Еней был удалой детина, И самый хватский молодец. Герои все пред ним скотина; Душил их так, как волк овец. Но после свального как бою Сожгли обманом греки Трою, Он, взяв котомку, ну бежать; Бродягой принужден скитаться Как нищий по миру шататься, От бабей злости пропадать.      Какая ж бы была причина Ему Юнону рассердить? Еней был хоть куда детина; За что б его ей не любить? Богиням вовсе не годится Людьми как щепкой веселиться, И так, как мячиком, швырять. Но знать, что на Олимпе бабы По нашему ж бывают слабы, И так же трудно их унять.      Юноне больше перечоса Парис когда-то досадил, Когда у ней вдруг из-под носа С насмешкой яблочко схватил Юпитера подозревала, И к Ганимеду ревновала, Который был Енею сват. Парис по матушке Енею Был самой ближнею роднею: А именно: крестовый брат.      Вот дело всё, за что Юнона Его хотела погубить; Хотела дать ему трезвона И непременно утопить. Пошел Еней на сине море, Взвился, пустился мыкать горе И странствовать он полетел. Судьбы свирепой оплеухи Его жиляли так, как мухи, Покамест к Риму он дошел.      Юнона только лишь узнала, Что сел на корабли Еней, Как бешеная заплясала; И в злости думала своей: «Теперь тебя уж не оставлю; «Из света вон тотчас управлю; «Как рыбку научу нырять. «Узнаешь, какова Юнона; «Тебе с Зевесова я трона «То постараюсь доказать».      Проворно в праздничну телегу Своих павлинов запрягла, И не кормя, и без ночлегу В Еолию их погнала. Французски новые где моды, В тогдашни древние там годы Был мрак и днем так как в ночи Сидели ветры там в трущобе В земной запрятаны утробе, Выглядывая как сычи.      К Еолу, старому детине, Пришла Юнона на поклон, Поведать о своей кручине, И чтобы в том помог ей он. «Пожалуй, сделай одолженье «Исполни ты мое прошенье «Мой сватушка и куманёк! Рассыпь пожалуй мне троянцев Как волк в лесу трусливых зайцев; «Зажги громовый огонек.      «Всё войско их и с кораблями «Пожалуй к чорту загони; «Пускай они погибнут нами, «И плавают как тюлени. «За важную ж сию услугу, «Тебе в награду милу друга «Красотку я на выбор дам. «Когда мое ты кончишь дело, «Бери из нимф любую смело «И выбирай пожалуй сам».      С улыбкой из подлобья глядя, Как мышь из круп смотрел Еол И бороду свою погладя, Рыкнул ей так как добрый вол: «Великую ты честь мне строишь; «Себя напрасно беспокоишь; «Царица ты моя и мать! «Чего желаешь ты сердечно, «Исполнил бы теперь конечно: «Но как я стану помогать?      «Все ветры у меня в расходе, «И дома нет ни одного «Иной в гульбе, иной в разброде; «Тебе не знаю дать кого. «Борей с похмелья в лазарете; «А Нот еще в прошедшем лете «Ушибен больно на бою; Зефир в наймах у стихотворцев, «Евр водит за нос крючкотворцев; «То чем тебе я пособлю?      «Однако ж быть так постараюсь «Тебя утешить, как могу; «Изволь, наверно обещаюсь, «И покажу, что я не лгу. «Всё будет для тебя готово. «Смотри ж, и ты сдержи мне слово; «Сегодня ж нимфу мне пришли. «Теперь покамест берегися, «Стой крепче и не повалися, «Плотнее чепчик приколи».      Еол ей низко поклоняся, Мешок поспешно развязал. И сам к сторонке притуляся Он ветрам всем свободу дал. Вздурились ветры, засвистели, Взвились, вскрутились, полетели; Настала сильная гроза; Иной пыхтел надувши губы, Другой шипел оскаля зубы, Иной дул выпуча глаза.      Горшок у бабы как со щами Бурлит в растопленной печи, Так точно сильными волнами Кипело море в той ночи. Со всех сторон вздымалась буря, Всё море сделалось как тюря; Не видно света ни следа; Ревела волком вся пучина; Настала в море чертовщина, Бросало порознь все суда.      Троянцы все перебесились, Ходили вовсе без ума, От ужаса все взбеленились, От страха сделалась чума; Иной ревел плачевным гласом, Как волк в лесу пред смертным часом; Иной ругался в нос и в рот; Иной сидел поджавши руки; Иной от страха и от скуки, Сивухой наполнял живот.      Ревела буря громогласно, Свистали ветры как сурки; Суда, качаясь ежечасно, Ныряли в воду как нырки. Иного сильною волною Вверх опрокинуло кормою; Другой наседкой на мель сел; Иной песку с водой наелся; Иной раздулся и расселся, На дно за раками пошел.      Еней как будто в лихорадке Зубами хлопая дрожал, Или в падучем как припадке Кривлялся, корчился, зевал; Взирая с судна на пучину, Бурлацки клял свою судьбину, И бабьим голосом ревел: «Ах! если б в Трое я остался, «То так теперь бы не скитался, «И столько б горя не терпел.      «На печке теплой с Сарпедоном «Обнявшись в небе бы сидел; «И с жалостным теперь бы стоном «На грозну бурю не смотрел; «Не видел бы моих троянцев «Дрожащих так как робких зайцев, «Забывших славу всю и честь. «Но если сей беды избавлюсь, «Нептуну верно обещаюсь «На жертву я козла принесть».      Играла буря кораблями, Как ткач за станом челноком; Иной был весь покрыт волнами. Другой оборочен верх дном; Иной потершись близ утёса Оставил своего полноса, И сделался совсем курнос; Иной под облака вздымался; Другой в морское дно спущался; Иного к чорту ветр унёс.      Нептун, услыша суматоху, Бурлили ветры как в волнах, Хотел им с сердца дать жарёху И всех заколотить в щелях. Вздурился он и ужаснулся, Разинул рот и весь раздулся Индейский будто как петух. «Какое здесь теперь вам дело? «Кто вам велел шутить так смело? «Вон все! чтоб здесь не пах ваш дух!      «Еолу за сию потешку «Скажите от меня в глаза: «Что отсмею ему насмешку, «И дам хорошего туза. «Как смеет не спросясь он броду, «Соваться сам собою в воду, «В чужом поместье бунтовать? «Ступайте вон, пока не биты, «Не связаны и не обриты; Я скоро вас могу унять».      Потом он севши в одноколку Поехал по морю гулять; Трезубец взявши и метёлку Он море начал тем ровнять. Тотчас вся буря утишилась, На море тишина явилась, Престала бурна дребедень; Ушли дождливые все тучи, Сравнялись на море все кучи, И просиял вдруг красный день,      Матросы все от удивленья Как раки стали на мели; И с бурного того похмелья Едва очнуться все могли. Запели песни, засвистали, Скорее к берегу пристали, И якорь кинувши сошли. Все начали скорей сушиться; И чтоб получше ободриться. Огонь расклавши спать легли.      Потом часов пять-шесть уснувши Свежей троянец всякий стал; А обсушась и отдохнувши, Ни в чем как будто не бывал. Тотчас сварганили селянку, Поевши принялись за склянку, И стали плотно куликать; Забыли грусти все и скуки; И прежние свои все муки Сивухой стали заливать.      Зевес тогда с постели вставши Спросонья морщился, зевал; И только лишь глаза продравши Нектару чашку ожидал, Иль по просту отъемной водки Для прочищенья пьяной глотки; С похмелья он лечился сим. Тут Ганимед с большим подносом, И с кружкой Геба с красным носом Тотчас явились перед ним.      Потом Цитерска щеголиха, Любви и волокитства мать, Подкравшись к двери из-подтиха, Изволила пред ним предстать; Как немка перед ним присела. И жалобно ему запела: «Ах! батюшка сударик мой! «Чем сын мой сделался виновен? «За что Еол толико злобен? «Тебе по мне он не чужой.      «Теперь я вижу очень ясно, «Ему что Рима не видать: «Старанье всё мое напрасно, «Чтоб тамо царство основать. «Твоя супружница Юнона «Всегда во всем ему препона, «И хочет выгнать с света вон; «Везде ему напасти строит, « Всегда немилосердно гонит, «И хочет, чтоб погибнул он».      Старик Зевес оскаля зубы Улыбку нежну оказал; Усы разгладивши и губы, С усмешкой дочь поцеловал; Сказал: «Об нем ты не пекися; «Но на меня в том положися; «Всегда я в слове господин. «Еней во всем себя прославит, «Потомство сильное восставит; «Или я не Сатурнов сын.      «Постой на час ты здесь немножко, «Тебе я весточку скажу; «В Дельфийско севши я лукошко «Его весь жребий покажу. «Внимай слова мои прилежно, «Случится с ним что неизбежно «И с поколением его. «Свой трон он в Латии построит, «Латинско царство там устроит, «И утвердит из ничего.      «Потом родится забияка, «Отважный Ромул молодец, «Разбойник, хват, урвач, гуляка, «Боец кулачный и борец. «Сберет он воровскую шайку, «И свет весь так как будто сайку. «Запрячет в римский свой карман. «Все покорит себе народы, «Прострет на землю власть и воды, «И будет в Риме так как хан.      «Потом явится сильно племя «Одних мужчин всё холостых; «С себя те сбросят светско бремя; «Не будет вовсе жен у них. «Все будут петь по их погудке, «Плясать по их все будут дудке, «Весь свет под власть свою возьмут; «Везде пошлют свои законы, «Везде свои поставят троны, «И всех под ноготь свой прижмут.      «Их власть дотоле продолжится «И будут все их почитать, «Доколе слепота продлится, «И будут ноги целовать. «Начальник их, старик не промах, «Воздвигнет трон на царских тронах, «Возьмет под власть свою царей; «Ему все будут поклоняться, «Его все будут устрашаться «И чтить во слепоте своей.      «Теперь о том уж не крушися, «Случиться может что вперед; «И в той надежде ободрися, «Что твой Еней не пропадет. «Увидишь скоро перемену; «Заедет сын твой в Карфагену; «Как сыр он в масле будет там: «Начнет есть, пить и потешаться, «С царицей нежно проклажаться; «Ступай, и верь моим словам».      Брала Енея грусть и мука, Не знал он что тогда начать; И чтоб его разбилась скука, Пошел по бережку гулять. Вдоль берега пошел слоняться, Желая с кем бы повстречаться, И где они о том узнать; Грустить ему, иль ободряться, Печалиться, иль утешаться И людям что своим сказать?      Не ведал, делать что от скуки, И грусть чем разогнать не знал. Ломал он с горя свои руки, И тяжко больно воздыхал. Явилась вдруг пред ним колдовка, Цыганка, старая хрычовка; Сказала: «здравствуй, молодец! «Положь-ка мне пятак на ручку; «То я тебе любезну внучку «Скажу, что будет наконец».      Еней воспитан не по моде, Но попросту по старине; Он верил ворожбам, погоде, Гадал почасту на вине. Но ей руки не подавая Спросил: «скажи, моя родная! «Живут какие люди тут? «Скажи, какие здесь соседы? «Не дикие ли людоеды? «И землю как сию зовут?»      Никак не можно удивляться, Что был несведущ так Еней; Учиться не хотел стараться, Как в молодости был своей; Ему тогда все потакали, Все тешили и баловали, И сделали совсем хоть брось; Тогда он вовсе не учился, Играл лишь только и бесился; И от того повесой взрос.      «Ливия здесь, страна прекрасна, «Поверь ты слову моему; «Дидоне вся она подвластна». Рекла цыганка так ему; «Дидона, здешняя царица, «Отметный соболь молодица, «Как кровь, голубка, с молоком, «Какие соколины взоры! «И слаще меду разговоры! «Ей, ей! не лгу! поверь мне в том.    «Теперь вдовою горе мычет, «Томится в горести своей; «И жениха себе не сыщет, «По вкусу чтоб пришелся ей. «Убил у ней злой брат супруга, «Лишил ее любезна друга, «Вдовой заставил горевать. «Она ж ему за то отмстила, «Казну его всю подцепила, «И начала здесь поживать,     «Скажи ж и ты, дружок любезный! «Приехать как ты мог сюда? «Могу я дать совет полезный, «И не солгу уж никогда». Еней сказал: «мы все герои «Бежали из сожженной Трои, «И рыщем кой-как там и сям. «Мы двадцать кораблей имели: «Но только восемь уцелели; Что делать? я не знаю сам».      «Поди небось, ступай всё прямо;— Сказала корга та ему; «Не будет счастие упрямо; «Всё станется по моему». Сказав сие тотчас взвилася, На воздух кверху поднялася. Еней как сумасшедший стал. Запахло разными духами; Цыганка уж под облаками; В ней мать свою Еней узнал.      Стоял в великом изумленье, Смотрел наверх разинув рот; И чуть такое удивленье Его не скорчило живот. Очнувшись скоро спохватился Пред ней на землю повалился, И о песок стучал челом. «Тобой оставлен что не буду, «Беды и горести избуду, «Теперь уверен твердо в том».     Идти он в город так боялся; Чтоб там не быть у всех смешным. Не без причины опасался, Чтоб не смеялися над ним. Венера ж то предусмотрела, И облаком его одела, Где он как за забором был. Пред ним всё было на ладонке; А он прижавшися к сторонке Невидимым от всех ходил.     Осматривал сперва строенья, Которы воздвигали там; И вне себя от удивленья Глазам своим не верил сам. Огромны домы поднимались; Ужасны зданья возвышались, Все улицы очерчены; Сады везде и огороды, И с теремами переходы, Цвели так как в печи блины.     Не мог никак он удержаться Прошедши мимо кабачка, Чтобы со стойкой не видаться, И не хватить винца крючка;, Или для прочищенья глотки Хорошу выпить рюмку водки И закусить то пирожком, Или хорошею селянкой, Или крупичатою сайкой, Или блинами с творожком.    Хватив крючок он винной кашки Ни в чем как будто не бывал; Пошли по животу мурашки, И он повеселее стал; Забыл свои все грусти, скуки, И посошок свой взявши в руки Пошел по городу зевать; Побрел осматривать столицу Желая посмотреть царицу И ближе чтоб ее узнать. Она была тогда в заботе И в самых сильных хлопотах; Приказывала о работе, И рассуждала о делах. Все без доклада к ней входили; Все попросту с ней говорили, И обходились без чинов. Везде Дидона поспевала, На всё она всем отвечала; Напрасно не теряла слов.    Вдруг перед нею появились Толпы голодных пришлецов; Пришедши в ноги повалились, Просили дать им всем покров. Все наги были те и босы Оборваны, простоволосы, В лохмотьях все и в лоскутках. Еней смотря на иностранцев Увидел в них своих троянцев, Что были с ним на кораблях.    «Царица! все они кричали; «Не прикажи нас уморить. «Ты зришь, мы наги босы стали; «Вели скорей нас накормить. «Мы много горя претерпели «И сутки трои уж не ели «Шатаясь ветром по морям. «Нас порознь бурей всех разбило, «И к берегу сюда прибило. «Не дай теперь погибнуть нам.      «Из Трои шли мы все с Енеем; «Наш флот был в многих кораблях. «Но если б знали, то б с злодеем «Мы тем не сели на судах. «Как время бурное настало, «Суда все наши разметало; «То он нас бросил и ушел. «Теперь не знаем, где девался, «Куда от бури он попался, «Иль может быть где на мель сел».      Тотчас Дидона приказала Пришельцев тех всех накормить, «Не бойтесь, им она сказала, «Не допущу вас в нужде быть. «Но если бы Еней ваш с вами «Явился вместе перед нами «Я больше рада бы была…» «Он здесь!» вскричал Еней тут смело. Вдруг облако всё улетело; Пропал весь мрак, исчезла мгла.    Его на тот раз нарядила Сама Венера на подряд; Прихолила и приумыла, И щегольской дала наряд; Напрыскала его духами, Мазьми, помадами, водами, И показала удальцом. Еней и без того детина Был самый хватский молодчина, Куда ни кинь так молодцом.      Тотчас пошли у всех поклоны И шарканья наперерыв; Пошли учтивства, забобоны, Всяк сделался там в ласках чив. Сжимали друг у друга руки; Забыли грусти все и скуки, В тогдашней радости своей. Матросы также не забыты; Послали к ним вина корыты, И целые корчаги щей.      Еней как молодец учтивой И знающий всю в тонкость честь, Хозяйке той щедролюбивой Велел подарки он принесть. Из Трои вздумал как подняться, То всем не позабыл запасться, Что мог лишь только подхватить. Еленино всё умыванье, Белила, мушки, притиранье Дидоне вздумал подарить.      Венера также не дремала И помышляла о сынке; Из глаз Енея не спускала, Водила будто на снурке; Цитерски жертвы забывала, О том лишь только помышляла, Чтоб славу в свет об нем пустить, А чтобы не жил он несчастно, И время не терял напрасно, Дидону вздумала взбесить.      Велела кликнуть Купидона, Чтоб сделать тайный с ним совет, «Уставы твоего закона «Хранит весь твердо здешний свет»,— Она, призвав его, сказала, Обняв взасос поцеловала, Чтоб только услужил он ей. Сулила всяческих игрушек, Коньков, звонков и побрякушек, Карет, картинок и саней.      «Еней, сказала, хоть детина, «И брат тебе по мне хоть он; «Но туп, как сущая дубина, «И разгильдяй как самый слон. «Что делать он ни начинает, «Нигде никак не успевает, «Валит колоду через пень, «Из рук всё у него валится; «Что ни начнет, всё не спорится; «Во всем выходит дребедень.      «Мне хочется состроить шутку, «Чтоб тем себя повеселить; «И так как рыбочку на удку «Ему Дидону подцепить. «С бедами полно уж возиться; «Пора ему повеселиться, «И мыкать горе перестать. «Но жаль, что он детина вялый, «В делах любовных небывалый «Не знает, как в том поступать.      «Итак прошу тебя, дружочек, «Пожалуй в том мне помоги; «Послушайся меня, сыночек, «И нашу честь побереги. «Проворнее перевернися, «Асканием [1] перерядися, «И в виде том ты к ним войди, «К Дидоне ближе приласкайся, «Зажечь любовь в ней постарайся, «Смотри ж, себя не остыди.      «Но чтоб Асканию плутишке «Тебе ни в чем не помешать, «То сонного тому мальчишке. «Ты зелья постарайся дать. «А я его уже украду «И скрою от людского взгляду; «То ты как хочешь работай. «Проворней исполняй всё дело, «Во всю ивановскую смело; «Не спи никак и не зевай. »      Амур, мальчишка плутоватый, О пакостях лишь помышлял, Не промах был, не простоватый, Ни в чем ни мало не дремал. Людскими же играть сердцами Как мячиком или шарами, Того лишь только и глядел; Колчан отбросив со стрелами, Поддел камзольчик с рукавами И в Карфагену полетел.      Еней велел, чтобы Асканью Дары Дидоне поднести; Но по Венеры приказанию Его успели унести За тридевять в десято царство, И в неизвестно государство, Быть невидимкой никому. Исчезли крылья у Амура, Явилась новая фигура; Он стал Асканьем по всему.    По приказанию Дидоны Тогда был праздник во весь мир, Огни, пальба, потехи, звоны, И для приезжих знатный пир. За стол все севши проклажались, Сытней как можно наедались, Не забывали запивать. Лишь рюмки там у всех сверкали; Так часто их переменяли, Что не успеешь и считать.      Различны ествы там заморски, По почте всё привезено; Дурного не было ни горсти; Всё на подряд припасено. Пуд в десять окорок вестфальский, С большую башню сыр голландский, Жаркого часть был целый бык, На пироге ж или паштете Катайся цугом хоть в карете; И с свинью был у них кулик.      Напитками лишь не ленися Хоть пруд из них себе пруди; Лишь только сам в том не плошися, А то на них хоть не гляди. Вином шампанским хоть облейся, Не только досыта напейся И наливай себе живот; А если кто тут не дорвался, К сторонке с горя прижимался, Облизываяся как кот.      Царица только лишь узрела, Вошел Енеев сын что к ним, Тотчас призвать к себе велела, И начала резвиться с ним; В колени у себя сажала, В роток и глазки целовала, Давала всяческих сластей. «Какой пригоженький мальчишка! «Такой же будет он плутишка, «Как и отец его Еней».      Дидона столько полюбила Сего притворщика тогда, Что вовсе уж тогда забыла О прежнем муже навсегда. Как первый раз поцеловала, Тогда ж из сердца вон изгнала; В другой поцеловавши раз Немножко сделалась смелее, И стала думать об Енее, И не спускала его с глаз.      Меж тем притворный тот ребенок Ее целуя не дремал; Хоть был он смирен как теленок, О деле лишь своем смышлял. Дидона с ним как забавлялась, Того ни мало не боялась, Чтоб пакость он состроил ей; Но он нимало не зевая, И ей на ласки отвечая Зажег весь нутр собой у ней.      Дидона вдруг переменилась И стала уж не та совсем; Вздурилась баба, взбеленилась, Зарделася в лице своем; Пришла вдруг сильная зевота, Задумчивость и потягота; Всё сделалось постыло ей; Всё в свете вовсе забывала; О том лишь только помышляла, Чтоб вместе с нею был Еней.      Наевшись гости и напившись Все поднялись из-за стола; Рекли хозяйке поклонившись, Здорова чтоб была она; Спасибо ей за всё сказали, Поклоны многи отдавали, Благодарили за прием. Все в розницу пошли шататься; Своим всяк думал заниматься; О деле всяк смышлял своем.      Из-за стола лишь только встала Беседа новых сих гостей, Тотчас Дидона приказала Любимице одной своей, Из всех заморских чтобы рюмок Принесть большой заздравный кубок, Что был отменнейшим у ней; И наливши его отменным Вином шампанским сельдерейным, Рекла беседе так своей:      «Ко мне любовь кто ощущает, «И почитает кто меня, «Своей царицею считает «Подданства жар ко мне храня, «Пускай последует за мною». Потом махнула вдруг рукою, Дала всем музыкантам знак. Во всё хайло все заревели, Литавры, трубы загремели, Шальным козлом запрыгал всяк.      Она ж тот кубок вверх поднявши Сказала всем гостям своим, Глазами знак Енею давши; «Желаю я, чтобы мне сим «Мое усердие сердечно «Явить Енею всеконечно», И вытянула весь до дна. Царице все в том подражали, До суха рюмки осушали; Она тянула не одна.      Потом все порознь разбрелися, И заиграл на свой всяк лад; Кто как изволь, так веселися; Кто чем богат, то тем и рад. Одни в треноги заплясали, Иные в кости закатали; Иной за картами дремал, Проворы лясы подпущали, Нарциссы дурищ облещали, Пролаз рога глупцу ковал.      По всем домам там на ночь плошки Приказано у всех зажечь; У всех освещены окошки; Никто не смел в потемках лечь; Все улицы огнем сияли; Везде толпы людей гуляли; Везде во весь кричали рот; Везде народы копошились; Везде с стаканами возились; Мурлычал всякий так как кот.      Царице ж не было чтоб скучно, И в одиночку б не зевать, И чтоб с Енеем неразлучно Ей весь тот вечер окончать, Затеяла различны шутки, Гулючки, жмурки, прибаутки, Курилки, бонки, шемелой; И разны слушая куранты Играть всех засадила в фанты, Енея посадя с собой.      И бабьей хитростью своею Устроила так на заказ, Что самый первый фант Енею Из всех и вынулся тотчас. Дидоны было в том хотенье, За тот чтоб фант всем в угожденье Троянску брань всю описать; Какие были там герои, Какие драки, свалки, бои, О всем подробно рассказать.      Енею было хоть досадно, Но так тому уже и быть; Для славы хоть его накладно, Но должно было говорить: Однако ж тут он умудрился, По-молодецки лгать пустился Как самый добрый книгочей, Или как с приписью подьячий, Старинный секретарь, иль стряпчий, О чести думая своей.

На креслах штофных с бахромою Разнежившись сидел Еней; И хвастать начал он собою Перед Дидоною своей. Вдруг все замолкли, занишкнули, К рассказам уши протянули, И слушали разинув рот. Еней то видя восхищался, Как можно больше лгать старался Весь надседая свой живот. Хоть сон его и очень плотно И не на шутку уж клонил И он уж очень неохотно В такие розсказни входил; Но чтоб к Дидоне прислужиться, И неучтивцем не явиться, Напойку табачку хватил; Прочхался и протерезвился, Как будто вновь переродился, И речь свою к ней обратил. Нас греки десять лет в осаде Держали будто пастухи; Мы были так как овцы в стаде, Не шевелились ни крохи. Однако ж после ободрились, Исправились, приосамились, Трезвона дали им самим. Что было делать нам от скуки: Сидеть нельзя поджавши руки! Пошли на вылазку мы к ним. И как они ни храбры были, Но также струсили потом; И скоро лыжи навострили, Как будто не было ни в чём; Оставили осаду Трои; И все их бойкие герои От нас бежать пустились прочь Тогда нам веселее стало; Все горе вдруг от нас пропало; А то терпеть пришло не в мочь. Оставя город и осаду Не даром отошли от нас; За претерпенье нам в награду Залог оставили для нас; Чтоб мы о них не забывали И чаще бы напоминали, Как будто старых нам друзей, Как прежде презирали нами, Так после сделались друзьями. Дивились мы премене сей. В том месте, где они стояли Под городом в своих шатрах, И где щелчки нам раздавали, Дрались на копьях, кулаках; Где мы друг с другом храбровали Друг друга плотно тасовали, Тузили сильно по вискам, Расквашивали с рылом губы, И с корнем выбивали зубы Стуча друг друга по носкам, В том самом месте сработали Они коня в гостинец нам; И в город к нам тотчас послали Сказать Приаму и жрецам; Что в знак у нас своей надсады, И горемычной той осады На память сделали сие И просят нас не погнушаться И от того не отбиваться, Но в город взять так как свое. Но что за конь тот был ужасный! Сказать никак то не могу; Весь труд мой будет в том напрасный; Поверь, Царица! Я не лгу. Он с башню был величиною, А в брюхо с копну толщиною, И весь наполнен был людьми; Натискали и надавили, И брюхо всё так уложили, Как будто бочку в торг сельдьми. Лишь только греки откачнулись От Трои нашей далеко, И мы от страха очунулись, И стало нам уже легко; Забыли то как горевали; Ни в чем как будто не бывали; Прошло как с гоголя вода, Пошло веселье за весельем; Гналось похмелье за похмельем; Не приходила в ум беда. И в Трое люди любопытны, Так как и в прочих городах, И к новизне все ненасытны Иметь ее в своих глазах. Вздурились все, перебесились, Смотреть коня того пустились Все в запуски на перерыв; Пошли из города толпами, Как будто свиньи в луг стадами; Никто тут не был в нас ленив. В торговой тесной будто бане, Или как кашица в горшке, В пивном как бродит гуща чане, Или как муравьи в мешке; Так люди тесно там толпились, Дрались, теснились, копошились, Стараяся вперед попасть. За теснотой уж не ходили, Друг друга на себе носили; Зерну там негде было пасть. Вокруг коня того обставши Смотрели все разинув рот; Никак ни мало не уставши Зевать все ради целый год. Потом довольно