Смартфонный фантом-охотница сидела на краю кружки с кофе, качая ногами и ехидно улыбаясь. На часах было уже полпятого утра, а мы всю ночь не ложились.

Новичкам отдали для размещения большой зал, и эти потусторонние беспризорники, дорвавшись до настоящих благ цивилизации, вели себя как дикари. Из них только Медуница выделялась в лучшую сторону, сразу взявшись кашеварить и пельменева́рить. Сразу же нашлось применение огневице. Та по указке берегини брала большую кастрюлю ладошками, и в ней сразу закипала вода. Оставалось кинуть соль, перец и лавровый лист.

Кирилл до утра прилип к игровой приставке, которую притащил Володя. Пришлось постоянно ходить и напоминать, что мы живём в многоквартирном доме. Парень утихомиривался ровно на пятнадцать минут, а потом начинал комментировать происходящее. Соседи уже три раза стучали по батарее. А сейчас всё стихло.

Напротив меня сидела Александра. Всевидящая тоже разводила себе кофе со сливками и сахаром. А ещё она положила на стол несколько банок с консервами, среди которых были соевая тушёнка, которую любил Мягкая Тьма, и банка огурцов.

Шурочка почувствовала мой взгляд и недоумение, возникшее у меня.

– Рецепт слышала, – произнесла она, поставив на стол ещё и баночку мёда. – Для похудения без лишних потерь.

– Этим? – спросил я.

– Да, – ответила девушка и открутила крышку с мёда, а потом протянула мне банку с огурцами, – открой.

Я вздохнул и вытянул в сторону стеклянной ёмкости руку в жесте, аки джедай. Крышка с хлопком попавшего внутрь воздуха быстро провернулась, а я стал наблюдать за Шурочкой.

– Это что за хрень? – раздался с порога кухни голос Ангелины.

Я отхлебнул кофе и поглядел на свою хранительницу. Причём, сейчас я был с ней полностью солидарен. А Ангелина подошла к столу и пристально вгляделась в набор блюд.

Тем временем Шурочка макнула солёный огурец в мёд и с хрустом откусила, отчего мы скривились.

– Как можно есть такую гадость? – спросил я, пристально разглядывая девушку.

– Легко. Между прочим, вкусно, – ответила она, ещё раз хрустнув огурцом.

Я хотел высказаться на эту тему, но в комнату вошла, шлёпая босыми ногами, до черноты загорелая, как шоколадка, Яра. Она держала в руках длинную лампу дневного света, какую обычно крепят на стенах или прилавках, и прижимала к себе, как дитя куклу. Полудница, сонно шатаясь, облокотилась на косяк, а потом воткнула в розетку вилку от лампы и сползла вдоль стены в обнимку с источником света.

Сидевшая на моей чашке с кофе охотница тут же ретировалась в свой мрачный и проклятый угол над холодильником, откуда зыркала с откровенной неприязнью.

– Ты чего? – спросил я, забыв об огурцах и мёде.

Тут есть, на что посмотреть и без таких мелочей.

– Меня прочь, – произнесла девушка-дух, посмотрев на меня яркими голубыми глазами.

Как мы недавно выяснили, что Яра, что Вероника, что Несмеяна говорили односложными фразами, за что Ангелина их тут же окрестила сёстрами Эллочки-людоедки из бессмертного произведения Ильфа и Петрова. Эти создания никогда не были людьми. Они лишь впитали в себя часть человеческих аур, приняли человеческий облик, но и только.

Они всё понимали, но вот речь была для них камнем преткновения.

– Я бы тоже её прочь, – усмехнулась Ангелина, – она с этой лампой всех достала. Ночь на дворе, а эта ходит и сияет, как гирлянда новогодняя.

– Мешает? – ещё раз захрустев огурцом, спросила слепая всевидящая.

Шурочка встала из-за стола и снова нырнула в холодильник. Только зачем ей выискивать что-либо с открытой дверцей, стоя на одной ноге и потирая её второй, если девушка и так могла, не сходя с места, просканировать содержимое белого сундука, к которому у меня был весьма ограниченный доступ.

Я со вздохом встал и потянулся.

– Пойду гляну, чем эта банда занята.

