Яробор сидел на лавке в красном углу на своём хозяйском месте, наблюдая, как при свете лучины возится за столом, особливо для этого дела поставленным, новоявленный дьяк Андрюша. Пухлый парень был весь исцарапан после своего падения с высоты восьми с небольшим саженей, что не прошло для него даром. Он и сейчас ёрзал на лавочке, потирая временами ушибленное гузно-ягодицы. Парень боязливо озирался на хозяина терема, протягивая к хитрому коробу медные жилы, обёрнутые той же самой шкурой, из которой были сделаны те яркие наручи. Он называл их проводами.

Андрюша долго и придирчиво вглядывался в этот короб, наполненный непонятным медным литьём и ветряными колёсами. Он назвал это цифровыми технологиями. Яробор с его слов не сразу понял, что сие значит, а потом взаправду нашёл на зелёной дощечке, в омеднённых щелях-прорезях которой крепились всякие премудрости, множество разных цифр и заморских закорючек.

На столе поставили большое чернёное зеркало, то бишь мо-ни-тор, и доску с буквицами. Там же валялась полукруглая вещица, обозванная почему-то крысой.

На чудо новоявленное глазела Лугоша. Она отодвинула ку́тную занавесь и, поджав ноги, сидела на лавке, распираемая любопытством в бабьем ку́те, в коем часто ночевала. Ручейница надела на себя сарафан синий, как цвет незабудки, и белоснежную рубаху. На шее висели малахитовые бусы, а в длинную косу она вплела алую шёлковую ленту. Но что примечательно, кроссовки она не сняла. По ноге впору пришлись они ей, да по сердцу.

Из поддувала печи вынырнули три мордочки анчуток, непрестанно шевелящие усами. На пороге терема в двери сидел старый бер, медленно шевеля челюстью и пережёвывая ревень, который очень любил.

Яробор же разбирал выданные ему грамоты, вполглаза посматривая на увальня. А грамоты прелюбопытнейшие. Пасы-порт был багряной книжицей, где написали имя и прикрепили на хитрый клей рисунок с личиной. То называлось фото-графи-яй. Рисунок смастерили весьма шустро, посадив тогда Яробора на скамью перед большим стеклянным глазом и сверкнув ярким светом. Но та книжица для людей, а вот второй грамотой был свиток с колдовской печатью и писаный как на кириллице, так и на глаголице. С этим свитком лесной бог мог входить под колпак города беспрепятственно, равно как и покидать его. Карточка со златом-серебром лежала на самом краю столешницы. Вместе со свёртками грамот от купленных в кампутерной лавке диковин.

Яробор не преминул утолить своё любопытство и приобрёл и себе и Лугоше по хитрому зеркальцу. Себе в чёрной оправе, думая потом хохломой украсить. А Лугоша выпросила даже два зеркальца, одно махонькое, цвета одуванчика по весне, второе белоснежное, большое, планшеть называется. Она сейчас сидела и водила зеркальцем перед собой, а то запоминало узретое. Девка по дороге всё встречное поперечное заставила зеркальце запечатлеть. Андрюша бурчал, что так она посадит бутырею в нуль, токмо как это, непонятно.

– А где у вас розетка? – вдруг спросил увалень, выглядывая что-то по стенам и под столом. В руке он держал конец провода с двумя торчащими железными стебельками.

– Это что и для чего? – хмуро уточнил Яробор, сгребя грамоты и карточку в ларец с золотом и самоцветами.

– Электричество нужно для работы, – как-то печально он произнёс.

– Лугоша, – позвал хозяин терема девку, – ты искричество не видела? А то станется от тебя всяк покупки поиграться умыкнуть. Оно, мож, тебе и без надобности вовсе, а разобьёшь нужную вещь.

– Вот, – сказала непо́седа и протянула малую корзинку с тонкими как персты обрубками.

Андрюша закрыл глаза и тихо засмеялся.

– Это батарейки.

– Ты не скаль зубы! – рявкнул Яробор и ударил кулаком по столу, заставив парня вздрогнуть и замолчать. – Объясни толком.