наглядевшись, Пыхтя, потея и зардевшись Всяк в разговоры тут вошел, Заспорили и закричали, Шептали, кашляли, жужжали, Как новый рой сердитых пчел. Заумничали все отменно, Судил тут всяк по своему; Что завсегда обыкновенно В большом случается шуму. О нем все разно рассуждали, Но в цель нимало не попали, И всякой только что лишь врал; Свое всяк утверждал неложным, А все чужое невозможным; Но там всю правду прозевал. Одна из женщин Царска рода [2] И нам троянцам всем родня, Смотревши с нами на урода Велела принести огня, И сжечь его как поросенка; Чтобы он вместо жеребенка Из брюха не родил людей, Безумною ее считали, Тот слов ее не уважали, Ни в чем не доверяли ей. Меж тем пред нами тут явился Почтенный старец, родом грек; Троянцам всем он поклонился, И бороду разгладя рек: Что греки много чтя Палладу, Состроили сие в награду В Троянский храм богини сей; Дабы она им помогала, И их в пути не оставляла, К земле управя их своей. Все люди громко закричали: Коня потребно в город взять; Что греки в храм Палладе дали, То долженствует там стоять. Но в город так ввести не можно, То непременно будет должно Ворота выше проломать; Иль вновь хотя пробить всю стену, Чтоб в свете вещь сию отменну Во Трою как-нибудь достать. Все стену вдруг ломать пустились, Все чистили в той стороне; И заодно все торопились Работать дружно на стене. Нашлось тут много рукодельных; Снастей сыскали корабельных, Ломов, канатов, рычагов; Кругом всю лошадь обмотали, Опутали и обвязали, И всяк был сам тащить готов. Потом все в лямки запряглися, На Волге будто бурлаки; Тянуть коня все принялися, Как будто тоню рыбаки. Ай! ай! ао! кричали разом! Людей всех не окинешь глазом, Что начали его тащить. Кто в лямку не поспел запрячься, Старался как-нибудь продраться, Чтобы кушак хоть прицепить. Троянски малые все дети, Старушки все и старички, Взмостились на заборы, клети; И выпуча глаза в очки На чудо новое зевали, И в удивленьи утопали, Не веря в том своим глазам. Меж тем народ с конем трудился, Тянул коня, а конь тащился К Троянским городским стенам. Коня как в город притащили, Настала празднична гульба; У всех стаканы зазвонили, Пошла бутылошна пальба. С конем друг друга поздравляли, Друг другу рюмки наливали, И выпивали их до дна; И лишь одну как осушали, Другою тотчас погоняли, Чтоб не осталась ни одна. Иной на четвереньках бродя Почасту носом грязь клевал; Иной бодрился, но сам ходя Мыслете по грязи писал; Иной бурлил, другой прокудил, Иль сидя носом рыбу удил, Или выпучивал глаза; Иной разинув пьяну глотку, И думая запеть молодку, Блеял как давлена коза. Вот такова была вся Троя На радостном веселье том; Всяк сидя, лежа или стоя, Обременился пьяным сном. Кто где сидел, там и остался; Кто где лежал, там и валялся, Мычал, храпел, ревел как зверь. Непьяным старец лишь остался, В попойку нашу не мешался И был так трезв, как я теперь. А между тем уж темно стало, Почти не видно было стен; Не трогался никто не мало, И спал как в воду опущен. Проклятый старец не ленился, К коню немедленно пустился, И брюхо в нем спешил раскрыть. Посыпались оттуда греки Как овцы в жаркий день на реки, Чтоб лишний зной скорей запить. Другие также не дремали И дожидались ясака; В щелях запрятаны стояли Смотря на них издалека. Когда ж по шороху узнали Коня что греки опростали, Тогда и те пристали к ним. Пустились в город все толпами, Хотели нас поесть зубами, И разом проглотить одним. Пошла такая тут потеха, Какой век не было нигде; Пришло троянцам не до смеха, Узрели как себя в беде. Троянцы все как зюзи спали; Которы ж на часах стояли, Дремали также на заказ; С похмелья делать что не знали; На силу на ногах стояли, Продрать не могши пьяных глаз. Я в самое то злое время С Креузою сном крепким спал. Мне снилось, будто греков племя Я как свиней дубиной гнал; И подле небольшого леса Трезвонил в рыло Ахиллеса, И задал таску не одну, Но вдруг услышавши тревогу, Не знал куда найти дорогу, И бросился скорей к окну. Не редко вдруг когда случалось Вам блох у вас когда искать, И что под пальчик попадалось Скорей ловить и убивать. Вообразите же, как блохи Без всякой сильной суматохи Все в рост с припрыжкою бегут; Так точно все мы повскакали, Тулились, прятались, бежали, Но по пятам и греки тут. Я видя то взмутился духом, Как будто кто щелчка мне дал; И как за мухою с обухом На драку тут же побежал. Спешил скорей помочь троянцам, И робким сим с похмелья зайцам Хотел пример подать собой. Но образумясь возвратился, Скорей одеться торопился, В рубашке был тогда одной. Но вдруг троянцев жаль мне стало, Пошел опять на драку к ним; Мнил: «В платье нужды нет нимало «И драться надобно не им; «Была бы сабля повострее, «И сам немножко посмелее, «То все на свете трын трава.» Пустился в сильную к ним схватку; Всех бил, сказать всю правду матку, Как удалая голова. Из греков кто ни попадался Ко мне в жару том на глаза, В крови своей тотчас купался; Я всякому давал туза. Бросал туда сюда всех в угол, Как будто шариков, иль кукол; Кроил их многих пополам. И мстя за все Троянско племя, Был сколько храбр в то злое время Не надивлюсь тому и сам. Всегда народа целы тучи Сбираются вокруг глупца; Так на войне героев кучи Толпятся подле храбреца. Меня троянцы лишь узнали, Толпами вкруг тотчас обстали, Пошли на греков напролом; Что ни попалось, все топтали, Рубили, били, прогоняли; Пощады не было ни в ком. Но лучши чтоб иметь успехи, То мы смигнувшись меж собой Надели гречески доспехи, И так пустились в свальный бой. Но греки тотчас догадались. Никак в обман к нам не попались, И начали нас всех рубить. Я видя то, отшел в сторонку, И от сраженья потихоньку Решился лыжи навострить. Лил пот тогда с меня ручьями, Как будто в бане на полку; И я несчастными судьбами Попал из поломя в реку. Когда и где ни обернуся, Везде все грекам попадуся; Нигде нет наших никого. А кои мне и попадались, Изранены, как стен шатались; А молодца ни одного. Троянцы кучами лежали, Как с барок у реки дрова; В крови друг друга потопляли. «Пропала бедна голова!» Я мнил так о себе в то время; «Свалится ли с меня то бремя? «И я дойду ли до своих?» Меж тем к воротам добирался; Дойти туда скорей старался, Чтоб выдти в поле через них. Но городские все ворота У греков были уж в руках; Стояла их там цела рота На карауле, на часах. Урядник был у них повеса Сын молодого Ахиллеса, Отважный Пирр, боец лихой; Копье его длиною с башню, А толщиной с артельну квашню; Но он играл им, как лозой, Доспехи все его и латы Черны печное как чело; На шлеме перья все мохнаты Торчали будто помело. Глаза горели так как уголь, А брови как в пшенице куколь; Лицо ж зардевши как снигирь. Ему никто не попадайся, Иль вовсе с головой прощайся. Такой был хватский богатырь! Сей хват незваный и без спросу Вбежал к Приаму во дворец, Чтобы и там задать всем чосу И перебить всех как овец. Толпу с собою вел буянов, Головорезов и нахалов; Все жег, топтал, валял и бил, Весь двор того никак не зная И сей беды не ожидая В одной еще рубашке был. Пошел крик, вопль; и все завыли Там девки приведенны в страх; Плачевным голосом вопили, Как будто на похоронах. А храбры гречески пролазы Узрели многия проказы Туда вошедши невзначай. Чего б и в ум не приходило, То там на самом деле было. Пожалуй ты людей узнай! Смотритель старый над пажами С красоткою обнявшись спал; Хоть часто иногда лозами За волокитство их щунял. А барска барыня Царицы, У коей были все девицы В присмотре строгом завсегда, Раскинувшись, простоволоса, Покоила молокососа На ручке у себя тогда. Иной, примером постоянства И трезвости у всех что был, При людях ненавидел пьянства, Одну лишь только воду пил; Сидел о стол клюнувшись носом, Держал схвативши над подносом Не допитой в руке стакан; Но как прошло уж много ночи; То пить его не стало мочи; Толико был он плотно пьян. В опочивальной же палате, С Гекубой где Приам наш спал, В одном лишь тоненьком халате Вскоча от страха он стоял; Забыл спросонья и одеться Но, как? досуг ли осмотреться, Когда злодеи на носу? Схватил со стопки саблю в руки; «Вот я вас всех, навозны жуки! «В пирожны крошки разнесу!» Но не укрался ж от Гекубы Приам, чтобы идти на бой. Вскочила вдруг оскаля зубы, И подняла по-бабьи