– Ню-ню, – съехидничала Ангелина.

Я бросил на свою хранительницу взгляд, а та была свежая и бодрая, и даже рождала зависть. Мне порой тоже хотелось научиться обходиться без сна, но я все же человек и даже древние боги не нашли ничего, чтоб решить такую задачу.

Я взял свой кофе и пошёл в зал, где недавно всё затихло.

На разложенном диване посапывала Вероника, скомкав одеяло и простынь. Она раскинула руки и ноги в позе снежинки, а к ней прижались Ольха и Несмеяна. От Вероники шёл едва ощутимый жар, как от инфракрасного обогревателя и неудивительно, что два теплолюбивых создания использовали огневицу вместо батареи отопления. Лесавка уткнулась ей в бок, свернувшись калачиком в человеческом обличии, а ужалка Несмеяна закинула на горячую соплеменницу руку и ногу, в то же время глаза её были приоткрыты, создавая неуютное ощущение, что за тобой исподтишка наблюдают.

– Дядя Егор, – раздался из углового кресла голос Кирилла.

Юный лич сидел, положив на колени баклажку с самим собой, а поверх неё геймпад от приставки в руках. Он так и играл всю ночь в какую-то стрелялку. Даже мне, привыкшему общаться с нечистью, было сложно постоянно держать в сознании факт, что этот чернявый подросток на самом деле марионетка, а настоящий Кирилл – тот не растущий никогда младенец в рассоле. Даже качок Макс и безымянный казах-самурай с десятком ножевых ранений ощущались придатками, а этот нет.

– Что тебе? – негромко спросил я, присев на краешек дивана и накинув простынь на оголившихся во сне девчат.

Но Вероника тут же заворочалась, застонала и опять скинула простыню, задрав выданную ей футболку чуть ли не до подбородка. Лишь тот край, что прикрывал левую грудь, придавленную щекой не шелохнувшейся Несмеяны, остался на месте.

– Вы нас не выбросите?

Парень сосредоточенно глядел на меня, ожидая ответа. Он боялся, что я поиграю с ними, как с уличными котятами, и выкину на помойку? Да, сложная моральная задачка.

– Посмотрим на ваше поведение, – ответил я, улыбнувшись, и продолжил. – Давно вы вместе?

– С Вероникой столько же, сколько и с Максом. Уже одиннадцать лет. Яра девять лет назад к нам примкнула. Она бродила по пустырю и приставала к прохожим. Её даже в милицию забрали, думали, наркоманка. Тогда духи и боги ещё не проявились официально. Я её выручил. Пришлось милицейский УАЗик сломать. Я только-только самурая себе нашёл. Представьте, дядя Егор, на ментов посреди частного сектора порезанный зомби напал. Он кулаком лобовуху вынес, долго потом руку зашивать пришлось обычными нитками и колдовать над заживлением. Менты тогда обделались со страху, выпустили из «калаша» целую обойму, а зомби хоть бы что. А Макса я берегу. Я его иногда на первый план вывожу и в магазин хожу. Девки пищат, особенно когда он без футболки. Но Киря всё же удобнее.

– Не отвлекайся.

– Да. Я тогда их напугал. Я же ещё какую-то псину оживил. Она уже протухла совсем, еле двигаться заставил. Опарыши из брюха сыплются, шкура сползла, глаза вытекли. Менты как дали дёру. А Несмеяна три года назад к нам в подвал залезла на тепло. Она сначала долго в углу сидела без движения.

– Псина воняла, поди.

– Я запахов не чувствую, – ответил Кирилл. – Не умею.

– Ты сам их всех говорить научил? – со вздохом спросил я, показав пальцем на девчат.

– Да. Долго возился, но смог. И я им облик сам помог выбрать. Яра иначе бы как цыганка-наркоманка выглядела, а Вероника горелым манекеном.

– Да уж, – снова вздохнул я.

Забавная получается компашка. Лич смог выбраться из дерьма сам и вытащил своих друзей. Научился сам писать и читать, не стал озлобленным зверьком. Даже нелюдей под свои вкусы подстроил. Далеко пойдёт, если останется в нужных руках.

– Обстрелять вас надо.

– Не надо по нам стрелять, – приподнялся на локтях Кирилл, – зачем?

