Зайдя в особняк, первое, на что я обратил внимание – это на отсутствие часового у входа в обеденный зал, а второе – на громкий смех и до боли знакомые голоса. Из-за эха не совсем понятно, что обсуждалось, но беседа была весьма оживлённой и дружеской. Мои внутренние сущности в который раз проявили полное единодушие, пребывая в недоумении. Может, сдружатся наконец.

Я положил шляпу на стойку дневального, которого тоже не было, и снял сюртук, перекинув через локоть левой руки. В ладонь, по возможности сделав незаметным, вложил револьвер и тихо щёлкнул курком, поставив его на взвод. Зашедший вслед за мной штабс-капитан молча встал рядом с дверью, так, чтоб можно было укрыться от выстрелов, а потом положил ладонь на кобуру своего маузера. Ольга замерла у входа в гостевую, устало и растеряно бегая взглядом по большому помещению, освещённому мерно гудящими газоразрядными лампами.

Я приложил палец к губам и осторожно подошёл к обеденному залу, покрепче сжал набалдашник тихо пискнувшей электроударной трости, и плавно открыл дверь. В поле зрения сперва попали три ревизора с улыбками на лицах и наполненными питьём рюмками в руках, а потом стал виден тот, за которым мы бегали всё это время – барон Бодриков собственной персоной. Он сидел рядом с Огнемилой, рассказывая какую-то байку и размахивая перед собой кусочком красной рыбы, нанизанным на серебряную вилку.

За спиной конезицы стояла её служанка, а у дальнего края стола присел один из телохранителей. Она их звала гриднями, то бишь это приближенные помощники не знатного происхождения. Второго видно не было. Особнячком за столом ютилась и сжимала ложку, горбясь над тарелкой, Белоснежка. Возле девушки с неимоверно чопорным видом сидел Максимилиан. Беленькая девушка бросала на него взгляды и старалась держаться за столом как адъютант его превосходительства, при этом постоянно принюхивалась к наваристому супу. Создавалось впечатление, что она никогда не ела такую пищу.

Я осторожно сделал шаг внутрь помещения, сразу удостоившись внимания.

– А! Евгений Тимофеевич. Наконец вы нас пожаловали своим визитом. Заждались уже, – обратился ко мне барон. – А я тут рассказываю о ваших подвигах, в бытность ещё в столице.

– Извольте объясниться, – негромко протянул я, заметив краем глаза второго гридня, стоящего так, что можно перехватить любого входящего в зал.

В руке он держал небольшую, безобидную с виду склянку, водя пальцем по стеклянной поверхности. Но я-то знал, что за этим может скрываться такая жуть, что живых в зале, в случае чего, не останется буквально через мгновение. Причём избирательно. Конезица и её свита будут невредимыми, а остальные – перемолоты в фарш или сожжены дотла. Не стоит его сейчас провоцировать.

– О чём вы? – ухмыльнулся барон, неспешно отправив в рот кусочек и потянувшись за новым.

Глаза у него при этом были колючими и сосредоточенными.

– Мы вас ищем, а вы тут, – немного поразмыслив, ответил я.

Не хотелось с места переходить в карьер, а потом быть, как взмыленная лошадь, не вынесшая такого быстрого бега. А то и вовсе пасть загнанным раньше времени.

– Да вот, полегчало. Решил навестить, а то, поди, совсем от рук отбились, пока я на больничной кровати отдыхал. И что ты мне не сказал, что у вас в гостях такие почтенные господа?

Я застыл с полнейшим недоумением. Я не понимал игры, которую затеял барон. То он сам приказал задержать, а потом сетует, что не предупредили об их появлении. Интуиция шептала, что он опять будет разгребать угли чужими руками. Пальцы вспотели, стискивая набалдашник-лампу, но через несколько секунд размышлений я стукнул в дверь за собой обитым концом трости. В помещение вошли Баранов и Ольга.

Увидев штабс-капитана, барон покрутил вилку с закуской перед собой, а потом встал и обратился к ревизорам.

– Господа, я распорядился подать экипаж. Прошу вас простить, но неотложные дела. Увы. И уверен, ваша докладная будет отражать всё в лучшем свете. Сами видите, мы работаем на износ. Люди устали. Ресурсов не хватает. Времени тоже.

– Всенепременнейше, – улыбнулся толстый инспектор, и все они встали.