вой. «Куда ты, старый чорт тащишься? «Не впрямь ли смерти не боишься. «И вздумал также воевать? «С твоей ли дряхлой головою, «И с поседелой бородою? «Подлезь-ка лучше под кровать.» Ея последовать совету Приам решился в тот же час. «Так право, места лучше нету, «И безопаснее для нас.» И уж совсем было собрался; И лезть под ложе нагибался; Но с шумом отворилась дверь. Влетел тут Пирр и с молодцами, На старика щелкал зубами Как на быка голодный зверь. «Постой, кричал, седая крыса! «Постой, теперь уж не уйдешь; «Со мной не так, как у Улисса, «Не расплатясь не отойдешь.» Сказав сие схватил за глотку; И треснул оземь как молодку Рассерженный с похмелья муж; И растяня его как кошку, Снес голову с него как плошку. Весь вышел дух в минуту ту ж. А я беду ту неминучу Увидевши, скорей бежать, Чтобы в такую грозну тучу И мне с другими не пристать. Я был тогда не без догадки; Резвее зайца без оглядки Лишь пятки вверх вбежал во храм; Стараясь прятаться за стену, Нашел красавицу Елену Прижавшись в уголочке там, «Ты здесь, и мне попалась в руки», Сказал я разъярившись ей, «Тобой все греческие штуки «Состроились в сторонке сей. «Теперь, сказать всю правду матку, «Изволь-ка учинить расплатку «За то своею головой; «Чтобы и прочи наши жены «Боялись жечь Троянски стены, «Пример я покажу тобой. «Твою смазливую я душу «Своей рукою погублю; «Всю отрясу тебя как грушу, «И в мелки щепки изрублю, «За наши все тебя напасти «Как тушу раскрою на части «И разошлю по городам; «Чтоб все троянцы то узнали, «Что здесь от бабы погибали, «И впредь не верили женам.» Я мнил; хотя и непристойно Герою женщину убить; Но уж давно ее достойно Скорей из света истребить. Сорвя негодную крапиву, Чтобы не заглушала ниву, Другим я травам дам простор; Чтоб жены не трясли губами, Язык держали за зубами, Из изб не выносили сор, Уж вытащил до половины Свою шпажицу из ножен, До самой чтоб ее средины Рубнуть, как позавялый клен. Но вдруг Венера подскочила, С рукою меч мой ухватила, Сказала мне: «Постой, сынок! «На что теперь так расходился, «Над бабой столько расхрабрился? «К чему некстати так жесток? «Убавь хоть малу крошку грома «На бабу сабли не востри; «И то, что делается дома, «Гораздо лучше посмотри. «В чужое не вступайся дело, «Не харабрись о нем так смело; «Но уплетай скорей домой. «Твоя Креуза и парнишка «И мой любовник старичишка [3] «Забудут грусть свою с тобой.» Потом как будто подлипале В десницу мне дала лорнет, И сквозь него гораздо дале Смотреть велела в горний свет. Я пялил все глаза как плошки, Но не видал в него ни крошки; Затем что сроду не смотрел. Поверья не было меж нами, Чтоб быть слепым, хоть кто с глазами, В очки ни разу не глядел. Однако ж после понемножку К нему по нужде тут привык. И подошедши с ним к окошку К глазам приставивши приник. К Олимпу обратил я взоры Сквозь рощи облака и горы; Зевеса там с женой узрел. Юнона мужа обнимала, А глазок и губки целовала. За то что нас он не жалел. Сверх нашего ж Троянска града, Который весь пылал в огнях, С Нептуном ездила Паллада В казачью рысь на облаках; А чтоб в дороге не дремали В запас они с собой набрали Куски канатов смоляных, Которы обливали варом, Смолою, нефтью, скипидаром, И в город к нам бросали их. Простяся с матушкой родимой Пошел домой скорей к своим, Чтобы как щит непобедимый От греков наглых был я им Но естьли б мать моя забыла И тут меня не защитила, Пропал бы уж наверно я; Обжарен был бы как теленок, И опален как поросенок, Или сгорел как головня. Увидел ясно, сколь полезно Богининым чтоб сыном быть; И с радости рыдая слезно Венеру стал благодарить, С моим что старичком слюбилась И в свет меня пустить потщилась Не смертной женщины сынком. Но и отец мой знать детина, Был самый хватской молодчина, Еще как не был стариком. Какое ж было удивленье Как я к себе домой пришел! Всех в страхе, вопле и смущенье Моих домашних тут нашел. Отец мой в шубы завернувшись И в три погибели свернувшись Запрятался в большой сундук. Аскания нашел за печкой Жена ж прикрывшись епанечкой От глаз не отнимала рук. «Не бойтесь все и не робейте! «Я здесь, вам полно уж тужить; «Скорее только лишь успейте «Помягче что-нибудь схватить. «Со мной Венера говорила, «Мне нову землю посулила «Где мед и молоко текут. «Оставим обгорелу Трою; «Ступайте все скорей за мною «Туда где сласти все растут.» Асканий видя то вздурился, Запрыгал вдруг и заплясал, Коверкался, шутил, резвился, Шумел, ревел и хохотал. «Ах! там не будет нам уж скуки!» Кричал он мне целуя руки; «Вот там-то я всего поем! «Всего уж будет там довольно, «Всегда досыта брюхо полно «И весело нам будет всем. Креуза хоть со слез надселась, Щемило с плача ее грудь; Но по-дорожному оделась На скору руку как-нибудь. А я чтоб не было мне хуже, Набил свой черезок потуже, И ближе к телу обвязал. Потом людей своих призвавши, Где нас дождаться, приказал. Горела сильно наша Троя И все валилось по кускам Троянцы все по-волчьи воя Шатались как безумны там. Пожар никак не унимался, Но от часу все прибавлялся, И чуть-чуть не дошел до нас. «Пойдем, сказал я, поскорее! «Со мной вам будет посмелее, «Отбросим Трою всю из глаз.» Потом свои оконча речи, Часы нам были коротки; Отца взвалил себе на плечи В езду как будто в городки, Или как малого ребенка Иль на продажу как теленка Понес кряхтя я на спине. Аскания же вел рукою; Креуза вместе шла со мною За нами тут же в стороне. Свои как помню лета детски Не видел робости такой; А тут дрожал по-молодецки Как будто на снегу зимой. Не о себе я опасался, Но ношу потерять боялся В той суетливой тесноте. За мной которые бежали, Кричал им, чтобы не отстали И не пропали в темноте. Отшедши несколько саженей Из дворниц на широкий двор, И уж спустившись со ступеней Хотел подлазить под забор. Но вдруг Анхиз вскричал: Ай! Греки! Я струся пролил слезны реки, Прибавя шагу, ну бежать; Тащил мальчишку за собою, Но отбежавши, глядь, за мною Моей Креузы не видать. Вздурился я и взбеленился, И сбросил с плеч Анхиза прочь; Тем следом взад бежать пустился, Как добра лошадь во всю мочь; По всем углам везде совался, Как угорелый кот метался, Не мог ее нигде найти. Но потерявши уж Креузу, Оставшу чтоб сыскать обузу Хотел уже назад идти. Как лед холодною рукою Не знаю кто меня схватил; Ни зги не видя пред собою, Не мог подумать, кто б то был; На мне поднялся дыбом волос, Но вдруг услышал томный голос: «Не бось! не бось! ведь это я! «Окончились мои все лета, «Пришла к тебе с того я света; «Мертва Креуза уж твоя.» По голосу тотчас узнавши, Что то была моя жена, Мнил удержать ее обнявши, Чтоб не ушла опять она И не умножила мне муки. Но только лишь расставил руки, Чтобы ее схватить скорей; О пень ногою спотыкнулся; И в грязь так рожею клюнулся, Что мне уж стало не до ней. Потом вскочил, и отряхнувшись К Анхизу я назад побрел; Щекою на руку корнувшись Унывну песенку запел; Однако же не так как бабы, На вой и слезы кои слабы; Но потихохоньку ворчал, Как жил с Креузою согласно; Но после вздумал, что напрасно О ней я столько горевал. Не только места, что в лукошке В себе я после размышлял Не только света, что в окошке И белый свет у нас не мал. Хотя с женою и расстался, Но я в живых еще остался. Неужто не найду другой? Была бы только лишь охота, Найдешь, пожалуй, доброхота Весь ныне свет уж стал такой. Потом к своей пришедши шайке, Всю грусть и скуку я забыл И севши в роще на лужайке Стаканчик водочки хватил. Тут стал я несколько смелее, Пошло по сердцу веселее. «Пойдем, робята! я сказал «Оставим здешнее мы горе «И пустимся мы в сине море, «Лишь бы попутный ветер стал. «Куда вас поведу с собою «Не будете уж там тужить; «Найдем мы там другую Трою «И припевая будем жить. «Венера то мне обещала, «Она ж ни разу ведь не лгала, «Моя хоть и родная мать. «Построим крепкие мы стены, «Там будет пиво, мед и жены «И станем жить да поживать.» «Пойдем с тобою! - все кричали «И не отстанем ни на час; «Забудем наши все печали «Лишь ты люби пожалуй нас. «Теперь, сказал я, вы устали «И больно все оголодали, «Не худо ль нам перехватить, «Чтобы на брюхе не ворчало; «Говели вы и так немало «Начнем зубами молотить! «К тому ж и в темноте не видно «О важном деле рассуждать; «Чтоб после не было нам стыдно «Свою ошибку поправлять. «По утру будет веселее, «Ведь утро ночи мудренее, «Дождемся-ка мы лучше дня. «Теперь пока сие оставим: «Ко сну глаза наши направим, «А клонит сон давно меня.»

