До места пробоя мы добрались весьма споро. Точка на приборе высвечивалась стабильно и не скакала с места на место, давая весьма точное место предстоящих событий. Равномерное усиление сигнала тоже говорило в пользу самого обычного события.

В итоге мы стояли на узенькой, разбитой колёсами телег улочке между покосившимися плетёными изгородями трущоб. Казалось бы, город не такой старый, как Москва, Рязань или Новгород, и даже моложе Петрограда, но выгоревшие до серости, утопленные по самые окна в земле домики с ущербными крышами и кривыми ставнями выглядели так, словно им исполнилось в обед пятьсот лет. Только один из них был более или менее свежим, и то из законопаченных щелей между брёвен торчало столько мха и пакли, отчего казалось, что древесину пилили вусмерть пьяные мужики. Даже глиной поверх не замазали, а уж про побелку и говорить нечего. Маленькие огородики хоть и были ухожены, но кроме морквы и капусты на их ничего не росло, ни ягодных кустов, ни цветов, ни иной путной рассады. А вот вдоль заборов наоборот, росла высокая, никем не прибранная трава, смешанная с жухлой прошлогодней. Со всех сторон противно надрывались сиплыми криками петухи, которые тоже казались пьянью, как и многие из здешних хозяев, да испуганные грязные собаки тихо подгавкивали, просунув морды через прутья плетней.

Это так разительно отличалось от широких мощёных улиц и трёхэтажных кирпичных домой на том берегу, и от этого казалось, будто мы находимся в совершенно другой местности, а то и пребываем в чужом мире. Даже расположенный в другом краю этого района, в крестьянской общине, Настин дом, тщательно побеленный, с красиво раскрашенным крыльцом и чисто вымытыми окнами казался настоящими купеческими хоромами по сравнению с этим убожеством.

Я поглядел на растерянного Сашку, а потом ещё раз обвёл злым взором навевающую тоску и брезгливость улочку. В нескольких грязных окнах мелькнули хмурые обитатели халуп. Взгляд сам собой зацепился за ярко-синие глаза какого-то растрёпанного мальчонки лет трёх, высунувшегося поглядеть на закованных в механическую броню людей, а потом из глубин дома вынырнула женщина и, схватив пацана поперёк тела, утащила это глазастое чадо подальше.

– Шеф, чё бум делать? – спросил Никитин, держа в опущенных руках винтовку с примкнутым штыком.

– Пробоя ещё не было, – ответил я, повернувшись и поглядев на другой конец улицы.

Мои механические пальцы легли на рукоять карабинного обреза, торчащую из набедренного чехла на тот манер, как его таскают пастухи из Нового Света, зовущиеся ковбоями. На другом бедре висели ножны с кинжалом, режущим заклинания. В голове несколько раз прокрутилось слово «Идемони».

– Шеф, а если эт киллеры?

– Кричим «Ни с места», потом стреляем в воздух, а если не послушается, то насмерть, – произнёс я и добавил: – Ты в воздух, я в цель.

– Окей, шеф, – с готовностью кивнул Александр.

Я вздохнул. Как-то Никитин назвал пробой киндер-сюрпризом, мол, хрен знает, что оттуда вывалится, и что за тройное удовольствие такое, топать по ночи хрен знает куда. Я так и не понял причём тут детская неожиданность, но нечто, имеющее гадостный душок нестираных пелёнок, тут было.

Ожидание затягивалось, а шумящие петухи с шавками начинали выводить из душевного равновесия. Брезжащий рассвет потихоньку становился ярче, но солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. Притихшие собаки в какой-то момент начали лаять с новой силой, и я оглянулся в поисках того, что их могло растревожить. Это мог быть как попаданец, вынырнувший из почти бесшумного пробоя, так и дурная кошка, возвращающаяся с ночной прогулки. Взгляд несколько раз пробежался по пустой улице, ничего не находя, а потом на самой периферии восприятия мелькнула прозрачная, вишнёвого цвета фигурка. Я прищурился, вглядываясь в фантомное создание, похожее на небольшого шакала, и стоящее у заборчика в двух десятках шагов от нас. Это был ищеец, которого спустил на поиски Могута.

Я поглядел на Никитина, который не мог, в отличие от меня, видеть это существо. Парень глубоко зевнул и тряхнул головой.

– Шеф, чёта пробой затягивается, – произнёс он и попытался почесать сквозь броню ногу, а потом тихо выругался, так как это у него, само собой разумеется, не получилось.

