Колонна санных подвод, огибая зубчатые торосы, вырастающие на пути, катила по заснеженному льду, к большому рыбацкому стану, за которым тёмным провалом виднелась широкая разводина. Подъехав к кошам, сани круто разворачивались, и с них проворно соскакивали рыбаки. Одни сразу же стали распрягать лошадей, окутанных испариной после тяжёлого пути, другие, не спеша, выкладывали на лёд белорыбицу.

– Нынче хорошо погреемся, – сказал кто-то из рыбаков.

– Как не погреться, первый раз за столько дней оно горячее такое, – щурясь на солнце, проговорил вслед ему парень с веснущатым лицом. – Весна уже не за горами, морозы сшибает…

К ловцам, возвратившимся с переборки сетей, развалистой морской походкой шёл «атаман» – так звали опытного, бывалого рыбака, руководителя группы.

Под дублёным полушубком, перетянутым кушаком, выпирали его широкие плечи и высокая грудь. Плотно надвинутая на голову шапка-ушанка делала его смуглое лицо совсем круглым.

– Ну, как улов? – попыхивая самокруткой, добродушно заговорил он.

– Поймали немного, – разгибаясь и вытирая о себя мокрые руки, отвечал звеньевой.

– Табачку, Гурьяныч, дал бы, – помедлив, спросил он, глядя на дымящую папиросу.

– Вот уж чего нет, того нет, – развёл руками «атаман» и продолжал: – На, докури… Сам знаешь, Егор, что мы не у тёщи в гостях. Вон она какая, – показал он на темневшую невдалеке полосу воды.

Двадцатикилсметровая «разводина» легла как пропасть, отгородив путь к «стоячей уторе».

– Её ведь сразу-то не обойдёшь, не перескочишь. Да и нас немало – пятьдесят душ. На всех какие нужны запасы! А сколько времени мы уже в «относе» живём? – и, чувствуя убедительность сказанного, с улыбкой ждал ответа.

– Шестнадцать дней, – опуская воспалённые веки, отвечал Егор.

– Ну, ничего, Егор, крепись! Сегодня самолёты махорочки нам подвезут, – отходя, торжественно закончил старший.

– Тсс! – вдруг предупредительно произнёс «атаман», призывая к порядку. – Никак летят. – И сквозь морскую тишину тихо просачивалось где-то далёкое урр… урр… урр…

– Да вон они! – наконец раздался радостный голос ловца.

Рыбаки, бросив все дела, с волнением следили за полётом стальных птиц. Самолёты летели вдоль разводины…

Перепадавшие морозные дни затягивали полосу воды прозрачной ледяной коркой. Она тянулась, как широкая река, на три сотни километров к северо-востоку. По бокам, словно меловые берега, простор её ограничивала ледовая кромка. Один такой ледовый берег соединялся с материком, другой, где жили рыбаки, уходил в морские дали. Не раз, пересекая разводину, лётчики снабжали жителей ледяного острова хлебом, фуражом, дровами, а рыбаки продолжали лов рыбы.

…Самолёты сели на льдине. Орлов вышел из кабины и торопливо направился к кошарам. Рожков, распахнув комбинезон, не спеша шёл за ним.

В меховом комбинезоне, с широкими лохматыми унтами на ногах и такими же рукавицами на раскинутых в сторону руках Орлов походил на вздыбившегося медведя.

Его окружили ловцы.

– Выходить на ту сторону надо, – энергично заговорил Орлов.

– Как дорога? – быстро, с затаённой надеждой спросил «атаман».

– Подкрепило, – отвечал Орлов. – В разводине молодой лёд спаял обрывки старых ледяных полей. По ним и будет дорога, – продолжал он и стал вырисовывать на снегу схему пути.

Все, нагнувшись, внимательно следили, как он выписывал зигзаги меж параллельных линий.

– Нет, этого для вас мало, – поднимаясь, сказал Орлов. – Вот что, старшой, давай слетаем. Посмотришь сам и решишь.

«Пожалуй, верно», – подумал тот и окрикнул стоявшего позади ловца. – Иван! Пешни захвати, тоже полетишь, – направляясь к самолётам, приказал он кряжистому рыбаку.

Со льдины наблюдали, как два самолёта извилистым путём удалялись к «стоячей уторе».