Лишь только ночь та миновалась, И чуть лишь брежжиться стал день, Из наших глаз вся Троя скралась , Пропала, сгибла так как тень. Огромны храмы где стояли, Там головешки лишь торчали; А где Приамов был дворец, Дымок над пепелом курился. Троянец всяк тут прослезился, Зря Трои таковой конец. Что было делать нам в то время, Не знали сами мы тогда. Свалило нас несчастно бремя, Как кочка сшибла с ног беда; Придумать ничего не знали, Как угорелые стояли Без памяти разинув рот. Кто самый бойкий был детина, Но и того тогда кручина Весь корчила совсем живот. Гляденьем брюха не наполнишь; Не кормят басней соловья; Крушеньем горести не сломишь; Тогда в себе так думал я. Начнем о том теперь стараться, Чтоб как-нибудь отсель убраться, И сохранить Троянску честь По разрушенью невредимо. Пословица идет не мимо: Научит нужда сайки есть. Ум и в скоте беда рождает; От нужды всяк замысловат; Тут часто и дурак бывает Умнее мудреца стократ. Троянско все остатне племя Послал я не теряя время На иду гору лес рубить, И как-нибудь на скору руку Свою там разгоняя скуку Суда к походу смастерить. Довольно было нам работы, Пока сплотили мы суда; Тут было нам не без заботы, Не мало также и труда; Однако ж кое-как успели, Что скоро лодки нам поспели, И мы в них ехать уж могли. Тотчас проворно в низ садились, От берегов прочь торопились, Взвились, пустились и пошли. Куда ж мы бы тогда хотели От Трои отваля идти? О том и думать мы не смели; Не знали никуда пути. Туда, сюда, везде шатались, Нигде к земле не приближались, Готовились уж умереть; Запасы все свои поели; Голодну смерть в глазах мы зрели; Пришло невмочь уж нам терпеть! Бросаемы волнами моря Не мало видели чудес; Довольно натерпелись горя; Потратили не мало слез. Однако ж небо милосердо Троянцев зря всех сердце твердо Над нами сжалилось тогда; И бурю утиша безпутну Дало погоду нам попутну; Пристали к берегу суда. Земля где мы тогда пристали, В союзе с Троею была. Тотчас мы там запировали; Тотчас попойка вдруг пошла. Фракийцы, что в земле той жили, По нашему ж попить любили, И скоро стали нам друзья. Забыли грусти мы и скуки, И подхватя стаканы в руки Дружились песенки поя. Для славы я Троянска племя У них там нанял уголок, И в самое коротко время Сварганил кой-как городок; А имя чтоб свое прославить, На память по себе оставить Великим подвигам моим, Была б чтоб всем известна Троя; То город тот совсем устроя Я назвал именем своим. Во всяком месте не без чуда, Нельзя чтоб не было проказ; Узнал я, что вблизи оттуда Какой-то чудный жил пролаз; Нечистым духом всем являлся До смерти всяк его боялся, Считая сильным колдуном, Иль дьявольской ворожеею. С неустрашимостью ж моею Хотел узнать я сам о том. От самого малейша детства Всегда я любопытным был, И на все вздоры с малолетства Смотреть с охотою любил; То нечему и здесь дивиться, Желанье что могло родиться Увидеть чудо то, во мне. Меня все в том остерегали, Идти туда все отвращали, Стращали, что сгорю в огне. Но я никак не устрашаясь Считал все то за пустоту; И бабьим басням насмехаясь, За вздор их клал и за мечту. А чтобы в том их всех уверить, И правду ту собой проверить, Задумал сам туда идти; И все молвы пренебрегая, И любопытствовать желая Велел себя туда вести. Но для запасу и примера Двух удальцов с собою взял, Чтоб не ровна пора и мера Без обороны не пропал. Я ободряя их собою, Вооружил как будто к бою От самой головы до ног; Чтоб если будет трудновато, И с духом спорить плоховато, За них бы спрятаться я мог. Раздувшись месяц как волынка Светил нам выпучив глаза; Не шевелилась ни пылинка, И не страшна была гроза. Пошли мы в лес тот к чародею, По правде в том признаться смею Как самы храбры смельчаки; В себе боязни не имели, Не трусили и не робели, Не так как многи простаки. Вошедши в лес, нам показался Надгробный камень меж дерев; И жалкий стон в лесу раздался, Похожий на медвежий рев. Я сколько тут ни харабрился: Но пот с меня как град катился, И дыбом волос поднялся; Дрожащими ступал ногами, Щелкал как мерзлый кот зубами, И вправду трусить принялся. Вокруг того лесного гроба Березки были в два ряда. Я и головорезы оба Пошли со трепетом туда. А для скорейшего прохода К жилищу чудного урода Ломать я сучья приказал; Но только сук лишь отрывался, Весь черным соком наполнялся, Чернильну кровь ручьем пускал. Кто только лишь ни прикоснется Сучок чтоб с дерева сломить, Тотчас от дерева начнется Вой, плач и крик происходить. Я струсил тут уж не на шутку; И чуть на заячью погудку Оттуда лыж не навострил; Но провожатых постыдился, И сердце сжав вперед пустился, Не знавши сам тогда что был. По счастию из провожатых Один со мною был цыган, Из самых хитрых и богатых, Колдун, волшебник и буян; Умел он разводить бобами; Переворачивал волками На свадьбе часто всех гостей; Нашептывал для порчи воду, И навораживал погоду; Был чернокнижник, чародей. Поставя к месяцу спиною Кругом меня он очертил, И наклонясь передо мною Сквозь зубы нечто говорил; Потом кривляясь многократно, Слизнул меня он троекратно, И пересолом напоил; Ни мало не велел бояться, Назад никак не обращаться, И с трех перстов водой скатил. Всю кожу тут на мне подрало, Прошиб меня холодный пот; Всего как от побой ломало, И со страстей засох весь рот. На что глаза ни обращались, Вдвойне все вещи мне казались; Ни зги не взвидел я потом. Все зеркало вдруг потемнело, Потускло все и припотело, Как будто было под сукном. Цыган же от меня ни пяди В то время прочь не отходил, Племянник будто как от дяди; И только то одно твердил: Чтоб я никак не устрашался, Но пристально смотреть старался В то зеркало, что он мне дал. «Все кончится к добру не худо; «Увидим скоро странно чудо» Он зачуравши мне сказал. Стекло вдруг стало прочищаться И сделалося как вода; И начал мне в него казаться Туман густой как дым тогда; Но после всё то истребилось; И мне перед глаза явилось Ужасно чудо или урод; Глазищи страшные мигали, Ручьем чернила проливали, Как слезы льет людской наш род. К черте моей он подошедши Свою разинул страшну пасть, И раза три кругом обшедши, Старался внутрь черты попасть. Но видя труд свой в том напрасен, Плачевный вопль пустил ужасен, Как будто перед смертью волк, Или на бойне как корова. Не проронил я тут ни слова, И все его взял речи в толк. «Зачем ты пакости мне строишь, «Незваный гость! пришел сюда «Меня и в гробе беспокоить?» Сказал мертвец тот мне тогда. «Теплю и так я наказанье «За все бумажное маранье, «Что в жизни я моей творил. «Когда я жизнью наслаждался, «То только тем и утешался «Что всех бумагами душил. «С людьми я строил разны шутки «Работая моим пером; «У всех расстраивал рассудки «И оборачивал верх дном; «И забавляясь чудесами, «Я умных делал дураками; «Гнал честь и правду из сердец; «Осмеивал законы, веры; «Считал все вещи за химеры «За то что ж вышло наконец? «В награду мне и воздаянье «За то, что в жизни я творил, «Положено, чтоб в наказанье «Я участь горьку здесь сносил. «Все перья мною притупленны, «При мне у гроба прицепленны, «И в сучья преобращены. «Вздыхаю я и здесь стихами; «Чернила вместо слез глазами «Текут за все мои вины. «Но сжалься странник надо мною! «И облегчи мою напасть; «Избавь меня своей рукою, «И тем окончи злую часть. «Гласит судьбы моей решенье, «Чтоб мне сие мое мученье «До тех лишь только пор сносить, «Покуда здесь кто не явится, «Кто бы как дядька мог пуститься «Меня лозами испестрить.» Я сроден к жалости с измала И рад всем ближним помогать; Я бедным с самого начала Старался помощь подавать. А слыша таково мученье Пришел в велико сожаленье, И вознамерился помочь; Вооружа себя лозами, Принялся плотными руками Хлестать его как вотчим дочь. Трудился я тогда не худо, И так как в бане употел. Какое ж сделалося чудо? Едва лишь только я успел Пробить на нем рубцами кожу И испестрить так как рогожу; То он взвился вдруг и пропал, Исчезла роща и гробница. Я видя то, поверь, Царица! Как шаль разинув рот стоял. Потом промешкавши не мало И отдохнувши на заказ, Пора уже нам ехать