Пришлось убраться в сторону, дабы пропустить этих господ. Вслед за ними вышел Максимилиан, приветливо улыбаясь. В прихожей ещё слышно было переговаривающихся инспекторов и заверения адъютанта, а потом дверь хлопнула, и всё смолкло. Но ненадолго. Послышались другие голоса.

Секунды тишины лопнули, разорванные криком Бодрикова.

– Какого чёрта ты полез на завод?! Ты, идиот, зачем полез?!

– Мне показалось, что там есть террористы, – ровным голосом ответил я, чувствуя закипающую внутри ярость.

Марк Люций сейчас рычал подобно дикому зверю, и только стиснувший всю волю в кулак Евгений сдерживал сатанеющее альтер эго от того, чтоб не выстрелить в барона.

– Террористы?! Ты вообще ничего не понимаешь! Ты полез туда, как слон в посудную лавку! Ты чуть всё не испортил! Ты просто не понимаешь!

– Ну так просветите, – подал голос штабс-капитан.

Я обернулся, успев заметить Никитина, заглянувшего в дверной проём.

– А ты кто такой, чтоб с меня спрашивать?! – продолжал яриться Бодриков. – Ты просто дознаватель уголовного сыска! Я не обязан перед тобой отчитываться.

– Я имею право, – тихо ответил Баранов, покраснев как рак и играя желваками. Сейчас, наверное, у всех нервы на взводе. Огнемила нахмурилась, но старалась не вникать в чужие разбирательства с подчинёнными. – И я спрошу, – продолжил штабс-капитан.

– Пшёл вон! – роняю слюну, совершенно взбеленился барон.

– Позвольте представиться, – с какой-то ехидной улыбкой, медленно и злорадно растянув губы, произнёс мой спутник. – Штабс-капитан Баранов Павел Алексеевич, его императорского величества контрразведка.

Барон замер с недосказанным ругательством на языке, а потом выставил перед собой руку, словно призывал к тишине, и взор его забегал по помещению, не видя ни нас, ни предметы, а сам барон сейчас, наверное, просчитывал кучу вариантов развития событий. Спустя несколько долгих секунд он облизнул губы и сел на место.

– Я прошу вас, дражайшая конезица, простить за столь неподобающее поведение, но на то есть обстоятельства.

Судя по нахмурившемуся лицу, Огнемила ничего из сказанного не поняла. Разве что слово «простить» могла разобрать.

Барон снова ткнул вилкой в красную рыбу, запил водкой из рюмки.

– Я распорядился, чтоб нам доставили оружие и десять кирас, – заговорил начальник как ни в чём не бывало. – Мы обсудили с конезицей этот момент. Её дружина для приобщения к нашему миру будет посменно нести службу в качестве часовых и дневальных в особняке. Поставим их на постоянное жалование. Конезице нужно укреплять позиции в нашем мире. А для этого необходимы связи и деньги. Я могу предоставить в обмен на услуги и то и другое. Сменим охрану, обучим операторов и телефонистов. Их цивилизация иная, но ненамного отличается от нашей в культурном плане. А то не доверяю сейчас никому.

– А им доверяете? – легонько переспросил я.

Но барон словно и не услышал колкости, продолжив рассуждения вслух.

– Инспекторам дал денег, способных полностью покрыть расходы и моральный ущерб. Сам видел их довольные рожи. Донесение они, конечно, напишут, но не настолько плохое, чтоб это могло помешать нам.

Штабс-капитан кашлянул в кулак, явно ожидая не такую речь.

– По заводу я переговорю, – продолжил Бодриков. – Заверю, что это было просто недоразумение.

Баранов снова кашлянул, пристально глядя на его превосходительство.

– Разве не вы хозяин завода? – спросила стоящая за спиной Ольга.

Я почувствовал, как её пальцы легли на мою левую руку, ту, которой я по-прежнему держал наган под сюртуком.

– Они пришли ко мне три года назад. Мол, хотят арендовать цех для своих нужд. Они-то думали, что я просто купец. Что можно посулить деньги, ничего не объясняя, или припугнуть. Я отказал. Я не знал, ни кто они, ни чего хотят. А потом пошли убийства, которые выглядели как несчастные случаи. Перебили всех основных помощников на производстве. Через месяц эти, – он указал рукой в сторону окна, – снова заявились ко мне, но уже с целью шантажа. Я должен был решать все внешние проблемы по заводу и не вмешиваться в их дела. Взамен оставят в живых моего сына, которого держат где-то у себя.