– Ждём, – тихо ответил я и сделал несколько осторожных шагов к ищейцу.

Призрачное создание облизало длинным языком морду и отбежало на несколько шагов. Оно продолжало глядеть на меня и словно звало за собой. Я снова поглядел на Никитина, а потом позвал. Начавший стоя спать парень вздрогнул и попытался потереть лицо, но вовремя передумал, иначе бы нос механической перчаткой сломал или челюсть вывихнул.

– Ну-ка, прикрой меня, – протянул я и, не отрывая взгляда от существа цвета вишни, пошёл вперёд.

Ищеец снова отбежал от нас и замер у самого входа в узкий проулок между двумя домами.

– Шеф, попаданец?

Я молча покачал головой. Объяснить не умеющему видеть эфирных созданий в чём суть – то же самое, что показать глухому на пальцах игру на дудочке. Он поймёт, о чём речь, но вот саму музыку никогда не услышит.

Тем временем существо опять сорвалось с места и исчезло в проулке. Когда же я собрался протиснуться между хлипких жердин, рядом раздался сочный хлопок пробоя, заставив вздрогнуть и вытянуть шею в поисках источника звука. После пробоя собаки взвыли на разный лад, а я достал из чехла обрез, сняв его с предохранителя и нажав на рычажок перезаряда. Клацнул толкаемый электрической катушкой затвор, досылая патрон в ствол. Ищеец явно не был связан с переходом из мира в мир, а это значило, что нужно, не теряя драгоценного времени, решить проблему попаданца и последовать за существом. И даже если эта оказия окажется пустышкой, упускать возможность проследить за столь высокоорганизованным эфирным созданием не стоило.

Глаза напряжённо вглядывались в убогие огородики и пустую унылую улицу в поисках пришлых, но ничего не находили.

– Стой на месте, – приказал я Сашке, а сам повёл затёкшей от напряжения шеей и двинулся вдоль домов, держа оружие перед собой на манер дуэлянтов пушкинской эпохи, расходящихся на дистанции выстрела во время сатисфакции с кремниевыми пистолетами в руках.

А ещё на всякий случай я достал левой рукой из ножен кинжал. Клинок тонул в широкой механической перчатке и казался перочинным ножиком.

– Шеф, – позвал Сашка, но я цыкнул, чтоб тот замолчал.

Пройдя несколько десятков шагов, я так и не мог найти попаданца. Он как сквозь землю провалился. Неужели в самом деле это профессиональный убийца, тихо уходящий от нас? Тогда наша миссия провалилась.

– Шеф, – снова произнёс Никитин, – нашёл.

– Где? – резко обернувшись, спросил я, а парень показал пальцем вверх, заставив меня задрать голову.

На крыше ближайшего дома сидела худая-прехудая старуха. В том, что она из иного мира, можно было даже не сомневаться. Женщина была совершенно черна кожей, как мавританка. Седые волосы сплетались в десяток-другой тонких длинных косичек. Морщинистая кожа покрыта многочисленными шрамами, складывающимися в хитрые узоры. Пёстрая одежда, похожая по покрою на индийские сари, казалось, состояла из ярких лоскутов жёлтого, чёрного и красного цветов, а на руках и ногах красовались полированные медные кольца. Лоб женщины был обильно выкрашен охрой.

Когда старуха поняла, что её увидели, то испуганно прижалась к дощатой крыше, жалобно глядя на нас. Мне же ничего не оставалось, кроме как громко и протяжно выругаться. На эту пожилую попаданку терять время совершенно не хотелось, но и бросать на произвол судьбы тоже не стоило, несмотря на то что прок от неё вряд ли будет. Мне уже попадались люди из этого мира, и их сложно перепутать с выходцами из какой-нибудь иной вселенной. По-русски не говорят, высоких технологий не имеют, а самое развитое, что у них есть – литьё чугуна да ковка неплохого железа кустарным способом. Ни новых знаний, ни даже новых кухонных рецептов от неё узнать не получится.

– Саша, постучи в окно. Пусть мужики сами снимут.

Никитин оторвал любопытный взгляд от старухи, подошёл к чахлой калитке и потянулся к задвижке. В следующий миг деревяшка хрустнула под его пальцами, а сама калитка повисла на одной ржавой петле. Парень сконфуженно скривился, протиснулся внутрь и подошёл к окну.

– Есть кто живой? – прокричал он, а потом решился постучать в окно.