В напряжённой тишине потянулись томительные минуты. Рыбаки давно ждали этого часа. Сейчас он близок. И каждый ясно представлял себе, как он пойдёт по оцепенелым в разводине лавам, как выйдет на «стоячую утору» и по ровной дороге двинется к родным берегам, родному селу, дому, семье…

Гул моторов, доносившийся с берегов, опрокинул тишину. Самолёты, планируя, скользили вниз, как сани по невидимой крутой горе.

Толпой повалили ловцы к самолётам.

– Ну, что? – спрашивали они.

– Время такое, что ждать нельзя, надо выбираться. На «молодик» ходили мы с Иваном, – потирая щёки, говорил «атаман».

– Прорубали его, вот толщина какая, – показал Иван плотно сжатые четыре пальца.

– Выдержит, ходили по такому, – раздавались голоса. – Теперь уж лучшей дороги не дождаться, – настаивали все рыбаки. – Веди, Гурьяныч, веди!

– Где по старым льдинам пойдём, а где «молодик» слоями лежит, он покрепче, так и пройдём, – заключил старший и дал команду собираться.

Сборы были недолги. Караван в тридцать подвод вытянулся извилистой цепью. Лошади стояли в нервном ожидании похода, долбя подковами лёд.

Вот тронулась первая пятёрка, вслед за ней остальные.

Тишина разлилась в покинутом лагере. На льду остались покосившиеся камышовые заборы, чёрные пятна от разобранных кошей.

Орлов и Рожков поочерёдно вылетали, управляя движением каравана.

Передние были на подходе к кромке «стоячей уторы», где пилоты ожидали их. Среди чёрной движущейся цепи постепенно вырисовывались силуэты санных упряжек. Вот они уже совсем близко. Слышны были голоса людей и отрывистые лошадиные всхрапы.

– Петя, пора лететь домой, смотри, шарик-то низко, – сказал Рожков, показывая Орлову на повисшее на западе солнце. – Теперь, считай, что дошли, – добавил он.

– Подождать надо, – смотря в сторону каравана, отрывисто ответил Орлов.

Передняя лошадь бежала резво. Вдруг она упала. В сторону отскочила другая и тоже упала…

– Тонут! – не своим голосом закричал Орлов. – На помощь! – на бегу крикнул он товарищам.

Прогретый солнцем, молодой лёд рушился под тяжестью подвод. Лётчики подбежали, когда уже восемь лошадей беспомощно вскидывали головы над коркой льда. Ловцы бегали вокруг, ещё не решив, что предпринять.

– Спокойно, товарищи! Спокойно! – вдруг прогремел над паническим гамом голос «атамана». – Спокойно, говорю! – подняв обе руки и потрясая ими, продолжал он. – Подводы оставьте на месте! Люди ко мне!

Стали выпрягать провалившихся лошадей. Затем привязывали за хвосты, за гривы верёвки. За концы бралось по нескольку человек и тащили…

Гладкий, как зеркало, лёд не создавал ногам опоры, и люди скользили к майне.

– Пешни сюда давай, пешни! – кричал кто-то.

Для опоры вбивали пешни, но и они, прорезая молодой лёд, уходили к майне. На лёд выступала вода, и становилось ещё более скользко. Неотступно стоя в воде, напрягаясь изо всех сил, все тащили провалившихся коней. Вот на поверхности льда не надолго покажется спина лошади и тут же снова исчезает – конь валится под обломившимся льдом. Ещё и ещё усилие, и вновь животное на поверхности. Люди продолжают тащить быстрей, лёд прогибается, но не успевает проваливаться. На старой льдине останавливаются. Лошадь вскакивает, раскидывая в стороны брызги.

Особенно долго мучились с одним крупным конём. Он, словно понимая старания людей, помогал выбрасывать на поверхность себя, но тонкий лёд тут же рушился, и его могучая, будто лакированная, серая туша скрывалась в холодной темнозеленой воде.

– Хватит, бесполезно, – взглянув на часы, скорбно сказал «атаман». – Не жилец он теперь: застыл весь.

Конь будто понял его слова. Высоко вскинул красивую голову, заглядывая людям в глаза своими огромными, чёрными, горящими глазами. И вдруг, как подстреленный лебедь, он клюнул носом воду. Отфыркнулся и снова клюнул. Всё глубже погружаясь, он вскоре исчез. На воде медленно таяли белые пузыри.

Поочерёдно вытащили остальных лошадей. Осторожно, в одиночку, распряжённых, их перевели на «стоячую утору». Сани рыбаки перетаскивали сами.