– Ну, электрическое питание, – заикнувшись, промолвил он, показав двузубую вилку, – питание воткнуть нужно.

– Этой вилкой только в свином рыле ковыряться, – хихикнула Лугоша. – Сопли мотать.

– Ну, электричество, – совсем тоскливо протянул Андрюша.

Яробор встал и подошёл к парню, заставив того поёжиться и втянуть голову в плечи.

– Что ж ты, дурья башка, сразу не сказал, что ещё искричество купить нужно?

– Я думал, у вас есть.

– Как оно выглядит?

– Это как молния, только маленькая и в розетке. У нас в доме всё от электричества работает, – сжавшись на свой скамье, ответил парень.

– Что ж ты сразу не сказал, что молния нужна. Я хоть и не Перун, но молнию попроще сваять смогу.

С такими словами Яробор взял со стола Андрюшино зеркальце, так что оно осталось лежать на раскрытой ладони. Вторую ладонь поднял, а указующий перст направил на вещицу. В тереме сверкнула ручная молния. Вот только, вместо работы зеркальце сначала задымилось чёрной удушливой гарью, а потом грохотнуло. Стекло разлетелось осколками, заставив хозяина терема поморщиться, а Лугошу взвизгнуть.

– Дурная безделушка, – процедил Яробор.

– В печь её, эту оказию дурную. Что она пугает? – полным обиды голосом произнесла Лугоша, замершая, как изваяние.

– Нет. Дурно провоняется, пироги потом несъедобные печься будут, – ответил лесной бог, кинув вещицу в корыто с золой.

– Мой айфон, – простонал Андрюша так, словно у него последние сапоги отняли. – Вы… вы… вы варвар, – дрожащим голосом произнёс он потом.

– Где взять электричество? – повысив голос, спросил Яробор.

Он уже совсем запутался в этой оказии и готов был схватить парня за шкирку и встряхнуть.

– Электростанция нужна. Но её не купить. Разве что бензиновую.

– Добро. Купим. Прямо сейчас на ночь глядя пойдём и купим. А ты сделаешь.

– Я не умею, – проканючил Андрюша, – но там ещё сеть нужна.

– Силки на пе́репела сгодятся?

Парень мелко-мелко затряс головой, мол, нет.

– Интернет, – проблеял он, наконец.

Яробор зло схватил ларец с ценностями в одну руку, схватил за ворот второй недотёпу и прямо в избе поднял туман. Тут же и шагнули прото́ренной дорогой.

Колпак пустил беспрепятственно, словно запомнил. И посему очутились они прямо посреди той оживлённой улицы, где в трактир ходили.

Тут Яробор и ахнул. Он же думал, мол, вынырну во тьме ночной, никто и не узрит, но город весь утопал в огнях самых разных, светло как днём было. Всяко окошко полыхает, всяк столб солнышко своё имеет. Кареты, и те огнями сияют.

– Лепота-то какая, – послышался сзади голос Лугоши.

Яробор вздохнул и обернулся. Тут всей честной толпой были. И ручейница, и По́седень. Даже анчутки прятались под ногами Лугоши, которая уже стыдливо краснела, оттягивая вниз футболку к шортам. Разве что футболка была такая же, как и сарафан – незабудковая.

Народ, что шёл по своим делам, ахнул и разом отпрянул, но шибче всего от седого медведя. Яробору даже обидно стало. Он-то поопаснее дикого зверя будет.

– Дурные, – пробасил бер.

– Это вы дурные. Пошто за мной увязались? – громогласно спросил лесной бог.

– А пошто нам взаперти сидеть, дядька? – упёрла руки в боки Лугоша, – Где хотим, там и ходим. Ты лучше ответь, где этого мастера будем искать, что искричество наладит?

Яробор подумал немного, не желая в грязь лицом упасть, а потом достал из мошны своё зеркальце-фон и протянул Андрюше, который согнулся в три погибели и тяжело дышал. Изо рта тянулась тонкая струйка слюны, словно он ягодой отравился, и его выворачивать тянуло. Слаб желудком парень через туман ходить.

