Пронзительно зазвенел-задребезжал телефон, продолжая потом долго и настойчиво звать к своей великой персоне. Я поднял глаза на аппарат, лежащий на стойке дневального, желая только одного – послать звонившего подальше, а потом поднялся со ступней. День начался крайне неудачно. Сперва комиссия, один из членов которой решил скончаться, потом Настя вбила себе в голову, что это из-за ее проклятия, а следом землетрясение неизвестной природы. В окрестностях Новообска такое явление подобно выражению, когда рак на горе свистнет.

– Возьми трубку, – буркнул я в сторону дневального, а сам начал подниматься по ступеням.

Нужно проверить, как там Ольга. Тот факт, что все ставшие зомбиями люди превратились в безумных, лишенных человеческого рассудка тварей, ложился на сердце тяжёлым грузом. И Евгений и Марк Люций были в этом отношении солидарны.

– Вас! – громко произнёс хмурый дневальный, зажимая рукой трубку.

– Кто? – обернувшись, спросил я, совершенно не желая с кем-либо разговаривать.

– Господин барон!

Я снова поглядел на верхний пролёт лестницы, ведущий к жилым комнатам. Пальцы стиснули перила в желании послать даже начальника, но все же, после нескольких секунд колебаний ноги понесли меня вниз. Глаза при этом ещё раз пробежались по опавшей штукатурке, лопнувшему стеклу и небольшой трещине вдоль стены. Впрочем, вряд ли серьёзной. Скорее всего, на ладан дышащая штукатурка отошла. Дом крепкий, даже такой толчок не сможет его обрушить. Нужно нечто более серьёзное, нежели сейчас.

Подойдя к стойке дневального, я нехотя вырвал у того из протянутой руки трубку и приложил к уху.

– Тернский у аппарата.

– Женя, – тут же заговорил прибор голосом Бодрикова, – у вас все в целости и сохранности?

– Если не считать инспекции, то да, – ответил я, не решившись больному барону докладывать о ситуации с толстым ревизором.

– Инспекции? – переспросил Бодриков. – У нас не должно быть никакой инспекции.

Я глянул в сторону двери в обеденный зал, немного пожевав губу. Инспекции не должно быть, но все же она тут. Занятно.

– Они с конвертами. Все опечатано казёнными печатями официальных должностных лиц. И предписание имеется, и удостоверения подлинные.

– Ладно, потом разберёмся, – произнёс барон. – Мне уже радиограммы пришли. Все спрашивают, требуют немедленных ответов. Я знаю только, что телефонная линия на западное направление оборвана, а пробой фиксировали даже в Томске и Тобольске. Значит, слушай меня, ты должен стать моими глазами. Незамедлительно отправляйся по окрестностям, выясни, что произошло. Доклад также должен быть незамедлительным. Ты понял?

– Да, – буркнул я, положив трубку и снова направившись наверх.

На этот раз никто не помешал моему восхождению. После толчка писк от приборов, слышный до этого по всему особняку, сменился звоном тишины в ушах и лёгким скрипом половых досок под ногами. До наших апартаментов дошёл в тяжелейшем состоянии духа. Дверь была слегка приоткрыта, отчего виднелась небольшая щель, и опять же тишина.

Смазанные петли ни капельки не скрипнули, когда я потянул за ручку, а глазам открылся вид укрытой одеялом Ольги, мерно сопящей в глубоком сне, горничной Даши, сидящей подле неё с полотенцем в руках, и Сашки. Наш балагур уселся на табурет, прислонился спиной к дальней стенке и тоже спал, открыв рот, как малое дитя.

– Как она? – тихо спросил я, подойдя поближе.

– Жар у неё. Бредила. Вас звала, пребывая не в сознании, – ответила горничная.

– Попыток самоубийство не было?

– Нет, ваше высокоблагородие. Только жар. Она словно борется с недугом.

Я кивнул, а потом сделал ещё пару шагов и, склонившись над кроватью, поцеловал супругу в щеку.

– Не сдавайся.

– Ваш высокоробродь, – раздался из щели в приоткрытой двери тихий голос дневального. – Вас ревизоры требуют. Этот жив оказался. Они его водой отпоили как-то там, понятно. Ну, жив он.

– Понял, – с облегчением буркнул я, а потом вышел из комнаты и направился к лестнице.