– Утром на стрельбище пойдём. Нужно хотя бы показное занятие с настоящим оружием устроить, я уже позвонил товарищам. Постреляете, да и вводный инструктаж не помешает.

– Настоящее оружие? – заблестел глазами Кирилл.

– Да. Через полтора часа подъём.

После моих слов Несмеяна плавно и бесшумно повернула голову в мою сторону, уставившись немигающими глазами, и заставив меня тихо выругаться. Она действительно всё это время не спала, а просто валялась без движения.

Полтора часа это было зря сказано. Сразу после моих слов Кирилл вскочил с кресла и прыгнул с ногами на диван с банкой в руках.

– Встаём!

Ужалка плавно села и текучим движением скользнула ногами на пол. Ольха резко открыла глаза, а потом по-кошачьи потянулась, чтоб одним рывком соскочить с дивана и прыгнуть на шкаф, где её не достанут дикие люди. А вот Вероника даже не отреагировала. Отчего Кирилл быстро убежал на кухню и примчался с кружкой воды.

– Подъём!

Он выплеснул содержимое на огневицу, отчего та сразу заорала дурниной, словно убивают и насилуют, задёргала руками, отбиваясь от неведомого врага, и лишь через минуту открыла оранжевые, как угольки, глаза.

– Нет! Нет! Вода! Нет!

В комнату сразу заскочили Ангелина и Шурочка.

– Что случилось? – с ходу спросила моя хранительница.

– Ничего, – хмуро ответил я, – просто поспали всё уже. Пойду умываться.

В умывальнике меня ждало ещё одно недоразумение, но уже привычное, родное даже. В наполненной холодной водой ванне валялась голая Оксана. Она опять не заперла дверь. Но времени выгонять её не было, просто задвинул шторку.

– Что тебе у Ангелины не валяется так же? – взяв зубную щётку, пробубнил я, а потом стал озираться в поисках пасты.

Шкафчики один за другим открылись, показывая содержимое, а потом тюбик прыгнул в подставленную ладонь с самой верхней полки.

– Не хочу, – показав над водой лицо, ответила навья.

– Вода одна и та же из-под крана бежит, – произнёс я, выдавливая пасту на щётку.

Телекинез прикоснулся к барашкам крана, и в раковину побежал поток холодной воды, нужной для того, чтоб проснуться. Но это не помогло. Тогда я достал из полки над зеркалом плашку с благословением Перуна и приложил её ко лбу.

– Перун, дай мне сил.

Мысли сразу прояснились, словно я поспал не менее восьми часов. Только к вечеру сон навалится с троекратной силой, отвоёвывая своё, но сейчас нужно быть бодрым.

– Я не хочу оставаться одна, – ответила мне Оксана после небольшой паузы.

– Ты и так валяешься одна в ванной.

Послышался лёгкий всплеск, и бледная рука отодвинула шторку, явив на обозрение такие же бледные лицо, шею и грудь с синими от холодной воды сосками, а на меня поглядели выцветшие водянистые глаза.

– Я слышу ваши голоса. Я знаю, что если позову, вы тут же придёте. Мне этого хватает.

Я опустил глаза. Да, действительно, чтоб не было одиночества, порой достаточно знать, что рядом есть не чужие люди. Всем нам хочется, чтобы кто-то мог прийти на помощь и утешить. В каждом из нас живёт маленький ребёнок, которому хочется со слезами на глазах и с надутыми губами прижаться к маме. Даже если ты сам давно отец или мать взрослых детей.

– Вылезай, – закрывая воду, ответил я, – будем на полигоне новобранцев перед присягой обстреливать. Заодно посмотрим, кто на что способен.

Уже на выходе послышался тихий всплеск воды за моей спиной и шлёпки мокрых ног о кафель. Коврик я принципиально не клал на пол, всё равно его придётся выжимать. Стоило прикрыть дверь, как мимо пробежала Александра. Она хлопнула дверью в туалет, и слышно было, как её стошнило. Наелась, блин, хрени всякой.

Сборы заняли немного. Сняли с вешалки постиранную одежду этих беспризорников, оделись сами и вышли. Там уже ждал войсковой «Камаз», который я выпросил у батальона поддержки отряда войсковых магов. Мы всё равно никуда, кроме как в грузовик, с волотами не могли влезть.