Парень затравленно уставился на лесного бога и сглотнул тягучую слюну.

– Позови на помощь Искорку. Она сказала, что можно её так найти, через моё зеркало, – приказал лесовик, сверля взглядом своего новоявленного дьяка.

Парень ещё раз сглотнул и взял вещицу, несколько раз ткнув в посветлевшее стекло.

– Ало, – раздалось оттуда.

– Я на громкую связь поставил, – с тошнотой в голосе произнёс дьяк-горемыка.

– Эй, живодёрка, – позвал Яробор племянницу Мары Моревны, – помощь нужна.

– А повежливее никак? – язвительно донеслось из зеркальца.

– Сестрица милая, – вздохнув начал бог, – приди на мой зов. Окажи милость.

Зеркальце несколько раз пикнуло и погасло. Казалось, ничего и не случится больше, но пару мгновений спустя по ближайшему столбу пробежалась быстрее белки витая бело-голубая лоза, бросающая резкие тени на стены и дорогу, да мечущая яркие искры. Огненная лоза взметнулась до самого верха, заставив вспыхнуть и лопнуть бутыль со светом. На мостовую рухнула молния, обернувшись девчонкой, одетой в синие одёжи с шитым на спине черепом человечьим, который пронзает угловатая стрела, и надписью «Не влезай, убью». От девочки несло палёным мясом.

Она шмыгнула носом и бросила в сторону быстро остывающий кусок медной жилы.

– Я на работе, – произнесла она недовольным тоном. – Сегодня пятница, всякие придурки по пьяни в трансформатор лезут.

– Чудные слова, – улыбнулся Яробор, – нам бы, как его там, електрика потолковее.

– Толковых нет. Мои клиенты – идиоты, забывшие о технике безопасности.

– А если подумать хорошенько? – сделал шаг вперёд Яробор, глядя на девочку сверху вниз.

Он ни капельки ту не боялся. Он и так не принадлежал миру людей. Искорка наклонила голову сначала в одну сторону, а потом в другую, соображая, что можно придумать.

– Я маячок на навигатор кину, там поищите, – наконец произнесла она, а потом взметнулась белым пламенем и исчезла. Зато зеркальце чирикнуло, как воробей.

Яробор испытующе поглядел на выпрямившегося, но ещё бледного Андрюшу.

– Что скажешь?

– Тут через дом, метка показывает, – вяло ответил тот и показал пальцем вдоль улицы.

Намереваясь продолжить свой поиск, Яробор толкнул парня, и тот чуть не упал, но удержался и пошёл по неведомому указателю. Все остальные последовали за ним, распугивая своей разношёрстной ватагой встречных мещан, чернорабочий и служивый люд, а иные даже останавливали свои кареты и блестели зеркальцами, запоминая лик.

Слышался людской шёпот, смешанный с шумом колёс, утробным рычанием карет, телег и прочего воза, топотом множества ног.

Люди показывали вслед пальцем, более всего дивясь бе́ру. Но было и такое, что выскочит мужик из сеней или подворотни и столкнётся с Яробором взглядом. Тогда пятится человек и немеет, чуя силу дикую. Хотя Лугоша, ежели вздумает, тоже могла бы своим взором мужика остановить, стоит ей повести крутой смоляной бровью, да прищурить живые, как её ручей, серые очи. Да только мала она ещё, лишь следом подбегала и сверкала памяткой, показав язык.

Идти в самом деле было недалече. Нужный мастер жил в трёхэтажном доме. Андрюша сверился с пометками и привёл прямиком к небогатой деревянной двери. Он назвал ряд окон чудным словом этаж, так вот на первом тот жил.

Все замерли, стоя в общих для всего дома сенях, прислушались. Из избы доносились режущая ухо женская ругань и невнятные бормотания мужика. И сдаётся, что пьян был хозяин, и не зря жена его бранила.

Яробор ухмыльнулся и провёл ладонью по бороде. Нужно мастера в чувство привести, дабы слова он смог уразуметь. Рука легла на кошель с деньгами, а глаза обвели попутчиков. Наконец он решил, как быть.