Только сейчас пришло осознание, что руки до сих пор стискивают загадочный клинок, оставлявший сияющие волны в воздухе. Однако спустившись, я подхватил шляпу, трость и пальто.

– Вызови часового, – приказал я дневальному, который успел сбежать по лестнице быстрее меня и занял полагающееся ему место.

Минуту спустя в дверь вбежал боец в серой шинели и винтовкой на плече. Он молодцевато щёлкнул каблуками юфтевых сапог и замер по стойке смирно. Я поманил его пальцем, а сам вошёл в обеденный зал. Толстый ревизор, держась за грудь, хрипло дышал. Он взгромоздился на кресло и сидел там весь бледный и в испарине, словно чудом избежал смерти. Впрочем, так оно и было.

– Господа, – громко произнёс я, – до выяснения обстоятельств столь загадочного происшествия, я не рекомендую вам покидать это помещение. Для вашего же блага вас будет охранять часовой.

– Вы себе много позволяете, – надменно произнёс отставной вояка, взяв на себя роль старшего.

– Это для вашего же блага. Выпить и поесть вам будет предоставлено, – с нажимом повторил я, а потом поманил рукой, подзывая стоящую у камина Аннушку и вышел.

Та сменила хмурое состояние на немного растерянное, но заметив мой жест, ловко выскочила из зала.

– Ну, – обратился тем временем я к сидящей на крыльце зарёванной Настеньке, – ты так и будешь заниматься самобичеванием, или все же осознаешь, что произошедшее – лишь глупая случайность и нелепое совпадение?

– Это не совпадение, – прошептала юная ведьмочка, вскакивая со ступеней и одёргивая подол длинного черно-белого платья.

– Он живой, так что без разницы, – буркнул я.

– Живой? – просияла Настя, подняв голову и поправив выбившуюся из причёски чёлку.

В неё словно вдохнули жизнь. А я улыбнулся. Она пока ещё девица-подросток и смена чувств и настроения для неё явление одного мгновения. Вот она прыгает босиком по лужайке, а через секунду уже печалится и ревёт в три ручья о том, что она некрасивая или непутёвая. Спустя минутку опять прыгает по траве с ещё большим остервенением, словно пытаясь наверстать те мгновения, что была в тоске.

– Пойдёмте, – по возможности поласковее поманил я девушек.

Наверное, не стоило их брать с собой, но и оставлять с ревизорами тоже нельзя. Съедят.

Мы быстро выскочили во внутренний двор, а там и в гараж зашли. Дверь в хранилище авто я старался открывать и закрывать сам. Это время экономило, да и слепок на воротах проверить нужно. Караул караулом, да только не доверял я эту ценность никому.

Звучно клацнув рубильником и отсоединив разъем зарядного кабеля от машины, я хотел было сесть на водительское место. А потом остановился с открытой дверцей, положив на неё ладонь. Машина по ухабам городка едет неспешно. Ненамного шустрее, чем быстрая бричка. Управление тоже несложное. Рулевое колесо да две педали – контроллеры электромотора и тормозов.

Я притронулся к рулю. Передние колеса послушно повернулись вправо с легким шуршанием каучуковых шин. На машине имелся такой чудный прибор, как электроусилитель. Что-что, а эта новинка, доставшаяся нам от попаданцев, быстро нашла любовь и признание в среде водителей.

– Аннушка, садитесь на водительское место, – произнёс я, доставая револьвер и упаковку патронов из кармана, которые я взял у дневального.

Оружие нужно было проверить и зарядить. А делать это и рулить одновременно – то ещё удовольствие.

– Я? – опешила девушка.

– Да, – ответил я, обходя машину и с неким ехидством садясь на пассажирское место справа от водителя.

Аннушка нахмурилась, а запрыгнувшая сзади Настя замерла в предвкушении зрелища. Наконец, провидица, несколько раз качнувшись на месте с вытянутым лицом, села на кожаную сидушку. А там уставилась на приборную панель. Для выпускницы института благородных девиц аппарат был непривычен, как мужику пяльцы для вышивки, но это лечится сарказмом и инструкциями. Все равно обслуживать не ей.

– Аннушка, я не могу сейчас сам. Сашка за Ольгой следит. Водителя нам в штат не дают.

– Я тоже не смогу, – ответила барышня, поджав руки.

Она явно боялась.