Но это у него не получилось, поскольку парень просто выбил его закованной в броню рукой, а вместо стеклянных осколков на раме повисли ошмётки слюдяных квадратиков. Изнутри послышалось недовольное бормотание, и Никитин растерянно поглядел на меня.

– Так, если никто сейчас не выйдет, – прокричал я, – то мы сами будем снимать пришлого с вашей крыши, и не дадим обязательств, что не проломим до самого погреба! Считаю до трёх!

– Иду, иду, ваш блародь, – раздался из раскуроченного окна обречённый пропитый голос, а следом скрипнула дверь, и на крыльцо вышел хмурый мужик в серой длиннополой рубахе, холщовых штанах и лаптях на босу ногу. Хозяин дома поглядел на крышу, а потом перекрестился. – Матерь Божья, первый раз такую страхолюдину вижу.

– Отведёшь в полицейскую управу, скажешь, от коллежского асессора Тернского, попросишь пять рублей ассигнациями.

– А дадут? – тут же оживился мужик, выпрямив спину.

Он, видимо, уже пересчитывал в уме шуршащие бумажки. Пять рублей – деньги немалые, к примеру, на сорок рублей можно месяц жить, покупая всё нужное на рынке, ещё и останется.

– Дадут, при виде этой непременно дадут, – ответил я, заметив, как из дома выскочила наспех одетая баба.

– Дурень, живей её сымай оттедава! – заголосила она на мужа, и тот, неуклюже ковыляя, побежал куда-то за избу.

В иной раз я бы посмеялся, но время не ждало, и я быстро направился к проулку, из которого нетерпеливо выглядывал эфирный ищеец. Создание при моём приближении скрылось, зовя за собой.

– Шеф, куда мы? – донёсся до меня вопрос шумно пыхтящего Никитина.

– Самому бы знать, – пробурчал я.

Внутренний голос настаивал бежать за эфирной тварью, и не было ни одной причины ему возразить. Интуиция, знаете ли.

Скоро дома кончились, и впереди мелькнул глинистый обрыв противоположного берега реки Каменки, поросший бурьянами и невысокими ивами. А ещё через десяток шагов показалась и водная гладь речушки с порослями камышей, пышной прибрежной травой и круглыми листьями кувшинок. В сторонке паслась одинокая коза, привязанная к колышку толстой верёвкой. Тропинка выводила к широкому омуту, где имелся небольшой мосток, с которого местные обитатели набирали вёдрами воду и рыбачили. Из-за вязкого илистого дна купаться было тем ещё удовольствием, но наверняка в сильную жару в омут прыгали мальчишки.

Ищеец на несколько мгновений потерялся из виду, а потом нашёлся в сотне метров от нас ниже по течению. Эфирное создание встало на задние лапы, как суслик, а через несколько секунд без следа растаяло в воздухе. Я быстрым шагом проследовал к месту последнего пребывания существа, но, не дойдя пары десятков шагов, замер. На берегу под ивой стоял мужчина в серой спецовке и пистолетом-пулемётом в руке. Сомнений в том, что это один из пришлых террористов, не было.

Я быстро оглянулся назад и, увидев сосредоточенное лицо Никитина, прошептал:

– Займи позицию для стрельбы здесь. Я подойду ближе.

Александр кивнул, сглотнул слюну и направил винтовку на человека в сером. Я же сделал ещё несколько шагов, держа серого на прицеле.

– Стоять! Стрелять будем без предупреждения!

Пришлый вздрогнул и медленно повернулся, обведя нас каким-то растерянным взглядом, а потом к растерянности добавился испуг. Молодой парень, которому ещё и двадцати лет не было, попятился и чуть не поскользнулся на мокрой траве.

– Бросить оружие! – снова прокричал я, выставив вперёд левую руку с зажатым в ней кинжалом и положив поверх упрятанного в броню запястья цевьё обреза.

Пришлый опустил глаза и начал рассматривать свой пистолет-пулемёт так, словно в первый раз в жизни его видел.

– Брось его и руки за голову!

Парень разжал пальцы, позволив воронёному оружию упасть в грязь под ногами, а я осторожно подошёл поближе, внимательно рассматривая задержанного. Сразу бросилась в глаза кровь, пропитавшая левый рукав, и узкий тонкий разрез на ткани, словно его чем-то распороли. Форма была грязная и мокрая, словно пришлый кубарем скатился по глинистому берегу в реку. Сам он был бледный и тяжело дышал. Наверное, пострадал во время ночной стычки. И ещё мне подумалось, что он не был похож на робота. Даже такого совершенного, что может притворяться человеком.