– Какого сына? – немного опешив, переспросил я. – У вас же только дочери.

– Представь себе, был, – немного грубо ответил барон, – на стороне. Дочерей я успел подальше отправить. В Париж. С сыном возникли затруднения, не успел. Я с ним часто общался. Устроил в городскую управу. Ума не приложу, как эти его нашли. Да, тот теракт в парке – напоминание для меня – погибли хорошие друзья моего сына. После теракта пришла записка, мол, для нас нет ничего невозможного.

– Чего они хотят? – хмуро спросил Баранов.

Он подошёл к столу, сел и налил себе немного беленькой.

– Не знаю. Я даже не представляю, зачем им мой завод. Они исправно выдают минимальную норму обычных осветительных газоразрядных и несложных логических ламп, передавая мне на реализацию. Но в цеха не пускают.

– Зато, кажется, я знаю, – сорвалось у меня с губ.

Все дружно уставились в мою сторону.

– Сашка, принеси ту странную лампу и цепи для подключения.

Никитин молча умчался, а через пять минут принёс преобразователь электричества и лампу, поставив оборудование на обеденный стол. Пока он тянул провода, я начал говорить.

– Мне тоже казалось, что всё дело в наших логических лампах. Мол, если есть возможность путешествовать между мирами, то можно заработать на передовых технологиях иного света. Обычные уголовники с необычными способностями. Пусть даже сектанты. Неважно. Но есть один момент. Когда мы встретили нашу дражайшую конезицу Огнемилу, то самолично убедились, что духи, которых некоторые не считают даже действительно существующими, могут представлять собой весьма большую силу. Сама же Огнемила заметила, что у нас духов очень много и они легкодоступны.

– Ну даже если так, – произнёс штабс-капитан, – при чём тут лампы?

– Сашка, давай.

Никитин повернул переключатель. Одновременно с этим странная лампа с заточенным в ней духом засветилась и взмыла вверх. Только натянутый провод не дал ей умчаться дальше и удариться в потолок. Она так и осталась висеть, подёргиваясь на высоте двух с лишним метров.

Вместе с полётом стеклянного сосуда у меня слегка потемнело в глазах, мир качнулся, подёрнутый лёгкой рябью, а на языке возник привкус переспелой черёмухи. Стоящая рядом со мной Ольга быстро прижала пальцы к вискам.

– Пошто есть нужда так сего духа мучати? – выдавила из себя Огнемила, скривившаяся, как от очень кислого лимона. – Он пискит, мочи слышати не есть. Сие есть, как пёса бить вожжами.

Сашка выдернул шнур из разъёма и подхватил падающую погасшую лампу.

Все замолчали. У каждого были свои мысли. Лично я думал, что мои приступы происходили от куда более зверского издевательства над эфирными созданиями. Или массовыми. И если эта лампа могла летать, тогда что же можно делать при помощи куда более мощного устройства? Эфирный дирижабль? Может быть.

– А кукловод тоже с ними? – тихо спросила Ольга, слегка проморгавшись после ушедшей боли.

– Мне кажется, он с ними заодно, – произнёс я, поглядев на погасший набалдашник своей электрической трости.

– Естественно, – кивнул немного приостывший штабс-капитан. – Но у нас нет никаких доказательств.

– Значит, будут, – пожал плечами я. – Значит, будут.

– Непременно. Господа, – тут же вставил своё слово барон. – Но нужно выполнить первый пункт замысла – разместить конезицу и её людей. Обезопасить себя.

– Вы уже и план составили, ваше превосходительство? – с лёгкой улыбкой уточнил я, глядя на этого старого лиса.

– Эх, молодёжь, – выдохнул Бодриков, сев на своё место и потянувшись за серебряной вилкой. – Всегда дерзите. И не умеете думать наперёд. Конечно, есть. Максимилиан, налей мне ещё этой инопланетной водочки откушать. Хороша зараза.

Я улыбнулся. Хоть в чём-то, а в такой мелочи, как обман с водкой из соседнего магазина, которую я выдал за зелье из чужого мира, он попался.

– Мене налий, – произнесла Огнемила, щёлкнув пальцами и указав на графин. Её челядинка сразу наполнила рюмку госпожи и пододвинула тарелку с закусками. Конезица долго и придирчиво понюхала угощение, а потом спросила: – Что сие есть?