– Сможете. Не могу же я всегда просить Баранова. Он не наш сотрудник.

При упоминании о штабс-капитане Аннушка стиснула зубы, заставив меня нахмуриться. Уж не между ними ли произошёл какой непонятный инцидент? Может, он непристойности предложил?

– Что делать? – тут же спросила провидица.

– Сейчас руль ровно, а как выедете из гаража, выверните налево, к воротам. Авто неширокое, прекрасно проходит в створки. Чтоб тронуться, опустите рукоять ручного тормоза, а потом выжмите ногой правую педаль. Только не сильно, а то не управитесь.

Анна с диким выражением лица положила руки на руль, втянув при этом голову в плечи, а потом нажала на педаль. Клацнул контакт, двигатель легонько загудел, но машина не тронулась с места.

– Ручной тормоз, – мягко повторил я, откинув дверцу барабана револьвера и со щелчками провернув его. Не хватало всего нескольких патронов, которые я ловко вытащил из пачки и сунул в каморы. – Справа от сидения. Да, этот рычаг.

Механизм легонько щёлкнул, и не перестающее гудеть двигателем авто дёрнулось с места. Анна взвизгнула и, бросив руль, закрыла ладонями лицо. А я вздохнул. В том, чтоб посадить девушку за руль, не было совсем уж большой необходимости, но мне нужно ее чем-то занять. Может, я и глупость совершаю, но хотелось какую-нибудь хорошую глупость. Обе половинки души хотели.

– Еще раз, но спокойнее.

Аннушка зажмурилась и снова положила дрожащие руки на руль. Я усмехнулся и вытянул шею, смотря вперёд, чтоб она носом не зацепила ничего. Но проем ворот почти в полтора раза шире авто, не должна зацепить.

– Не брякнет. Не брякнет. Не брякнет, – монотонно забормотала она, а машина медленно и рывками начала ползти вперёд.

– Эй! – раздался сзади звонкий голос Насти, – А чё она с закрытыми глазами?!

Я резко повернул голову, и оказалось, что Аннушка действительно сидела плотно зажмурившись.

– Смотрите, куда едете, – по возможности мягко произнёс я, скрипнув при этом зубами, но в действительности хотелось заорать и отобрать руль.

Лишь в последний момент я сдержался, хотя сердце внутри сжалось от неприятного предчувствия. Водитель-провидец. На это стоило взглянуть, но краской запастись для царапин на машине тоже придётся. Равно как и запасными частями.

– Не брякнет, – повторила Анна и облизала пересохшие губы.

– Да вашу мать, – выругался я, – на дорогу глядеть надо.

Девушка подняла веки, да вот только остекленевшие глаза с сузившимися до размеров булавочного острия зрачками все равно ничего не видели.

– Анна, с вами все хорошо?

– Да, – сухим голосом ответила она, а лицо ее покраснело, под платьем ходуном заходила грудь, словно от сильнейшего возбуждения. – Не брякнет. Не брякнет, – повторяла она, как заклинание.

Я стиснул край двери пальцами и глядел то вперёд, то на девушку. Авто тем временем плавно повернуло, ведомое находящейся в трансе девушкой.

– Одна-две секунды хватит? – вдруг спросила Анна, не поворачивая головы. – Я дальше глядеть не смогу.

– Чего?

– Кочка, – нервно сглотнув, вместо ответа произнесла девушка, и машина действительно дёрнулась, провалившись колесом в выбоину на дороге, стоило ей миновать открытые створки выездных ворот.

Что-то внутри меня кричало, что это дурная затея. Но отступать тоже не хотелось.

– Барин, можа я пешая? – пискнула сзади Настя, но я не ответил, вращая головой, готовый выхватить руль из тонких девичьих пальцев.

Хотел бурных эмоций, получай, как на заказ. Анна сделала глубокий вдох. Ее зрачки быстро увеличились, почти вытеснив радужку, а потом так же быстро сжались, став точкой.

– Вы только не спешите, – протянул я, стискивая дверь рукой и нервно сидя на кожаной сидушке.

– Куда? – сухим голосом спросила Аннушка.

У неё словно выключили мешающие дару чувства.

– Направо, – только и выговорил я. – И понежнее. Как с любимой кошкой. Или как с любимым мужчиной.

