– Господа, я требую объяснений, – высоким голосом произнёс толстяк, глядя на упавшего набок парня, которого притащил Александр.

Парень лежал у подножья лестницы без каких-либо движений, наводя на мысль, что с ним случилась та же история, как и с контрабандистом на перроне.

Я сделал несколько шагов вниз, обдумывая ситуацию. Вот лежит у меня труп, и что делать с ним, я не знаю. Вернее, знаю, что делал бы, не будь здесь комиссии.

Пока я глядел на молодого человека, к тому подошёл Сашка. Мой помощник потрогал шею, помолчал, а потом радостно воскликнул.

– Жив, засранец! Парочка хитпоинтов в этом мобе ещё осталась! Отхилим и допросим. Мля, первый раз говорящего зомби вижу.

Я вздохнул, не разделяя оптимизма моего подопечного, и перевёл взгляд на комиссию, которая топталась на месте, пыжась и создавая вид великих начальников. Но на деле никто из них кем-то выдающимся не был. Если бы с ними сюда пришёл кто-нибудь уровня Бодрикова, я бы уже был распят на двери ржавыми гвоздями.

– Господа, – наконец произнёс я, указав рукой на обеденный зал, – милости прошу отобедать. А то, что вы видите – лишь небольшие неприятности. У нас городок маленький, поэтому приходится помогать полиции, а они в ответ помогают нам. Сейчас поймали преступника.

– В чем его обвиняют? – спросил толстяк, взявший на себя все представительские функции.

В то время, когда он спрашивал, Никитин искоса поглядывал на гостей, а Ольга стояла у дверей.

– В убийстве, – как можно небрежнее произнёс я, сочиняя сказку на ходу. – У нас секта завелась. Ловят ее, но пока без результатов. Но не стойте, прошу вас за стол.

Толстяк улыбнулся, задрал голову и пафосно вытягивая слова, заговорил.

– Любезные, а разве это в вашей компетенции? Или у вас своих дел нет?

Мне как-то очень сильно захотелось, чтоб я имел право скрутить и повязать сего ревизора, как барашка, ну или как давешнего зомбия. Может быть, я даже и сделал бы так, если бы не раздавшийся сзади голос горничной.

– Евгений Тимофеевич, стелить прикажете, или поздно?

Повернувшись, я увидел горничную, покрасневшую от натуги. Она держала в руках красную ковровую дорожку, свёрнутую толстым рулоном. Коврик был явно тяжеловат для хрупкой девушки.

– Стели уж, – пробурчал я, а потом повернулся к комиссии, вспоминая, о чем те спрашивали: – Тренируемся. Если уголовника сможем сыскать, то и попаданца тоже.

– Никодим Сергеевич, – заговорил хриплым басом высокий отставной вояка, имеющий право на ношение формы, – я предлагаю отобедать. Я последний раз в поезде ел.

– Ну, хорошо, – снисходительно произнёс толстяк, в голосе которого прозвучали нотки женской истерики.

Он явственно хотел казаться самым умным и главным. Даже главнее, чем есть на самом деле. И они, оказывается, не ладят между собой, раз каждый тянет на себя одеяло. Или выслужиться хотят, или тут виноваты детские обиды, взращённые взрослым человеком у власти.

Я спустился в гостевой, а потом вытянул руку в сторону обеденного зала.

– Господа, извольте располагаться поудобнее, я к вам присоединюсь через пять минут.

Инспекторы, смерив меня разными взглядами, протопали в открытую дверь. Я же не скрывал своего раздражения. От этого толстяк демонстративно поморщился, словно перед ним был строптивый холоп.

Отставной вояка в чине капитана хмыкнул, скользнув ехидным взглядом по Никитину и Ольге, мол, ну и подчинённые у тебя, отбросы, да и только. От такого взгляда я сжал перила лестницы, на которую положил ладонь, до хруста суставов. Стоило больших усилий, чтоб не съездить ему кулаком в лицо.

Третий чинуша лишь коротко поднял на меня боязливый взгляд и быстро засеменил вслед за толстяком, надрываясь тяжёлым саквояжем.

Стоило им уйти, как я повернулся к своим помощникам и заговорил вполголоса.

– Зачем вы его притащили? Вам что делать нечего?

