– Что с Анной? – тихо спросил я, перехватив правой рукой электрическую трость за середину и поравнявшись с Настей, которая уже приловчилась передвигаться в механической кирасе.

Девушка даже перепрыгивала небольшие колдобины и промоины на дороге вместо того, чтоб обходить или осторожно перешагивать. Порой уходила в сторону и играючи ломилась через заросли шиповника, прикрывая рукой лицо. Воистину беззаботная девчонка.

– Ничё с нею не случилося. Опять переутомилася где-то, а ожогов нет. Разве чё волосы покороче подстричь придётся. Но это не позор. Это же, как её там… боевая потеря.

Я улыбнулся, отстал от девушки, а потом поглядел на ноги. Штаны и ботинки были испачканы грязью и кровью настолько, что их, наверное, придётся выбросить. Но тут ничего не поделаешь, тоже боевые потери. Однако настоящие потери сейчас тащили скакуны. Трупы раздавленного разведчика и разорванного пополам тракториста положили поперёк лошади. На другую лошадь посадили светленькую девушку-потеряшку, которая вцепилась в седло так, словно ни разу в жизни не то что верхом не ездила, но и кобылу живой не видела. Хотя, вполне может быть.

Они с Анной сидели на одной кобыле. Благо обе невесомые, как Дюймовочки.

– Шеф, – окликнул меня Никитин, ему я поручил нести неисправную Аннушкину кирасу, – а чё, по рации нельзя вызвать подмогу, ну или там грузовое такси?

– Рация сгорела вместе с телегой. Да и пока выпрошу у вояк транспорт, весь день пройдёт.

– Жаль, а то даже в экзоскелете тащить тяжело.

– В чём? – переспросил я.

– Слово вспомнил. У нас такие кирасы только проектируются. Работающих нет. Надо же. На Луне побывали. Всю Солнечную систему перефотали, а экзоскелеты у вас раньше получились.

Сашка вздохнул и замолчал. А я подошёл к сидящей в седле конезице, на которую хмуро поглядывала Ольга, не выпускающую из рук свою картечницу. Она шла там вместе с разведчиками, разве что один вели под узды лошадей с трупами. Кобылу с барышнями вёл под узды Баранов. Он всё время бросал виноватый взгляд в сторону Анны, словно согрешил в чём.

Надо признать, что спутники конезицы тоже спешились, сопровождая свою госпожу. А сама Огнемила с любопытством поглядывала на всех нас. Её можно понять, чужой мир, чужой язык, чужие люди. Мне-то проще было, я имел половину местного жителя в себе, будучи коктейлем из двух несмешиваемых, но и не разделимых на части душ.

– Далече до дому твоёгу? – спросила она, вглядываясь в показывавшиеся впереди трубы заводов и крыши многоэтажных домов.

– Нет. Всего десяток вёрст.

Конезица кивнула в ответ и снова вгляделась в приближающуюся верхушку города. Всё это время она сжимала в руке небольшую склянку, похожую на ту, что защищала Мстислава от пуль. Иногда задумавшись о чём-то, начинала теребить кожаный шнурок, один конец которого был намотан на горлышко, а второй можно было повешать на шею. Видимо, слово «оберег» для них не пустой звук.

– Шеф! – снова позвал Никитин, – там развилка. Нам же налево?

– Прямо пойдём! – прокричал я. – Там переброшен деревянный мосток через речку. Пешими быстрее здесь будет.

Вскоре двойная колея превратилась в широкую тропу без следов телег или машин, а навстречу попался грязный мальчишка-пастушонок, машущий длинным прутиком. Он пас трёх испачканных коз, которые деловито и самозабвенно жевали траву. При нашем появлении мальчик замер с открытым ртом. Ещё бы, и кирасиры, и странно одетая процессия были незабываемым зрелищем.

Через две сотни метров мы вышли к широкому оврагу, где текла Малая Ельцовка. Вот только моста через неё не существовало. Были голые сваи, вбитые в дно илистой речушки, была тропа, прерываемая неспешным потоком мутной воды, и уходящая вверх по крутому противоположному берегу. А моста не было, словно его разобрали.

– Возвращаться придётся, – буркнул Сашка.

Его оптимизм пропал, словно испарившись вслед пророненной крови и потерянным жизням после недавних событий.