Наверное, зря я это сказал. Анна не изменилась в лице, но выжала педаль контроллера до упора. Авто дернулось, шаркнуло шинами по дороге и начало быстро набирать скорость. А машинка-то хорошая, до сорока верст в час может разгоняться на такой дороге. На мягонькой, укатанной грунтовке вдоль пшеничного поля или по хорошей асфальтовой дороге так и вовсе до семидесяти.

– Бух, – выдохнула Аннушка, и авто снова нырнуло в ямку, сильно ударив по копчику.

– Тут, вообще-то, тормоза есть! – заорал я, понимая, что сейчас до девушки можно только докричаться.

В следующую секунду мой нос чуть не соприкоснулся с ветровым стеклом, так как авто с визгом клюнуло носом, и прокатившись юзом около метра, замерло. Я обернулся. На заднем сидении с выпученными глазами застыла, сжалась в комок, Настя. Рядом с ней лежало радио, которое я старался теперь держать всегда в готовности. Тем более передатчиков у нас было несколько, и жмотничать не стоит.

– Так не надо! – выкрикнул я, а потом показал рукой вперёд. – Потихоньку.

Однако это слово явно не относилось к Анне, так как машина снова завыла электромотором, ещё раз дёрнувшись, на этот раз на каком-то булыжнике, попавшем под правое колесо.

– И руль тоже есть, – буркнул я. – Кочки объезжать можно по кругу.

Я снова вздохнул, не зная, каким богам молиться. А девушка повела машину вперёд. Мне только оставалось вовремя указывать направление. Благо улица была пока прямая и безлюдная. Но стоило разогнаться и немного успокоиться, как авто снова юзом пошло по дороге, поднимая пыль.

– Что на этот раз? – выкрикнул я, уже откровенно начиная выходить из себя.

А из узкой подворотни почти под колеса выскочил какой-то карапуз, следом за которым с воплем: «Куда?!» – выбежал паренёк постарше, ухватив дитя под руки и исчезнув обратно в подворотне.

Я сидел и, часто дыша, скрипел зубами. Внутри колотилось сердце. Ребёнка невозможно было увидеть. Совершенно невозможно. Разве только предвидеть события на несколько секунд вперёд. Не об этом ли она говорила?

Машина дёрнулась и снова покатилась вперёд, на этот раз мягче и плавнее. Я шмыгнул носом и провёл влажной ладонью по лицу.

– До конца и налево.

Почему туда? Просто с той стороны доносился гул водопада. По мере нашего приближения шум падающей воды становился все громче. И любопытство со временем перевесило чувство недовольства Анной за рулём, тем более что ощущение неправильности происходящего придавало всему нотку сюрреализма.

– Налево! – прокричал я, показав рукой в сторону широкого проулка между одноэтажными домиками.

А как миновали, сразу показался берег реки, а потом и то, отчего все невольно застыли.

Стоило Аннушке остановить авто, как я выскочил, испачкав ботинки в мокрой грязной траве. На берегу стоял народ. Некоторые крестились, некоторые причитали, но из-за рёва воды слов не было слышно.

А примерно в одном километре от нас Обь обрывалась в огромный разлом. Какой он был глубины, узнать не представлялось возможным, но судя по тому, что с момента землетрясения прошло достаточно много времени, а провал до сих пор не заполнился, то очень глубокий. В трещину шириной в добрые триста метров с двух сторон падали сте́ны мутной, поднимающей радужные брызги воды, одна с нашей стороны, а другая с той, отчего ниже по реке течение повернулось вспять.

Я хотел было приблизиться, но на том краю реки берег лопнул, и кусок его огромным оползнем сошёл в бездну, уволакивая с собой небольшой домишко вместе с пристройкой и половиной огорода, хорошо, если без людей. Желание приближаться сразу пропало.

Сам провал тянулся поперёк реки, начинаясь справа у лопнувших холмов и уходя куда-то влево, огибая город. И хорошо, что земля лопнула не посередине Новообска, а аккурат по северному его краю, где и домов-то было негусто.

За рукав меня кто-то дёрнул, и я повернулся.

– Радива, пищит! – перекрикивая водопад, сообщила Настя.

Я ещё раз обернулся на чудовищный пролом и подошел к машине, где, вытянув руку, подхватил телефонную трубку.

– Тернский у аппарата! Что?! Не слышу! Ещё раз! Какой ещё, к черту, замок?! В смысле, каменный с башнями?! Где?!