– Шеф, а это что за перцы? – тут же решил осведомиться Никитин, бросая взгляд то на меня, то на дверь в обеденный зал, откуда слышался голос кухарки Маши и звяканье фарфоровых тарелок.

Оттуда же потёк аромат куриного супа. Но если эти уродцы заявят, мол, курица – еда простолюдинов, напомню им, что так же говорил Наполеон, прежде чем его попёрли на историческую родину, провожая дубинками. Так клокотал внутри благородным гневом Евгений. А Марк Люций просто тихо сдерживал своего внутреннего зверя, вспоминая, что в голодные походные дни не гнушался и лягушками. А в огонь подливало масло присутствие Ольги, которую хоть и без слов, но все же оскорбили.

– Ревизоры, – с сарказмом произнёс я, – так что это за падаль вы притащили?

– Этот молодой человек прямо на наших глазах расстрелял торговца лампами. Мы едва успели его опросить, – ответила Ольга, – пойду, приведу себя в порядок. Надену что-нибудь с глубоким декольте.

Она, не дожидаясь моего разрешения, грациозно начала подниматься по только что расстеленной на ступенях красной дорожке. Лишь пройдя немного выше, обернулась и положила руку на лакированное дерево перил.

– Не убей никого, мой дорогой. А то вижу, что хочешь им оторвать что-нибудь, чем они думают. И кстати, у тебя сейчас глаза карие.

Я вздохнул и повернулся к Сашке.

– Что за бред ты сейчас нёс?

– Про вирусняк? – захлопав глазами, уточнил Никитин.

Если он хотел состроить из себя дурачка, то не получилось.

– Мне без разницы. Что за бред?

– Ну, шеф, в моем мире есть такая проблема, как особые… – он замолчал, подбирая слова для явлений, которых здесь никогда не было, – логические задачи. Они направлены на шпионаж или диверсию. Распространяются по средствам связи. Хочу произвести проверку своей теории, а то вдруг те шизики такую заразу подкинули.

– Александр, не мудрите там, где не надо, – прошипел я, переходя на «вы», как всегда, когда был действительно зол. – Наши логические лампы хоть и умны, но не настолько, чтоб подхватить бешенство или тиф. Шпионом может быть только человек, сидящий на этих средствах связи.

Сказав так, я замолчал. Зубы сами собой скрипнули.

– Шеф? – осторожно спросил Никитин, чувствуя себя неуверенно под моим взглядом.

А я чуть ли не дырку в Сашкиной гимнастёрке просверлил за несколько секунд раздумий. Как же я сразу не подумал о таком. Но с другой стороны, я не ждал подвоха. Мы же не контрразведка, а ловцы попаданцев. Хотя если у нас тайное вторжение, то им впору заниматься именно контрразведке.

Впрочем, если в каждом прохожем шпиона видеть, то можно паранойю заполучить.

Но все же.

– Попробуй с лампами, – процедил я, – чем больше конструкция получится, тем лучше. Испробуй все.

Сашка опустил взгляд на лежащего у наших ног парня. Никитин не дурак. Далеко не дурак. Ему не хватает навыков высокой подковёрной политики и серьёзности, но зато есть смекалка.

– Да шеф, – произнёс мой помощник, – а этого куда?

– Этого в каморку с уборочным инвентарём. И караульного одного позови.

Никитин кивнул, подхватив бессознательного молодого человека, а я пошёл к инспекторам. Те уже сидели за столом и черпали серебряными ложками суп из фарфоровых тарелок. По небольшим хрустальным стопочкам уже была разлита водка из стеклянного графина. К моему появлению Маша начала таскать второе блюдо. Сашка недавно показал новую закуску на скорую руку, когда на обычный хлеб кладут кусочки копчёного мяса, а сверху трут сыр. Все это быстро греется на противне в печи. Сыр тает, накрывая мясо.

На полноценные печёные блюда времени не было.

– Господа, позвольте полюбопытствовать. С какой целью вы нас инспектировать будете? Если имущество сличать по описям, то я учётные книги принесу, – спросил я, опершись рукой на край столешницы, застеленной новенькой белоснежной скатертью.

– Нет, – произнёс толстяк, опрокинув стопочку в рот. Он скривился и крякнул. – Нас направили проверить вашу компетентность. Дай сюда.