стало Искать других для нас проказ. Суда свои перечинили, Оправили и оснастили, И севши в них пустились в путь. Фракийцы все нас провожали; До тех пор с нами куликали, Пока попутный ветр стал дуть. Направя парусы и снасти Пустились в путь мы по волнам, Но знать за нами все напасти Гналися тут же по пятам. Хоть мы тогда не унывали, Почасту с горя попивали, Но не могли всех бед избыть. Вытьем же горя не убавить; И радости тем не прибавить; Знать так уже тому и быть. Лесок вдали вдруг усмотревши К нему направил я суда, Убавить паруса велевши, Не торопясь поплыл туда. То место было неизвестно А я всегда и повсеместно С измала осторожен был. Беды спешеньем не избудешь, А тише едешь, дале будешь; Я то из детства затвердил. Усмотренный лесок тот нами, Когда мы ближе подошли, Был слой, покрытый островами; Мы целу сотню их начли. Близ берега остановились, И якорь кинув, разснастились, Суда чтоб кой-как починить И запастися понемногу Всем нужным для себя в дорогу, Чтоб было нам что есть и пить. Тот островок, где мы пристали, Был всякой всячиной набит. Сошедши на берег узнали, Что называется он Крит. Нашед местечко тут привольно, Где было нам всего довольно, Я вздумал в нем прожить годок. А чтоб нам было безопасно И люди б не жили напрасно, То взгромоздил тут городок. Будил троянцев спозаранки, И не давал им долго спать; Копал уютные землянки, Старался стену возвышать. Работали мы безумолку, На скору руку и без толку, Чтобы себя огородить; Дабы пронырливым критянам, Догадливым ко всем обманам Нельзя нас было пощечить. Устроя город, стал стараться, Чтобы люднее населить, Чтоб не пустым ему остаться И мне бы не в безлюдье жить. Всем то сказал мое желанье И отдал строго приказанье, Чтоб всякий род свой умножал; Женаты все и холостые, Ребята, стары, молодые, Никто б в том деле не дремал. К тому ж для лучшего успеха, Чтоб всем охоту дать к тому, И для скорейшего поспеха Намерению моему, Определил я воздаянье, Кто лучшее явит старанье Там детской размножать завод. Пошли плодиться мне ребята, Как в добры годы поросята: У всякого явился плод. Все взапуски тогда пустились На перерыв детей рождать; И так в том дружно торопились, Что негде стало и девать. Друг дружку в том перегоняли. У всех ребята вырастали, Как осенью в лесу грибы, На то я глядя восхищался, На тех цыпляток любовался. Но упасешься ль от судьбы? Напала вдруг на нас невзгода, И всем нам сильный перебор, И для троянского народа Как на заказ ужасный мор, Болезни чумные настали; Валились все, околевали, Как тараканы на снегу. Ах! столько тут я сокрушался, И о себе отчаивался! Теперь и вздумать не могу. Беду же видя неминучу Оттуда вздумал наутек, Чтобы такую грозну тучу И на себя я не привлек, И не попал в такую ж муку. Скорей кой-как на скору руку Суда к походу снарядил; И взяв с собой людей остатки, По всем по трем и без оглядки Подале в море отвалил. Но только лишь пустился в море, Из вида берег потерял, Настало новое нам горе, И в новую беду попал. Все небо тучами покрылось, А море будто взбеленилось, Начавши бурею бурлить. Пошла такая вдруг потеха, Что нам пришло уж не до смеха; Не знали мы, как нам и быть. За громом гром тогда гонялся, Как взапуски на бегунах; Шумел, ревел и раздавался Без шабаша у нас в ушах. Так сильно молнии сверкали, Что чуть глаза не выжигали, И не нагнали слепоту. Когда ж они переставали, То мы ни зги уж не видали, Одну лишь зрели темноту. Поесть ли с горя кто собрался, Совал в потемках мимо рта; За ложку ль кто тогда хватался, Ан глядь, в руках лишь пустота. А ветры все не умолкали И наши корабли бросали Весьма небережно тогда В буграх рассерженной пучины. Такой ужасной чертовщины Не зрел я сроду никогда. Казалось, небо согласилось На нашу пагубу с водой, И как нарочно сговорилось Нас напугать такой грозой. Того мы только и глядели, Чтобы от молний не сгорели, Иль не поехали б ко дну. С такой всяк чуть не лопнул страсти; И плавая в такой напасти В явь видел смерть в глазах одну. Такое горе зло терпели Мы целые три сряду дни; Покоя вовсе не имели, Но только оханья одни. Потом погода утишилась, И буря с ветром примирилась, Проглянул день, исчезла тьма. Как с плеч гора тут с нас свалила; А страсть так всех нас утомила, Что чуть мы не сошли с ума. Кой-как с умом потом собравшись Насилу в чувство мы пришли, И долго всюду озиравшись Узрели землю, к ней дошли. Мы так тогда оголодали, Что кучами с судов бежали, Чтобы достать что пожевать. Всего съестного закупили; Но и того не позабыли, Чтоб было чем и запивать. Все приготовя для обеда Обсели взапуски в кружок. Пошла было у нас беседа; Но ненавистливый наш рок Гоняясь по пятам за нами Везде нас погонял бедами И здесь покоя не давал; Не преставал всегда тревожить, И чтоб нам пакостей умножить Рой саранчи на нас наслал. Совсем от всех иных отменна Та злая гадина была; Знать особливая порода Ее на свет произвела. На что она ни нападала, Сосала, грызла, поедала Не оставляя ничего. Но то всего чуднее было, Что в них как в утке вдруг все ныло. Нельзя сказать про них всего. Что мы себе ни выбирали, Но не могли до рта донесть; Они и с ложек все хватали; Нельзя никак нам было есть. Как мы от них ни защищались, Но ничего те не боялись И лезли прямо нам в глаза. Нам до зареза приходило; А им ничто не страшно было, Ни бой, ни смерть и ни гроза. На дерзость таковую глядя, Пришел в гневливый я задор, И меч свой кладенец погладя, Решился дать им перебор. Немедля обнажил шпажищу И ту прокляту саранчищу Принялся на лету косить. Они тотчас от нас отстали, Потом и вовсе с глаз пропали, Не смея больше нам вредить. Но как пропали те уроды, Один из них тогда отстал И многие несчастны годы Мне и троянцам предвещал, Что долго будем мы скитаться, Как нищи по морю слоняться, Не будем есть домашних щей; Нигде не избежим ненастья, И не увидим вовсе счастья Как собственных своих ушей. Такие речи презирая Никак мы не внимали им; Но ближе к чашкам поспешая, Бежал тут всяк с ножом своим. Соседов хищных тех прогнавши Пристали, груди расстегавши Плотнее ложками возить; Чтоб пища не была сухая, То мы старались запивая Похлебкою скорей залить. Потом оттуда отвалили И далее пустились в путь; Еола взапуски молили: Чтобы попутным ветрам дуть Он в наши корабли позволил, И нас бы поскорей пристроил, Где потеплее зимовать. Потом мы плыли дней не мало, Актийску землю видно стало; Мы к ней старалися пристать. Зима с седыми волосами За осенью гоняясь вслед, Стращала всех снегами, льдами. Мы избегая новых бед, Задумали то злое время Промешкать у актийска племя, И зиму всю у них пробыть И с ними вместе забавляться, Поесть, попить, попроклажаться И вместе скуку проводить. Знакомство скоро завелося, Я стал там по гостям ходить; Довольно и таких нашлося, Рука с кем на руку попить. Пошли по городу троянцы По озими как будто зайцы Покормочки себе искать; И где что плохо примечали, То тут не мало не дремали Свое проворство показать. Мы зиму всю там проводили В забавах, шутках и играх; Заботы наши только были О вечеринках и пирах. Театры, балы, маскерады, Катанья, клобы и наряды, Гульбищи, дачи и сады Друг за другом переменялись, И будто взапуски гонялись Без всякой вовсе череды. Потом когда зима раскисла Разъехалась, захлюстав хвост, И на носу весна повисла, Подкрался к нам великий пост. Все люди тут не те уж стали, Не тот уж вид совсем казали, Шаталися как будто тень, И с превеликого похмелья Пришло тут всем до взбелененья, Тяжел для нас такой был день. И так чтоб чем-нибудь заняться И скуку с горем разогнать, Задумал я от них убраться И якори велел поднять. Сказавши им благодаренье За хлеб, за соль и угощенье Опять пустился по водам, Искать: авось ли прилучится, Где мне с народом приютиться И всем конец найти бедам. Известна вам сия прибаска, И думаю, что знает всяк, Что скоро говорится сказка, Дела ж идут совсем не так. Пустившись мы с судами в море Опять замыкали зло горе, Шатались кой-как там и сям. Но бед больших тут не видали, И скоро к берегу пристали К попавшимся нам островам. Хаонию мы тут узнали Землицу изобильну всем. Хаонцы в Трою к нам езжали И людям в войске всём моем Издавна хлеб и соль возили; Так не было о чем тужить, Мы все по горло наслаждались, Как