Я поглядел на новенькие гвозди, торчащие из свай, а потом опустил взгляд на оружие пришлых террористов, которое висело на плотном тряпичном ремне у меня на шее. Их мы тщательно осмотрели, прежде чем двинуться в путь, и ничего подозрительного не нашли, но мне не давало покоя слово, произнесённое одним из них. Внесистемная. И бой они начали после того, как поиграли в молчаливые гляделки с девушкой. Они друг друга узнали, и молчаливая Белоснежка, как начали величать пришлую за цвет волос, на что-то надеялась, но те решили по-другому.

А если так, то и мост разобран не просто так. Вполне возможно, что на большой дороге нас подстерегают. Но если не начали новый штурм сейчас, то возможно, сил у них не столь много, чтоб распылять их по всему берегу.

Я обернулся, вспоминая грязного пастушка. Не мог он далеко отойти от дома. А это значит, что короткий путь на ту сторону есть.

– Идём вброд! – громко произнёс я.

– Как вброд? – удивился Никитин, поглядев на камыши, глиняный скат оврага, разрезанный тропой, и тихо журчащую воду.

– Ты не знаешь, что такое брод? – переспросил я и направился к сваям пропавшего мостка.

Вода была не тёплой, но и не ледяной. Ноги промокли сперва до колен, а потом и до паха. Костюм точно придётся выбросить, такой не отстирается никогда.

Сзади раздалось недовольное ржание и всплески. Лошадь, что несла трупы, не очень сильно жаловала переправы. Особенно такие, как здесь, с илистым, вязким дном.

Перебрались быстро. А потом ещё топали по широкой тропе больше километра, прежде чем вышли к железной дороге.

Я подождал, когда подтянутся все, и подошёл к Ольге, у которой после долгого пешего марша в полной броне со лба текли ручьи пота, а волосы стали мокрые, хоть выжимай, как мочалку в бане. Она тяжело дышала, а лицо её раскраснелось, но с таким румянцем ей шло куда больше чем с болезненной бледностью.

– Как ты? – спросил я, достав из внутреннего кармана сюртука чистый платок.

– Сам не видишь? – тихо огрызнулась супруга, дунув на прилипшую чёлку.

Я взял тряпицу и осторожно протёр Оле лицо.

– Держись, мы скоро придём.

– Я устала, – вдруг произнесла Оля, поджав губу. – Давай, когда прикончим ту тварь, съездим на отдых в столицу. Высший свет поглядим.

– Тебе обязательно убивать кого-то?

– Ты не понимаешь, – прошептала она. – Пока эта тварь жива, я буду у него на крючке. Я в любой момент могу приставить к виску пистолет, выпить яду, шагнуть под поезд.

– Тоже мне, Анна Каренина, – ухмыльнулся я, подавшись вперёд и легонько поцеловав супругу в солёные губы. – Ты поезд на скаку остановишь, в горящий Зимний войдёшь.

– Чудище! – раздался рядом женский вопль. – Володычица, чудище полозети!

Я обернулся, думая, что это кричит Огнемила, но оказалось, орала её служанка.

– Пойду вразумлять гостей, – произнёс я на ухо Ольге и отправился вперёд, к самой железной дороге.

Не дойдя до рельсов около пяти метров, остановился и развернулся. Конезица сидела на своей лошади, вытаращив глаза на железного монстра, несущегося к нам. Телохранители и служанка побледнели до состояния китайского фарфора и бросали взгляды то на меня, то на свою повелительницу.

– Добро пожаловать в наш мир! – произнёс я, разведя в сторону руки, и в этот момент за спиной пронёсся тысячетонный паровоз, обдавая меня порывами ветра, заглушая всё стуком железа о железо и рёвом гудка.

Казалось, лошади пришлых взбрыкнут и сбросят своих седоков на поросшую густой травой землю или пыльную тропинку.

– Что сие есть такое? – стараясь держать себя в руках, спросила Огнемила.

Она направила свою кобылу ко мне поближе, но та испуганно дёргалась и перебирала ногами на месте.

– Паровоз, – с ухмылкой ответил я, – большая машина.

– Паровоз. Машина. Что сие? – поиграв словами на языке, переспросила попаданка.

А я даже не знал, как ей это объяснить.