Толстяк небрежно протянул руку, а писарюшка тут же достал из саквояжа желтоватый конверт, опечатанный несколькими сургучными печатями.

– Это предписание на проверку. Ваш отряд понёс потери. Новые сотрудники не справляются, и совершеннейшим образом вызывают недоверие. И мы произведём проверку вашей деятельности.

– Это как? – спросил я с ехидцей. – Будете ждать попаданца? Так он может месяц не возникать.

– Нет, что вы, – самодовольно произнёс инспектор. Он потянулся за графином с водкой, чтоб налить себе добавки. – Мы наняли артиста из местного, так сказать, театра. Он изобразит пришлого, а вы будете его ловить. Возможно, по результатам ревизии вас передадут из Тайной канцелярии в подчинение полиции. Тогда и будете уголовников ловить, сколько вам влезет.

Я промолчал, хмуро глядя на инспектора, а тот продолжил.

– Представьте нам вашу группу. Мы же должны видеть, с кем работаем.

– Разумеется.

Я выпрямился и вышел в общий зал, где сразу подозвал к себе дневального и дал команду на общий сбор.

Первым по лестнице спустился Никитин, одетый, как всегда, в гимнастёрку и сапоги. Мне даже казалось, что он уже и не хочет расставаться с этой формой. Потом почти одновременно пришли Настенька и Аннушка. Ольга же что-то задерживалась.

Мои подчинённые встали в рядочек, после чего я их придирчиво осмотрел.

Если со слегка улыбающимся Сашкой все было нормально, и я только указал ему рукой на расстёгнутую пуговицу, то с остальными творилось что-то неладное.

Одетую в черно-белый наряд сестры милосердия Настю колотило самым натуральным образом. Лицо бледное, губы синие и трясущиеся, зубы стучат. Большие, по пять копеек, ярко-зелёные глаза бегали туда-сюда.

– Что с вами? – мягко спросил я, наклонившись к девчурке.

– Они. Это. Они меня не сожгут? – заикаясь, спросила Настя, у которой под платьем тряслись коленки.

– С чего бы это? – опешив, спросил я, коротко бросив взгляд на дверь в обеденный зал.

– Ну, они ж эти… инспекция. Они ведьм жгут. А я ведьма.

Я замер, пытаясь понять ход мыслей девочки, а рядом, зажимая рот и давясь от смеха, согнулся пополам Никитин.

– Тоже мне, экзорцисты нашлись, – выдавил из себя парень.

Он хотел сказать ещё что-то, но подавился новым приступом смеха.

– Настенька, – произнёс я, растянув губы в снисходительной улыбке. – Вы путаете инспекцию с инквизицией.

– Чё, правда, чё ли? – пискнула юная ведьмочка. – А я-то думала. Вот я дура! – воскликнула девушка, на лице которой почти мгновенно заполыхал сочный румянец.

Она вздохнула, а потом выдала скороговоркой такую тираду нецензурной брани, что даже мне стало любопытно, откуда столь юная особа знает эти слова. Впрочем, Настя в деревне росла, а не в институте благородных девиц, там все бранью владеют.

Кстати, об институтках. Я сделал шаг в сторону, остановившись перед Аннушкой.

– А с вами что? – спросил я, вглядываясь в потухший взгляд красных, готовых намокнуть горючими слезами глаз.

Девушка медленно покачала головой.

– Тоже дура, – тихо произнесла она.

– Вы сговорились? Тоже инквизиция?

– Нет, – тихо ответила девушка, глядя в пустоту, – просто я дура.

Я вгляделся в полное безразличия лицо. Марк Люций внутри меня молчал. Этот циничный патриций понятия не имел о сострадании и сопереживании. Зато зашептал Евгений. Романтик от природы, он трепетно относился к противоположному полу, посему мог быть искренне деликатным и внимательным.

И как я не сошёл с ума в первые годы? Они же разрывали меня на куски в своём молчаливом противостоянии. Тёмная и светла половинки. Сейчас их уже не разделить, они слились воедино, но по первости я просиживал в кабинете, обхватив голову руками или нарочно старясь обжечь пальцы о горячую лампу. Мне казалось, что это дурной сон, от которого я не мог никак пробудиться.

– Давайте потом обговорим, а сейчас соберитесь. Договорились?