Александра, бледная как моль, извалявшаяся в извёстке, осталась дома, сославшись на отравление.

Оружие мы не брали. По заявке его и так нам обеспечили.

Солдаты в оранжевых светоотражающих жилетках и с повязками руководителей на учебных местах разложили на металлических столах автоматы и винтовки, а сейчас старались удержать большой плакат, качающийся на поднявшемся так не вовремя ветру. Ветер гудел, пел, запутавшись в антенной решётке, хлопал флажками и поднимал пыль с брустверов окопа. Ветер трепал одежду и волосы, неся горьковатый запах полевых трав.

– Да идрить-колотить! – раздался знакомый голос и из-за операторской вышки выскочил давешний усатый прапорщик.

Он поглядел на нашу компашку, шевеля усами как таракан, явно пребывая в состоянии ступора.

– Шо, опять вы?

Я улыбнулся и махнул рукой на наше сборище.

– Принимайте.

Прапорщик нахмурился и снова убежал за вышку, а оттуда вышел здоровенный сержант.

– Ну чо, дёмти за мной.

Вся наша орава, которую ещё учить и учить, чуть ли не вприпрыжку помчалась за здоровяком. И мне пришлось последовать за ними, чтоб не пропустить ничего интересного.

Столы стояли всего в двадцати метрах от укреплённого кирпичной кладкой окопа, на них лежали совершенно обычные для войск виды оружия.

– Ангелина, – подмигнув, позвал я свою помощницу, – начинай. Всё по конспекту, а я на подхвате, чтоб не уничтожили чего-нибудь не того.

Девушка встала рядом со столом и громко заорала.

– Становись!

Банда наших потусторонних срочников загоношилась и забегала, не зная, куда встать. Они так и замерли рядом с Ангелиной, как цыплята. И только волоты неспешно подбрели и теперь мялись в сторонке.

– Это значит, нужно встать в одну шеренгу! Самый высокий на правом фланге, далее по уменьшению! Слышишь, ты!

Ангелина Фотиди подскочила к замершему с банкой мёртвому казаху, а потом вырвала сосуд из его рук и начала кричать на быстро моргающего младенца внутри.

– Я точно расхлестаю твой аквариум!

Сосуд она вручила опешевшему прапорщику, который держал ёмкость и таращился на ту, а изнутри на него, испуганно моргая, глядел малолетний лич Кирилл.

Потом внимание моей хранительницы переключилось на Велимира. Ангелина вытянула ладонь, потом резко сжала кулак и согнула руку в локте, словно натягивая верёвку. Волот схватился за горло так, будто невидимый великан побольше его самого сжал пальцы на кадыке, а потом рухнул на колени, держась за шею и беззвучно хватая ртом воздух.

– То, что ты здоровый, ещё не значит, что команды можно выполнять абы как! – сделала шаг Ангелина и прокричала прямо в лицо волоту.

Велимир кивнул и сразу шумно вздохнул, освобождённый из незримых тисков.

– Всем всё понятно?! Не слышу!

– Так точно! – нестройным хором ответила одна часть команды, а вторая звонко заорала девчачьими голосами. – Да!

Требовать уставные фразы от диких духов было бессмысленно, пусть уж так отвечают.

– Первая часть занятия введёт вас в курс дела, даст первичные навыки обращения с оружием! Вторая часть позволит проявить свои сверхвозможности в боевой обстановке! Товарищ сержант, начинайте.

Здоровенный сержант сперва покосился на Ангелину, потом ещё раз обвёл взглядом компашку, останавливаясь то на возвышавшихся над ним волотах, то на девчатах.

– Знач так, эт автомат Калашникова, – заговорил он хриплым басом, – калибр пять сорок пять. Ёмкость магазина – тридцать патронов. Темп стрельбы шисот в минуту. Эт знач, что весь магазин вы шмальнете за три секунды. Птаму стрелять короткими очередями по два-три патрона. Дальш пулемёт Калашникова. Калибр семь шисят два. Питание из ленты. Ёмкость пехотна короба – сто патронов. Темп тож шисот в минуту. Дальш снайперка Драгунова, тож семь шисят два. Патроны от пулемёта подходят, но лучше свои.