– Это огромный котёл на колёсах. В нем кипит вода, вырывается паром наружу, но перед тем, как стать свободным, двигает и сам паровоз, и все большие телеги за ним.

– Аз есмь думахо, что сие есть дух ручный, – поглядев вслед убегающему к горизонту поезду, протянула Огнемила. Она сжала в кулаке склянку, которую таскала с собой. – Духо многие суть сьдесе. Суть многия и многия тьмы. Леготно их приручати, но такого духа, что двигати сей воз, приручати не льга. Мочи такой не есть.

– Сил нет на таких могучих духов? – вслух перефразировал я, поставив галочку напротив слов о том, что эфирных созданий у нас не просто много. А очень много. – Нет. Мы не пользуемся духами.

– Пошто? – удивилась Огнемила. – Они суть много. Пошто не пользуете?

– Не умеем, – виновато улыбнувшись и пожав плечами, ответил я.

Конезица замолчала, обдумывая мои слова, изобразив при этом такую физиономию, словно решала в уме задачку «Казнить нельзя помиловать». Она разжала кулак, оставив лежать на подставленной ладони склянку с эфирным созданием, а потом состроила ехидную рожицу.

– А иже ты, Евгене Тимофеявиче, подмогу мне буде свершил, аз буде учила тебя. Духи многия деяния могут свешити, многия помощи содеяти. Они моути оберегти, да искати и бити недругов. А еще они могути шептати. Шептати о ворогах, как тот, что семиг за нами зрит, и нас хочет убити.

Девушка приложила свой оберег ко лбу, закрыла глаза и замолчала на несколько секунд, а потом бросила талисман на землю. Склянка упала в придорожную траву, вспыхнув изумрудным пламенем. Из этого сверхъестественно костра возникло быстрое создание цвета свежих листьев. Оно походило на громадного зелёного волка.

Одновременно с этим Анна, сидящая по-женски боком на лошади, вскрикнула и толкнула светленькую попаданку, отчего та упала в пыль почти под копыта.

– Усме́рти! – заорала конезица, указав пальцем куда-то в сторону, и громадный волк размазался в воздухе, метнувшись к зарослям ракиты неподалёку.

В следующую секунду вопль боли разрываемого на куски человека смешался с выстрелом.

Анна замерла и кулём упала вслед за девушкой-попаданкой. Спина нашей провидицы была сплошь покрыта кровью, словно в неё попали картечью из охотничьего ружья.

– Настя! – закричал я. – Настя! Лечи!

Все бросились к нашей юной сотруднице. Ближе оказался штабс-капитан, который, не задумываясь, разорвал на девушке белый поддоспешник, в который та была одета. Он освободил Аннушку от одежды и взял на руки, прижав к себе. Было видно, что его глаза на секунду остановились сперва на безвольном лице провидицы, потом на небольших, но аккуратных белых грудях.

– Быстрее, Настенька! – закричал он.

Я встал рядом. Сейчас от меня помощи никакой не было. Я мог убивать, мог сам лезть под пули и на штыки, мог без отдыха идти по следу не хуже легавой, но вот вытаскивать кого-то с того света не умел. Только и оставалось, что стоять и глядеть с пустеющим сердцем на умирающую девушку.

Одетая в кирасу Настя упала рядом с ней на колени, подняв огромной механической тушей пыль и сломав торчащие у дороги листья лопуха. Она попыталась сперва сдёрнуть механические перчатки, а потом зарычала, как рассерженная куница, и перевернув Анну на живот, положила на кровоточащие раны руки прямо так – в броне, и стала что-то торопливо бормотать.

Что сталось с тем стрелком, думать не хотелось. Наверняка ничего хорошего. Если огненный медведь превратил громадный трактор в кучу оплавленных обломков, то эта зелёная зверюга шансов точно не даст.

А упомянутый зверь, всколыхнув пространство, возник рядом со своей госпожой, облизнулся прозрачным изумрудным языком и сжался в точку. Этот светлячок совершил несколько размашистых зигзагов, обогнул лошадь с хозяйкой и нырнул в неразбившуюся склянку, как восточный джин.

Конезица подняла руку, и один из её телохранителей подхватил из травы колдовской бутыль, а потом вложил в руку Огнемиле. Да, если меня научат таким трюкам, будет весьма нелишне.