Одёжа на лесном хозяине вновь сменилась, обретя привычный вид подбитой пунцовым шёлком медвежьей шкуры, накинутой поверх красного кафтана с расшитым золотыми нитями и жемчугом воротом-ко́зырем и златыми пуговицами. Порты черничного окраса были заправлены в багряные сапоги с загнутыми носами и высокими подкованными каблуками. Алый пояс свисал концами почти до самой земли. В руке возник знатный резной посох на навершии с яхонтом величиной с куриное яйцо. На руках перстни златые с самоцветами. Зеркальце волшебное на цепочку да к петельке на груди подвешено на манер часов карманных.

Яробор легонько постучал обитой железом пято́й посоха в дверь, причём делать пришлось это дважды, не услышали с первого разу. Наконец дверь отворилась. На пороге стояла всклокоченная простоволосая женщина, чьи пряди были подрезаны очень сильно, а наряд беден. Даже передник видал виды, хотя и зашит заботливо.

Она открыла было рот, но Яробор поднял шуйницу и свёл персты щепотью, заставив бабу онеметь. Она, как ни силилась, но не могла открыть рта. В её глазах тотчас же возник страх. А потом она и вовсе побелела и вжалась в стену, узрев По́седня.

Яробор же стукнул посохом о пол, и в дверь вбежали анчутки, скрывшись на кухне.

– Да чтоб вас, – раздался оттуда хмельной голос, и звон хрустальный. – Настя! Скорую давай! У меня белочка!

Древний бог улыбнулся, а потом чинно шагнул на кухню, где высокий худощавый мужик с вихрастыми рыжими волосами оборонялся от трёх усевшихся на стол анчуток. Те разом верещали и скакали, наводя страху.

Яробор сделал ещё шаг, оглядев всю обитель, и взял почти порожнюю прозрачную бутыль и нюхнул. Оттуда потянуло вонью очень крепкой водки, заставив лесного бога поморщиться и опрокинуть бутыль в белое корыто, что стояло вместо столешницы в углу кухни. Зелье утекло в сливную дырку, не иначе в помойное ведро.

Всё старо, думал Яробор, как мир честной. Даже мысли читать не надобно, чтоб всё понять. Мужик без работы чахнет, да пьёт горькую. Денег нет, еды нет, дети разбежались. Жена пилит хуже пилы двуручной, а и сбежать не может – некуда. Такого в кулак надобно сжать, он после и спасибо скажет. Ежели справно службу нести будет, озолотить можно, а нет – всё одно подохнет спьяну. Тогда отпустить домой, дав ему сухарей в дорогу, и путь идёт по болоту. Ежели он сейчас жизнь не ценит, и подавно о нём радеть не надобно будет. Пьянь обры́длая хуже юродивого.

Яробор тяжко вздохнул, поморщившись от запаха зелена вина, и отодвинул ногой стол и упёрся посохом в грудь мастера.

– Встань!

Мужик, вытаращив глаза, поднялся со своего места.

– Ты отныне мне служишь!

Мужик вовсе обомлел, не зная, что сказать. А Яробор не стал ждать, а вышел из кухни и обратился к хозяйке, силой повернув её лицо в свою сторону. И что они так седого медведя боятся?

– Собирай пожитки. Или ты хочешь, чтоб он и далее спивался? У меня зелена вина и хмельного пива нет, а вот работа есть. И злато с серебром тоже. Мне и ремесленник нужен и горничная.

Женщина закивала головой так часто, что казалось, оторвётся та, не удержавшись на шее. А Яробор достал из мошны денег бумажных. Дюжина алых листов с большими цифрами небрежно упала на пол.

– Задаток сие, – чинно произнёс лесной бог, а баба не могла оторвать блестящих глаз от этих бумажек.