в масле сыр у них катались, И рады бы хоть как там жить. И я в знакомство также вплелся Нашедши тамо земляка, С которым вмиг роднею счелся Хоть несколько издалека. То был Елен, мужик учтивый, Гуляка, малый неспесивый, И для знакомых хлебосол. Любил поесть, попить с друзьями, И чтоб не пуст был дом гостями Держал для всех открытый стол. Знакомство сведши с ним по-братски, Спустя мы жили рукава, И вместе куликали хватски; Он был отважна голова. Вошедши в тесную с ним дружбу, Каку ни есть бездельну службу Хотел ему я отслужить; И нового совсем покроя Отменный городок устроя Его тем вздумал подарить. Поживши там не мало время Гуляя в роскошах таких, Нашел у них троянско племя, Увидел несколько своих; Нашел там нашу Андромаху, Мне ближню сватью или сваху, Что Пирр из Трои подцепил; Но после как наскучил ею, Тогда с придачей небольшею Сему Елену уступил. О прежнем муже воздыхала Потом бедняжка самый час, И никогда не осушала Своих плакущих бабьих глаз; Никак его не забывала, По всякий час напоминала, И не спускала с языка. Печалью так ее убило, Что всякому приметно было, Так грусть была в ней велика. Узнав о нас, что мы из Трои, Тотчас подсела ближе к нам. Где делись наши все герои? И где остался наш Приам? О всем подробно вопрошала, Покоя вовсе не давала; И в тонкость все желала знать. Речьми так сыпала своими, Что я словами ей моими Не успевал и отвечать. Потом попраздновав довольно Я стал и об езде смышлять, Чтоб как-нибудь уже привольно Себе местечко наживать. Со всеми с ними распрощался, В поход от них опять поднялся, Пустился снова горевать, Хаонцы все нас провожали, Всего в дорогу надавали; Нам было чем их поминать. Хаонцы в путь нас провожая, Сказали нам приятну весть, Что нам в Италию желая Недалеко до ней догресть. Что скоро мы туда поспеем, И верно положиться смеем, Что будем завтра же туда. Когда мы весть сию узнали, Тогда повеселее стали, Как не грустили никогда. Мы все с восторгом ожидали Италию скорей узреть, С нетерпеливостью желали Скорее чтоб туда поспеть. Из нас все что ни говорили, Все про Италию твердили. Смотрели выпуча глаза; За тем лищь только и глядели Чтобы на мель мы вдруг не сели И не отбила б нас гроза. Но все печали прекратились, Прошло с нас горе все долой, Как горы с плеч у нас свалились, Когда вдали мы пред собой В подзорны трубки вдруг узрели С судами где пристать хотели, И всю дорогу окончать. Запрыгали как сумасшедши, Забыли горести прошедши, Друг друга стали поздравлять. Но радость наша продолжалась Один почти лишь только час, Когда потом вдруг показалась Опасность бедственна для нас. Не знаю участью какою Узрели вскоре пред собою Сердитых двух и злых сестриц, Которы всех красот лишенны, И навсегда преобращенны В глубоку пропасть из девиц. Ревела Сцилла там ужасно, Слышна была издалека; Крутилась, пенилась всечасно, Была пучина глубока. Кто только не побережется И близко к ней лишь чуть потрется, Наверно должен тот пропасть; Но и беды сей убегая, Смотреть потребно не смигая, Чтобы в Харибду не попасть. Спастись нам было невозможно И уберечь себя никак, Хоть примечал и осторожно Места тогда опасны всяк. Никак того не избежали, Чтобы суда не поплясали Вокруг пучин тех козачка; И вместе прыгая с волнами Над разъяренными водами Не поскакали там бычка. Насилу мы освободились, Кой-как и с горем пополам, И от пучин тех торопились Скорее ближе к берегам; И с радости остолбенели, Латинску землю как узрели, Стояли руки опустя; Друг друга с тем все поздравляли; Потом тотчас закуликали, Чертили рукава спустя. Но несмотря на всю пирушку До пьяна не велел я пить, Чтоб с нами и опять игрушку Еол не вздумал пошутить. Мы плыли очень осторожно, Скорей спешили как возможно С судами к берегу пристать. И так немало мы страдали, И горе уж терпеть устали; Пора бы хоть и перестать. От берега вдали узрели Невероятны чудеса; Ручьи там огненны шумели, И видны были сквозь леса. Я правда хоть робел по-свойски, Но дух в себе хотел геройский Моим троянцам показать; Являл отважный вид робея, Как в бане с ужасу потея, И чудо то хотел узнать. Но сам идти туда боялся, Чтоб не было какой беды, И чтоб не сгинуть опасался Без всякой тамо череды. Желание ж во мне кипело, Чтобы все чудное то дело Пообстоятельней узнать. Не ведал, как на то решиться; Не знал я как на то пуститься, И что придумать пригадать. С десяток выбрав поумнее Из бывших там со мной людей, Которы были посмелее Троянской кучи изо всей, Послал я их о том разведать, Пообстоятельнее сведать, И нам подробно рассказать. Они так дружно торопились, Что в час назад к нам воротились И так нам начали вещать: «Ах! Государь! - они сказали, «Какая небылица там! «Тому б в глаза мы наплевали, «Кто прежде то сказал бы нам; «Чего не видано глазами, «Не слыхано нигде ушами, «То все там было наяву. «Никак поверить невозможно; «Все почитать то будут ложно; «За сказки, вздор и за молву. «Мы шли отсюда скорым шагом, «Чтобы приказ исполнить твой; «Но за одним большим оврагом «Узрели гору пред собой, «Котора вся в огне курилась «Как будто в бане печь топилась, «И шел из оной дым столбом; То вверх, то вниз он расстилался; «Когда ж на час хоть унимался, «Вертелось поломя клубком. «Прилежно все мы там смотрели «Не пропуская ничего; «Совсем надежды не имели, «В том месте чтоб найти кого; «Иль с кем-нибудь там повстречаться, «Чтобы подробней попытаться. «Но глядь, вдали прохожий шел. «Тотчас мы вслед за ним погнали; «Нагнав кругом всего обстали, «Чтобы от нас он не уплел. «Он нам все рассказал подробно «О том, что мы хотели знать. «Одно чудовище там злобно, «(Не помним, как его назвать) «Живет давно под той горою; «Его все тело как корою «Или как будто чешуей, «Покрыто липкими крючками «С прицепленными головнями; «И людям всем оно злодей. «Хоть мало кто лишь тут потрется «Вблизи от сих опасных мест, «Тотчас к нему тот попадется; «Оно его с костями съест. «Когда крючком кого прицепит, «Тотчас к себе того подцепит, «Склюет как рыбка червяка. «Кого ж хотя не поимает, «То головнями замарает, «И обожжет издалека. «Но как оно ни пожирает, «Что ни подцепит на крючок, «И брюхо как ни наполняет, «Бросая за куском кусок, «Все в нем тотчас как в ушке тает «В один все миг перегорает, «Как будто порох на огне. «Бегите от сего урода; «Из вашего всего здесь рода «Лишь будут косточки одне.» Услыша таковые вести, Я прочь оттуда отвалил, Чтобы как курочку с насести Урод тот нас не подцепил. Пригрянули по-молодецки; Запели печенки гребецки; Суда летели как стрела, Погода нам была споручна; И нас судьба благополучно В Дрепанску гавань принесла. В сем месте для меня несчастном (Сказал Еней и зарыдал, И на лице его прекрасном Платочком слезы утирал) В сем месте злобною судьбою Я горемычным сиротою Узрел себя лишась отца. Анхиз мой умер с перепоя. Я храброго того героя Не позабуду до конца. Отцу окончив погребенье Как водится у всех людей, И сделавши поминовенье, К земле пустились мы своей. Сначала ехали счастливо, Но после небо к нам гневливо Опять нас вздумало щунять; Наслало новое нам горе, Взмутило все волнами море, И стало нас опять швырять. Суда все порознь разметало, Так как мякину на гумне; Толкались мы где ни попало. В которой были стороне, Того совсем никак не знали; Весь ум и разум растеряли; И думали совсем пропасть. Но буря скоро утишилась; Надежда в нас приободрилась, И вся из нас пропала страсть. От бури все мы растерялись, И вздумали дождаться тех, Которых в нас не дочитались; Но не могли дождаться всех. Сжидалися немало время; Но все троянско наше племя Разбилось порознь по сучкам. Всех ждать не стало больше мочи; И плавать не хотя до ночи, Пристали к здешним берегам. Вот все, но ныне что случилось С моим народом и со мной; И вот, как счастье веселилось Моею бедной головой, Довольно мы перетерпели, Довольно горестей имели, Покудова дошли сюда. Но не велика та причина; Не век нас будет гнать кручина, И всяко горе не беда. Но что я вижу? вы уж спите! Вот как убаял всех я вас! Проснитесь; полно, не храпите. Но вижу, всех сон клонит вас. Я думаю и сам пуститься К перинам ближе приютиться, И там во всю геройску мочь Повосхрапнуть по-молодецки. Ведь лета наши уж не детски; Пойдем, прощайте! добра ночь.