– Оливка солёная, моя драгоценная, – тут же отозвался барон, общаясь с гостьей, как со старинной знакомой.

– Ваше превосходительство, может, огласите план? – осторожно уточнил я.

Начальник наполнил себе ещё водки, опрокинул в рот, крякнул и только потом ответил.

– А что тут неясного? Спасаем Васеньку, переворачиваем завод вверх дном, а потом прижимаем того кукловода из полиции. Вот только в толк не возьму, как он смог так хорошо спрятаться среди всем известных людей? Ума не приложу. Тут должна быть какая-то особая хитрость.

– А мне другая хитрость непонятна, – вдруг заговорила за моей спиной Ольга. – Почему пришлые хотели убить ту девчонку?

– Внесистемная, – тихо произнёс я.

– Что? – нахмурился барон, пристально вглядываясь мне в лицо.

– Внесистемная. Так её назвали, прежде чем напасть. Они не бежали. Они готовы были умереть, но убить её, – пробурчал я, а потом из некого злорадства повернулся к стоящему у двери гридню.

Тот пафосно изображал из себя каменную статую древнего воина, и лишь брови немного нахмурил. А я направил на него руку, в которой держал спрятанный револьвер.

– Бах! Бах! И ты труп.

Воин нахмурился ещё сильнее и немного отвёл в сторону руку со склянкой, мол, только попробуй.

– Могута! – раздался звонкий голос конезицы, услышав который, воин недовольно скривился и положил склянку в кошель на поясе.

Кошель, один из нескольких таких же, был сшит из цельной шкуры белки и вывернут мехом внутрь. Наверное, чтоб не разбить колдовскую гранату.

И что они её слушаются-то? Тот же Могута легко ей шею свернёт при надобности.

– Евгений Тимофеевич, – повысил голос барон, – у нас серьёзное дело, а вы играться вздумали!

– Хорошо. Только не мешайтесь, ваше превосходительство, вы и так серьёзных дел наворотили.

Я бросил сюртук на спинку ближайшего стула и сунул револьвер в потайную кобуру за пазухой, глядя при этом на барона, который побагровел, но не взорвался от возмущений.

– Когда кирасы подвезут?

– Должны скоро уже, – выдавил из себя начальник, налив себе ещё водки.

Он прекрасно понимал, что выливать на меня сейчас ведро словесных помоев и отстранять – самое последнее дело. Он на волоске от того, чтоб не быть обвинённым в пособничестве террористам и шпионаже, а ещё сына ему нужно выручать. Так что потерпит.

– Сашка, – позвал я Никитина, – ты будешь инструктором.

– Я? – удивился парень, – Я же сам тут без году неделя.

– А у нас мода пошла – пришлым доверять. Ты не исключение, так что ждёшь гридней конезицы и учишь их стрелковому оружию, обращению с кирасами, переодеваешь в солдатские шинели для маскировки. Поздравляю с повышением. Проставишься потом.

Сашка хмуро улыбнулся. А потом вдруг тряхнул головой. В глазах загорелся мальчишеский азарт. Наверное, он думал, что попаданцу нужно иметь силу сотен воинов, драконью кровь в жилах, колдовские способности и прочие особые возможности? Нет. В первую очередь ему нужно иметь голову на плечах. А у Никитина она есть, так что ничего удивительного, что он в вскоре и до офицерского чину может дослужиться, карьеру сделать и скопить состояние. Не император Вселенной, но ведь и не подлиза у смотрителя борделя для мужеложцев. Там-то ума много не надо. Кстати, о мужеложцах.

– Сашка, будем уплотняться в расселении. Свою комнату отдам господину барону, с Ольгой переедем в кабинет. У тебя поселится Максимилиан, но ты малость свою мужскую четь побереги, а то он такой.

– В кирасе спать? – растянул губы в улыбке Александр и поглядел на сконфуженного адъютанта его превосходительства.

– Как хочешь. Эту бледную внесистемную поселишь к Насте и Анне. Конезица будет жить пока в Аннушкиной комнате. Гридни – в комнате отдыха дневального. Фрейлина конезицы с горничными-близняшками поживёт.

– Мене надобно наказы дати своима челюдям, и свои вещи из терему взяти.

– Добро, конезица, – кивнул барон, – Завтра начнём все остальные дела.