— Папа, это яблоки? Какие странные.
Мария Долорес, Машка, моя дочь, живёт в Барселоне с Анной, её вторым мужем и Анниной бабушкой, близорукой каталанской старушкой. Машка не забыла русский, только поначалу стесняется немного, когда я приезжаю, задумчиво подбирает слова.
— Это белый налив, здесь не растут такие. Специально привёз, тебя угостить. Они пахнут как… Пахнут моим детством.
— Разве ты был когда-нибудь маленьким? — Машка хитро прищуривается. Шутит. Хотя… Она — мой поздний ребёнок. Когда я отводил её в детский сад, молодые мамаши думали, что дед привёл внучку.
— Был. Вот, возьми яблоко, закрой глаза и откуси кусочек. А я откушу от своего. И мне тоже будет восемь лет, как тебе…
— Мне восемь с половиной, папа!
— Ах, так? Тогда тебе будет восемь с половиной, а мне уже почти девять, без одного месяца и четырёх дней. Мы лазаем с тобой по деревьям в заброшенном саду за рекой и рвём с веток яблоки. На тебе платьице, белое в красный горох, а я в шортах и жёлтой майке. И коленки у нас с тобой ободранные, и руки не очень чистые…
— Нельзя с грязными руками. Мама ругаться будет. И Алик.
Алик. Альфредо. Стоматолог. Человек патологически аккуратный. После семи лет жизни со мной Анна, наконец, нашла единомышленника. И терпеть не может, когда я иронизирую на эту тему.
— Ничего, Машка, это ведь понарошку.
— Ну тогда ладно. Дай ещё одно яблоко, sisplau. Я глаза закрою, а ты дальше рассказывай.