Аннушка кивнула, а я поправил у неё на платье кружевной ворот.

– Пойдёмте, – произнёс, глянув на лестницу в ожидании Ольги, но той не было.

Мы быстро вошли в обеденный зал, где ревизоры уже доедали горячую закуску и допивали графинчик с водкой. Как оказалось, Маша им шепнула, что это напиток из другого мира, и те просто не смогли устоять, чтоб не вылакать всё, хотя бутылку я приобрёл в магазинчике неподалёку.

– Кто у нас здесь? – протянул своим высоким голосом толстяк, доставая из подставленного ему саквояжа бумагу с печатями. Я думал, что он спрашивает, но оказалось, вопрос был риторическим, так как он продолжил свой монолог. – Евгений Тимофеевич Тернский, руководитель отряда, а заодно и Новообского отделения. Тут написано, что вы потеряли в ходе своей деятельности двух сотрудниц и несколько приданных вам кирасиров. И все из-за вашей же некомпетентности. Что скажете?

– У нас была непредвиденная ситуация, – негромко произнёс я. – Пришлые были крайне зло настроены и сильно вооружены.

– Это не оправдание, – с ухмылкой ответил толстяк.

А я в сей миг думал, что фарс с проверкой был неспроста. Так кричала интуиция, но фактов нет, и потому мне оставалось только ждать дальнейшего развития событий.

– Ладно, – довольный собой продолжил толстяк, – Анна Дмитриевна Кукушкина, провидица.

Ревизор достал из саквояжа колоду карт и две игральные кости с точками на гранях, а я вздохнул. Это не самые любимые предметы для Аннушки. Сама же девушка отрешённо смотрела в пол.

– Ну-с, приступим, – ухмыльнулся ревизор и, открыв неновую, однако, пачку, достал карту рубашкой к девушке.

А я стиснул кулаки. По результатам этой проверки Анну можно запросто подвести под увольнение, но она же очень сильный провидец. Зачем карты?

Кукушкина подняла глаза на проверяющего, а потом перевела взгляд на карту. Минуты две она молчала, прежде чем заговорить. Было слышно сопение толстяка, вздох Сашки и шмыганье носом Настеньки.

– Ева о семи клыках, – тихо произнесла Анна.

Толстяк озадаченно скривился, совсем как я недавно, когда сам показывал карты своей помощнице.

– Почему? – спросил он, повернув карту, на которой была изображена дама червей. – Еву ещё могу понять, но клыки тут при чем?

Девушка пожала плечами, а ревизор достал следующий глянцевый прямоугольник, выжидающе глядя на девушку. Анна снова сделала паузу, прежде чем заговорить. Но когда заговорила, то с ее губ сорвались рифмованные строки.

Все замерли. Такого даже я на своей памяти не видел, чтоб провидцы стихами излагали. Зачастую они и сами не понимали всего из того, что наговорить могли. Порой за каждой строкой скрывался свой кусок пророчества, а порой все стихосложение было одним большим пророчеством. Но пока не свершится, никто ничего не поймёт.

– Вы с ума сошли?! – повысил голос ревизор, и Анна опустила глаза, лишь легонько улыбнувшись. – Пётр Иванович, запиши, непригодна к службе.

Писарюшка быстро достал толстый блокнот, оглянув зал, а потом замер с раскрытым ртом, глядя в сторону двери.

– Ну ты что, уснул? – снова повысил голос толстяк, но писарь лишь толкнул своего начальника в бок.

Все уставились на дверь, а там стояла Ольга. Она была совершенно обнажена, отчего я невольно пробежался взглядом по упругим грудям с розовыми сосками, тонкой талии, красивым бёдрам и тёмному треугольнику внизу живота. Можно было бы пошутить, что с глубиной декольте вышел явный перебор, вот только моя супруга прижимала к виску ствол револьвера. Лицо было дико перекошено, глаза остекленели, а из прокушенной губы по подбородку стекала кровь, капая на левую грудь.

Ольга сделала шаг босыми ногами, двигаясь при этом словно деревянная кукла, словно марионетка в трясущихся руках кукловода.

– Оля! – выкрикнул я, подавшись вперёд.

Супруга сделала ещё один шаг, а потом едва слышно процедила сквозь стиснутые челюсти.

– Помоги.