Сержант вкратце перечислил все тактико-технические характеристики оружия, с лёгкостью разбирая с лязгом металла о металл, а потом собирая обратно. Затем он долго рассказывал требования безопасности. По глазам моих подопечных было видно, что они ничего не поняли, но в ведомости крестики поставили. Кирилл старательно выводил своё имя печатными буквами.

Долго пришлось объяснять сержанту и прапорщику, сидевшему на пункте боепитания, что чернявый подросток, широкоплечий коротко стриженный блондин и большой азиат – это одна и та же личность, и росписи может ставить кто-то один.

К стрельбе допустили только через полтора часа, которые я просто ходил туда-сюда, не зная, чем заняться. Ветер ослаб, а солнце, наоборот, поднялось выше и начало припекать.

Сразу же возникла проблема с волотами. Для них просто не было подходящего оружия. В их лапищах терялся и автомат, и пулемёт. Когда дошло до шпаны, то Несмеяна вцепилась в СВД, так что пришлось долго уговаривать отдать.

Прапорщик бегал и рвал на себе волосы, а сержант выпучил глаза, когда лицо девушки изменилось. Её улыбка растянулась от уха до уха, а под бледными, словно обескровленными губами сверкнули тонкие и острые зубы. Причём, это было множество одинаковых по размеру мелких иголочек. Рот открылся очень широко, словно нижняя челюсть не крепилась к черепу ничем, кроме кожи. Чёрный раздвоенный язык, дрожа, вытянулся на двадцать сантиметров, а зрачки в бледно-зелёных глазах сжались в тонкие полосочки.

Ужалка зашипела, как ниппель спускаемого колеса.

Ни у кого не возникло желания подходить к этой девочке, одетой в выстиранную до белизны полевую форму типа «афганка».

Зато Кирилл не замолкал, всё спрашивая и спрашивая, а в конце добавляя слово «Круто».

Во время практических стрельб никто из новичков никуда не попал, несмотря на то, что до вывешенной мишени было всего пятьдесят метров.

А потом началось самое интересное – выяснение всех сверхпособностей.

– Становись! – снова закричала Ангелина, и на этот раз вся наша банда потусторонних рекрутов быстро встала в более или менее нормальный строй.

Со всех мест повылезали любопытные солдаты: операторы мишенного поля, рабочая команда по уборке полигона, руководители на учебных местах. Они стояли чуть поодаль и ожидали небольшого шоу.

Помню, сам так же проходил первые пробы сил. Посмотреть на магов-недоучек интересно со стороны, но то маги, а это совершенно потусторонние личности, да ещё и симпатичные девчонки, даром что нелюди.

Волоты ничем, кроме большой физической силы, не обладали, поэтому их оставили в сторонке. Не имела возможностей и Несмеяна, тихонько отошедшая к стеллажу с оружием. По крайней мере, она обладала всеми необходимыми способностями снайпера, была тихая и незаметная, могла часами лежать без движения, выжидая жертву. К тому же её нельзя заметить в тепловизор, если она впадала в своё змеиное оцепенение, зато сама могла чувствовать тепло живых тел. Вопрос с назначением на должность снайпера отпадал сам собой.

Для того, чтоб узнать возможности боевого мага или войсковой нечисти, обычной плоской мишени мало, поэтому в поле на дистанции в сотню метров поставили шесть чучел на палках, сделанных из набитых соломой старых комплектов формы. Они сейчас стояли, уподобившись сильно подвыпившим и оттого едва державшимся на ногах воякам. А ещё там был остов старой БМП, по которой обычно стреляли из гранатомётов, и такой же ржавый скелет запорожца неопределённого цвета.

Первым из строя вышел Кирилл, то есть, лич повёл свою любимую марионетку.

– Ну, чего ждём? – спросил я, глядя на разминающегося словно перед бегом паренька.

– Так я это, дядя Егор, тело прогреваю, а то оно плохо слушается, если остынет, – весело ответил Кирилл, достав свой травмат.

Я не стал ему мешать с этим оружием, но и настоящий пистолет вручать не решился.

