это что за хреновина?!

– Да идрить твою налево!

– Господи, ну и хрень!

Посреди улицы стоял десяток одетых в серые шинели солдат, тащивших ружья, свёртки с палатками и котелки. Наверное, шли с манёвров в расположение.

Никитин остановился. Его шатало от такой нагрузки, и то, что бежать пришлось в экзоскелете, нисколько не радовало. Было жарко и тяжело. По спине ручьём стекал пот. Парень сплюнул слюну и, глубоко вдохнув, выкрикнул.

– Охотники! На попаданцев! Вали эту тварь!

– Какой, нахрен, валить?! Мы без патронов! – заорал в ответ старший, наверное, унтер.

– Да все не слава Богу, – выругался парень и начал неспешно наступать на монстра, выставив вперёд меч.

Солдаты стояли и пялились, пока унтер не отвесил ближайшему подзатыльника.

– Штыки к бою!

Тогда десяток начал разворачиваться в шеренгу, сбросив имущество и выставив вперёд штыки. А десяток штыков – это уже много.

Тварь повращала головой и приняла решение броситься на прорыв мимо Сашки. Сорвавшись с места, богомол попытался проскочить между ним и забором, а парень в ответ с криком «Тварь!» попытался достать ее мечом, но промахнулся. Уже понимая, что упустил монстра, Никитин услышал гул и удар. А когда повернул голову, то увидел Настю, стоящую с длинной оглоблей в руках, и чудовище, пятящееся назад, и со скрежетом сверчка-переростка трясущее головой.

– Получай! – завизжала девушка и ещё раз ударила тварь оглоблей.

Та заскрипела сильнее, выронила замолкшую шавку и бросилась к забору.

– Не уйдёшь, гадина! – закричал Никитин, выпустив меч, прыгнул и схватил существо руками за заднюю лапу.

Тварь дёрнула конечностью, но парень вцепился в хитиновую ногу механической перчаткой намертво. Другая лапа несколько раз ударила в нагрудник, наплечники и чуть не угодила в лицо.

– Коли́! – раздалась команда унтера, и подбежавшие солдаты начали всаживать в мягкое брюхо существа штыки и бить прикладами.

Тварь все не хотела подыхать, и лишь через долгие пять минут перестала дёргаться.

– Саша, все, – раздался рядом голос Насти, – оно сдохло. Отпускай.

Парень разжал пальцы, и протяжно выдохнув, рухнул на спину. Его трясло, а сердце колотилось, как стимпанковский паровой молот на кузне у гномов. Лишь некоторое время спустя он смог, заикаясь, заговорить.

– Без пирожков твоей мамки не уйду ни в жисть. А ещё водки. Литр. Не меньше.

– Мы его догнали. Догнали, – бормотала усталая Настя.

– Ещё бы. Ты ваще крутая. Прям валькирия. Это же надо, демона оглоблей замочить.

Девушка неспешно села рядом с Александром, а потом они рассмеялись.