– А знаешь ли ты думу мою? – продолжил Яробор, глядя на Лугошу, переменившись в характере, – Новый терем срубить мне надобно. В старый челядь пущу, а сам в новый переселюсь. Кыш, хвостатые, – махнул он рукой на анчуток, прогоняя тех, путающихся под ногами. – Не всё мне в тёмной норе жить, хоромы нужны с большими кося́щными окнами из цельного стекла вместо слюдяшек. Я ведь покровителем цельной крепости буду.

У самого выхода сзади подскочила Лугоша, дёрнув за рукав.

– Дядь, там кто-то пришёл. У двери стоит.

Яробор нахмурился, шагнул в сени и шевельнул указующим перстом шуйницы. Дверь сразу отворилась, явив высокого и худого, как щепка, человека с впалыми глазами на сухом сморщенном лице.

– Слышь, батяня, – начал тот шепелявым голосом, – это типа тебе жряка нужен?

На раздумья времени не было. Яробор выставил перед собой длань, и мужика отбросило к двери, что напротив была, сломав замок на той. Полетели щепки и посыпалась пыль. Яробор быстро шагнул к непрошенному гостю и наступил ему сапогом на грудь, мешая встать. В лесовике было пудов семь, не меньше. Мужик кряхтел и дёргался, а Яробор стал легонько стучать кованной пятой посоха ему по лбу. Смертью не грозит это, но зело неприятно.

– По чьему научению, тварь смердящая, ты ко мне пришёл?

– Я сам. Я сам. Отпусти, в натуре. Не надо беспредела.

– Кто показал тебе на меня? – продолжил Яробор, не обращая внимания на жалобный скулёж. – Обо мне не ведомо никому.

– Я показал, – раздался голос сбоку.

Яробор повернул голову и прищурился, рассматривая нового гостя. По лестнице поднимался высокий ладно скроенный парень. Надеть на него кольчугу с шеломом, богатырь получится. Старался он держаться чинно, да только глаза у него были настороженные, как у загнанного зверя.

– Сказывай!

– В сети средь наших прошёл слушок, что бог новый появился. В лесу живёт. Я тебя нечаянно на улице увидел. А мне на дно залечь надо. Вот я и решил, что лучше к тебе, типа как в монастырь податься. Я бегом этого за шкирку и к тебе. Прощупать, – мужик замолчал на мгновение, а потом задал вопрос. – Возьмёшь?

– Быстр ты, на дно лечь. В болоте-то утопить всегда смогу, болот у меня много. А кто ты сам-то есть? – повернувшись всем телом, не сходя с лежачего, вопрошал лесной бог.

– Я Антон Костиков, участковый здесь был.

– Не разумею, – ухмыльнулся Яробор.

– Я из полиции. За районом приглядывал.

– Посадский голова, значит. И стражник к тому же, – произнёс лесной бог задумчиво. – Дальше сказывай.

– Ну, дебоширов тут решил недавно проучить. Кто ж знал, что он выдаст рефлекторную остановку сердца. Я его откачивать пытался, но он всё равно скончался. Свидетелей куча, что я ему под дых дал. Я сразу в бега, а тут ты подвернулся. Возьмёшь?

Яробор глядел на него. Размышлял. Не чуялось в парне лжи. Норов лихой был, кровь на руках была, мздоимство было. На службу сам просится, и видать толковый, но осаждать придётся, как коня ретивого, и уму-разуму учить. Яробор посмотрел сначала на хмельного мастера, а потом на стоящего с безразличным ко всему взглядом Андрюшу. Голова над ними нужен.

– А есть у меня уже жрецы, – ответил Яробор, ухмыльнувшись. – Вот они.

Он показал, легко качнув посохом в сторону отворённой избы, а потом поставив его обратно на лоб бедолаги засланного.

Антон смерил електрика и дьяка взглядом, в коем было презрение. Он ничего не сказал, но по глазам понятно было, что он уразумел умысел.

– Может, и я сгожусь. В храме веником махать не в падлу. По-любому лучше, чем на нарах валяться.

– Так мне не только сор выносить надобно. Новый терем поставить, идолов на капище вкопать да украсить.

– Глаза боятся, руки делают, – ответил новый жрец поговоркой.