– Зачем я здесь? – вдруг произнёс пришлый, и от такого вопроса я сам растерялся.

Неужели он попал под попаданческую амнезию? Тогда он должен быть на нашей Земле совсем недавно.

– Ты помнишь, кто ты? – сделав ещё один шаг, спросил я.

– Да.

– Как тебя зовут?

– У меня нет имени, – ответил парень, пожав правым плечом, а потом сморщился и приложил ладонь к левой руке.

– Ты его забыл?

– Нет. У меня никогда не было имени, только персональный мнемокод, – негромко ответил пришлый, а потом повторил свой вопрос: – Зачем я здесь?

– Значит, ты не помнишь, как здесь оказался?

Парень поглядел по странам, словно собираясь с мыслями, а потом ответил.

– Я всё помню. Ночью вы пришли. Привели внесистемную. Мы должны были убить её и вас. Потом эвакуация подсистемы. Потом сбой обновления мотиваторов, – произнеся ровным усталым голосом свой монолог, он замолчал на секунду, а потом поднял на меня глаза и спросил: – Зачем я должен был вас убить? Я не понимаю.

– Я думал, это ты мне расскажешь, – хмуро процедил я сквозь зубы, так как ситуация начинала раздражать всё больше.

Ведь вместо ответов получаю только скупые и абсурдные вопросы, и непонятно, он так хорошо прикидывается дурачком, или действительно не понимает сути происходящего.

– Я не знаю, – продолжил парень, начав перечислять незнакомые понятия: – Ошибка обновления блока мотиваторов. Ошибка блока самоликвидации. Ошибка обновления нейродрайверов. Запуск резервной процедуры самоликвидации.

Закончив говорить, пришлый уставился сперва на валяющееся у него под ногами оружие, а потом на ствол моего обреза, и медленно наклонился, взяв пистолет-пулемёт.

– Эй! Брось его! Стрелять буду! – закричал я, сморщившись от легкой головной боли, так как в этот момент Марк Люций внутри меня опешил и отступил на задний план.

Он привык убивать, и смерть врага для него так же естественна, как дыхание, но сейчас была ситуация, в которой жизнь врага ценнее смерти. А ведь если он направит оружие в мою сторону, я вынужден буду убить важного свидетеля. Оставшийся в неком подобии одиночества и вышедший на передний план Евгений Тимофеевич лихорадочно соображал, как поступить. Парень же тем временем приставил ствол к виску.

– Почему я должен умереть? – вдруг произнёс пришлый дрожащим голосом. На его глаза навернулись слёзы, а дыхание стало частым и прерывистым. – Я не хочу умирать.

Нелепость происходящего была совершенно немыслимая. Он не хотел стреляться, но при этом держал ствол у виска и шептал о самоликвидации. Полный абсурд.

Времени на размышления больше не оставалось. Я выдохнул, сдвинул ствол левее, и выстрелил. Пришлый вскрикнул и выронил оружие, а потом схватился левой рукой за правую ладонь, только что простреленную насквозь. В следующий миг я бросился вперёд и сшиб этого дурного попаданца с ног. Парень отлетел в траву, как бильярдный шар, по которому попали кием.

– Сашка, держи его!

Никитин понял меня правильно, и быстро подскочив к горе-террористу, придавил оного, уперев ему в грудь приклад длинной винтовки. Я же дёрнул за рукоятку срочного сброса кирасы и выскочил на сырую траву. Ноги сразу намокли, но я не обратил на это внимание, и вынул из ослабшей хватки механической перчатки клинок, надрезал рукав и с силой дёрнул его. В пальцах остался клок светло-серой плотной ткани, а из-под содранного ногтя большого пальца потекла кровь. И в такие моменты я очень радуюсь, что не чувствую боли.

Потянув ткань за края, я оторвал от неё длинную полосу, на которой остались красные капли. Полученный лоскут упорно не хотел залезать пленнику в рот, а при процессе разжатия челюстей казалось, что он откусит мне пальцы. Засунув кляп, я прижал раненую руку пришлого к земле коленом и начал наматывать на неё тугую повязку, позволяющую остановить кровотечение. Пленник попытался вырваться, но не смог, будучи придавленным Сашкой, который опустился на колени и упёрся в террориста ладонями. Вылезти из-под кирасира было равнозначно тому, чтоб сдвинуть в сторону сейф.

Я наклонился над лицом пришлого, который мычал сквозь кляп и дёргался, а потом похлопал по его щеке.

– Ну всё, парниша, сейчас ты от нас никуда не денешься.