– Не смей дохнуть! – вдруг закричала Настя.

По её перчатке проскользнула рубиновая молния, перепрыгнув на белую кожу. Мгновениями спустя под пальцами вспыхнул алый свет, гудящий, как электрическая дуга. Кожа на спине Анны пошла волнами. Из ран толчками потекла тёмно-красная густая кровь с неприятными чёрными комками. Приглядевшись, в этом месиве можно было разглядеть смятые картечины.

Вскоре сияние утихло, а целительница безвольно уронила окровавленные руки вдоль тела. На перчатки сразу налипла хищная до всего жидкого пыль, и пыли было всё едино, что вода, что слёзы, что кровь. Она все их в равной мере сделает грязью.

Белобрысая попаданка сидела рядом на коленях, прижав руки к груди и не шевелясь. А глаза её, наверное, хотели превратиться в большие блюдечки. Столь велики они были. На лице поселилось полнейшее неверие в реальность происходящего.

– Усё, – пробормотала Настя, устало глядя перед собой. – Кончилося.

– Что всё?! – чуть не сорвался в крик Баранов, до сих пор держащий на руках неподвижную девушку.

– Варенье у меня усё дома кончилося, – уныло произнесла рыжая ведьма и тяжело вздохнула. – И какава кончалась.

– Какие, к чёрту, какао и варенье?!

– Обычное, – выдохнула Настя. – Жрать хочу, мочи нет.

– Что с Анной Дмитриевной?! – прокричал Баранов, уже не стесняясь того, что перед ним девушка.

– А паровоз уже был, или ещё будет? – раздался тихий, усталый шёпот. – Всё так запутанно.

Я поглядел на провидицу, которая через силу облизала посиневшие, как на промозглом холоде, губы. И все дружно выдохнули.

– Живая, – протянул Баранов, задрав лицо к небу, – а я хотел на фильму пригласить. Наверное, не время.

– А как же… – начала Аннушка, а потом поморщилась, и по её щекам потекли слёзы. – Пока все предвидения сбывались. Почти все.

Она замолчала, а потом повторила часть своего пророчества в стихах.

– Не понимаю, – произнёс Сашка, слушавший тихое бормотание Аннушки через моё плечо.

Если вздумает на него навалиться, будучи в кирасе, то точно пару-другую костей сломает.

– Что непонятно? – спросил я, вспоминая все события, которые произошли с нами.

– Всё непонятно.

– Долина зверя, кругом очертанья – это земли конезицы Огнемилы. Они же круглые. Зверей ты уже видел. Свет голодный – это Настя с её целительной волшбой и вареньем, Яростная тьма – Ольга в моей чёрной кирасе. Рыцарь лампы – это я. Леди состраданья – наверное, опять конезица. Тут сам не понял. Блеск клыков ты только что видел. Гордость стали – проехавший паровоз, когда я представлял наш мир. Дыма и огня было много – особенно когда рванула та ручная мортира террористов. Радуга пера – это расписанные тобой кирасы. Про бездну и треснувший мир объяснять, думаю, не стоит.

– А там ещё было что-то.

– Воздух, скованный стеклом, ты сам к электричеству подключал. Там дух воздуха запрятан, – продолжил я пояснять, и показал на Ольгу. – Демон, нитью упоенный. Его надо найти, но сперва визит к господину барону совершим. Про остальные строки я пока не понял. Они могли свершиться без нас, а могли пока ещё не свершиться.

– Не сбылось, – сквозь слёзы прошептала Анна.

– Что не сбылось?

– Другая не сбылась. Она ещё будет.

– Какая другая? – снова вмешался Баранов.

– Не надо фильму, – всхлипнула Аннушка, – потому что другая будет.

Штабс-капитан, нахмурившись, поглядел на меня.

– Вот ровным счётом ничего не понимаю.

Я протяжно вздохнул, ставя себе задачи на ближайшее будущее. Барон. Кукловод. Огнемила. Пришлые террористы.

– Конезица, ты с нами?

Девушка поглядела вперёд, где красовались верхушки домов и трубы заводов, а над леском словно мыльный пузырь плыл одинокий цеппелин. Там был разлом и сейчас велась оценка ущерба и примерная смета на строительство обходного пути и нового моста.

– Аз зело позрети на сии чуды хочу, – кивнув, ответила девушка.