– Во-первых, при исполнении я для тебя товарищ капитан, а во-вторых, враг не даст тебе времени на подготовку.

– Тяжело постоянно его греть, – отозвался Кирилл, надув губы.

Парень, живший отшельником, совершено не умел прятать эмоции. Он был как ребёнок. Опасный, но наивный зверёныш.

– Вот и тренируйся. Постоянно тренируйся.

– Я тогда не смогу всех остальных нормально тянуть, – пожал плечами паренёк, прыгая на месте, а я чувствовал поток колдовской силы, создающий слабенький пирокинез.

– У тебя сейчас всё не БГ, нужно чтоб хоть один постоянно на дежурстве был, – парировал я.

– Я тогда Кирей постоянно буду, его легко чинить, он мелкий, а Макс пусть про запас будет. А здоровяка вместо щита, он и так уже подранный, как тряпка.

– Хватит трепаться! К бою!

Паренёк снял травмат с предохранителя и рванул с места. Одновременно с этим поле заполнилось непонятным белым шумом, похожим на колдовскую метель.

Я прищурился, переходя на экстрасенсорное восприятие, стараясь разглядеть петляющего как заяц лича, но смог узреть тонкую нить контроля, тянущуюся в белое марево от склянки с младенцем-игошей, и тонущую в этой пурге. Это походило на дымовую завесу, только колдовскую.

Колдун-самоучка смог сделать защиту от сканирования? Наверное. Ничем иным это быть не могло.

Я услышал сопящую Ангелину, которая вцепилась в стойку плаката так, что под её пальцами тонкий металл слегка погнулся, оставляя отпечатки.

А мне пришлось сосредоточиться, делая несколько глубоких вдохов. Если отсеять ауры мелкой живности и людей, общий магический фон и помехи от электроприборов, то можно было различить контуры тела паренька, контрастной кляксой мечущегося по полю. Шурочка бы сделала это сразу, но я не был силен в сенсорике. Мой конёк – это колдовские щиты.

Я открыл глаза. За это время Кирилл уже приблизился к чучелам. Лич сейчас не щадил мёртвое тело, выжимая из него больше, чем может обычный человек. Этот эффект описывался ещё в старинных книгах, когда одержимые духом превосходили людей в силе.

– Ай-яй-яй, – запричитала незаметная берегиня, от которой пахло лекарствами и спиртом, – он же все связки сейчас порвёт. Придётся степлером скреплять.

– Ты всегда такая живодёрка? – не оборачиваясь, поинтересовался я.

– Нет, только по средам, – ответила она, – в обычные дни ещё хуже. Что их жалеть? Я помню, под Сталинградом попали под артобстрел. Тащишь раненого, бабах, всё звенит, а потом понимаешь, что тащишь только половинку. Там некогда жалеть было, а здесь некого.

– Тебе сколько лет? – медленно повернувшись, спросил я. Берегине на вид было не больше, чем школьнице-выпускнице.

– Я, как вся нежить, свою жизнь не помню. Помню только то, что после смерти. А берегиней-то стала в сорок первом, на третий день войны. Меня сожгли вместе со всей деревней. Я даже не сразу поняла, что нежить, думала контузия, амнезия. Мне всего семнадцать стукнуло, если по паспорту судить, да и сейчас так выгляжу. Зато войну всю помню. Больно было без потоков силы, как наркоману при ломке, это сейчас дышу свободно. Тогда только спиртом и глушила боль, после войны пряталась по подвалам и психушкам. Потом меня нашли и приютили другие берегини, – она привстала на цыпочки и поглядела в поле. – О, чего откаблучивает!

Я быстро повернулся и поглядел в сторону мишеней. Кирилл уже метался между чучелами, орудуя ножом. А потом сверкнуло что-то алое, и одно из чучел разлетелось обрывками одежды и клочьями соломы.

– Знатный вояка будет, – снова произнесла Медуница.

– Его сила не в этом, – покачал головой я, – он воин второго эшелона. И он всю свою ораву умеет держать.

Медуница пожала плечами, а Кирилл погасил метель и лёгким бегом направлялся обратно.

Следующей была Верника. Девочка никуда не побежала, она лишь вскинула вверх руку, закричав во всё горло.

– А́гни!