Караван быстро принял прежний вид и по наезженной дороге уходил на берег.

Лётчики с самолётами остались на кромке льда под прикрытием тёмной ночи.

Дул свежий ветер.

– Что ж, будем устраиваться, – сказал Орлов, когда затих удалявшийся шум каравана.

– Что поделаешь, надо, – отозвался Рожков. – Я на кромке видел пласты наторошенного льда толщиной сантиметров в пять. Хороши они для «дома» будут, – продолжал он.

Орлов поддержал его.

Закипела работа. Вскоре соорудили ледяной дом. Правда, он был без крыши, но всё же служил неплохой защитой от пронизывающего ветра.

– Ну-с, – входя в это жильё, произнёс Орлов, – следует новоселье отпраздновать.

– Не нами такой порядок заведён и не нам его отменять, – весело подхватил Рожков и ловко на пальцах смастерил воображаемую стопку.

Усаживаясь, все дружно смеялись.

– Это у нас, Коля, имеется, – и Орлов показал на ящик с неприкосновенным запасом, который вскрывали механики.

Обедали и ужинали сразу, в необычной обстановке. В консервных банках неровным пламенем горел бензин.

– Светить – не светит и греть – не греет, – как бы обижаясь, проговорил механик Рожкова, протягивая ближе к огню ноги с намокшими унтами.

– Ты прав, – поднимаясь, сказал Орлов и вышел.

Ни звёзд не увидел он на тёмном куполе неба, ни блуждающего огонька на затерявшемся горизонте. Всё исчезло под чёрным крылом ночи.

Только, как далёкий маяк, тускло пылал ледяной «дом», причудливо разливая свет меж трещин вокруг, как-то сказочно окрашивая его. А поверх в тусклом зареве, как из волшебного очага, дымилась снежная пыль. Ветер кружил её и бесконечно бросал в ненасытную чёрную пасть ночи.

Зябко пряча голову в воротник, Орлов вернулся.

Нескончаемо тянулась холодная ночь. Не раз ходили на кромку льда, к самолётам, и снова собирались вокруг коптящего огня… Невольно кое-кто, утомившись, сидя засыпал. И тогда его ожидала весёлая неприятность: размалёванный сажей, он тут же просыпался под общий смех товарищей. Орлов, как ни крепился, всё же не заметил, когда ему навели бородку клином и завитые усы…

Наконец-то наступил рассвет. Он вернул людям бодрость и энергию. Будто и не было этой бессонной ночи. Оживлённые, они работали у самолётов. Бортмеханики быстро проворачивали винты, засасывая горючее в цилиндры, затем рывками толкали их с компрессии, а пилоты яро крутили пусковое магнето. Много раз повторялось то же самое, но захолодевшие моторы упорно не запускались.

Намучившись, Орлов сердитым взглядом окинул мотор и вылез из кабины.

Так же молча к нему подошли остальные.

– Надо бы факелы поделать. Да из чего только? – проговорил в раздумье Орлов.

– Найдём! – отозвался его механик. Поняв замысел пилота, он проворно сбросил с плеч комбинезон.

– Вот, – бросил он снятую байковую рубаху и стал натягивать свитер на обнажённое тело, принявшее вид гусиной кожи.

Орлов заботливо принялся помогать быстро одеться Ковылину, а Рожков с Глебовым накручивали клочки рубахи на рукоятки ручников, отвёрток. Крутили на всё, лишь бы огонь не обжигал руки.

– Греть! – приказал Орлов.

Самолёты развернули «хвостом» на ветер.

Все четверо быстро поднесли полыхавшие факелы к цилиндрам.

– Верхний, верхний цилиндр грей! – басовито кричал Рожкову Ковылин.

Ветер раздувал пламя, оно гудело, будто форсунка, облизывало ребристые головки цилиндров.

В аэропортах так моторы не греют, а на кромке льда это был единственный выход.

– Хватит греть! – опять раздался бас, и брошенные факелы зашипели на снегу.

Дорога была каждая минута.

Орлов сидел в кабине, а механик быстро проворачивал винт.

– Контакт! – крикнул он, резко дёрнув книзу винт.

С упоённо довольным видом, вытирая потное лицо, Ковылин смотрел, как вылетали сизые дымки от ритмично работающего мотора. Прогрели и так же запустили мотор второго самолёта. Вскоре машины, рассекая холодный воздух каспийского неба, парили в нём, а под упругими крыльями расстилался скованный льдами; грозный седой Каспий.