Вокруг неё вспыхнула трава, а потом ветер погнал пожар в сторону чучел.

– Э! – так же громко закричал усатый прапорщик, – чучела казённые! И там подъёмники от мишеней! Прекращай баловаться!

– Зачем? – спросила огневица, улыбаясь, как ребёнок на новогоднем утреннике.

– Не надо жечь! – заголосил прапорщик.

– Жарко. Ярко. Красиво, – озвучила своё мнение Вероника, показав на пожарище рукой.

Я заметил, что её свитер тоже слегка дымился, а в волосах бегали огоньки, как по тлеющей бумаге. Над девочкой легонько дрожал раскалённый воздух.

– Туши свою пиротехнику.

– Нет! – выкрикнула огневица и вытащила откуда-то из-за пазухи мутную пол-литровую пластиковую бутылку. Прапорщик тут же протянул руки.

– А ну отдай бензин, дура!

Девочка ловко вывернулась и швырнула бутылку в поле. На месте приземления сразу возникло большое облако огня.

К нам уже подъезжала пожарная машина с военными номерами, а выскочившие оттуда солдаты стали разворачивать пожарные рукава.

Тем временем Вероника достала медицинскую пробирку с какой-то желтоватой гадостью. Как только она под крики усатого прапорщика подняла руку вверх, я сжал кулак, собирая силу. Пробирка застыла в воздухе, а огневица повисла на ней, как на турнике.

Я ещё раз дёрнул кулаком, и девочка, ойкнув, разжала пальцы, а пробирка прыгнула мне в свободную ладонь.

– Что это?

– Моё! – тут же отозвалась огневица.

– Понятно, что твоё. Что это?

– Жижа.

Я вздохнул и бросил пробирку Ангелине, которая уже отошла от колдовской метели. Моя хранительница поймала вещицу на лету, быстро открутила пробку и нюхнула.

– Напалм.

– Моё! – снова заорала огневица, сжав губы.

Казалось, она готова сейчас разреветься от досады, как ребёнок, у которого отобрали мыльные пузыри.

Я разжал кулак и снова сжал его. Пожарный шланг, уподобившись дикой змее, хлестанул девочку одним из колец по пятой точке. Всё бы ничего, но он был мокрый, да ещё вдобавок дырявый, отчего на огневицу попали тонкие холодные струйки. Девочка тут же завизжала, закрываясь руками.

– Нет! Вода! Нет!

– Ещё хочешь? – громко спросил я, пристально глядя на неё, как на непослушное дитя.

– Нет. Плохо.

– Тогда слушайся. Жечь нужно только то, что я скажу.

– Скучно.

– Мы не веселиться здесь собрались. Будешь баловаться, отдам инквизиции. Они тебя в бассейне утопят. Медленно, – зловеще процедил я.

– Буду слушать.

Я подошёл ближе и обнял горячую, как батарея отопления, девочку.

– Огонёк должен быть как в печке, ручной и добрый. Только когда врага спалить нужно, тогда пожар. Ясно?

– Да.

Я отпустил огневицу и перевёл взгляд на унылую, словно утомлённую солнцем, Яру.

– Ты что умеешь?

Полудница достала из воздуха слегка сияющий серп. Обычный такой, сельскохозяйственный. Загорелая девушка облизала потрескавшиеся от сухости губы, а потом вытянула вперёд руку, указывая пальцем на одно из чучел.

Я стоял и смотрел, а потом вдруг сверкнула вспышка, и лицо чучела легонько задымилось, словно деревяшка, которую прожгли линзой на солнце. Там не то, что глаза повредит, мозги спалит.

– Всё, – выдохнула полудница.

– А тот солнечный удар, которым ты меня хотела долбануть, – подняв брови, спросил я.

– Не куклу, – покачав головой, ответила она. – Люди. Потом так.

Полудница скорчила страшную рожу и провела серпом у себя под подбородком, показывая, что отрежет голову.

Я опустил глаза, одновременно чувствуя, как благословение Перуна проходит, и на меня наваливается тяжесть. Скоро усталость возьмёт своё и затащит разбитого в сон.

– Сворачиваемся, – произнёс я. – Подумаю над применением ваших возможностей, но уже в лесу. Завтра утром уже выезд.